И сядьте, пожалуйста, снова за стол. Или мне придется усадить вас насильно.
Граф подождал, пока Даниэль с большой неохотой вновь села, и продолжил:
— Если вы не хотите искать покровительства у своего крестного отца, то будьте любезны терпеть мое. Как бы неприятно это вам ни было. И еще: почему вы упрямо отказываетесь остаться во Франции?
— Я ненавижу эту страну, — быстро и горячо проговорила Даниэль. — Вы забываете, милорд, — добавила она тоном, полным сарказма, и делая особый акцент на титуле Линтона, — вы забываете, что я уже жила здесь. И как аристократка, и как простая крестьянка. С меня довольно. Больше я не желаю играть ни одну из этих ролей. Кроме того, быть на французской земле аристократкой становится не совсем безопасно. Этого не понимают только круглые идиоты!
— Я не собираюсь спорить с вами на подобные темы, — жестко прервал ее монолог Линтон.
Он откинулся на спинку стула, вытянул под столом ноги и с нескрываемым любопытством уставился на свою строптивую гостью. Сидевшее перед ним плохо воспитанное, подчас даже агрессивное существо тем не менее явно обладало незаурядным и достаточно трезвым умом. Скорее всего именно это и помогло ей выжить в совершенно отчаянной ситуации. Хотя вряд ли все те ужасы, о которых только что поведала графу Даниэль, могли пройти для нее бесследно. Оставалось надеяться на то, что железная воля девушки и несомненное чувство юмора сыграют в дальнейшем благотворную роль.
Линтон подумал, что самым лучшим сейчас было бы попытаться связаться с графом и графиней Марч. Наверное, они с радостью примут свою внучку, пусть даже ее дальнейшее воспитание потребует твердой руки.
— Лорд Линтон, — прервала его размышления Даниэль, — вы, надеюсь, не забыли, что благодаря вашей заботе мне теперь практически не во что одеться?
— Вы полагаете, что то рванье, которое на вас было, можно назвать одеждой?
— Допускаю, что нельзя. Но оно все-таки как-то прикрывало наготу. А в этом наряде, согласитесь, я не могу показаться на улицу.
И Даниэль небрежно дернула за воротничок заимствованной у графа мужской сорочки.
— Пожалуй, вы правы, — согласился граф, не меняя позы.
— Разве вы не считаете себя обязанным дать мне хоть что-нибудь взамен того тряпья, которое так грубо с меня сорвали? — спросила Даниэль, сопровождая свой вопрос очаровательной улыбкой.
— Считаю, дитя мое. Но ведь это «что-нибудь» должно быть вам впору.
— Но, во всяком случае, сэр, — слегка прищурившись, заметила в ответ Даниэль, — если вы не можете вернуть мое старье, то должны заменить его хотя бы чем-нибудь более или менее равноценным. Будьте уверены, как только я доберусь до дедушки и бабушки, все возможные издержки будут вам возмещены. Это достаточно обеспеченные люди, владельцы большого имения.
— Браво, детка! Великолепный выпад! — рассмеялся граф.
— Вы мне не ответили, милорд.
— Извольте, я готов. Неужели вы всерьез думаете, что, вытащив внучку графа Марча и его супруги из парижских трущоб, обогрев, накормив, дав ей возможность понежиться в ванне и хоть чем-нибудь прикрыть наготу, я возвращу ее этим достойным людям в том же виде, в котором нашел? Да я прежде сгорел бы со стыда!
Такого ответа Даниэль никак не ожидала. Она растерянно посмотрела на Линтона и, запинаясь спросила:
— Мне показалось… что это… это для вас… затруднительно. Но простите, милорд… Вы не думаете, что очень скоро…
— Что именно, дитя мое?
— …забудете меня и нашу встречу?
— Забыть вас, Даниэль де Сан-Варенн?! Что за чепуха! Честно признаться, я теперь серьезно опасаюсь за всякого, кто хоть раз вас увидит. Он будет осужден помнить об этой встрече до конца своих дней!
— В ваших устах, сэр, это звучит отнюдь не как комплимент, — парировала Даниэль, прикусив почему-то сразу задрожавшую нижнюю губку.
— Я вовсе не хотел вас обидеть, дитя мое, — откликнулся Линтон, изобразив на лице самое глубокое раскаяние. — Ладно. На вашу долю сегодня выпало так много событий, кому-нибудь другому хватило бы не на одну неделю. Живо в постель. Утром мы придумаем план, который устроит как вас, так и меня — вашего самозваного телохранителя.
