Свердлов прочитал всю запись с начала до конца. Посол не советовал давать разрешение на интервью. Дубчек остается под домашним арестом только потому, что он обещал исчезнуть с общественной арены, причем исчезнуть полностью и ни с кем не разговаривать.С другой стороны — посол был человеком осторожным, склонным к умеренности, — сделать это нужно таким образом, чтобы форма отказа навела американцев на мысль, что Дубчек нездоров и поэтому ограничен в общении. Беседа была длинной, запись занимала несколько страниц.Чехословацкий временный поверенный не хотел давать визы группе «Тайма», состоявшей из репортера и фотографа. Трудно не дать им разговаривать с другими, если они будут свободно перемещаться по стране, но в то же время не хотелось, чтобы у капиталистической пропаганды появился козырь, если послать с американскими журналистами сопровождающих. Советский посол предложил решение. Не возражать против интервью американцев с Дубчеком. Но отклонить предложенный состав группы. Потом повторить то же самое с заменой. Так можно тянуть до тех пор, пока «Тайму» не надоест. Свердлов расписался на каждой странице — это означало, что он согласен. Вошла девушка с чаем, он не поднял головы, не взглянул на нее, не произнес ни слова. Он ознакомился с объемистой перепиской по вопросу об американской инициативе предложить израильскому премьер-министру послать представителя на переговоры вне рамок Организации Объединенных Наций с аккредитованным представителем Египта. Вопрос имел важное значение для России. Свердлов сосредоточился. Это были копии, снятые с оригиналов, которые прошли через государственный департамент, израильское посольство и англичан. На них имелось множество пометок британского министра иностранных дел. Чтение и осмысление этих бумаг заняло у Свердлова все утро. Ему уже приходилось видеть по крайней мере с полдюжины такого рода томов с выкраденными документами, все в одинаковых обложках с грифом «Совершенно секретно. Первой категории». Каждый содержал информацию первостепенной политической важности, и все имели один и тот же источник: «Синий». Он часто задумывался, существует ли в Москве, прячась в толпе советского чиновничества, агент, который выдавал бы Западу такие же взрывные секреты, какие этот шпион передавал нам. Был Пеньковский, он причинил большой урон. Свердлов несколько раз встречался с ним в Москве. Присутствовал в качестве наблюдателя на его процессе. Зрелище было жалким. Судьи вынесли приговор человеку, который под нажимом осудил самого себя. Свердлов понимал, что это нужно для пропаганды, но презирал лицемерие, с которым это совершалось. Он вывел бы Пеньковского из камеры и расстрелял, не устраивая мрачного спектакля в суде.Ни один человек в посольстве не знал, кто такой Синий. Одно это уже говорило о его важности. Тайну знали только в Москве, и только генерал Александр Панюшкин, глава КГБ.Свердлов позвонил, и вошла девушка. Она улыбнулась, не говоря ни слова присела, спрятав коленки под приличествующей длины юбкой, и стала ждать диктовки.Свердлов сделал ссылку на папку, указав ее кодовое наименование, и тем самым обозначил источник разведывательной информации. Он продиктовал длинную шифровку для передачи в Москву. Ее содержание удостоверило информацию, переданную Синим, а также в ней содержалось предложение Центру о том, что, учитывая эскалацию камбоджийского кризиса, было бы целесообразно поддержать временное продвижение в направлении к миру между Израилем и арабскими государствами.Почему Калинин заболел в такое неподходящее время? Свердлов задавал себе этот вопрос опять и опять, диктуя девушке телеграмму. Почему Голицын заменил его таким нетипичным сотрудником секретариата?.. Не была ли Анна Скрябина «подсадной»? «Подсадных» использовали в нескольких целях. Часто для встреч с объектами за пределами посольства, чтобы завлекать их. Все они были отлично подготовлены. Некоторые из них работали маникюрщицами в фешенебельных гостиницах, другие, вроде этой девушки, были отличными секретарями, которых подставляли тем, кто находился под наблюдением. Кому-нибудь в посольствах союзников, даже в своем собственном посольстве. Свердлов взял сигарету и закурил. Что она делает, занимая место Калинина?