Никто словно бы и не помнил, как попал сюда, кроме забритых мальчиков. Все остальные уже не знали, а если когда-то знали, давно позабыли.
— Я остаюсь потому, что здесь убивают американских парней. Пока я здесь, я могу хоть кого-то из них защитить. Возможно, я делаю свою работу уже достаточно давно, чтобы научиться исполнять ее чуточку лучше, чем другие. А может, и нет, — проговорил он со вздохом, приканчивая пиво, — может быть, никакой разницы, ни черта.
Эта мысль лишала мужества, но так все думали и говорили в какие-то моменты. Каждый порой замечал, что все совершавшееся напрасно.
— Вы храбрая девушка, — похвалил он, припомнив готовность, с какой она спустилась в туннель. — Пока еще никто из гостей лагеря не делал этого, а уж тем более женщины. Даже мужчины обычно пугаются до смерти, хотя и стараются это скрыть. — Его глаза ярко засверкали от восхищения.
— Спасибо. Наверное, я просто глупа.
— Все мы, должно быть, глупы, — ласково возразил он. На следующий день после ее отъезда он потерял еще двоих, в том числе и молоденького радиста, выбравшего себе позывные «Тонто».
Он не стал говорить об этом девушке. Ни время, ни место не подходили для такого разговора, да и какое это имело значение.
Потом они вышли в теплую ночь и немного прогулялись. В лагере по крайней мере они почти что в безопасности, кроме тех моментов, когда дают себя знать бомбы и снайперы.
— Я хотел бы как-нибудь показать вам страну. Она очень красива, даже сейчас. — Об этой стране он часто думал с искренней любовью.
— С удовольствием. На прошлой неделе я ездила в Бьенхоа. Мне бы хотелось увидеть как можно больше, но я пока не разобралась, куда надо ехать.
— Я могу все вам показать, — тихо повторил он, а затем обернулся к ней. — Не знаю, что мне делать с вами, — с растерянным видом проговорил он. — Я… я никогда не встречал никого, похожего на вас. — Она была польщена и почувствовала, как ее тянет к нему. Она не знала, что ему ответить.
— Как же твоя жена? — Она решила быть с ним совершенно откровенной и желала, чтобы он был полностью искренен с ней, казалось, что и он хочет того же.
— Мы провели в браке десять лет, с той поры как я окончил Вест-Пойнт. Народили троих детей. Трех девчонок, как это ни смешно, — он усмехнулся. — Я-то всегда думал, у меня будут только сыновья. Ее уже тошнит от армии. Она из военной семьи, как и я сам, я думал, она понимает, на что идет, но она этого не сознавала, а может быть, и догадывалась, но не верила, что так устанет от всего этого. Теперь она требует, чтобы я возвращался домой, а я — я попросту не могу.
— Ты любишь ее? — Пакстон прямо глядела ему в глаза, она хотела знать, на что решился этот человек, и он готов был все высказать ей.
— Раньше любил. Теперь не знаю. Мы встречаемся пару раз в году в Токио или Гонконге и спорим о нашем будущем. Она хочет, чтобы я нашел себе гражданскую работу, а я вовсе не уверен, что способен на это. Мне тридцать два года, что я могу предложить? Умение ползать по вьетконговским туннелям — стаж четыре года? Ловкость, благодаря которой мне удалось не наступить на мины? Ответственность за своих ребят? Ну и куда годится весь этот опыт? Стать руководителем бойскаутов, что ли? Понятия не имею. Этому я учился. Думаю, в этом все дело, — печально заключил он, — я попросту профессиональный убийца.
— А скольких людей ты спас за время службы? — тихо возразила Пакстон. — Ведь именно это ты и умеешь делать. Ты стараешься, чтобы твоих людей не убивали.
— Должно быть, так. — Она оказалась очень чуткой, и ему это нравилось, ему нравилось, как она сообразительна и честна, отважна и красива. В ней он видел все, чего недоставало Дебби. Его жена только и делала, что ныла и жаловалась, то насчет детей, то насчет дома, в котором они жили, и насчет его родителей и своих, и насчет Вьетнама и жалованья, и так далее, пока он не удирал. Он испытывал потребность в чем-то более существенном, только до сих пор не понимал в чем, до той минуты, неделю назад, пока не повстречал Пакстон.
— Я хочу кое-что сказать тебе. — Он хотел поведать ей всю правду. — У меня были связи с несколькими женщинами.
Ничего особенного. Пара медсестер… одна офицерша в Лонгбине… как-то раз девушка из Сан-Франциско, но это все на разок.