— Где же я буду спать? — спросила Даниэль, с опаской озираясь вокруг широко открытыми глазами.
— Кровать стоит перед вами.
— А вы, милорд? — Голос Даниэль упал до шепота.
— Успокойтесь, дитя мое! Вам ничто не угрожает. Судите сами, смогу ли я честно смотреть в глаза вашим дедушке и бабушке, если лишу вас невинности? Поверьте, мне легче отправить вас назад в парижские трущобы!
— Нет уж, только не это! — воскликнула Даниэль. Железная логика графа ее успокоила. — И все же, где вы собираетесь спать? На стульях? Право, это неудобно!
— Я отнюдь не собираюсь доставлять себе по ночам какие-либо неудобства, дитя мое. А вам все-таки предлагаю воспользоваться этой кроватью. И хорошенько на ней выспаться. Будить не буду…
…Давно Даниэль не спала с такими удобствами. Пуховый матрац, теплое мягкое одеяло, белоснежные простыни. Граф окружил ее кровать высокой ширмой и протянул к ночному столику шнурок от звонка, на случай, если девушке понадобится вызвать прислугу. Сам же Линтон оставался в комнате, пока слуги не убрали остатки ужина и не навели порядок. На их многозначительные взгляды он не реагировал. Когда же они удалились, граф заглянул за ширму. Как и следовало ожидать, Даниэль уже крепко спала.
Линтон тихо вышел из комнаты и осторожно запер дверь с другой стороны. Опустив тяжелый ключ в карман, он вышел из гостиницы и отправился бродить по темным улочкам ночного Парижа…
Глава 3
В закоулках было необычно тихо. Погруженный в свои мысли, граф медленно брел вдоль молчаливых темных домов, не забывая в то же время осторожно переступать через потоки грязи и груды мусора. Впрочем, в те времена даже главные улицы Парижа порой напоминали свалки.
Мрачная, тревожная атмосфера, казалось, насквозь пропитала столицу. Ее жители ждали прибытия представителей третьего сословия на Генеральные штаты, созванные Людовиком XVI впервые за последние полтораста с лишним лет. Радужные надежды на то, что верховный парламент страны примет наконец меры для борьбы с бедностью изнывавшего от непосильного труда крестьянства, тонули в чувстве беспомощности. Ибо знать и чиновничество имели в парламенте вдвое больше голосов, чем простолюдины из провинций.
Лично граф Линтон никаких надежд на Генеральные штаты не возлагал. И дальнейшее развитие событий представлялось ему в весьма мрачном свете. Он отлично знал, что бунт крепостных в имении Сан-Вареннов, о котором рассказывала Даниэль, был далеко не единственным. Нечто подобное все чаще происходило уже не только в сельских провинциях, но и в больших городах. Повсеместно росла паника, сопровождавшаяся страшными слухами о «великих потрясениях», ожидающих страну в июле…
Размышления Линтона прервал донесшийся слева странный шорох. Граф повернул голову, но ничего особенно подозрительного не заметил. Кроме, пожалуй, чьей-то темной фигуры, которая отделилась от стены и, обогнав его, скрылась за ближайшим углом. Врожденный инстинкт самосохранения заставил Линтона насторожиться. Правда, внешне это ни в чем не проявилось, только длинные пальцы графа с силой сжали все ту же трость с серебряным набалдашником.
Миновав угол, за которым скрылась подозрительная фигура, Линтон сошел с тротуара на проезжую часть улицы. Это давало ему возможность лучше ориентироваться и в случае чего предоставляло более широкое поле для маневра. То, что эта мера предосторожности не была излишней, граф понял уже через несколько секунд. Из темного двора прямо навстречу ему выскочили трое мужчин.
Линтон среагировал мгновенно. Он поднял трость, которая вдруг превратилась в грозное оружие: на конце ее блеснуло лезвие спрятанного внутри острого клинка. Тут же один из нападавших отпрянул назад, прижимая к груди рассеченную до предплечья руку. Из раны широким потоком хлынула кровь. Одновременно граф сделал резкое движение влево, и кинжал, который с силой метнул в Линтона другой бандит, просвистел рядом с его ухом, не причинив никакого вреда. Сам же преступник на миг потерял равновесие и, расставив в стороны руки, закачался, балансируя на одной ноге. Этого оказалось достаточно, чтобы клинок графа настиг и его. Со стоном негодяй упал на грязную мостовую. Третий из нападавших, бросив быстрый взгляд сначала на своих поверженных сообщников, а затем на полное грозной решимости лицо предполагавшейся жертвы, понял, что самое лучшее для него — немедленно удрать. Через секунду он исчез за углом.