— Где товарищ Калинин? — еще раз задал он вопрос.— Я не знаю, — ответила она точно так же. — Я позвоню и узнаю, не дома ли он?Свердлов согласился. Ответил один из коллег Калинина. Девушка повернулась к нему, прикрыв трубку ладошкой:— Это товарищ Тречин. Он говорит, что Игоря Калинина отправили домой по болезни. Говорит, что он сильно болел, пока вас не было.— Жаль. — Свердлов выпустил дым в потолок. — Это доставляет массу неудобств. Это все. Можете вешать трубку. Вы не знаете, что с Калининым?— Нет, он просто сказал, что Калинин очень болел. — Она облизнула губы, накрашенные модной полупрозрачной помадой. Всех «подсадных» обучали буквально всем видам сексуальных отклонений. Он улыбнулся девушке, скосив набок рот.— Возможно, я оставлю вас на постоянную работу, — сказал он. Намеренно показывая, что он оценивает ее, Свердлов не сводил с нее глаз. Она опустила руки так, чтобы он мог разглядеть форму ее груди. Она оделась в темный свитер и юбку, светлые волосы собрала на затылке в пучок. В каждом маленьком ушке поблескивало по крупной речной жемчужине. Очень мило. Очень аппетитно, вроде торта из помадки с розовым глазированным сахаром. Из тех, что сами тают во рту у мужчины. Если у него еще и оставались сомнения, то это рассчитанное на эффект движение положило им конец. Голицын подставил ему «подсадную» в надежде захватить врасплох после отпуска и поставить в положение, когда он не сможет от нее отказаться. Свердлов давным-давно овладел искусством прикидываться жертвой чьей-нибудь хитрости. Конечно же, он ее не прогонит. Поскольку они отделались от Калинина, которого им ни за что бы не удалось использовать против него, они просто подошлют другую девицу, которая будет за ним шпионить точно так же.— Вы бы хотели этого? — поинтересовался он. — Вы хотели бы работать со мной?— Ну конечно.— Работать придется много. И никаких ошибок.— Я постараюсь, чтобы вы были довольны, товарищ Свердлов.— Да, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что вы будете стараться. Глава 5 — Присаживайтесь, Ричард. Извините, что пришлось заставить вас прийти сегодня утром, но днем я улетаю в Нью-Йорк.Фергус Стефенсон открыл большую коробку с гербом и толкнул ее через стол. Ричард Патерсон взял сигарету и закурил.— Ничего страшного, сэр. Чудесное утро, не правда ли?— Да, — сказал Фергус. — Великолепное. Будем надеяться, весна на этот раз удастся. В прошлом году она никуда не годилась. Но вас тогда здесь не было.— Нет, — ответил Патерсон. Он курил и ждал, когда посланник скажет, зачем пригласил его. В разведывательных службах были иные порядки. Несколько мгновений он раздумывал над происхождением слова «дипломатический» и его значениями: такт, светская щепетильность. Теперь его употребляют совсем в другом значении. Им пользуются, когда говорят о человеке, умеющем говорить неприятные вещи и при этом не обижать. Что и собирался сделать сейчас Фергус Стефенсон. Разговаривать о погоде было так по-английски, так типично, как будто действительно имело какое-то значение, установится солнечная погода или нет. Он внимательно смотрел на Стефенсона и с удивлением заметил, что на лбу у того выступила испарина. Посланник переживал так, будто не Патерсон, а он сам сидел по ту сторону внушительного письменного стола.— Как вам здесь жилось? Представляю себе, как вам не хватало жены, когда вы сюда приехали. Не так просто быть соломенным вдовцом.— Все хорошо, благодарю вас, — произнес Ричард. — Действительно, теперь, когда Рейчел здесь, у меня все устроилось. Ей нравится Вашингтон, все к ней исключительно внимательны. Особенно ваша супруга. Рейчел боготворит ее.— Рейчел пришлась ей по душе, — сказал Фергус. Разговор принял правильное направление, можно было подумать, будто Патерсон знал, к чему клонит посланник, и давал возможность развить эту тему.— Мне и самому раза два пришлось так жить, когда Маргарет не могла приехать ко мне. Помню, я чувствовал себя страшно одиноко, особенно по вечерам. Наверное, и у вас было такое же состояние.Патерсон понял, куда ведет Стефенсон. Докурив сигарету, он тщательно загасил ее в пепельнице, стоявшей на углу стола.— Да, — сказал он.