Нет, жалеть себя так мало, что давно уже выбросила всю себя за борт и не замечает при этом никакой потери. Изредка она плачет, и сердце у нее разрывается над тем или иным случаем в ее жизни; так полагается, это от песен, которые она поет, это говорит в ней поэзия и милый дружок, она обманывала этим и самое себя и многих других. Будь у нее сегодня с собой гитара, она нынче же вечером поиграла бы Акселю.
Она подгоняет так, чтобы прийти попозже, и когда входит во двор, в Лунном все тихо. Ага, Аксель уже выкосил двор и убрал часть сена! Она соображает, что Олина по старости лет, наверное, спит в горнице, а Аксель – на сеновале, где когда-то спала она сама. Она подходит к знакомой двери, волнуясь, как вор, потом тихонько окликает: – Аксель!
– Что это! – сразу отвечает Аксель.
– Ничего, это только я, – говорит Варвара и входит. – Пожалуй, ты не пустишь меня ночью? – говорит она.
Аксель смотрит на нее:
– А, так это ты, – говорит он, наконец. – Куда ты собралась?
– Это зависит прежде всего от того, нужна ли тебе помощница на лето, – отвечает она.
Аксель думает с минуту, потом спрашивает:
– А ты разве ушла оттуда, где жила?
– Да, я рассчиталась у ленсмана.
– Мне, пожалуй, понадобится работница, – говорит Аксель. – Но что это значит: ты разве надумала вернуться?
– Да нет, не беспокойся, – отвечает Варвара. – Я завтра пойду дальше, я иду в Селланро и за перервал, у меня там есть место.
– Разве тебя там наняли?
– Мне, пожалуй, понадобится работница, – повторяет Аксель.
Она совершенно промокла, но в узле у нее белье и платье, и она хочет переодеться.
– Ты не обращай на меня внимания, – говорит Аксель, слегка отодвигаясь к двери.
Варвара снимает мокрое платье, и во время разговора Аксель часто поворачивает к ней голову.
– Ну, а теперь выйди на минутку! – говорит Варвара.
– На улицу? – отвечает он.
И правда, погода была не такая, чтоб выходить на улицу. Он стоит и смотрит, как она обнажается все больше и больше, прямо глаз не оторвать; да и Варвара такая рассеянная: она отлично могла бы надевать сухую одежду по мере того, как снимала бы мокрую, но она так не делала. Рубашка ужасно тоненькая и прилипла к телу, вот она расстегнула ее на одном плече и отворачивается, какая она ловкая. Он замолкает в эту минуту, как мертвый, и видит, что она делает всего одно или два движения и спускает с себя рубашку, «Вот замечательно сделано,» подумал он. А она стоит себе, как ни в чем не бывало.
Немного погодя, они лежат и разговаривают. Да, ему нужна работница, это верно.
– Да, я слыхала, – говорит Варвара.
Он начал косить, ведь запасти сено надо на целый год, а он совсем один, Варвара сама может понять, как ему трудно.
Да, Варвара все понимала.
С другой стороны, ведь Варвара сама удрала в тот раз и оставила его без работницы, он не забыл ей этого, да еще прихватила с собой кольца. И в довершение издевательства газета ее продолжала получаться, эта бергенская газета, от которой он никак не мог отделаться; ему пришлось потом заплатить еще за целый год.
– Вот-то бесстыжая газета! – сказала Варвара, соглашаясь с ним во всем.
Но в виду такой огромной уступчивости, и Аксель не мог же вести себя, как зверь; он признал, что у Варвары были основания сердиться на него за то, что он отнял место у ее отца на телеграфе.
– Да впрочем, отец твой может опять забрать свой телеграф, – сказал он, – я не гонюсь за ним, это только трата времени.
– Правда, – согласилась Варвара.
Аксель подумал с минуту, потом спросил напрямик:
– Так как же, ты проживешь только лето?
– Нет, – ответила Варвара, – будет, как ты захочешь.
– Ну, это ты всерьез?
– Да. Как ты хочешь, так хочу и я. Ты больше во мне не сомневайся.
– Ну?
– Да, да. И я сказала, чтоб нас огласили.
Вот что. Выходило совсем неплохо. Аксель долго лежал я думал. Если на этот раз это всерьез, а не опять какой-нибудь подлый обман, он заполучит работницу и обеспечен на вечные времена.
– Я мог бы выписать себе женщину с родины, – сказал он, – и она написала, что согласна выйти за меня. Но только приходится оплатить ей проезд из Америки.
Варвара спрашивает:
– Как, разве она в Америке?