Линтон брезгливо посмотрел на продолжавшего прижимать к груди рассеченную руку бандита. Потом вытер окровавленное лезвие клинка о полу его куртки и вложил его обратно в замаскированные ножны. Таким образом, грозное оружие вновь превратилось в безобидную трость, а ее хозяин продолжил свой путь. Дойдя до большого, в старом парижском стиле, дома, он остановился около двери и дернул за шнур звонка. Дверь тут же открылась…
— А, это вы, мой друг! — радостно воскликнул граф Мирабо, впуская в прихожую Линтона. — Я уже потерял надежду когда-нибудь опять вас увидеть!
Хозяин провел гостя в расположенную на первом этаже библиотеку и усадил в небольшое кресло у камина, напротив окна, выходившего на улицу Ришелье.
— Парижские улицы становятся чертовски опасными, мой друг, — заметил Линтон, стараясь устроиться поудобнее в явно тесном для него кресле.
— Уверяю вас, в будущем будет еще хуже, — невесело усмехнулся Мирабо. — Если, конечно, Генеральные штаты не найдут какого-нибудь радикального средства для борьбы с бедностью. В чем я, откровенно говоря, очень сомневаюсь.
Мирабо протянул руку к стоявшему рядом шкафчику и вынул оттуда бутылку красного вина. Наполнив бокалы, он изящно поднял свой и учтиво кивнул гостю. Линтон тоже чуть приподнял бокал и так же галантно ответил на поклон хозяина.
— Вы все еще выступаете в Генеральных штатах заодно с третьим сословием, мой друг? — спросил он, с наслаждением потягивая из бокала изысканное вино.
— Выступаю. Вместе с орлеанистами. Но извините, граф, что вас-то занесло на этот раз во Францию? Ведь все ваши миссии носят обычно, мягко говоря, особый характер.
Линтон вновь повернулся в неудобном кресле с расписанными затейливой резьбой деревянными ручками и положил ногу на ногу, словно демонстрируя модные шелковые носки. Потом посмотрел сквозь стекло бокала на бант своей начищенной до блеска туфли и безразличным тоном ответил:
— Мне надо собрать немного неофициальной информации, Мирабо.
После чего снова принялся рассматривать туфлю. Наконец, подняв глаза на Мирабо, Линтон сделал донельзя озабоченное лицо и добавил:
— Вам не кажется, дорогой друг, что левый бант на моей туфле чуть-чуть запачкался? Черт побери, как все-таки неудобно путешествовать без слуги!
Мирабо откинулся на спинку стула и громко рассмеялся:
— Ах, Джастин! Для подобных игр поищите кого-нибудь другого. Ей-богу, меня обмануть трудновато! Скажите лучше честно: какие сведения вам нужны?
Граф вынул из глаза монокль и сокрушенно вздохнул:
— В британском правительстве растет беспокойство по поводу происходящего сейчас в вашей стране, мой друг. Ведь Англию и Францию разделяет всего лишь пролив, который, говоря честно и без преувеличений, не так уж и широк. Поэтому то, что делается у вас, очень близко затрагивает и нас. А мой премьер-министр Питт очень любит получать заблаговременные предупреждения о возможных событиях. Особенно о тех, которые разворачиваются на территории нашего ближайшего южного соседа.
— Да, он очень здравомыслящий человек, ваш премьер-министр, — задумчиво сказал Мирабо. — Нам бы иметь такого!
— У нас тоже была своя гражданская война, мой друг, — мягко ответил Линтон. — Равно как и революция…
— Вы правы, — согласился Мирабо. — Итак, если я правильно понимаю, цель вашего приезда — набрать побольше самых разнообразных фактов и впечатлений обо всем происходящем у нас. Так?
— Совершенно верно. Признаюсь, пока у меня складывается самая мрачная картина. И если вы сможете ее как-то скрасить, я буду очень благодарен.
— Увы, мой друг, при всем желании я этого сделать не смогу. Вы, надеюсь, читали о жакерии?
— О крестьянской войне во Франции в четырнадцатом веке? Конечно, читал!
— Прекрасно! А известно ли вам, что сейчас у нас вот-вот начнется новая жакерия?
— Я знаю лишь об одном подобном случае. Правда — из первых рук.