Все они знали, что я женат, и отношения у нас складывались простые и недолгие. Но… я ведь даже не знаю, нравлюсь ли я тебе… это совсем по-другому… мне никогда не встречалась женщина, подобная тебе. — Он хотел, чтобы она поняла это.
Девушка улыбнулась, стоя в луче света. Не задумываясь, Пакстон приподнялась на цыпочки и коснулась его щеки.
— Спасибо.
Этот маленький жест растрогал его до слез. Никто не прикасался к нему с нежностью уже столь давно, что он забыл, что такое ласка"
— Похоже, я влюбился в тебя. Возможно ли, чтобы взрослый человек полюбил девочку, да еще в таких местах, и из этого вышло бы что-нибудь путное? — В их положении была особая острота, которую Билл едва угадывал. Казалось, что жизнь дана им лишь на краткий миг.
— Не знаю. — На мгновение она опечалилась, вспомнила Питера. Но это, с Биллом, произошло совсем по-другому, только на сегодня, без всяких обещаний на завтра, без будущего скорее всего.
— Я никогда не думал, что смогу оставить жену, — честно признался Квинн, продолжая прогулку. — Я и сейчас не знаю, решусь ли. Мы долгое время прожили вместе, да и малышки мне дороги.
— Ты часто видишься с ними? — спросила Пакстон.
— Совсем редко. В прошлый раз она прихватила их с собой в Гонолулу, но все вышло очень натянуто, мы стали чужими. То, что происходит здесь, плохо отражается и на ней и на детях, так я понимаю. Но ведь я по крайней мере не слишком подвергаюсь опасности.
— В прошлый раз мне так не показалось.
Он только плечами пожал. На его взгляд, это были мелочи.
— Ты ведь знаешь, что я имею в виду. Господи, парни едва успевают приехать сюда и сразу попадают на мушку «чарли», и их родным тут же высылают похоронку. Я совершенно уверен, что чаще всего ребята погибают даже за линией фронта. — Но оба они догадывались, что тут нет жестко прочерченного фронта.
Тут Пакстон обернулась к Биллу, ей тоже понадобилось что-то ему поведать:
— Я ничего не жду. Ты не должен ничего мне обещать, совсем ничего. Я не прошу, чтобы ты сказал мне, что собираешься разводиться. Я и так соглашусь встречаться с тобой. Мы же совершенно друг друга не знаем. Нам надо просто посмотреть, что из этого получится.
— В самом деле? Никаких обещаний? Никаких гарантий?
Никаких «я буду любить тебя, пока жив»? — спросил он, ласково обвивая рукой ее плечи. Тогда Пакстон остановилась и поглядела на него.
— Главное, чтобы ты был жив. Больше я ничего не прошу.
Договорились? — Она серьезно глянула вверх, Билл так вымахал, что даже его плечи нависали над ней.
— Договорились.
— Замечательно. Это мы уладили. — И они пошли дальше, смеясь и болтая, обходя другие парочки, погруженные в то же занятие, и Пакстон гадала, не мешает ли капитану мысль, что кто-то может его узнать, однако, похоже, это его ничуть не смущало, и вскоре он остановился, поглядел на нее и снова захохотал.
— Что это мы, черт возьми, делаем? Мы одолели уже полдороги до Штатов. По-моему, мы прошли этот лагерь из конца в конец.
Она тоже засмеялась. Ей так нравилось быть рядом с ним, все казалось чуть-чуть безумным.
— Наверное, мне пора возвращаться в гостиницу.
— Я провожу тебя, — огорченно произнес Билл, ему так не хотелось с ней расставаться. — Зайдем выпить? — Им обоим казалось, что-то надо отпраздновать, хотя девушка еще не понимала, что именно.
Она улыбнулась, приветствуя эту идею, прикидывая, не наткнутся ли они там на кого-нибудь из журналистов, а впрочем, наплевать.
Билл поехал с ней вместе в арендованной машине, стареньком «рено», который едва справлялся со своей задачей, припарковался у входа в гостиницу, вошел бок о бок с ней в холл, обнимая Пакстон рукой за талию, когда они поднимались в бар.
Им обоим выпал необыкновенный вечер. Пакстон чувствовала, что прожила целую жизнь за несколько дней, и дело не только в расстоянии от Сан-Франциско до Сайгона, ей казалось, что ее словно выбросило из прежней среды, швырнуло в эту, и она сама еще не разобралась в своих переживаниях. Она видела, как ее привлекает Билл Квинн, и теперь не могла оторваться от него, ее чувства стали уже слишком сильными, и в то же время она испытывала страх, а в каком-то уголке ее сердца затаилась печаль. В жизни каждого из них были и другие люди, у него жена, у нее еще не оборвавшиеся воспоминания о Питере. Тем не менее оба они сидели рядом, и внезапно Пакстон ощутила, что Билл нужен ей не меньше, чем она ему, и в этом вся суть.
