– У него есть кое-какие накопления. Они могут пригодиться. Нужно только добраться до документов и найти их.
– Так кто же этот парень? Я знаю его?
– Вряд ли. Жалкий гаденыш из современных пижонов. Считает, что может спокойно уйти на покой. Вот выполнит для меня пару заданий, и он – твой. Хочу упечь его на двенадцать лет.
– Если у него дома найдется для нас килограммчик «наркоты» – предпочтительней героина, нежели кокаина, – двойной срок ему обеспечен.
– Гарантирую тебе, что на днях он у него появится, даже если мне самому придется его подкинуть.
Меня бросает в жар так, что я едва могу вздохнуть. Честно признаться, я едва сдерживаю слезы. Мама, забери меня домой. Я не хочу больше играть.
– Похоже, парень здорово тебе насолил. Раньше ты еще никого так не подставлял.
– Закрой рот, мать твою!
Я слышу, как Джимми сплевывает кусочки сигары.
– Что ты так завелся, Джим?
– Потому что бесит он меня. Выскочка хренов!
– Полагаешь, у тебя получится наложить руки на его деньжата?
– Я просто в этом уверен. Именно я свел его с плутом-бухгалтером, который посоветовал ему положить наличные на разные счета под вымышленными именами. С ним проблем не будет. Он боится меня больше смерти. Бедняга обделывается только от одного моего вида. А под липовым именем может скрываться кто угодно.
– Я занесу это в колонку предстоящий событий, – умничает Альби, и оба покатываются со смеху.
Эдди останавливает запись.
– Там дальше пошлые шуточки. Альби опять донимает Джима семейством О'Мара. Им, кажется, не терпится упрятать их за решетку. Потом у Прайса портится настроение. И так далее, – подытоживает Эдди.
– Не верю, – взявшись руками за голову, выдыхаю я.
– Верь тому, чему хочешь верить, сынок. Именно так все и поступают по жизни.
– Я хочу сказать, что верю. Но не могу поверить, что это возможно.
– Это ты – тот жалкий гаденыш из современных пижонов, который хочет уйти на покой?
Я лишь киваю.
– Кажется, у Джимми немного иные планы по поводу твоей отставки. Где бы ты ни рассчитывал провести годы пенсии, Джимми определенно готовит другое место. Думаю, его устроил бы Паркхерст на острове Уайт.
Откровенно говоря, если бы я не был голоден и услышал это на полный желудок, то точно обрыгал бы Райдеру все его шикарную машину.
– Ты правда не подозревал о том, что Джимми – стукач? Я мотаю головой.
– Видишь ли, много лет назад, чтобы остаться в деле, Дьюи был вынужден сдать несколько имен. Многих упрятали за решетку на долгие годы по его распоряжению. Если кто-то отказывался с ним сотрудничать, старик поручал полиции сделать за него черную работу.
– Выходит, старина Дьюи тоже был доносчиком?
– Послушай, сынок, пора бы тебе понять, что никакого Санта Клауса не существует. Ты думаешь, как еще им удается удерживаться на плаву? Они просто покупают себе лицензию на работу. Дьюи просто смирился с неизбежным, браковал тех, кто рано или поздно все равно бы попался, и сдавал их законникам. Он относился к этому как к естественному отбору. Старик считал, что таким образом контролирует непокорных. УДжимми же иные мотивы. Он расценивает свое сотрудничество с законом как – в первую очередь – дополнительный источник заработка, как возможность получения денежной компенсации. Мистер Прайс злобный и страшный человек и крайне неприятная личность. Как говорит моя жена, он – социопат, не способный испытывать чувство привязанности, и рассматривает людей не иначе, чем товар, из которого можно извлечь выгоду.
Я вдруг чувствую себя таким наивным. Злость прошла. Теперь мне просто стыдно. Как-то раз в школе – мне было семь лет – я замечтался и удовлетворенно ковырялся в носу. Учительница отметила это вслух, и весь класс повернулся, чтобы увидеть все своими глазами. Меня застукали прямо на месте преступления, когда мой палец находился глубоко в носу. Стыд и страх сковали меня по рукам и ногам так, что я даже не мог вытащить его оттуда. Весь класс стал глумиться и хохотать. И благодарить господа, что не они оказались на моем месте.
– Я бы подумал, что сообразительный парень вроде тебя и сам бы до этого дошел, – замечает Эдди.
– Можно мне взять пленку?
– Я уже сделал тебе копию.
– Когда ее записали?