И Линтон пересказал Мирабо все, что накануне услышал от Даниэль. Хотя источник этих сведений не назвал. И уж конечно, умолчал, что «источник» в этот момент преспокойно спал на его кровати в расположенной совсем неподалеку гостинице.
— Откровенно говоря, — со вздохом сказал Мирабо, — эти Сан-Варенны получили не больше того, что заслуживали. Впрочем, не они одни… Кстати, вы сказали, что погибла вся семья?
— Насколько мне известно, — уклончиво ответил Линтон.
Он преднамеренно не сказал правды. То, что Даниэль осталась жива, должно было выясниться позже, когда она благополучно устроится у своих родственников в Корнуолле. Предыдущие ее приключения надлежало хранить в строжайшем секрете, иначе могло пострадать доброе имя девушки. Общество даже перед лицом своей неминуемой катастрофы всегда остается ханжеским. И никогда не простит Даниэль скитаний по дорогам Франции. А уж полунищенское существование, которое она влачила в Париже, переодевшись уличным мальчишкой, и подавно!
Мирабо и граф Линтон проговорили еще не менее двух часов. Наконец Джастин поднялся и стал прощаться. Но уже у самой двери он неожиданно повернулся к Мирабо и тихо сказал:
— Могу я попросить вас о маленьком одолжении, друг мой?
— О чем угодно, — с готовностью ответил хозяин дома.
— Мне нужен костюм небольшого размера для слуги. Маленького мальчика, примерно вот такого роста. — И Линтон с некоторым смущением показал рукой, какого именно.
— Довольно странная просьба, должен сказать! — ответил Мирабо и с недоумением уставился на Джастина. Затем его лицо озарилось лукавой улыбкой: — Если бы я не знал вас так давно, Джастин, то заподозрил бы в некоторых… Ну, скажем, не совсем чистых пристрастиях. Только, ради всего святого, не обижайтесь!
Линтон тоже рассмеялся. Хотя при желании в этом смехе нетрудно было бы уловить фальшивые нотки.
— Уверяю вас, Мирабо, — сказал он, беря друга за локоть, — что в данном случае речь идет о кое-чем совершенно противоположном нечистым пристрастиям. Я не сомневаюсь, что в вашем доме найдется слуга, который согласится за хорошее вознаграждение расстаться с одним из своих мало-мальски приличных костюмов.
Мирабо взял со столика небольшой позолоченный колокольчик и позвонил. Сейчас же в прихожей возник лакей с каменным лицом. Мирабо кратко объяснил ему суть просьбы Линтона. Тот молча поклонился и исчез. Спустя немного времени он появился снова, держа в руках аккуратно свернутый пакет. Он извинился, что заставил господ так долго ждать, ибо найти костюм, точно соответствовавший «пожеланиям его светлости», оказалось не так-то легко, и вручил пакет Джастину. Линтон поблагодарил лакея и вложил в его ладонь золотую монету. После чего были вызваны четыре дюжих молодца с носилками, ибо граф не хотел более испытывать судьбу и вновь оказаться в темном парижском переулке без сопровождения. Он еще раз раскланялся с Мирабо, взобрался на носилки и был быстро доставлен в гостиницу.
В холле уже дежурил хозяин, с беспокойством поджидавший графа. Увидев Линтона целым и невредимым, он демонстративно с облегчением вздохнул и проворчал что-то вроде «слава Богу». Причем так, чтобы граф это слышал. Линтон презрительно хмыкнул и приказал поднять в его номер дополнительную кровать. Месье Тримбел мигом позвал слуг и передал им распоряжение высокого гостя. На их недоуменные взгляды он буркнул, что аристократы имеют право на всякие причуды. И если милорду угодно уступить свою пуховую постель уличному мальчишке, а самому спать на жесткой кровати, то на это его господская воля. Собственно, мысли хозяина гостиницы по этому поводу мало чем отличались от неприличных намеков, которые полчаса назад Линтон слышал от своего друга Мирабо.
Граф, естественно, догадывавшийся о грязных подозрениях хозяина, гордо поднялся по лестнице, предпочитая оплакивать свою загубленную репутацию в глубине души.
Он вынул из кармана ключ, отпер дверь и вошел в комнату. Там было тихо, на стене отражался свет от единственной масляной лампы и затухающего камина. Линтон осторожно заглянул за ширму и с удовлетворением убедился, что его странная гостья по-прежнему крепко спит. Причем в том же положении, в котором он ее оставил несколько часов назад.