— Пакстон? — Он отчетливо произносил ее имя, привыкая, и она с застенчивой улыбкой обернулась к нему.
— Да?
— У тебя вдруг сделался такой озабоченный вид. С тобой все в порядке?
Она кивнула:
— Да. Просто задумалась.
— Не надо. — Билл улыбнулся и прикоснулся губами к ее макушке. Они как раз входили в бар наверху. Там уже сидели Том Хадгуд и Жан-Пьер, только что вернувшийся из Гонконга, но уже подцепивший девчонку, а в уголке Пакстон заметила Ральфа. Тот сидел тихонько, погрузившись в разговор с красавицей евразийкой.
При виде его она удивилась: они не встречались всю неделю и нынешним утром Пакстон оставила ему записку в офисе АП.
Билл Квинн тоже увидел его и подвел Пакстон к их столику, чтобы Ральф представил ее даме:
— Франс Тран… Пакстон Эндрюз.
Девушка была поразительно красива. Когда она заговорила, Пакстон различила французский акцент. Она казалась сверстницей Пакстон, нарядилась в белый аодай и, по всей видимости, чувствовала себя в баре вполне уверенно.
— Привет, Франс, — сказал Билл, — как ан?
— Замечательно. — Она улыбнулась, нежно поглядывая на Ральфа. — Маленькое чудовище.
— Именно чудовище, — подхватил Ральф, — на прошлой неделе он засунул мне в башмак лягушку. Хорошо, я прощупал, прежде чем надевать. — Ральф рассмеялся, и Пакстон изумилась, открыв в нем неведомые ей прежде черты. Она не знала, о ком они говорят, но догадывалась, что речь идет о ребенке, скорее всего о сыне этой женщины. Тут она призадумалась: может быть, Франс — жена Ральфа?
Они поболтали еще несколько минут, а потом Пакстон с Биллом отыскали столик, и она постаралась выглядеть увереннее. Наклонившись поближе, девушка спросила Билла:
— А кто она?
— Франс? — Он удивился, что они еще не знакомы. Он думал, что они с Ральфом давно уже подружились. — Она живет вместе с Ральфом. Она была замужем за парнем из сорок пятого кавалерийского и родила Ана. — Тут он запнулся, но Пакстон прямо глядела на него, ожидая продолжения. — Он погиб еще прежде, чем малыш появился на свет. Теперь мальчику около двух лет. У них с Ральфом роман вот уже год. Думаю, они поселились в одном доме, только он это скрывает. Где-то в Гиа-Дин.
Пакстон знала лишь, что ото один из пригородов Сайгона.
— Они женаты?
— Нет. Ел мать была француженкой, а отец вьетнамец. Мы беседовали с ней разве что пару раз, но я понял, что она противница смешанных браков, к тому же военные ужасно обошлись с ней, когда Хаггерти не стало. По-моему, они даже не выплатили ей вдовью пенсию, утверждали, что она проститутка, а ан вовсе не его сын.
— А его семья?
— Он так и не признался им, что женился на Франс. Полагаю, достаточно кондовое семейство из какого-то городишки в Индиане. Они бы не признали ни ее, ни ребенка.
Пакстон содрогнулась:
— А как же Ральф? Неужели он не женится на ней, не усыновит малыша?
Билл усмехнулся ее наивности. Ей так хотелось все сгладить. Однако тут ничего не выйдет.
— Ты бы его спросила.
— Она очень красивая. — Пакстон понравились и ее вежливость, и несомненная образованность.
— Да, — согласился он, — и умна к тому же. Но если он решится привезти ее в Штаты, там, дома, люди назовут ее желтожопой, точно так же, как шлюх, которые крутятся возле ночного клуба. Там, в Штатах, никто не заметит, чем она отличается от них.
— Да ведь достаточно разок взглянуть на нее, Билл. — Пакстон так взволновалась, наивная девочка.
— Наверное, тебе и достаточно одного взгляда, Пакс. Другие посмотрят на это совсем иначе. Для них вьетнамец значит косоглазый, то есть желтожопый, то есть тот самый враг, который угрохал сына, жениха, брата. Не так-то легко привезти домой девушку из Вьетнама.
— Но она совсем особенная. — Пакстон защищала безнадежное дело.
— Для них нет.
Она хотела бы еще спорить, но понимала, что Билл прав, и переживала за женщину, с которой едва успела познакомиться.
Пакстон знала, что он прав. Там, в Штатах, красавица свразийка станет «желтожопой», одной из многих.