– Да. Уехала в прошлом году, но ей там не нравится.
– Нет, ты о ней не думай! – заявляет Варвара. – Что же тогда будет со мной? – спрашивает она и начинает беспокойно двигаться.
– Оттого-то я и не порешил с ней окончательно. Варваре, наверное, тоже не захотелось отстать, она призналась, что могла выйти замуж за одного молодого человека в Бергене, он служил возчиком в огромной пивной, так что пользовался большим доверием.
– И, конечно, он до сих пор вздыхает обо мне, – всхлипывая, говорит Варвара. – Но ты знаешь, когда между двумя людьми было столько, сколько между нами с тобой, Аксель, то я не могу забыть этого. Ну, а ты можешь забывать меня, сколько тебе угодно!
– Кто, я? – отвечает Аксель. – Нет, из-за этого тебе нечего плакать, потому что я никогда не забывал тебя.
– Ну?
Это признание прекрасно действует на Варвару, и она говорит:
– А раз так, зачем тебе выписывать ее из Америки, если можешь без этого обойтись!
Она отговаривает его от этой затеи, это выйдет слишком дорого, да совсем ему и не нужно. Варвара, по-видимому, вбила себе в голову, что сама составит его счастье.
За ночь они договорились. Они ведь были чужие друг другу, а очень часто обсуждали все и раньше. Даже и необходимое венчание могло произойти до дня Св. Олафа и жатвы, им незачем было притворяться, и Варвара сама торопила еще усерднее Акселя. Акселя не оскорбляла настойчивость Варвары и не возбуждала в нем никаких подозрений, наоборот, ее поспешность ему льстила и подогревала его. Ну да, он был человек земли, кремень, не очень разборчивый, чертовски мало щепетильный, ему приходилось мириться и с тем и с другим, он соображал свою выгоду. К тому же, Варвара казалась ему опять такой новой и красивой, чуть ли даже не красивее и милее прежнего. Она была словно яблоко, и он запустил в него зубы. Да и в церкви их уже огласили!
Мертвого ребенка и процесс оба обошли молчанием.
Зато они поговорили об Олине: как им от нее избавиться?
– Да, ее нужно выпроводить! – сказала Варвара. – Нам ее не за что благодарить. Она только разводит сплетни и злость.
Но выпроводить Олину оказалось не легко.
В первое же утро, увидев Варвару, старуха Олина, должно быть, почуяла свою судьбу. Она сразу обозлилась, но затаила злость и прибеднилась, придвинула Варваре стул. Жизнь в Лунном шла потихоньку, Аксель таскал воду и дрова, делал за Олину всю самую тяжелую работу, а Олина справлялась с остальным. С течением времени она решила про себя, что останется на хуторе до конца своих дней, но вот появилась Варвара и разом уничтожила ее планы.
– Если бы в доме было хоть зернышко кофею, я бы сварила тебе, – сказала она Варваре. – Ты идешь куда-нибудь дальше?
– Нет, – ответила Варвара.
– Вот что, так ты не в горы?
– Нет.
– Ну да, это меня, конечно, не касается, – сказала Олина. – Опять, значит, вниз?
– Нет, и не вниз. Я останусь здесь, как раньше.
– Вот что. Будешь здесь жить?
– Да, наверно к этому придет.
Олина молчит с минуту, работает своей старой головой; у, она тонкий политик:
– Да, – говорит она, – в таком случае, я, значит, освобожусь. И рада же я буду!
– Ну, – шутливо говорит Варвара, – разве Аксель был для тебя так плох?
– Плох? Он-то? Не смейся над несчастной старухой, которая только и ждет отпущения! Аксель был мне все равно, что отец и посланец божий во всякий день и час, иного я не могу сказать. Но дело в том, что у меня здесь нет никого из родных, я живу одинокая и покинутая на чужой стороне, а все мои близкие живут за перевалом.
Но Олина осталась. Они не могли отпустить ее, пока не повенчаются, и Олина хорошо на этом сыграла, заставила себя упрашивать, но под конец сказала, что хорошо, она окажет им эту услугу, присмотрит за скотиной и за домом, пока они будут венчаться. Это заняло два дня. Но когда новобрачные вернулись домой, Олина все-таки не ушла. Она тянула время, один день она была нездорова, на другой – собирался дождь. Она подлизывалась к Варваре: теперь все стало по другому в Лунном, другая еда, а уж про кофей нечего и говорить! О, Олина ничем не пренебрегала, она советовалась с Варварой о вещах, которые сама знала лучше ее:
– Как думаешь, подоить мне коров, раз уж они стоят в стойлах, или сначала приняться за Борделину?