– В воскресенье вечером. В «Кафе Ройял».
Губа не дура. А ведь какой-то бедолага оплатит его счет своей свободой.
Эдди протягивает мне кассету.
– Да, пока не забыл, вот ключ от твоего номера. Мистер Боец любезно запер его для тебя.
И он протягивает мне ключ.
– Ну ладно. Мне нужно лететь. Заехать домой, помыться и освежиться. Идем сегодня в оперу. Тебе нравится опера, сынок?
– Не знаю. Я видел только Фредди Меркьюри. – У меня совсем нет настроения болтать об опере.
– Сегодня дают «Проклятие Фауста». Три с половиной часа удовольствия. Человек продает душу дьяволу, но все оканчивается плачевно. Впрочем, как всегда. Возможно, я там встречусь с твоими друзьями-фашистами.
– Зачем?
– Нет, разумеется, нет. Что это я? Спутал Вагнера с Берлиозом. Тебе нужны деньги на такси? Или, может, тебя подбросить куда?
– Вы и так уже меня хорошо подбросили. Прямо мордой об асфальт.

Простая жизнь

Как-то раз один парень – друг моего друга, который мотал пятерку, за что, не помню, – отправил нам два вызова, чтобы мы навестили его в тюряге. Если уж доходит до того, что парень отправляет тебе вызов, отказать ему в посещении считается невоспитанностью и несоблюдением протокола. Не стоило даже пробовать улизнуть от этой обязанности. Мой друг счел бы меня настоящим козлом, если бы я хотя бы попытался. Это уж наверняка. Потому что в случае отказа вызов может перейти к другому лицу, которое воспользуется им в собственных интересах. Так что мы поехали навестить этого парня и привезли ему всякой всячины.
Его зовут Колин. Учитывая обстоятельства, он – в отличной форме, довольно бодрый и начинает разговор прямо с порога. Мол, совсем уже он чокается. Занимается тем, что дает напрокат книжку с откровенными порнокартинками за шоколадные батончики «Марс» и кусочки слоеных пирожных. В те времена я заколачивал по две «штуки» в неделю, только что вернулся с недельного отдыха на Барбадосе, а мой досуг скрашивали две очаровательные близняшки, так что мне сложно было понять, по какому поводу весь базар. Я только подумал, что вскоре эта книжица износится и развалится на части от столь частого использования или же станет чересчур липкой, чтобы давать ее напрокат. А может, кто-то просто откажется ее возвращать. Тогда тебе придется либо сказать свое веское слово, либо выглядеть перед всеми полным придурком и козлом, после чего сокамерники станут позволять в отношении тебя вольности, а ты так и будешь сомневаться, пустить ли все на самотек или переехать в другую часть города.
В этом и заключается суть тюрьмы. Она либо быстро ломает твой дух, либо медленно растирает его в порошок, и тебе уже начинает казаться, что все в порядке, что так и должно быть, потому что у тебя есть шоколадный батончик «Марс» и маленький кусочек слойки, размером с ноготь большого пальца. Очень по-буддистски. Уверен, мистер Эдвард Райдер согласился бы со мной. Но есть тут и обратная сторона: обязательно найдутся такие, которые, окинув тебя злобным взглядом, когда однажды утром ты будешь опорожнять свой горшок, решат, что, оказавшись на воле, они или приберут к рукам твой дом, или сожгут его дотла. Все дело в том, что извращаются твои ощущения. За решеткой сокращаются горизонты, потому что ты уже не зришь и сам горизонт с момента, когда туда попадаешь, и до самого дня освобождения. Если ты видишь небо хотя бы в течение часа в день, можешь считать себя счастливым человеком. Колин делится со мной и моим другом тем, что ждет не дождется, когда его переведут в заведение с более мягким режимом.
– И когда это случится, Кол?
– Года через два. Ничего себе.