Они долго еще говорили в тот вечер, сперва о войне, потом о многом другом. Билл больше не упоминал ни свою жену, ни детей. Он так долго пробыл во Вьетнаме, что успел отгородиться от всех. Ему гораздо интереснее было послушать, как Пакстон рассказывает про Беркли.
Когда бар закрыли, Билл проводил девушку в номер и распрощался у двери, ни на чем не настаивая.
— Через несколько дней я вернусь в Сайгон, — тихо произнес он, — я позвоню тебе, прежде чем приехать. — И, не добавив ни слова, он нагнулся, легонько поцеловал ее в губы и тут же ушел. Пакстон хотела броситься за ним, заклинать его остаться в живых. Она не могла без ужаса думать об опасности, притаившейся в туннелях Кучи.
Глава 15
Через три дня Билл Квинн вернулся в Сайгон. Он позвонил Пакстон, прежде чем приехать, и явился на этот раз нарядным, подтянутым, в отутюженном парадном мундире. Пакстон ждала его в вестибюле. Он сказал, что назначает ей свидание, и Пакстон улыбнулась, наблюдая, как Билл входит в вестибюль — высокий, молодой, немыслимо красивый.
— Ого! — воскликнул он, заметив Пакс. Она распустила по плечам волосы и надела розовое шелковое платье, которое прихватила из Сан-Франциско. Коротенькое платье оставляло ее ноги высоко обнаженными — Пакетов старалась не вспоминать, как любил этот наряд Питер.
Билл заказал обед в ресторане возле, посольства-. Пакстон почувствовала себя по-настоящему «большой», когда Билл ввел ее в ресторанный зал и их проводили к угловому столику. Зал выглядел на французский манер, с романтической подсветкой, на всех столах стояли изящные вазочки с цветами. Почти за каждым столом неподалеку от них сидели американцы.
Пакстон рассказала Биллу об очередном задании, на которое она выезжала вместе с Ральфом в сторону Лонгбиня, и Билл, хмурясь, выслушал ее.
— Похоже, там слишком опасно. — Он, несомненно, испугался за нее и теперь прикидывал, как бы ему поговорить с Ральфом.
— Как и всюду в этой стране. Полна" Билли. Я в безопасности, не то что ты в Кучи.
— Черта с два ты в безопасности, — негромко возразил Квинн, чувствуя странную потребность защитить девушку. Это удивляло его самого, ведь он никогда не думал, каково приходится Дебби там, в Штатах. Впрочем, Дебби жила в Сан-Франциско, а Пакстон, десятью годами моложе ее, болталась вокруг Сайгона и только и знала, что искала неприятностей.
— Соваться в туннели в поисках вьетконговцев тоже не кажется мне чересчур мирным делом. — Всю неделю Пакстон старалась не думать об этом, тем более что, когда они ездили в Лонгбинь вместе с Ральфом, тот принялся довольно-таки сурово поучать свою ученицу насчет «братания с войсками». Сперва Пакс посмеивалась, но вскоре поняла, что Ральф не на шутку озабочен, и тогда ее веселье сменилось недоумением.
— Как ты можешь так рассуждать? — Она намекала на Франс, и Ральф догадывался об этом, но не желал уступать.
— Я — иное дело, Пакс. Я — мужчина. А Билл женатый человек.
— Ну и что? Какая разница? Его жена живет на другом конце света, а мы тут. Мы можем завтра же погибнуть, и кому тогда будет дело до нас? — Прошло всего несколько недель, а она уже приобрела свойственный Сайгону образ мыслей.
— А когда он вернется к ней? — тихо спросил Ральф. — Каково тебе будет тогда? Ты ведь уже пережила одно несчастье, неужели тебе мало?
— Ничего не могу поделать с собой. — Она отвернулась от Ральфа. Пакстон не собиралась оправдываться перед Ральфом за свои любовные дела. Он был ее другом, но это не давало ему права указывать, с кем ей можно встречаться, а с кем нельзя.
— Пока еще не поздно остановиться. Но помни: Вьетнам — особая страна. Некоторые вещи здесь слишком быстро становятся серьезными, а те, которые должны были бы казаться важными, ничего не значат, потому что все мы то напуганы до безумия тем, что завтра же можем умереть, то видим, как умирает вокруг столько людей, и нам уже до лампочки, что будет с кем угодно и с чем угодно. Не затевай здесь роман с военным, Пакстон… Даже с журналистом не стоит. Это причинит тебе боль. Мы все тут сошли с ума. — Он старался остеречь ее и говорил очень серьезно.
— А кто же я, раз я всюду разъезжаю вместе с тобой? Я ведь тоже журналист, — оборонялась Пакстон.