– Делай, как хочешь.
– Да разве я о том говорю! – восклицает Олина. – Ты побывала в свете, обращалась среди богатых и знатных людей и всему научилась. Не то, что мы, бедные!
Нет, Олина ничем не пренебрегала, она круглые сутки политиканствовала.
Разве она не сидела с Варварой и не рассказывала, как была дружна с ее отцом, с Бреде Ольсеном! О, не один приятный часок провели они вместе, он был такой почтенный и обходительный человек, этот Бреде, никогда-то не услышишь плохого слова из его уст!
Но так не могло продолжаться; ни Аксель, ни Варвара не желали больше держать Олину, и Варвара отобрала у нее всю работу. Олина не жаловалась, но провожала свою хозяйку недобрыми взглядами и постепенно изменила тон:
– Да, вы теперь стали страх какие важные! – говорила она. – Аксель-то в прошлом году осенью ездил в город, ты с ним там не встречалась? Да нет, ты была в Бергене. А ездил он по какому-то делу и купил косилку и борону. Что теперь против вас хозяева Селланро? И равнять нельзя!
Она изощрялась в мелких уколах, но и это не помогало; хозяева перестали ее бояться, однажды Аксель прямо сказал ей, чтоб она уходила.
– Уходить? – спросила Олина. – Как это; что же мне, ползти, что ли?
Нет, она отказалась уходить под предлогом, что совсем нездорова и не в состоянии шевельнуть ногами. И ведь как нехорошо вышло: когда у нее отобрали работу и лишили всякой деятельности, она сразу опустилась и действительно захворала. Все-таки она протаскалась еще с неделю. Аксель смотрел на нее с бешенством, но Олина продолжала жить у них из злости, а под конец совсем слегла.
И вот она лежала и вовсе не ждала отпущения, а наоборот, часами говорила о том, что поправится. Она требовала доктора, роскошь, неизвестную в пустоши.
– Доктора? – спросил Аксель, – из ума ты выжила?
– Как это? – кротко спросила Олина, притворяясь, будто ничего не понимает.
Она была так кротка и умильна, так счастлива тем, что никому не в тягость, она может заплатить доктору сама.
– Ну, разве можешь? – спросил Аксель.
– А что же? – сказала Олина. – И потом, не лежать же мне здесь и помирать, как скотине без призора.
Тут вмешалась Варвара и неосторожно спросила:
– Чего тебе не хватает? Разве я тебе не приношу еду? А кофею я тебе не даю для твоей же пользы.
– Это ты, Варвара? – говорит Олина и поворачивает на нее глаза. Она очень плоха, и перекошенные глаза придают ей жуткий вид: – Оно, может, и так, как ты говоришь, Варвара, может мне станет хуже от капельки кофею, от чайной ложечки кофею.
– Будь ты такая, как я, ты бы думала сейчас кое о чем другом, а не о кофее, – сказала Варвара.
– А я что же говорю, – ответила Олина. – Ты никогда не желала смерти человеку, а желала, чтоб он исправился и жил. Что это, – я, вот, лежу и смотрю, – никак ты в тягостях, Варвара?
– Я? – кричит Варвара и яростно прибавляет: – ты стоишь того, чтоб я выбросила тебя на навоз за твой язык!
Тут больная молчит с добрую минуту, но губы ее дрожат. Будто она силится непременно улыбнуться и не может.
– Нынче ночью я слышала, как кто-то звал, – говорит она.
– Она бредит! – говорит Аксель.
– Нет я не брежу. Будто кто-то звал. Слышалось из леса или от ручья.
Удивительно, точь в точь, будто кричал маленький ребеночек. Что, Варвара ушла?
– Да, – сказал Аксель, – ей надоело слушать твою чепуху.
– Это вовсе не чепуха, я не брежу, как вы думаете, – говорит Олина, – нет, Всемогущий не допустит, чтоб я предстала перед престолом и агнцем со всем тем, что мне известно про Лунное. Я еще поправлюсь; а ты должен позвать ко мне доктора, Аксель, тогда это пойдет скорее. Какую-то корову ты мне подаришь?
– Какую еще корову?
– Корову, которую ты мне обещал. Не Борделину ли?
– Ты просто городишь, сама не знаешь что, – говорит Аксель.
– Ты ведь помнишь, что обещал мне корову, когда я спасла тебе жизнь.
– Нет, не помню.
Тогда Олина поднимает голову и смотрит на него. Она совсем седая и лысая, голова торчит на длинной птичьей шее, она страшна, как сказочное чудовище; Аксель вздрагивает и нащупывает за спиной дверную ручку.