Граф Линтон сел за стоявший у окна низенький столик и принялся писать послание графу Марчу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Граф подождал, пока Даниэль с большой неохотой вновь села, и продолжил:
— Если вы не хотите искать покровительства у своего крестного отца, то будьте любезны терпеть мое. Как бы неприятно это вам ни было. И еще: почему вы упрямо отказываетесь остаться во Франции?
— Я ненавижу эту страну, — быстро и горячо проговорила Даниэль. — Вы забываете, милорд, — добавила она тоном, полным сарказма, и делая особый акцент на титуле Линтона, — вы забываете, что я уже жила здесь. И как аристократка, и как простая крестьянка. С меня довольно. Больше я не желаю играть ни одну из этих ролей. Кроме того, быть на французской земле аристократкой становится не совсем безопасно. Этого не понимают только круглые идиоты!
— Я не собираюсь спорить с вами на подобные темы, — жестко прервал ее монолог Линтон.
Он откинулся на спинку стула, вытянул под столом ноги и с нескрываемым любопытством уставился на свою строптивую гостью. Сидевшее перед ним плохо воспитанное, подчас даже агрессивное существо тем не менее явно обладало незаурядным и достаточно трезвым умом. Скорее всего именно это и помогло ей выжить в совершенно отчаянной ситуации. Хотя вряд ли все те ужасы, о которых только что поведала графу Даниэль, могли пройти для нее бесследно. Оставалось надеяться на то, что железная воля девушки и несомненное чувство юмора сыграют в дальнейшем благотворную роль.
Линтон подумал, что самым лучшим сейчас было бы попытаться связаться с графом и графиней Марч. Наверное, они с радостью примут свою внучку, пусть даже ее дальнейшее воспитание потребует твердой руки.
— Лорд Линтон, — прервала его размышления Даниэль, — вы, надеюсь, не забыли, что благодаря вашей заботе мне теперь практически не во что одеться?
— Вы полагаете, что то рванье, которое на вас было, можно назвать одеждой?
— Допускаю, что нельзя. Но оно все-таки как-то прикрывало наготу. А в этом наряде, согласитесь, я не могу показаться на улицу.
И Даниэль небрежно дернула за воротничок заимствованной у графа мужской сорочки.
— Пожалуй, вы правы, — согласился граф, не меняя позы.
— Разве вы не считаете себя обязанным дать мне хоть что-нибудь взамен того тряпья, которое так грубо с меня сорвали? — спросила Даниэль, сопровождая свой вопрос очаровательной улыбкой.
— Считаю, дитя мое. Но ведь это «что-нибудь» должно быть вам впору.
— Но, во всяком случае, сэр, — слегка прищурившись, заметила в ответ Даниэль, — если вы не можете вернуть мое старье, то должны заменить его хотя бы чем-нибудь более или менее равноценным. Будьте уверены, как только я доберусь до дедушки и бабушки, все возможные издержки будут вам возмещены. Это достаточно обеспеченные люди, владельцы большого имения.
— Браво, детка! Великолепный выпад! — рассмеялся граф.
— Вы мне не ответили, милорд.
— Извольте, я готов. Неужели вы всерьез думаете, что, вытащив внучку графа Марча и его супруги из парижских трущоб, обогрев, накормив, дав ей возможность понежиться в ванне и хоть чем-нибудь прикрыть наготу, я возвращу ее этим достойным людям в том же виде, в котором нашел? Да я прежде сгорел бы со стыда!
Такого ответа Даниэль никак не ожидала. Она растерянно посмотрела на Линтона и, запинаясь спросила:
— Мне показалось… что это… это для вас… затруднительно. Но простите, милорд… Вы не думаете, что очень скоро…
— Что именно, дитя мое?
— …забудете меня и нашу встречу?
— Забыть вас, Даниэль де Сан-Варенн?! Что за чепуха! Честно признаться, я теперь серьезно опасаюсь за всякого, кто хоть раз вас увидит. Он будет осужден помнить об этой встрече до конца своих дней!
— В ваших устах, сэр, это звучит отнюдь не как комплимент, — парировала Даниэль, прикусив почему-то сразу задрожавшую нижнюю губку.
— Я вовсе не хотел вас обидеть, дитя мое, — откликнулся Линтон, изобразив на лице самое глубокое раскаяние. — Ладно. На вашу долю сегодня выпало так много событий, кому-нибудь другому хватило бы не на одну неделю. Живо в постель. Утром мы придумаем план, который устроит как вас, так и меня — вашего самозваного телохранителя.