Морти, несмотря на все его наплевательское отношение, каждый час своей жизни отгоняет от себя мысли о годах, проведенных за решеткой, и возможности возвращения туда. Он любит рассказывать истории о том, как мотал срок в тюряге и как это было весело, но что-то не особо торопится обратно. Морт расскажет, как он радовался каждый раз, когда в восемь часов вечера, после отбоя, их запирали в камерах, и тогда он наконец-то мог уединиться со своей интересной исторической книгой и доесть свой кусок пирожного. Даже для такого умного и понятливого парня, как Мортимер, годы заключения не прошли безболезненно. Некоторые ребята, освободившись, проводят все свое время, предаваясь воспоминаниям о годах заключения, а оказавшись за решеткой, вне всяких сомнений, только и делают, что болтают о жизни на воле. Так уж получается, что парни, упрятанные всего-то за распространение наркотиков, наблюдают, как к ним подсаживают простых обывателей, совершивших либо убийство, либо забивших человека до смерти, либо попавшихся за драку в пивнушке, либо придушивших собственных женушек, и эти простые обыватели в конечном итоге условно-досрочно освобождаются раньше них самих. Как же так, черт возьми? Осужденные на пожизненное заключение отбывают меньший срок? Я спросил парня, отхватившего солидный кусок, не приходило ли ему ни разу в голову сбежать, осуществить побег. Он ответил: «Все об этом думают. Первые пять лет».
Тюремные службы тоже не исключают такой возможности, и можно закончить жизнь, сидя в уютной камере в какой-нибудь специально построенной новехонькой тюряге, где до внешнего забора – расстояние в четверть мили, а в промежутке располагается еще с десяток электрических ограждений. И тебя, сынок, ожидает нечто подобное. Никаких тебе тюрем открытого типа. Килограммы героина класса «А» предполагают годы в крыле категории «А» строго режима.
Пять лет и, учитывая небольшой сверток кокаина, освобождение через три – это максимум, что укладывается у меня в голове. Но от мысли, что я могу загреметь на двенадцать, кровь стынет в жилах даже в жаркий летний день. Двенадцать лет назад мне было семнадцать, и жизнь казалась такой безоблачной. Выходит, все хорошее, что произошло за столь долгое время, и мой упорный труд с целью накопления уймы денег – все это коту под хвост? Тут речь идет о десятилетии без Тэмми и ей подобных, но и приятные воспоминания за решеткой могут свести тебя с ума, особенно если прокручивать их в голове по тысяче раз. Один миллион вложен в различные предприятия, рассредоточен по миру и надежно упрятан от посторонних глаз. Но все оборачивается так, что Джимми, если ему удастся собрать необходимые бумажки и привлечь квалифицированную команду, может перевести все на свои счета. Подозреваю, после того как получил от чеченцев финансовый пинок под зад, он тут же продумал возможные ходы. Есть альтернатива: получить пожизненное за убийство или же двенадцать лет за хранение. Тасуешь колоду, складываешь ее и вытягиваешь свою карту.
Я пытаюсь на такси перебраться из восточной части города в западную по Оксфорд-стрит, но на одной полосе дороги ведутся строительные работы – там все перекопано, – поэтому транспорт движется черепашьим шагом. С проблем мое внимание вдруг переключается на несущуюся вдоль улицы парочку. То их обгоняет такси, то они опережают его. Нет, это не имеет ничего общего с соревнованиями по бегу. Эти парни – бомжи, люди бездомные и совершенные психи, а суть игры заключается в том, чтобы по пути следования обшаривать каждую встречную помойку, каждую урну или мусорное ведро. Какая протяженность у Оксфорд-стрит? Две с половиной мили? А что вы намереваетесь найти? Небрежно выброшенную диадему? Или обед из лобстера на две персоны? Нет. Все, что вы раскопаете, – это куча недоеденной жрачки из фаст-фуда и ворох вчерашних газет, ну и, разумеется, всякий мусор повседневной жизни города. Между двумя урнами они переходят на быстрый шаг – нечто похожее на спортивную ходьбу, – как будто безнадежно стараются скрыть факт того, чем они занимаются.
Такси отъезжает, и двое бомжей остаются позади. Мне вдруг в голову приходит мысль, что у некоторых людей, вроде тех бродяг, простая жизнь. Не поймите меня неверно. Я вовсе не хочу сказать, что у них легкая жизнь, но в ней нет никаких сложностей. Нет вероломного хозяина, нет необходимости изыскивать способы отмывания денег. Никаких тебе злобных немцев, сгорающих от желания разрезать тебя на кусочки. Никто внезапно не появится из-за угла, чтобы разрушить твой карточный домик. Ты хорошо знаешь, кому можно доверять: никому, а ноль – это прекрасная круглая Цифра. Никто не сводит тебя с ума, потому что у тебя нет ни планов, ни амбиций, ни обязательств – у тебя нет ничего. Единственное, что заботит, что волнует и за что стоит бороться, – это ежедневный маршрут по Оксфорд-стрит, пробежка от одной помойки к другой в поисках нового свежего мусора.
