Но никто не сумел бы заставить ее бросить ребенка.Врач бывал в палате по несколько раз в день, но не замечал в состоянии ребенка никаких перемен и ничем не мог сдержать болезнь. Все, что им оставалось, — сидеть и ждать.Тадаси тоже навещал Хироко, приносил чай, воду, иногда — фрукты, а однажды принес цветок, но подарок вышел неудачный: Хироко от горя словно обезумела Она знала, что не выживет ни дня, если Тойо погибнет. День за днем она молилась и молча звала Питера.— Как он? — прошептал Тадаси однажды днем, придя из большой палаты. Стояла невыносимая жара, обитатели лагеря задыхались от пыли, жалуясь на судьбу. Официально лагерь на озере Тьюл считался сегрегационным. Через два месяца отсюда должны были перевести шесть тысяч не внушающих подозрения японцев, заменив их девятью тысячами пленников из группы высокого риска. Это значило, что в лагере вскоре станет еще многолюднее и охрана ужесточится. К ограде подвели танки, вокруг лагеря дежурили часовые. Люди с недовольством видели, как надстраивают ограду, оплетая ее колючей проволокой. Иллюзия свободы давно исчезла, сменившись еще более строгим заключением. Но, сидя рядом с ребенком, Хироко не вспоминала об этом.— Кажется, ему хуже, — с отчаянием выговорила Хироко, взглянула на Тадаси и отказалась от предложенного яблока. Она заставляла себя перекусить, лишь когда чуть не падала от голода да чтобы не пропало молоко — ребенок время от времени понемногу сосал. Врачи ничем не могли помочь ни Тойо, ни его матери.— Он обязательно поправится, — сказал Тадаси, осторожно коснулся плеча Хироко и вышел. Всю ночь Хироко проплакала, убежденная, что ребенок погибнет. Тадаси вновь зашел к ней на рассвете. Он боялся помешать ей, но не хотел оставлять ее в одиночестве. У него была замужняя сестра, ровесница Хироко, она умерла два месяца назад от выкидыша. Тадаси недоставало ее. Почему-то воспоминания о сестре сближали его с Хироко.Наконец он молча сел рядом, глядя на Тойо. Дыхание мальчика становилось все тяжелее. Каждый вздох давался ему с трудом, он хватал воздух приоткрытыми посиневшими губами, но у врачей в лазарете не было кислородных подушек.Помочь ему было нечем. Хироко взяла его на руки, плача и пытаясь приподнять. Тадаси осторожно обтер крошечное личико губкой, смоченной в холодной воде. За последние несколько дней мальчик страшно похудел и уже ничем не напоминал маленького Будду.Внезапно он перестал дышать. Лицо малыша исказилось, словно он поперхнулся, и спустя мгновение он обмяк на руках у матери, которая смотрела на него, охваченная паникой.Но прежде чем она опомнилась, Тадаси забрал у нее малыша, положил на татами и начал массаж сердца. Ребенок уже посинел. Тадаси встал рядом с ним на колени и стал делать искусственное дыхание. Он дышал ровно и глубоко, а Хироко стояла рядом, молясь за ребенка. Прошла минута, и вдруг послышался хрип и плач. Лицо ребенка немного оживилось, на лбу выступил пот. Тадаси принес таз с прохладной водой, и вдвоем они обмыли ребенка. К утру наконец жар начал спадать. Ребенок выглядел лучше, чем за последние дни, но Хироко казалась пепельно-серой. Она понимала, что чуть не потеряла ребенка и что выжил он лишь благодаря Тадаси.— Чем мне отблагодарить вас? — спросила она по-японски, и ее глаза наполнились слезами благодарности. Если бы не Тадаси, Тойо мог умереть. — Вы спасли моего ребенка.— Твоего ребенка спас Бог, Хироко, а я лишь помогал, как и ты сама. Больше мы ничего не могли сделать, мы были лишь помощниками. — Но без него Тойо сейчас не было бы в живых. — А теперь ты должна выспаться. Я присмотрю за ним, пока ты не вернешься.Как обычно, Хироко отказалась покинуть сына. Тадаси отправился домой отдохнуть и вернулся к своему дежурству в пять часов вместе с Рэйко. Она уже слышала о том, что случилось ночью, и без устали благодарила Тадаси. Позднее он зашел проведать Хироко. К малышу он проникся почти родственными чувствами и был рад видеть, что ребенок слегка оживился и стал улыбаться матери.— Вы сотворили чудо, — с усталой улыбкой произнесла Хироко. Ее волосы растрепались и прилипли ко лбу. В крохотной палате было жарко, Хироко вытирала пот со лба, а Тадаси заметил, что ее глаза странно блестят.