— Где же я буду спать? — спросила Даниэль, с опаской озираясь вокруг широко открытыми глазами.
— Кровать стоит перед вами.
— А вы, милорд? — Голос Даниэль упал до шепота.
— Успокойтесь, дитя мое! Вам ничто не угрожает. Судите сами, смогу ли я честно смотреть в глаза вашим дедушке и бабушке, если лишу вас невинности? Поверьте, мне легче отправить вас назад в парижские трущобы!
— Нет уж, только не это! — воскликнула Даниэль. Железная логика графа ее успокоила. — И все же, где вы собираетесь спать? На стульях? Право, это неудобно!
— Я отнюдь не собираюсь доставлять себе по ночам какие-либо неудобства, дитя мое. А вам все-таки предлагаю воспользоваться этой кроватью. И хорошенько на ней выспаться. Будить не буду…
…Давно Даниэль не спала с такими удобствами. Пуховый матрац, теплое мягкое одеяло, белоснежные простыни. Граф окружил ее кровать высокой ширмой и протянул к ночному столику шнурок от звонка, на случай, если девушке понадобится вызвать прислугу. Сам же Линтон оставался в комнате, пока слуги не убрали остатки ужина и не навели порядок. На их многозначительные взгляды он не реагировал. Когда же они удалились, граф заглянул за ширму. Как и следовало ожидать, Даниэль уже крепко спала.
Линтон тихо вышел из комнаты и осторожно запер дверь с другой стороны. Опустив тяжелый ключ в карман, он вышел из гостиницы и отправился бродить по темным улочкам ночного Парижа…
Глава 3
В закоулках было необычно тихо. Погруженный в свои мысли, граф медленно брел вдоль молчаливых темных домов, не забывая в то же время осторожно переступать через потоки грязи и груды мусора. Впрочем, в те времена даже главные улицы Парижа порой напоминали свалки.
Мрачная, тревожная атмосфера, казалось, насквозь пропитала столицу. Ее жители ждали прибытия представителей третьего сословия на Генеральные штаты, созванные Людовиком XVI впервые за последние полтораста с лишним лет. Радужные надежды на то, что верховный парламент страны примет наконец меры для борьбы с бедностью изнывавшего от непосильного труда крестьянства, тонули в чувстве беспомощности. Ибо знать и чиновничество имели в парламенте вдвое больше голосов, чем простолюдины из провинций.
Лично граф Линтон никаких надежд на Генеральные штаты не возлагал. И дальнейшее развитие событий представлялось ему в весьма мрачном свете. Он отлично знал, что бунт крепостных в имении Сан-Вареннов, о котором рассказывала Даниэль, был далеко не единственным. Нечто подобное все чаще происходило уже не только в сельских провинциях, но и в больших городах. Повсеместно росла паника, сопровождавшаяся страшными слухами о «великих потрясениях», ожидающих страну в июле…
Размышления Линтона прервал донесшийся слева странный шорох. Граф повернул голову, но ничего особенно подозрительного не заметил. Кроме, пожалуй, чьей-то темной фигуры, которая отделилась от стены и, обогнав его, скрылась за ближайшим углом. Врожденный инстинкт самосохранения заставил Линтона насторожиться. Правда, внешне это ни в чем не проявилось, только длинные пальцы графа с силой сжали все ту же трость с серебряным набалдашником.
Миновав угол, за которым скрылась подозрительная фигура, Линтон сошел с тротуара на проезжую часть улицы. Это давало ему возможность лучше ориентироваться и в случае чего предоставляло более широкое поле для маневра. То, что эта мера предосторожности не была излишней, граф понял уже через несколько секунд. Из темного двора прямо навстречу ему выскочили трое мужчин.
Линтон среагировал мгновенно. Он поднял трость, которая вдруг превратилась в грозное оружие: на конце ее блеснуло лезвие спрятанного внутри острого клинка. Тут же один из нападавших отпрянул назад, прижимая к груди рассеченную до предплечья руку. Из раны широким потоком хлынула кровь. Одновременно граф сделал резкое движение влево, и кинжал, который с силой метнул в Линтона другой бандит, просвистел рядом с его ухом, не причинив никакого вреда. Сам же преступник на миг потерял равновесие и, расставив в стороны руки, закачался, балансируя на одной ноге. Этого оказалось достаточно, чтобы клинок графа настиг и его. Со стоном негодяй упал на грязную мостовую. Третий из нападавших, бросив быстрый взгляд сначала на своих поверженных сообщников, а затем на полное грозной решимости лицо предполагавшейся жертвы, понял, что самое лучшее для него — немедленно удрать. Через секунду он исчез за углом.