Если он неправильно поведет себя сейчас, у Стефенсона может сложиться очень неблагоприятное впечатление. А это скажется на следующем его назначении. Он принял мгновенное решение, исходя из того, что знал сидящего перед ним человека. Хуже всего солгать. Он взглянул на Стефенсона.— Я сходил с ума от одиночества, — резко произнес он. — К тому же, честно говоря, в то время между нами с Рейчел не было ясности. Ей не хотелось оставлять Англию, а для меня эта командировка имела большое значение, и я не мог отказаться. Кончилось тем, что я, кажется, наделал глупостей. Вы это хотите обсудить со мной, сэр?— Я вообще не хочу обсуждать этого, — бросил Фергус. — Меньше всего мне хотелось бы копаться в ваших личных делах, Ричард. Я всегда считал, что такого права нет ни у кого. К несчастью, не я это решаю. Вы очень сблизились с девушкой из Нью-Йорка, если я правильно информирован?— Да, — признался Патерсон. — Это так. Я летал туда каждую неделю и регулярно встречался с ней. Могу я спросить, как вы об этом узнали?— Боюсь, что нет. — Фергус покачал головой.— Возможно, я догадываюсь. — Патерсон вынул портсигар, и по комнате поплыл запах турецких сигарет. — Проводила проверку служба безопасности. Наверное, я должен был бы это предположить.— Мне это так же неприятно, как и вам, — сказал Фергус. — Неприятно даже думать о том, что нужно шпионить за собственными сотрудниками, подслушивать, подсматривать в замочную скважину. Я вам, Ричард, хочу сказать вот что. Первое: с точки зрения посольства, нежелателен никакой скандал. Я слышал, что ваша жена ждет ребенка, а посол в таких случаях очень строг. Но гораздо важнее другое: ваша девушка стала считаться ненадежной с точки зрения безопасности. Вам следует прекратить с ней всякую связь — и немедленно.Патерсон был одновременно потрясен и изумлен. Его красивое, с правильными чертами лицо постепенно багровело, рот приоткрылся.— Ненадежной? Но, сэр, это просто невозможно! Я не верю!— Верите вы или не верите, это к делу не относится. Я тоже не верю и половине того, что мне докладывает служба безопасности, но должен принимать их слова к сведению и действовать соответственно. Миссис Ферроу под подозрением. Обоснованно или не обоснованно, но ее считают неблагонадежной. Если вы будете продолжать с ней какие-нибудь отношения, вас отзовут. Наша служба безопасности позаботится об этом.— Боже мой, — промолвил Патерсон. Он был совершенно выбит из колеи, и Фергус дал ему прийти в себя.Интересно, влюблен он в эту девицу или нет. Инстинкт, обостренный на такие ситуации за долгие годы семейной жизни с Маргарет, говорил ему, что в данном случае вряд ли имели место серьезные чувства. Такие мужчины, как Патерсон, чаще влюбляются в себя, а не в женщин. Он много встречал подобных людей.— Я бы хотел получить у вас какие-то заверения. Писать ничего не нужно, только ваше слово.— Ну конечно, — сказал Патерсон. Он начал злиться. Неблагонадежная. Ради всего святого, что это может значить? Какое это может иметь отношение к тому, что он с ней спал, доверял ей, говорил...— Слово чести, сэр. Я ни разу больше не встречусь и не буду вступать с ней в контакт. Хотя мы, в общем, и так уже расстались, — добавил он. — Недели три назад. Боже, — повторил он, — просто в голове не укладывается.Вдруг он поднял голову:— Она работает у Сэма Нильсона в ООН. Наши контрразведчики знают об этом? У нее очень секретная работа!Нет, решил Фергус, это просто интрижка, ничего серьезного. Можно с уверенностью сказать, что он в нее не влюблен.— Я уверен, что им все о ней известно, — сказал он.— Нужно предупредить Нильсона. — Ричард пошел в атаку. В то же время он пытался вспомнить, не задавала ли Джуди вопросов о его работе, не проявляла ли к ней интереса. Ведь она между делом могла подвести его под монастырь.— Я бы предоставил все это ищейкам, — заметил Фергус. Патерсон становился ему все более антипатичен.— От меня она ничего не узнала. Об этом не может быть и речи, — настаивал Ричард. — Но, если быть справедливым, она никогда не пыталась что-нибудь выведать.— Она не шпионка, — прервал его Фергус. — Не раздувайте. Ее считают фактором риска, но это очень широкое понятие. На вашем месте я выбросил бы все это из головы. Я выбросил бы из головы все, что касается миссис Ферроу.