В номер отеля «Черчилль» я возвращаюсь в пять пятнадцать. Никаких сообщений или признаков беспорядка. Заказываю омлет, который намеревался отведать еще в половине десятого утра. Наливаю бренди из мини-бара и одним огромным глотком опрокидываю его в пустой желудок. Ощущение такое, словно мне по шее со всей силы врезал каратист. Я валюсь на кровать. Никакого телевизора. Даже свет включать не буду. Нужно заново пересмотреть все свои взгляды.
Давным-давно я ехал по аллеям, мало чем отличающимся от того места, где стоит «Амбар у Пепи», из динамиков гремела песня «Мятеж без передышки» в исполнении «Паблик Энеми», а рядом сидел мой приятель, чьи люди слывут отъявленными негодяями. Мы направлялись в загородный клуб, где устраивалась гавайская вечеринка. Я вез клиенту две унции порошка, за что планировал сорвать немного наличных. Там нас ожидали толпы подтянутых полураздетых малышек. Жизнь была прекрасна.
– Позволь мне дать тебе один совет, брат, – молвит мой ДРУГ, раскуривая косячок.
– Ну давай, брат, – разрешаю я.
У меня тогда сложилось впечатление, что совет будет из категории тех, что передаются от каторжника-деда к отцу и потом уже от отца – к нему самому. У него богатая родословная. Так вот он поднял палец вверх и четко, словно цитируя Библию, произнес:
– Будь так же осторожен, выслушивая людей, как осторожно ты разговариваешь с ними. Ясно? Ты понял?
– Да, понял.
– И еще. Знаю, к тебе это мало относится, но все же, – парень смеется, – если тебе когда-либо придется убить человека, не сообщай об этом ни одной живой душе.

Пятница
Пора двигаться

Можно купить латексные хирургические перчатки в аптеке на главной улице. Они там продаются по фунту семьдесят пять за десять штук. На всякий случай надень сразу две пары. Ты же не хочешь, чтобы у тебя на руках засели частички пороха. Не знаю, с кем ты там разговариваешь перед этим гребаным зеркалом, слезливый самодовольный ублюдок. Сомневаюсь, что он поможет тебе. Твоя судьба – в твоих собственных руках. Учись гневаться, сынок. Выбирайся из этого дома терпимости под названием «Черчилль», поезжай домой и возьми там «орудие». Будь же мужчиной. Джимми собирается отнять у тебя свободу. Оставь мобильник здесь. Мобильные телефоны – неизбежное зло. Подключая их, ты собственноручно включаешь электронный маячок слежения. Так, никаких безумных лыжных масок. Ты ведь не какой-нибудь отморозок с Фоллс-роуд. Переоденься. Ничего броского. Ножом для мяса отрежь рукав от черного джемпера. Придурок, не забудь прорезать дырки для глаз. Все решат, что ты брезгуешь и не хочешь запачкать своих нежных ручек, но пусть это останется нашей маленькой тайной. Отправляйся домой и возьми пистолет. Да, и Ключи от «ровера» прихвати. Он до сих пор припаркован в Сохо. Из номера в «Черчилле» не выписывайся.
Оксфорд-стрит. Народу пруд пруди. Так, первая остановка. Выходи. Купи большие массивные очки-«хамелеоны» в черной оправе, которые темнеют на солнце. Учись у мастера, мистера Бойца. Если нужно, подзарядись полоской «снежка». Перелей бренди в пластиковую бутылку, когда придет время, выпьешь двойную порцию. Не распускай нюни. И помалкивай. Мало ли кто снюхался с легавыми. Тебе как никому это известно. И только тебе. Купи большие носки, обязательно шерстяные, и легкие пешеходные ботинки на полтора размера больше. Наденешь носки поверх обуви. Нам не нужно оставлять повсюду следы башмаков. В Селфридже купишь две пары перчаток, водительских. И не будь параноиком. Никто на тебя не смотрит, приятель. Купи шляпу, а лучше кепку с козырьком, какие носят старички, а молодежь носит их задом наперед. Пусть ее положат в пакет. Наденешь, как только окажешься на улице. Ты уже на себя не похож. Направляйся в другую аптеку, купи там мешки – пригодятся – и латексные перчатки. Планируете грязную работу? Вы не ошибаетесь. Ты что, действительно считаешь, что девчонки за кассой обращают на тебя внимание? Никаких кредиток, тебя не существует, – только наличные. Любуешься своим отражением в витринах, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42