— Тебе необходимо лечь, — заявил он, вновь становясь врачом. — Если ты не будешь отдыхать, то долго не выдержишь. — Он и вправду был в этом уверен. Хироко была тронута и удивлена его словами. Хотя они и прежде работали вместе с Тадаси, их сблизила болезнь Тами и Тойо. Хироко не видела девочку с тех пор, как заболел ее ребенок, — она не отлучалась из палаты.Когда Тадаси зашел к ней вечером, Хироко выглядела еще хуже, стала беспокойной. Тадаси решил поговорить с Рэйко.— По-моему, она смертельно устала. Заставьте ее уйти домой, прежде чем она упадет в обморок.— Каким образом? Побить ее веником? — с усталой улыбкой переспросила Рэйко. Лазарет был переполнен больными детьми, сегодня утром врачи обнаружили случай полиомиелита. Эпидемия полиомиелита могла опустошить весь лагерь, и потому ребенка перевели в другое помещение. — Она не согласится бросить ребенка.— Но вы же ее тетя! Прикажите ей, — настаивал Тадаси, но Рэйко покачала головой.— Вы не знаете Хироко — она слишком упряма.— Такой же была моя сестра, — печально проговорил он. Эти женщины были во многом похожи.Иногда Хироко становилась даже внешне похожей на его сестру.— Я поговорю с ней, — пообещала Рэйко, чтобы успокоить врача, но когда оба вошли в палату Тойо, они увидели, что Хироко сидит расстегнув платье, словно сгорая от жары, и разговаривает, глядя в пустоту. Рэйко сразу же поняла, что Хироко говорит с Питером. Взглянув на вошедших, Хироко перешла на японский язык, принимая их за родителей. Она что-то вспоминала про Юдзи. Едва увидев ее, Рэйко поспешила за врачом. Тадаси по-японски попросил Хироко встать и подойти к нему. Хироко выглядела необычно красивой, но смутилась, по-английски извинившись за то, что не сказала ему про ребенка. Тадаси едва успел подхватить ее, когда Хироко вдруг повалилась на пол и мгновенно потеряла сознание. Вскоре пришел врач и увидел, что Тадаси сидит на полу, держа на коленях голову Хироко. Вскоре врач установил, что Хироко больна менингитом.На этот раз сотворить чудо оказалось труднее. Тойо был еще слаб, но постепенно поправлялся, а его матери становилось хуже с каждым днем. Ее обморок сменился комой.Несмотря на лекарства, ее мучил жар, она целыми днями не приходила в сознание. Прошла неделя, и врач сказал Рэйко, что случай безнадежен. Помочь Хироко невозможно. Она протянула еще неделю, и все постепенно убедились, что она умирает. В сущности, осматривая ее, врач удивлялся, что она до сих пор жива. Тадаси был убит горем, и даже Салли плакала, сожалея о том, что оскорбляла Хироко и спорила с ней. Тами так встревожилась, что Рэйко стала опасаться рецидива болезни. Узнав, что Хироко больна, девочка даже отказалась есть. Только Тойо не подозревал о происходящем.Хироко выглядела как призрак — за несколько дней совсем исхудала. Тадаси сидел рядом с ее кроватью. Последние две недели он работал вдвое больше обычного, надеясь хоть чем-нибудь помочь ей. Он боялся, что Хироко умрет — так как умерла его сестра.— Пожалуйста, выживи, Хироко, — шептал он, приходя к ней по ночам, когда рядом никого не было. — Ради Тойо. — Он не осмеливался сказать «ради меня». Это было бы слишком смело. Наконец однажды ночью Хироко пошевелилась и что-то пробормотала во сне. Она позвала Питера, а затем заплакала, рассказывая про ребенка.— Было так тяжело… — шептала она. — Я думала, что не сумею… мне очень жаль… я не знаю, где он сейчас…Тадаси понял, о чем она говорит, взял в ладони ее горячую руку и сжал ее.— С ребенком все в порядке, Хироко. Он поправился.Ты нужна ему — и всем нам.Он влюбился в эту едва знакомую женщину сначала только благодаря ее сходству с сестрой. Они оба были одинокими, растерянными и усталыми. Тадаси давно опротивело жить за колючей проволокой, ему была ненавистна собственная хромота, мешающая уйти в армию. Тошнило от нытья «нет-нет ребят» и других людей, жалующихся на них. Но больше всего его удручала жизнь в заключении в стране, которую он так любил. Хироко тоже не заслуживала такой участи, как и все остальные, томящиеся здесь.Хироко стала для него лучиком надежды, она казалась чистой, смелой и самоотверженной. Тадаси боялся, что смерть отнимет у него эту женщину.— Хироко! — шепотом позвал он, но больше этой ночью Хироко не произнесла ни слова, а утром ей стало еще хуже.Так продолжалось без конца. Тадаси понял, что врачи правы: она умирала.