Линтон брезгливо посмотрел на продолжавшего прижимать к груди рассеченную руку бандита. Потом вытер окровавленное лезвие клинка о полу его куртки и вложил его обратно в замаскированные ножны. Таким образом, грозное оружие вновь превратилось в безобидную трость, а ее хозяин продолжил свой путь. Дойдя до большого, в старом парижском стиле, дома, он остановился около двери и дернул за шнур звонка. Дверь тут же открылась…
— А, это вы, мой друг! — радостно воскликнул граф Мирабо, впуская в прихожую Линтона. — Я уже потерял надежду когда-нибудь опять вас увидеть!
Хозяин провел гостя в расположенную на первом этаже библиотеку и усадил в небольшое кресло у камина, напротив окна, выходившего на улицу Ришелье.
— Парижские улицы становятся чертовски опасными, мой друг, — заметил Линтон, стараясь устроиться поудобнее в явно тесном для него кресле.
— Уверяю вас, в будущем будет еще хуже, — невесело усмехнулся Мирабо. — Если, конечно, Генеральные штаты не найдут какого-нибудь радикального средства для борьбы с бедностью. В чем я, откровенно говоря, очень сомневаюсь.
Мирабо протянул руку к стоявшему рядом шкафчику и вынул оттуда бутылку красного вина. Наполнив бокалы, он изящно поднял свой и учтиво кивнул гостю. Линтон тоже чуть приподнял бокал и так же галантно ответил на поклон хозяина.
— Вы все еще выступаете в Генеральных штатах заодно с третьим сословием, мой друг? — спросил он, с наслаждением потягивая из бокала изысканное вино.
— Выступаю. Вместе с орлеанистами. Но извините, граф, что вас-то занесло на этот раз во Францию? Ведь все ваши миссии носят обычно, мягко говоря, особый характер.
Линтон вновь повернулся в неудобном кресле с расписанными затейливой резьбой деревянными ручками и положил ногу на ногу, словно демонстрируя модные шелковые носки. Потом посмотрел сквозь стекло бокала на бант своей начищенной до блеска туфли и безразличным тоном ответил:
— Мне надо собрать немного неофициальной информации, Мирабо.
После чего снова принялся рассматривать туфлю. Наконец, подняв глаза на Мирабо, Линтон сделал донельзя озабоченное лицо и добавил:
— Вам не кажется, дорогой друг, что левый бант на моей туфле чуть-чуть запачкался? Черт побери, как все-таки неудобно путешествовать без слуги!
Мирабо откинулся на спинку стула и громко рассмеялся:
— Ах, Джастин! Для подобных игр поищите кого-нибудь другого. Ей-богу, меня обмануть трудновато! Скажите лучше честно: какие сведения вам нужны?
Граф вынул из глаза монокль и сокрушенно вздохнул:
— В британском правительстве растет беспокойство по поводу происходящего сейчас в вашей стране, мой друг. Ведь Англию и Францию разделяет всего лишь пролив, который, говоря честно и без преувеличений, не так уж и широк. Поэтому то, что делается у вас, очень близко затрагивает и нас. А мой премьер-министр Питт очень любит получать заблаговременные предупреждения о возможных событиях. Особенно о тех, которые разворачиваются на территории нашего ближайшего южного соседа.
— Да, он очень здравомыслящий человек, ваш премьер-министр, — задумчиво сказал Мирабо. — Нам бы иметь такого!
— У нас тоже была своя гражданская война, мой друг, — мягко ответил Линтон. — Равно как и революция…
— Вы правы, — согласился Мирабо. — Итак, если я правильно понимаю, цель вашего приезда — набрать побольше самых разнообразных фактов и впечатлений обо всем происходящем у нас. Так?
— Совершенно верно. Признаюсь, пока у меня складывается самая мрачная картина. И если вы сможете ее как-то скрасить, я буду очень благодарен.
— Увы, мой друг, при всем желании я этого сделать не смогу. Вы, надеюсь, читали о жакерии?
— О крестьянской войне во Франции в четырнадцатом веке? Конечно, читал!
— Прекрасно! А известно ли вам, что сейчас у нас вот-вот начнется новая жакерия?
— Я знаю лишь об одном подобном случае. Правда — из первых рук.