– Ага, – говорит Олина, – так вот ты какой! Значит, пока что, мы об этом больше не будем говорить. С этого дня я проживу и без коровы и не заикнусь об ней. Но хорошо, что ты показал себя аккурат таким, каков ты есть, Аксель, вперед я буду знать, что ты за птица!
Но однажды ночью Олина умерла, как-то среди ночи; во всяком случае, когда утром они вошли к ней, она уж похолодела.
Старуха Олина – родилась и умерла…
И Аксель и Варвара были рады похоронить ее навеки, теперь некого было остерегаться, они повеселели. Варвара опять жалуется на зубную боль, в остальном же все хорошо. Но этот вечный шерстяной платок у рта, который ей приходится отнимать всякий раз, когда она хочет сказать слово, – не малое мученье, и Аксель не понимает, как это могут у человека так долго болеть зубы. Правда он замечал, что она жует всегда очень осторожно, но ведь у нее все зубы целы.
– Разве ты не вставила себе новые зубы? – спрашивает он.
– Да.
– Что же, и они тоже болят?
– Ты все представляешься и врешь! – сердито отвечает Варвара, хотя он спросил вполне искренно. И в раздражении своем она дает более толковый ответ:
– Ведь ты отлично понимаешь, что со мной.
Что же с ней? Аксель смотрит внимательнее, и ему кажется, будто у нее вырос живот.
– Да ведь не в тягостях же ты? – спрашивает он.
– Я думаю, ты и сам отлично знаешь, – отвечает она.
Он смотрит на нее немножко бессмысленно. В медлительности своей он сидит довольно долго и считает: неделя, две недели, третья неделя.
– Разве я знаю? – говорит он.
Варвара приходит в страшное раздражением от этого спора и начинает громко и обиженно плакаты – Нет, закопай лучше и меня в землю, тогда ты от меня избавишься! – говорит она.
Удивительно, из-за чего только женщины ни плачут!
Но Аксель вовсе не желал закапывать ее в землю, он великий мастер видеть свою выгоду, у него совсем нет потребности ходить по цветочным коврам.
– Так, значит, ты не сможешь лето работать? – спрашивает он.
– Я не смогу работать? – с ужасом воскликнула она. О, Господи, и как же женщина может вдруг заулыбаться!
Когда Варвара увидела, как принял это событие Аксель, ее обуяло какое-то истерическое счастье, и она воскликнула:
– Я буду работать за двоих! Вот увидишь Аксель, я буду делать все, что ты велишь, и даже гораздо больше. Я разобьюсь в лепешку и буду рада, лишь бы ты был доволен!
Опять полились слезы, пошли улыбки и ласки. В пустыне их было только двое, некого бояться, открытые двери, летнее тепло, жужжанье мух. Она была так покорна и преданна, смотрела на все его глазами.
После заката солнца он запрягает косилку, хочет скосить маленькую луговинку на завтра. Варвара поспешно выходит, будто за делом, и говорит:
– Послушай, Аксель, как это ты мог думать выписывать кого-то из Америки?
Ведь она бы приехала не раньше зимы, а на что она тебе тогда?
Вот что подумала Варвара, и прибежала теперь сказать ему, как будто это было нужно.
Но это было совсем не нужно, Аксель с первой же минуты понял, что если возьмет Варвару, то выгадает вместо летней работницы годовую. Этот человек не знает шатаний и парит не в облаках. Теперь, когда он залучил в дом надежную работницу, он может на некоторое время оставить за собой и телеграф. Это дает в год много денег и очень кстати, пока он не может особенно много продавать со своего участка. Все складывается очень хорошо, он весь в реальности. А от Бреде, который сделался его тестем, ему теперь нечего опасаться каких-либо покушений на телеграфную линию. Счастье начинает улыбаться Акселю.
Глава IX
А время идет, зима миновала, опять наступает весна. Разумеется, однажды Исааку понадобилось в село. Его с просили, зачем.
– Да не знаю, – ответил он.
Но хорошенько вымыл телегу, приладил сиденье и поехал. И, разумеется, повез с собой разной провизии. Елисею в «Великое». Ведь ни разу никто не уезжал из Селланро без той или иной посылки Елисею.
Выезды Исаака были вовсе не заурядным событием, он ездил очень редко, обыкновенно посылал вместо себя Сиверта. На двух первых хуторах хозяева стоят в дверях землянки и говорят друг другу:
– Это сам Исаак, зачем он едет сегодня?
Когда он проезжает мимо Лунного, у окна стоит Варвара с ребенком на руках, смотрит на него и думает:
– Это сам Исаак!