— Не беспокойтесь, именно это я и собираюсь сделать.— Спасибо, Ричард. Надеюсь, наш разговор не был слишком неприятным для вас. Мне это и самому совсем не по душе.— Вы очень деликатно поставили меня на место, сэр. — Патерсон встал. Он протянул руку, Фергус пожал ее. — Большое спасибо за предупреждение. Желаю хорошо провести день в Нью-Йорке.— Я проведу его очень плохо, — ответил Фергус. — Очень скучно, буду сидеть на ужасном открытии такой же ужасной сессии Совета Безопасности. Меня пригласило наше представительство при ООН, и я не мог отказаться.Лодер был у него в гостях весь вечер накануне. Он сам пригласил Лодера после откровенного разговора в посольстве, но Маргарет Стефенсон наотрез отказалась выйти, хотя бы для приличия, и выпить с ними перед обедом.— Вульгарная скотина, ему бы махать жезлом где-нибудь на перекрестке, а не работать в посольстве с порядочными людьми. Если ты пригласил его в дом, это твое дело. Не мое, — изрекла она, выходя из комнаты и хлопнув за собой дверью, что уже вошло у нее в привычку. Фергусу очень хотелось съязвить, сказав, что это ее дело привело Лодера к ним, но он воздержался. Проявленная Лодером при разговоре в посольстве тактичность, столь необычная для человека такого типа, заставила Фергуса чувствовать себя в долгу перед ним. Фергус пережил весьма неприятные полчаса, стараясь объяснить, что его жене сообщили секретную информацию и что она наотрез отказалась назвать источник. Все вопросы были заданы, даны все ответы, хотя оба не произнесли их вслух. Произошла утечка. Естественно, миссис Стефенсон не хочет, чтобы у данного лица были неприятности. Но найти виновного не составит труда. Посланник может предоставить это ему. Ни его, ни миссис Стефенсон больше не будут беспокоить по этому поводу. Все было так деликатно, что у Фергуса от прежнего предубеждения против Лодера не осталось и следа. Он пригласил его на обед, чтобы закрепить этот официальный контакт неофициальной беседой в непринужденной обстановке. Лодер пробовал отказаться, понимая, что это способ отблагодарить его за все, что осталось недосказанным. Но Фергус настоял, и вот они обедали вдвоем — накануне его беседы с Ричардом Патерсоном.К собственному удивлению, Фергус Стефенсон получил удовольствие от этой встречи. Он дал Лодеру время справиться с неловкостью, сделал все, чтобы тот чувствовал себя раскованно, и Лодер начал понемногу раскрываться, сначала с настороженностью, потом совершенно уверенно. У него была отличная голова, он искренне любил классиков, и это неожиданное открытие так удивило Фергуса, что он позволил Лодеру разразиться целой лекцией о достоинствах Тацита как историка вообще и как военного историка в частности. Его толкование оказалось не лишенным оригинальности. Излагая факты, он так живо комментировал их сочным простонародным языком, что его рассказ, бесспорно, отличался большим своеобразием и по форме, и по содержанию. Фергус забыл про время, Лодер вообще не замечал его. Они обнаружили, что не только приверженность к классике сближает их. Во время учебы в университете Лодер написал курсовую по средневековой музыке. Стефенсон собирал коллекцию раннегригорианской церковной музыки. Кончилось тем, что они принялись слушать пластинки. Уходя, Лодер повернулся к Фергусу и протянул руку. Его лицо раскраснелось и резко выделялось на фоне рыжеватых волос, а глаза стали розовее обычного. Он пил одну только воду, в противном случае Фергус подумал бы, что так на него подействовал алкоголь.— Я исключительно приятно провел вечер, — сказал Лодер. — Лучший вечер за все мое пребывание в Вашингтоне. Мне вспомнилось мое счастливое время после войны. Большое спасибо, сэр. Я получил истинное удовольствие.— И я тоже, — проговорил Стефенсон. Так оно и было на самом деле. — Приходите еще. — Он поднялся наверх в свою комнату. Дверь в комнату жены была полуоткрыта, у кровати горел ночник. Ее голос прозвучал сердито и властно:— Фергус, не спеши ложиться. Пойди сюда.Он не вошел в комнату, а остановился в дверях. Она сидела на кровати, ненакрашенная, красивая, в глазах вечное презрительное выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28