Вечером к ней пришли Рэйко и Так, приведя с собой буддистского священника. Он долго смотрел на больную, качая головой и повторяя, что ему очень жаль. Увидев его, Тадаси решил, что Хироко умерла, и чуть не расплакался, но Сандра вовремя сказала:— Нет, она еще жива.Остальные вскоре ушли, а Тадаси вернулся в тесную палату Хироко. Ему хотелось попрощаться с ней наедине, несмотря на то что они были едва знакомы. По крайней мере он спас ее ребенка — это значило немало. Тадаси жалел, что он не может спасти саму Хироко.— Мне так жаль, что это случилось с тобой, — печально проговорил он, глядя на нее. Он стоял на коленях у постели. Глаза Хироко казались глубокими провалами на лице, она не издавала ни звука и не шевелилась. — Если бы ты только выжила… нам всем так не хватает радости. — Он улыбнулся. Они нуждались во многом, и Хироко им стало бы недоставать. Он сидел рядом, уже тоскуя о ней, когда Хироко вдруг осторожно открыла глаза и взглянула на него, не узнавая, а потом попросила позвать Питера. — Его здесь нет, Хироко… — Она снова опустила веки, и Тадаси попытался удержать ее. Что, если она открыла глаза в последний раз? Если она уже не вернется? — Хироко, — повелительно произнес он, — не уходи… Останься здесь.Она удивленно взглянула на него:— Где Питер? — Ее голос слегка окреп.— Не знаю. Но мы здесь. Мы хотим, чтобы ты осталась с нами.Хироко кивнула и закрыла глаза, но тут же снова смущенно уставилась на Тадаси, словно вдруг вспомнив, кто он такой. Казалось, он оторвал ее от какого-то важного дела.— Где Тойо? — негромко спросила она немного погодя.— Здесь. Хочешь его увидеть?Хироко кивнула, и Тадаси бросился за ребенком. Одна из сестер удивленно задала ему вопрос, и Тадаси объяснил, что происходит. Сестра была ошеломлена, но поняла, что ничего не случится: и мать, и ребенок болели менингитом.Когда Тадаси вернулся, Хироко уже дремала, но он разбудил ее. Тойо что-то лепетал у него на руках. Хироко открыла глаза, она снова казалась растерянной и смущенной.Тадаси осторожно положил ребенка рядом с ней. Тойо сразу же узнал мать и заулыбался, а Тадаси сидел рядом, придерживая его. Хироко наконец пришла в себя, почувствовав близость ребенка.— Тойо… — выговорила она, и ее глаза наполнились слезами, когда она перевела взгляд на Тадаси. — С ним все в порядке? — беспокойно прошептала она, и Тадаси кивнул.— Он поправился, а теперь твоя очередь. Ты нужна нам всем.Хироко улыбнулась, словно он сказал что-то нелепое, перебрала один за другим пальчики Тойо, повернулась и поцеловала его.— Мой родной, — сказала она ребенку, а Тадаси пожалел, что сам не удостоился таких слов. Но больше всего он мечтал, чтобы Хироко осталась жива. Просить ее о большем он не мог, зато не уставал молиться.Когда одна из сестер пришла забрать ребенка, Хироко тихо беседовала с Тадаси. Он просидел возле нее всю ночь и утро, и хотя она была еще слишком плоха, жар понемногу, утихал. Ночь казалась обоим бесконечной, они успели поговорить о многом — о ее родителях и брате, о Японии, родственниках, Калифорнии, колледже святого Эндрю, но ни разу не упоминали о Питере. Когда Тадаси наконец ушел, он чувствовал, что смерть отступила.— Если вы не побережетесь, то вскоре приобретете репутацию святого целителя, Тадаси Ватанабе, — насмешливо заметила Сандра, провожая его до дверей лазарета. Рэйко решила позднее днем зайти к нему и поблагодарить.В их семье случилось три чуда. Трое ее членов пережили смертельное заболевание, от которого в лагере погибло множество людей. Но неделю спустя, когда Хироко сидела на кровати, держа на коленях ребенка, она поняла, что ждать еще одного чуда было бы слишком. Такео пришел проведать ее после разговора с Рэйко, затянувшегося на всю-ночь.То, о чем он хотел рассказать, случилось два месяца назад, какой смысл было откладывать признание? Почему-то Такео считал себя не вправе утаивать страшную новость от Хироко. Обстоятельства, в которых он узнал новость, были слишком необычными, но у Такео не возникало сомнений.Он получил письмо от испанского дипломата, с которым встречался несколько лет назад в Стэнфорде, — испанец был направлен на стажировку от Мадридского университета. Этот человек был знаком с отцом Хироко — они встречались в Киото. Масао каким-то образом сумел передать ему весть о том, что Юдзи погиб в мае в Новой Гвинее, и дон Альфонзо сообщил об этом Хироко и ее родственникам.