Он подъезжает к «Великому» и останавливается:
– Тпру! Елисей дома?
Елисей выходит. Да, он дома, еще не уехал, но собирается в весеннюю поездку по южным городам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Она подгоняет так, чтобы прийти попозже, и когда входит во двор, в Лунном все тихо. Ага, Аксель уже выкосил двор и убрал часть сена! Она соображает, что Олина по старости лет, наверное, спит в горнице, а Аксель – на сеновале, где когда-то спала она сама. Она подходит к знакомой двери, волнуясь, как вор, потом тихонько окликает: – Аксель!
– Что это! – сразу отвечает Аксель.
– Ничего, это только я, – говорит Варвара и входит. – Пожалуй, ты не пустишь меня ночью? – говорит она.
Аксель смотрит на нее:
– А, так это ты, – говорит он, наконец. – Куда ты собралась?
– Это зависит прежде всего от того, нужна ли тебе помощница на лето, – отвечает она.
Аксель думает с минуту, потом спрашивает:
– А ты разве ушла оттуда, где жила?
– Да, я рассчиталась у ленсмана.
– Мне, пожалуй, понадобится работница, – говорит Аксель. – Но что это значит: ты разве надумала вернуться?
– Да нет, не беспокойся, – отвечает Варвара. – Я завтра пойду дальше, я иду в Селланро и за перервал, у меня там есть место.
– Разве тебя там наняли?
– Мне, пожалуй, понадобится работница, – повторяет Аксель.
Она совершенно промокла, но в узле у нее белье и платье, и она хочет переодеться.
– Ты не обращай на меня внимания, – говорит Аксель, слегка отодвигаясь к двери.
Варвара снимает мокрое платье, и во время разговора Аксель часто поворачивает к ней голову.
– Ну, а теперь выйди на минутку! – говорит Варвара.
– На улицу? – отвечает он.
И правда, погода была не такая, чтоб выходить на улицу. Он стоит и смотрит, как она обнажается все больше и больше, прямо глаз не оторвать; да и Варвара такая рассеянная: она отлично могла бы надевать сухую одежду по мере того, как снимала бы мокрую, но она так не делала. Рубашка ужасно тоненькая и прилипла к телу, вот она расстегнула ее на одном плече и отворачивается, какая она ловкая. Он замолкает в эту минуту, как мертвый, и видит, что она делает всего одно или два движения и спускает с себя рубашку, «Вот замечательно сделано,» подумал он. А она стоит себе, как ни в чем не бывало.
Немного погодя, они лежат и разговаривают. Да, ему нужна работница, это верно.
– Да, я слыхала, – говорит Варвара.
Он начал косить, ведь запасти сено надо на целый год, а он совсем один, Варвара сама может понять, как ему трудно.
Да, Варвара все понимала.
С другой стороны, ведь Варвара сама удрала в тот раз и оставила его без работницы, он не забыл ей этого, да еще прихватила с собой кольца. И в довершение издевательства газета ее продолжала получаться, эта бергенская газета, от которой он никак не мог отделаться; ему пришлось потом заплатить еще за целый год.
– Вот-то бесстыжая газета! – сказала Варвара, соглашаясь с ним во всем.
Но в виду такой огромной уступчивости, и Аксель не мог же вести себя, как зверь; он признал, что у Варвары были основания сердиться на него за то, что он отнял место у ее отца на телеграфе.
– Да впрочем, отец твой может опять забрать свой телеграф, – сказал он, – я не гонюсь за ним, это только трата времени.
– Правда, – согласилась Варвара.
Аксель подумал с минуту, потом спросил напрямик:
– Так как же, ты проживешь только лето?
– Нет, – ответила Варвара, – будет, как ты захочешь.
– Ну, это ты всерьез?
– Да. Как ты хочешь, так хочу и я. Ты больше во мне не сомневайся.
– Ну?
– Да, да. И я сказала, чтоб нас огласили.
Вот что. Выходило совсем неплохо. Аксель долго лежал я думал. Если на этот раз это всерьез, а не опять какой-нибудь подлый обман, он заполучит работницу и обеспечен на вечные времена.
– Я мог бы выписать себе женщину с родины, – сказал он, – и она написала, что согласна выйти за меня. Но только приходится оплатить ей проезд из Америки.
Варвара спрашивает:
– Как, разве она в Америке?
– Да. Уехала в прошлом году, но ей там не нравится.
– Нет, ты о ней не думай! – заявляет Варвара. – Что же тогда будет со мной? – спрашивает она и начинает беспокойно двигаться.