Ральф улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Я остаюсь потому, что здесь убивают американских парней. Пока я здесь, я могу хоть кого-то из них защитить. Возможно, я делаю свою работу уже достаточно давно, чтобы научиться исполнять ее чуточку лучше, чем другие. А может, и нет, — проговорил он со вздохом, приканчивая пиво, — может быть, никакой разницы, ни черта.
Эта мысль лишала мужества, но так все думали и говорили в какие-то моменты. Каждый порой замечал, что все совершавшееся напрасно.
— Вы храбрая девушка, — похвалил он, припомнив готовность, с какой она спустилась в туннель. — Пока еще никто из гостей лагеря не делал этого, а уж тем более женщины. Даже мужчины обычно пугаются до смерти, хотя и стараются это скрыть. — Его глаза ярко засверкали от восхищения.
— Спасибо. Наверное, я просто глупа.
— Все мы, должно быть, глупы, — ласково возразил он. На следующий день после ее отъезда он потерял еще двоих, в том числе и молоденького радиста, выбравшего себе позывные «Тонто».
Он не стал говорить об этом девушке. Ни время, ни место не подходили для такого разговора, да и какое это имело значение.
Потом они вышли в теплую ночь и немного прогулялись. В лагере по крайней мере они почти что в безопасности, кроме тех моментов, когда дают себя знать бомбы и снайперы.
— Я хотел бы как-нибудь показать вам страну. Она очень красива, даже сейчас. — Об этой стране он часто думал с искренней любовью.
— С удовольствием. На прошлой неделе я ездила в Бьенхоа. Мне бы хотелось увидеть как можно больше, но я пока не разобралась, куда надо ехать.
— Я могу все вам показать, — тихо повторил он, а затем обернулся к ней. — Не знаю, что мне делать с вами, — с растерянным видом проговорил он. — Я… я никогда не встречал никого, похожего на вас. — Она была польщена и почувствовала, как ее тянет к нему. Она не знала, что ему ответить.
— Как же твоя жена? — Она решила быть с ним совершенно откровенной и желала, чтобы он был полностью искренен с ней, казалось, что и он хочет того же.
— Мы провели в браке десять лет, с той поры как я окончил Вест-Пойнт. Народили троих детей. Трех девчонок, как это ни смешно, — он усмехнулся. — Я-то всегда думал, у меня будут только сыновья. Ее уже тошнит от армии. Она из военной семьи, как и я сам, я думал, она понимает, на что идет, но она этого не сознавала, а может быть, и догадывалась, но не верила, что так устанет от всего этого. Теперь она требует, чтобы я возвращался домой, а я — я попросту не могу.
— Ты любишь ее? — Пакстон прямо глядела ему в глаза, она хотела знать, на что решился этот человек, и он готов был все высказать ей.
— Раньше любил. Теперь не знаю. Мы встречаемся пару раз в году в Токио или Гонконге и спорим о нашем будущем. Она хочет, чтобы я нашел себе гражданскую работу, а я вовсе не уверен, что способен на это. Мне тридцать два года, что я могу предложить? Умение ползать по вьетконговским туннелям — стаж четыре года? Ловкость, благодаря которой мне удалось не наступить на мины? Ответственность за своих ребят? Ну и куда годится весь этот опыт? Стать руководителем бойскаутов, что ли? Понятия не имею. Этому я учился. Думаю, в этом все дело, — печально заключил он, — я попросту профессиональный убийца.
— А скольких людей ты спас за время службы? — тихо возразила Пакстон. — Ведь именно это ты и умеешь делать. Ты стараешься, чтобы твоих людей не убивали.
— Должно быть, так. — Она оказалась очень чуткой, и ему это нравилось, ему нравилось, как она сообразительна и честна, отважна и красива. В ней он видел все, чего недоставало Дебби. Его жена только и делала, что ныла и жаловалась, то насчет детей, то насчет дома, в котором они жили, и насчет его родителей и своих, и насчет Вьетнама и жалованья, и так далее, пока он не удирал. Он испытывал потребность в чем-то более существенном, только до сих пор не понимал в чем, до той минуты, неделю назад, пока не повстречал Пакстон.
— Я хочу кое-что сказать тебе. — Он хотел поведать ей всю правду. — У меня были связи с несколькими женщинами.
Ничего особенного. Пара медсестер… одна офицерша в Лонгбине… как-то раз девушка из Сан-Франциско, но это все на разок.
Все они знали, что я женат, и отношения у нас складывались простые и недолгие. Но… я ведь даже не знаю, нравлюсь ли я тебе… это совсем по-другому… мне никогда не встречалась женщина, подобная тебе. — Он хотел, чтобы она поняла это.