И Линтон пересказал Мирабо все, что накануне услышал от Даниэль. Хотя источник этих сведений не назвал. И уж конечно, умолчал, что «источник» в этот момент преспокойно спал на его кровати в расположенной совсем неподалеку гостинице.
— Откровенно говоря, — со вздохом сказал Мирабо, — эти Сан-Варенны получили не больше того, что заслуживали. Впрочем, не они одни… Кстати, вы сказали, что погибла вся семья?
— Насколько мне известно, — уклончиво ответил Линтон.
Он преднамеренно не сказал правды. То, что Даниэль осталась жива, должно было выясниться позже, когда она благополучно устроится у своих родственников в Корнуолле. Предыдущие ее приключения надлежало хранить в строжайшем секрете, иначе могло пострадать доброе имя девушки. Общество даже перед лицом своей неминуемой катастрофы всегда остается ханжеским. И никогда не простит Даниэль скитаний по дорогам Франции. А уж полунищенское существование, которое она влачила в Париже, переодевшись уличным мальчишкой, и подавно!
Мирабо и граф Линтон проговорили еще не менее двух часов. Наконец Джастин поднялся и стал прощаться. Но уже у самой двери он неожиданно повернулся к Мирабо и тихо сказал:
— Могу я попросить вас о маленьком одолжении, друг мой?
— О чем угодно, — с готовностью ответил хозяин дома.
— Мне нужен костюм небольшого размера для слуги. Маленького мальчика, примерно вот такого роста. — И Линтон с некоторым смущением показал рукой, какого именно.
— Довольно странная просьба, должен сказать! — ответил Мирабо и с недоумением уставился на Джастина. Затем его лицо озарилось лукавой улыбкой: — Если бы я не знал вас так давно, Джастин, то заподозрил бы в некоторых… Ну, скажем, не совсем чистых пристрастиях. Только, ради всего святого, не обижайтесь!
Линтон тоже рассмеялся. Хотя при желании в этом смехе нетрудно было бы уловить фальшивые нотки.
— Уверяю вас, Мирабо, — сказал он, беря друга за локоть, — что в данном случае речь идет о кое-чем совершенно противоположном нечистым пристрастиям. Я не сомневаюсь, что в вашем доме найдется слуга, который согласится за хорошее вознаграждение расстаться с одним из своих мало-мальски приличных костюмов.
Мирабо взял со столика небольшой позолоченный колокольчик и позвонил. Сейчас же в прихожей возник лакей с каменным лицом. Мирабо кратко объяснил ему суть просьбы Линтона. Тот молча поклонился и исчез. Спустя немного времени он появился снова, держа в руках аккуратно свернутый пакет. Он извинился, что заставил господ так долго ждать, ибо найти костюм, точно соответствовавший «пожеланиям его светлости», оказалось не так-то легко, и вручил пакет Джастину. Линтон поблагодарил лакея и вложил в его ладонь золотую монету. После чего были вызваны четыре дюжих молодца с носилками, ибо граф не хотел более испытывать судьбу и вновь оказаться в темном парижском переулке без сопровождения. Он еще раз раскланялся с Мирабо, взобрался на носилки и был быстро доставлен в гостиницу.
В холле уже дежурил хозяин, с беспокойством поджидавший графа. Увидев Линтона целым и невредимым, он демонстративно с облегчением вздохнул и проворчал что-то вроде «слава Богу». Причем так, чтобы граф это слышал. Линтон презрительно хмыкнул и приказал поднять в его номер дополнительную кровать. Месье Тримбел мигом позвал слуг и передал им распоряжение высокого гостя. На их недоуменные взгляды он буркнул, что аристократы имеют право на всякие причуды. И если милорду угодно уступить свою пуховую постель уличному мальчишке, а самому спать на жесткой кровати, то на это его господская воля. Собственно, мысли хозяина гостиницы по этому поводу мало чем отличались от неприличных намеков, которые полчаса назад Линтон слышал от своего друга Мирабо.
Граф, естественно, догадывавшийся о грязных подозрениях хозяина, гордо поднялся по лестнице, предпочитая оплакивать свою загубленную репутацию в глубине души.
Он вынул из кармана ключ, отпер дверь и вошел в комнату. Там было тихо, на стене отражался свет от единственной масляной лампы и затухающего камина. Линтон осторожно заглянул за ширму и с удовлетворением убедился, что его странная гостья по-прежнему крепко спит. Причем в том же положении, в котором он ее оставил несколько часов назад.
Граф Линтон сел за стоявший у окна низенький столик и принялся писать послание графу Марчу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58