– Оттого-то я и не порешил с ней окончательно. Варваре, наверное, тоже не захотелось отстать, она призналась, что могла выйти замуж за одного молодого человека в Бергене, он служил возчиком в огромной пивной, так что пользовался большим доверием.
– И, конечно, он до сих пор вздыхает обо мне, – всхлипывая, говорит Варвара. – Но ты знаешь, когда между двумя людьми было столько, сколько между нами с тобой, Аксель, то я не могу забыть этого. Ну, а ты можешь забывать меня, сколько тебе угодно!
– Кто, я? – отвечает Аксель. – Нет, из-за этого тебе нечего плакать, потому что я никогда не забывал тебя.
– Ну?
Это признание прекрасно действует на Варвару, и она говорит:
– А раз так, зачем тебе выписывать ее из Америки, если можешь без этого обойтись!
Она отговаривает его от этой затеи, это выйдет слишком дорого, да совсем ему и не нужно. Варвара, по-видимому, вбила себе в голову, что сама составит его счастье.
За ночь они договорились. Они ведь были чужие друг другу, а очень часто обсуждали все и раньше. Даже и необходимое венчание могло произойти до дня Св. Олафа и жатвы, им незачем было притворяться, и Варвара сама торопила еще усерднее Акселя. Акселя не оскорбляла настойчивость Варвары и не возбуждала в нем никаких подозрений, наоборот, ее поспешность ему льстила и подогревала его. Ну да, он был человек земли, кремень, не очень разборчивый, чертовски мало щепетильный, ему приходилось мириться и с тем и с другим, он соображал свою выгоду. К тому же, Варвара казалась ему опять такой новой и красивой, чуть ли даже не красивее и милее прежнего. Она была словно яблоко, и он запустил в него зубы. Да и в церкви их уже огласили!
Мертвого ребенка и процесс оба обошли молчанием.
Зато они поговорили об Олине: как им от нее избавиться?
– Да, ее нужно выпроводить! – сказала Варвара. – Нам ее не за что благодарить. Она только разводит сплетни и злость.
Но выпроводить Олину оказалось не легко.
В первое же утро, увидев Варвару, старуха Олина, должно быть, почуяла свою судьбу. Она сразу обозлилась, но затаила злость и прибеднилась, придвинула Варваре стул. Жизнь в Лунном шла потихоньку, Аксель таскал воду и дрова, делал за Олину всю самую тяжелую работу, а Олина справлялась с остальным. С течением времени она решила про себя, что останется на хуторе до конца своих дней, но вот появилась Варвара и разом уничтожила ее планы.
– Если бы в доме было хоть зернышко кофею, я бы сварила тебе, – сказала она Варваре. – Ты идешь куда-нибудь дальше?
– Нет, – ответила Варвара.
– Вот что, так ты не в горы?
– Нет.
– Ну да, это меня, конечно, не касается, – сказала Олина. – Опять, значит, вниз?
– Нет, и не вниз. Я останусь здесь, как раньше.
– Вот что. Будешь здесь жить?
– Да, наверно к этому придет.
Олина молчит с минуту, работает своей старой головой; у, она тонкий политик:
– Да, – говорит она, – в таком случае, я, значит, освобожусь. И рада же я буду!
– Ну, – шутливо говорит Варвара, – разве Аксель был для тебя так плох?
– Плох? Он-то? Не смейся над несчастной старухой, которая только и ждет отпущения! Аксель был мне все равно, что отец и посланец божий во всякий день и час, иного я не могу сказать. Но дело в том, что у меня здесь нет никого из родных, я живу одинокая и покинутая на чужой стороне, а все мои близкие живут за перевалом.
Но Олина осталась. Они не могли отпустить ее, пока не повенчаются, и Олина хорошо на этом сыграла, заставила себя упрашивать, но под конец сказала, что хорошо, она окажет им эту услугу, присмотрит за скотиной и за домом, пока они будут венчаться. Это заняло два дня. Но когда новобрачные вернулись домой, Олина все-таки не ушла. Она тянула время, один день она была нездорова, на другой – собирался дождь. Она подлизывалась к Варваре: теперь все стало по другому в Лунном, другая еда, а уж про кофей нечего и говорить! О, Олина ничем не пренебрегала, она советовалась с Варварой о вещах, которые сама знала лучше ее:
– Как думаешь, подоить мне коров, раз уж они стоят в стойлах, или сначала приняться за Борделину?
– Делай, как хочешь.
– Да разве я о том говорю! – восклицает Олина. – Ты побывала в свете, обращалась среди богатых и знатных людей и всему научилась. Не то, что мы, бедные!