Девушка улыбнулась, стоя в луче света. Не задумываясь, Пакстон приподнялась на цыпочки и коснулась его щеки.
— Спасибо.
Этот маленький жест растрогал его до слез. Никто не прикасался к нему с нежностью уже столь давно, что он забыл, что такое ласка"
— Похоже, я влюбился в тебя. Возможно ли, чтобы взрослый человек полюбил девочку, да еще в таких местах, и из этого вышло бы что-нибудь путное? — В их положении была особая острота, которую Билл едва угадывал. Казалось, что жизнь дана им лишь на краткий миг.
— Не знаю. — На мгновение она опечалилась, вспомнила Питера. Но это, с Биллом, произошло совсем по-другому, только на сегодня, без всяких обещаний на завтра, без будущего скорее всего.
— Я никогда не думал, что смогу оставить жену, — честно признался Квинн, продолжая прогулку. — Я и сейчас не знаю, решусь ли. Мы долгое время прожили вместе, да и малышки мне дороги.
— Ты часто видишься с ними? — спросила Пакстон.
— Совсем редко. В прошлый раз она прихватила их с собой в Гонолулу, но все вышло очень натянуто, мы стали чужими. То, что происходит здесь, плохо отражается и на ней и на детях, так я понимаю. Но ведь я по крайней мере не слишком подвергаюсь опасности.
— В прошлый раз мне так не показалось.
Он только плечами пожал. На его взгляд, это были мелочи.
— Ты ведь знаешь, что я имею в виду. Господи, парни едва успевают приехать сюда и сразу попадают на мушку «чарли», и их родным тут же высылают похоронку. Я совершенно уверен, что чаще всего ребята погибают даже за линией фронта. — Но оба они догадывались, что тут нет жестко прочерченного фронта.
Тут Пакстон обернулась к Биллу, ей тоже понадобилось что-то ему поведать:
— Я ничего не жду. Ты не должен ничего мне обещать, совсем ничего. Я не прошу, чтобы ты сказал мне, что собираешься разводиться. Я и так соглашусь встречаться с тобой. Мы же совершенно друг друга не знаем. Нам надо просто посмотреть, что из этого получится.
— В самом деле? Никаких обещаний? Никаких гарантий?
Никаких «я буду любить тебя, пока жив»? — спросил он, ласково обвивая рукой ее плечи. Тогда Пакстон остановилась и поглядела на него.
— Главное, чтобы ты был жив. Больше я ничего не прошу.
Договорились? — Она серьезно глянула вверх, Билл так вымахал, что даже его плечи нависали над ней.
— Договорились.
— Замечательно. Это мы уладили. — И они пошли дальше, смеясь и болтая, обходя другие парочки, погруженные в то же занятие, и Пакстон гадала, не мешает ли капитану мысль, что кто-то может его узнать, однако, похоже, это его ничуть не смущало, и вскоре он остановился, поглядел на нее и снова захохотал.
— Что это мы, черт возьми, делаем? Мы одолели уже полдороги до Штатов. По-моему, мы прошли этот лагерь из конца в конец.
Она тоже засмеялась. Ей так нравилось быть рядом с ним, все казалось чуть-чуть безумным.
— Наверное, мне пора возвращаться в гостиницу.
— Я провожу тебя, — огорченно произнес Билл, ему так не хотелось с ней расставаться. — Зайдем выпить? — Им обоим казалось, что-то надо отпраздновать, хотя девушка еще не понимала, что именно.
Она улыбнулась, приветствуя эту идею, прикидывая, не наткнутся ли они там на кого-нибудь из журналистов, а впрочем, наплевать.
Билл поехал с ней вместе в арендованной машине, стареньком «рено», который едва справлялся со своей задачей, припарковался у входа в гостиницу, вошел бок о бок с ней в холл, обнимая Пакстон рукой за талию, когда они поднимались в бар.
Им обоим выпал необыкновенный вечер. Пакстон чувствовала, что прожила целую жизнь за несколько дней, и дело не только в расстоянии от Сан-Франциско до Сайгона, ей казалось, что ее словно выбросило из прежней среды, швырнуло в эту, и она сама еще не разобралась в своих переживаниях. Она видела, как ее привлекает Билл Квинн, и теперь не могла оторваться от него, ее чувства стали уже слишком сильными, и в то же время она испытывала страх, а в каком-то уголке ее сердца затаилась печаль. В жизни каждого из них были и другие люди, у него жена, у нее еще не оборвавшиеся воспоминания о Питере. Тем не менее оба они сидели рядом, и внезапно Пакстон ощутила, что Билл нужен ей не меньше, чем она ему, и в этом вся суть.