Услышав эту весть, она была потрясена. Одна из сестер унесла ребенка, а Хироко долго проплакала в объятиях дяди.Они с Юдзи были так близки, Хироко с детства привыкла относиться к нему, словно к своему ребенку. Сейчас она чувствовала себя так, будто потеряла Тойо. Такео напомнил Хироко, что у нее остался сын.Но Хироко была безутешна. Всю ночь она провела без сна, и, увидев ее, Тадаси вспомнил, как горевал сам после смерти сестры. Утешения здесь были бессмысленны.— Не могу представить себе, что, даже оказавшись дома, я больше его не увижу, — пробормотала Хироко и снова расплакалась. Тойо мирно спал рядом с ней.— То же самое было со мной после смерти Мэри, — у сестры Тадаси было и японское имя, но ее привыкли звать Мэри. — Сразу после ее смерти ее муж пошел в армию — по-моему, он обезумел от горя, потеряв и жену, и ребенка. Они поженились незадолго до эвакуации.Сколько они все пережили! Питер и Кен воевали, защищали свою страну. При всех бедах, трудностях и болезнях выжить в лагере было тяжело, не говоря уже о войне. Задумавшись об этом, Хироко испугалась.— Но самое страшное, — высказал Тадаси мысль, которая вертелась в головах у всех пленников, — у нас нет выбора.Услышав его, — Хироко поняла, что об этом она даже не задумывалась.Теперь, после смерти брата, о родителях некому позаботиться. Они потеряли сына, и Хироко не могла не вспомнить о своем долге дочери. В первый раз она всерьез задумалась о возвращении в Японию, ради родителей. Она решилась поговорить об этом с Тадаси, но тот был потрясен.Он никогда не согласился бы вернуться в разгар войны в страну, которую к тому же давно перестал считать родиной.— Но я провела там всю жизнь, — возразила Хироко. — Я многим обязана родителям. Я не могу оставить их одних, — добавила она, тревожась за них.— А как же твои родственники?— Здесь я ничем не могу им помочь. В сущности, я не могу помочь никому.— Не уверен, что гибель во время бомбежки в Японии будет действительно помощью твоим родителям или малышу, — заметил Тадаси, желая переубедить ее.— Я подумаю над этим, — пообещала Хироко, и Тадаси вернулся к работе, молясь, чтобы Хироко отказалась от своего решения. Все они молились, но слишком многое, чего они надеялись избежать, все-таки произошло. Им было уже трудно вспомнить, какова жизнь, если ее не переполняют горе, обида и страх. Глава 16 Жизнь в лагере стала еще тяжелее. Все лето «Молодежная организация» и «нет-нет ребята», которые отказались принять присягу в феврале, доставляли обитателям лагеря немало неприятностей. Первые угрожали тем, кто подписал присягу, но до сих пор был в лагере, особенно молодым людям, достигшим призывного возраста. «Нет-нет ребята» в основном действовали по ночам, выкрикивая угрозы, скандируя имена своих врагов и буквально терроризируя всех, кто их слушал. Вскоре они ввели в обиход кличку «ину», или «пес», и клеймили ею всех, кто подписал присягу, считая их презренными псами, не заслуживающими жизни. Они организовывали забастовки и акты саботажа, подстрекали недовольных к мятежам. Те, кто считал себя оскорбленными, преданными страной, в которой они родились и которая теперь превратила их в пушечное мясо, становились легкой добычей «нет-нет ребят», разгуливавших по лагерю и разжигавших страсти.Они избивали тех, кто, по их мнению, слишком ревностно сотрудничал с администрацией лагеря, устраивали шумные шествия, чтобы во всеуслышание заявить о своей непреклонности и дерзости, но в результате добивались лишь усиления напряженности. Особенное недовольство они вызывали у «преданных» японцев — поведение «нет-нет ребят» служило доказательством, что место всех японцев в лагерях. Газеты хватались за каждую возможность сообщить о волнениях в лагерях, насаждали опасные для интернированных лиц представления о них. В результате волнений ссоры между «преданными» и «нет-нет ребятами» постоянно росли и приобретали все больший размах, пока в сентябре не достигли кульминации — как раз когда на озеро Тьюл были переведены девять тысяч диссидентов и «предателей» из других лагерей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35