Нет, Олина ничем не пренебрегала, она круглые сутки политиканствовала.
Разве она не сидела с Варварой и не рассказывала, как была дружна с ее отцом, с Бреде Ольсеном! О, не один приятный часок провели они вместе, он был такой почтенный и обходительный человек, этот Бреде, никогда-то не услышишь плохого слова из его уст!
Но так не могло продолжаться; ни Аксель, ни Варвара не желали больше держать Олину, и Варвара отобрала у нее всю работу. Олина не жаловалась, но провожала свою хозяйку недобрыми взглядами и постепенно изменила тон:
– Да, вы теперь стали страх какие важные! – говорила она. – Аксель-то в прошлом году осенью ездил в город, ты с ним там не встречалась? Да нет, ты была в Бергене. А ездил он по какому-то делу и купил косилку и борону. Что теперь против вас хозяева Селланро? И равнять нельзя!
Она изощрялась в мелких уколах, но и это не помогало; хозяева перестали ее бояться, однажды Аксель прямо сказал ей, чтоб она уходила.
– Уходить? – спросила Олина. – Как это; что же мне, ползти, что ли?
Нет, она отказалась уходить под предлогом, что совсем нездорова и не в состоянии шевельнуть ногами. И ведь как нехорошо вышло: когда у нее отобрали работу и лишили всякой деятельности, она сразу опустилась и действительно захворала. Все-таки она протаскалась еще с неделю. Аксель смотрел на нее с бешенством, но Олина продолжала жить у них из злости, а под конец совсем слегла.
И вот она лежала и вовсе не ждала отпущения, а наоборот, часами говорила о том, что поправится. Она требовала доктора, роскошь, неизвестную в пустоши.
– Доктора? – спросил Аксель, – из ума ты выжила?
– Как это? – кротко спросила Олина, притворяясь, будто ничего не понимает.
Она была так кротка и умильна, так счастлива тем, что никому не в тягость, она может заплатить доктору сама.
– Ну, разве можешь? – спросил Аксель.
– А что же? – сказала Олина. – И потом, не лежать же мне здесь и помирать, как скотине без призора.
Тут вмешалась Варвара и неосторожно спросила:
– Чего тебе не хватает? Разве я тебе не приношу еду? А кофею я тебе не даю для твоей же пользы.
– Это ты, Варвара? – говорит Олина и поворачивает на нее глаза. Она очень плоха, и перекошенные глаза придают ей жуткий вид: – Оно, может, и так, как ты говоришь, Варвара, может мне станет хуже от капельки кофею, от чайной ложечки кофею.
– Будь ты такая, как я, ты бы думала сейчас кое о чем другом, а не о кофее, – сказала Варвара.
– А я что же говорю, – ответила Олина. – Ты никогда не желала смерти человеку, а желала, чтоб он исправился и жил. Что это, – я, вот, лежу и смотрю, – никак ты в тягостях, Варвара?
– Я? – кричит Варвара и яростно прибавляет: – ты стоишь того, чтоб я выбросила тебя на навоз за твой язык!
Тут больная молчит с добрую минуту, но губы ее дрожат. Будто она силится непременно улыбнуться и не может.
– Нынче ночью я слышала, как кто-то звал, – говорит она.
– Она бредит! – говорит Аксель.
– Нет я не брежу. Будто кто-то звал. Слышалось из леса или от ручья.
Удивительно, точь в точь, будто кричал маленький ребеночек. Что, Варвара ушла?
– Да, – сказал Аксель, – ей надоело слушать твою чепуху.
– Это вовсе не чепуха, я не брежу, как вы думаете, – говорит Олина, – нет, Всемогущий не допустит, чтоб я предстала перед престолом и агнцем со всем тем, что мне известно про Лунное. Я еще поправлюсь; а ты должен позвать ко мне доктора, Аксель, тогда это пойдет скорее. Какую-то корову ты мне подаришь?
– Какую еще корову?
– Корову, которую ты мне обещал. Не Борделину ли?
– Ты просто городишь, сама не знаешь что, – говорит Аксель.
– Ты ведь помнишь, что обещал мне корову, когда я спасла тебе жизнь.
– Нет, не помню.
Тогда Олина поднимает голову и смотрит на него. Она совсем седая и лысая, голова торчит на длинной птичьей шее, она страшна, как сказочное чудовище; Аксель вздрагивает и нащупывает за спиной дверную ручку.
– Ага, – говорит Олина, – так вот ты какой! Значит, пока что, мы об этом больше не будем говорить. С этого дня я проживу и без коровы и не заикнусь об ней. Но хорошо, что ты показал себя аккурат таким, каков ты есть, Аксель, вперед я буду знать, что ты за птица!