— Пакстон? — Он отчетливо произносил ее имя, привыкая, и она с застенчивой улыбкой обернулась к нему.
— Да?
— У тебя вдруг сделался такой озабоченный вид. С тобой все в порядке?
Она кивнула:
— Да. Просто задумалась.
— Не надо. — Билл улыбнулся и прикоснулся губами к ее макушке. Они как раз входили в бар наверху. Там уже сидели Том Хадгуд и Жан-Пьер, только что вернувшийся из Гонконга, но уже подцепивший девчонку, а в уголке Пакстон заметила Ральфа. Тот сидел тихонько, погрузившись в разговор с красавицей евразийкой.
При виде его она удивилась: они не встречались всю неделю и нынешним утром Пакстон оставила ему записку в офисе АП.
Билл Квинн тоже увидел его и подвел Пакстон к их столику, чтобы Ральф представил ее даме:
— Франс Тран… Пакстон Эндрюз.
Девушка была поразительно красива. Когда она заговорила, Пакстон различила французский акцент. Она казалась сверстницей Пакстон, нарядилась в белый аодай и, по всей видимости, чувствовала себя в баре вполне уверенно.
— Привет, Франс, — сказал Билл, — как ан?
— Замечательно. — Она улыбнулась, нежно поглядывая на Ральфа. — Маленькое чудовище.
— Именно чудовище, — подхватил Ральф, — на прошлой неделе он засунул мне в башмак лягушку. Хорошо, я прощупал, прежде чем надевать. — Ральф рассмеялся, и Пакстон изумилась, открыв в нем неведомые ей прежде черты. Она не знала, о ком они говорят, но догадывалась, что речь идет о ребенке, скорее всего о сыне этой женщины. Тут она призадумалась: может быть, Франс — жена Ральфа?
Они поболтали еще несколько минут, а потом Пакстон с Биллом отыскали столик, и она постаралась выглядеть увереннее. Наклонившись поближе, девушка спросила Билла:
— А кто она?
— Франс? — Он удивился, что они еще не знакомы. Он думал, что они с Ральфом давно уже подружились. — Она живет вместе с Ральфом. Она была замужем за парнем из сорок пятого кавалерийского и родила Ана. — Тут он запнулся, но Пакстон прямо глядела на него, ожидая продолжения. — Он погиб еще прежде, чем малыш появился на свет. Теперь мальчику около двух лет. У них с Ральфом роман вот уже год. Думаю, они поселились в одном доме, только он это скрывает. Где-то в Гиа-Дин.
Пакстон знала лишь, что ото один из пригородов Сайгона.
— Они женаты?
— Нет. Ел мать была француженкой, а отец вьетнамец. Мы беседовали с ней разве что пару раз, но я понял, что она противница смешанных браков, к тому же военные ужасно обошлись с ней, когда Хаггерти не стало. По-моему, они даже не выплатили ей вдовью пенсию, утверждали, что она проститутка, а ан вовсе не его сын.
— А его семья?
— Он так и не признался им, что женился на Франс. Полагаю, достаточно кондовое семейство из какого-то городишки в Индиане. Они бы не признали ни ее, ни ребенка.
Пакстон содрогнулась:
— А как же Ральф? Неужели он не женится на ней, не усыновит малыша?
Билл усмехнулся ее наивности. Ей так хотелось все сгладить. Однако тут ничего не выйдет.
— Ты бы его спросила.
— Она очень красивая. — Пакстон понравились и ее вежливость, и несомненная образованность.
— Да, — согласился он, — и умна к тому же. Но если он решится привезти ее в Штаты, там, дома, люди назовут ее желтожопой, точно так же, как шлюх, которые крутятся возле ночного клуба. Там, в Штатах, никто не заметит, чем она отличается от них.
— Да ведь достаточно разок взглянуть на нее, Билл. — Пакстон так взволновалась, наивная девочка.
— Наверное, тебе и достаточно одного взгляда, Пакс. Другие посмотрят на это совсем иначе. Для них вьетнамец значит косоглазый, то есть желтожопый, то есть тот самый враг, который угрохал сына, жениха, брата. Не так-то легко привезти домой девушку из Вьетнама.
— Но она совсем особенная. — Пакстон защищала безнадежное дело.
— Для них нет.
Она хотела бы еще спорить, но понимала, что Билл прав, и переживала за женщину, с которой едва успела познакомиться.
Пакстон знала, что он прав. Там, в Штатах, красавица свразийка станет «желтожопой», одной из многих.
Они долго еще говорили в тот вечер, сперва о войне, потом о многом другом. Билл больше не упоминал ни свою жену, ни детей. Он так долго пробыл во Вьетнаме, что успел отгородиться от всех. Ему гораздо интереснее было послушать, как Пакстон рассказывает про Беркли.
Когда бар закрыли, Билл проводил девушку в номер и распрощался у двери, ни на чем не настаивая.
— Через несколько дней я вернусь в Сайгон, — тихо произнес он, — я позвоню тебе, прежде чем приехать. — И, не добавив ни слова, он нагнулся, легонько поцеловал ее в губы и тут же ушел. Пакстон хотела броситься за ним, заклинать его остаться в живых. Она не могла без ужаса думать об опасности, притаившейся в туннелях Кучи.
Глава 15
Через три дня Билл Квинн вернулся в Сайгон. Он позвонил Пакстон, прежде чем приехать, и явился на этот раз нарядным, подтянутым, в отутюженном парадном мундире. Пакстон ждала его в вестибюле. Он сказал, что назначает ей свидание, и Пакстон улыбнулась, наблюдая, как Билл входит в вестибюль — высокий, молодой, немыслимо красивый.
— Ого! — воскликнул он, заметив Пакс. Она распустила по плечам волосы и надела розовое шелковое платье, которое прихватила из Сан-Франциско. Коротенькое платье оставляло ее ноги высоко обнаженными — Пакетов старалась не вспоминать, как любил этот наряд Питер.
Билл заказал обед в ресторане возле, посольства-. Пакстон почувствовала себя по-настоящему «большой», когда Билл ввел ее в ресторанный зал и их проводили к угловому столику. Зал выглядел на французский манер, с романтической подсветкой, на всех столах стояли изящные вазочки с цветами. Почти за каждым столом неподалеку от них сидели американцы.
Пакстон рассказала Биллу об очередном задании, на которое она выезжала вместе с Ральфом в сторону Лонгбиня, и Билл, хмурясь, выслушал ее.
— Похоже, там слишком опасно. — Он, несомненно, испугался за нее и теперь прикидывал, как бы ему поговорить с Ральфом.
— Как и всюду в этой стране. Полна" Билли. Я в безопасности, не то что ты в Кучи.
— Черта с два ты в безопасности, — негромко возразил Квинн, чувствуя странную потребность защитить девушку. Это удивляло его самого, ведь он никогда не думал, каково приходится Дебби там, в Штатах. Впрочем, Дебби жила в Сан-Франциско, а Пакстон, десятью годами моложе ее, болталась вокруг Сайгона и только и знала, что искала неприятностей.
— Соваться в туннели в поисках вьетконговцев тоже не кажется мне чересчур мирным делом. — Всю неделю Пакстон старалась не думать об этом, тем более что, когда они ездили в Лонгбинь вместе с Ральфом, тот принялся довольно-таки сурово поучать свою ученицу насчет «братания с войсками». Сперва Пакс посмеивалась, но вскоре поняла, что Ральф не на шутку озабочен, и тогда ее веселье сменилось недоумением.
— Как ты можешь так рассуждать? — Она намекала на Франс, и Ральф догадывался об этом, но не желал уступать.
— Я — иное дело, Пакс. Я — мужчина. А Билл женатый человек.
— Ну и что? Какая разница? Его жена живет на другом конце света, а мы тут. Мы можем завтра же погибнуть, и кому тогда будет дело до нас? — Прошло всего несколько недель, а она уже приобрела свойственный Сайгону образ мыслей.
— А когда он вернется к ней? — тихо спросил Ральф. — Каково тебе будет тогда? Ты ведь уже пережила одно несчастье, неужели тебе мало?
— Ничего не могу поделать с собой. — Она отвернулась от Ральфа. Пакстон не собиралась оправдываться перед Ральфом за свои любовные дела. Он был ее другом, но это не давало ему права указывать, с кем ей можно встречаться, а с кем нельзя.
— Пока еще не поздно остановиться. Но помни: Вьетнам — особая страна. Некоторые вещи здесь слишком быстро становятся серьезными, а те, которые должны были бы казаться важными, ничего не значат, потому что все мы то напуганы до безумия тем, что завтра же можем умереть, то видим, как умирает вокруг столько людей, и нам уже до лампочки, что будет с кем угодно и с чем угодно. Не затевай здесь роман с военным, Пакстон… Даже с журналистом не стоит. Это причинит тебе боль. Мы все тут сошли с ума. — Он старался остеречь ее и говорил очень серьезно.
— А кто же я, раз я всюду разъезжаю вместе с тобой? Я ведь тоже журналист, — оборонялась Пакстон.
Ральф улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40