Но однажды ночью Олина умерла, как-то среди ночи; во всяком случае, когда утром они вошли к ней, она уж похолодела.
Старуха Олина – родилась и умерла…
И Аксель и Варвара были рады похоронить ее навеки, теперь некого было остерегаться, они повеселели. Варвара опять жалуется на зубную боль, в остальном же все хорошо. Но этот вечный шерстяной платок у рта, который ей приходится отнимать всякий раз, когда она хочет сказать слово, – не малое мученье, и Аксель не понимает, как это могут у человека так долго болеть зубы. Правда он замечал, что она жует всегда очень осторожно, но ведь у нее все зубы целы.
– Разве ты не вставила себе новые зубы? – спрашивает он.
– Да.
– Что же, и они тоже болят?
– Ты все представляешься и врешь! – сердито отвечает Варвара, хотя он спросил вполне искренно. И в раздражении своем она дает более толковый ответ:
– Ведь ты отлично понимаешь, что со мной.
Что же с ней? Аксель смотрит внимательнее, и ему кажется, будто у нее вырос живот.
– Да ведь не в тягостях же ты? – спрашивает он.
– Я думаю, ты и сам отлично знаешь, – отвечает она.
Он смотрит на нее немножко бессмысленно. В медлительности своей он сидит довольно долго и считает: неделя, две недели, третья неделя.
– Разве я знаю? – говорит он.
Варвара приходит в страшное раздражением от этого спора и начинает громко и обиженно плакаты – Нет, закопай лучше и меня в землю, тогда ты от меня избавишься! – говорит она.
Удивительно, из-за чего только женщины ни плачут!
Но Аксель вовсе не желал закапывать ее в землю, он великий мастер видеть свою выгоду, у него совсем нет потребности ходить по цветочным коврам.
– Так, значит, ты не сможешь лето работать? – спрашивает он.
– Я не смогу работать? – с ужасом воскликнула она. О, Господи, и как же женщина может вдруг заулыбаться!
Когда Варвара увидела, как принял это событие Аксель, ее обуяло какое-то истерическое счастье, и она воскликнула:
– Я буду работать за двоих! Вот увидишь Аксель, я буду делать все, что ты велишь, и даже гораздо больше. Я разобьюсь в лепешку и буду рада, лишь бы ты был доволен!
Опять полились слезы, пошли улыбки и ласки. В пустыне их было только двое, некого бояться, открытые двери, летнее тепло, жужжанье мух. Она была так покорна и преданна, смотрела на все его глазами.
После заката солнца он запрягает косилку, хочет скосить маленькую луговинку на завтра. Варвара поспешно выходит, будто за делом, и говорит:
– Послушай, Аксель, как это ты мог думать выписывать кого-то из Америки?
Ведь она бы приехала не раньше зимы, а на что она тебе тогда?
Вот что подумала Варвара, и прибежала теперь сказать ему, как будто это было нужно.
Но это было совсем не нужно, Аксель с первой же минуты понял, что если возьмет Варвару, то выгадает вместо летней работницы годовую. Этот человек не знает шатаний и парит не в облаках. Теперь, когда он залучил в дом надежную работницу, он может на некоторое время оставить за собой и телеграф. Это дает в год много денег и очень кстати, пока он не может особенно много продавать со своего участка. Все складывается очень хорошо, он весь в реальности. А от Бреде, который сделался его тестем, ему теперь нечего опасаться каких-либо покушений на телеграфную линию. Счастье начинает улыбаться Акселю.
Глава IX
А время идет, зима миновала, опять наступает весна. Разумеется, однажды Исааку понадобилось в село. Его с просили, зачем.
– Да не знаю, – ответил он.
Но хорошенько вымыл телегу, приладил сиденье и поехал. И, разумеется, повез с собой разной провизии. Елисею в «Великое». Ведь ни разу никто не уезжал из Селланро без той или иной посылки Елисею.
Выезды Исаака были вовсе не заурядным событием, он ездил очень редко, обыкновенно посылал вместо себя Сиверта. На двух первых хуторах хозяева стоят в дверях землянки и говорят друг другу:
– Это сам Исаак, зачем он едет сегодня?
Когда он проезжает мимо Лунного, у окна стоит Варвара с ребенком на руках, смотрит на него и думает:
– Это сам Исаак!
Он подъезжает к «Великому» и останавливается:
– Тпру! Елисей дома?
Елисей выходит. Да, он дома, еще не уехал, но собирается в весеннюю поездку по южным городам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39