Но… – Вано неожиданно запнулся, нахмурив густые брови, которые особенно ярко выделялись на фоне лысого черепа.
– Да, Вано? Так о чем же ты подумал?
– Ник, а ведь мы фактически ничего не знаем о «КОСА». Разве не так? Мы здесь прекрасно проводим время, пьем, болтаем, смотрим представления. Потом гоняемся за тенью загадочного убийцы. Но о самых простых вещах нам не пришло в голову подумать.
– И что это за вещи? Из чего состоит салат «Се ля ви» или чем поливают мясо «Оссобуко»? Надеюсь, тебе не пришло в голову, что здесь прибивают несчастных посетителей, разделывают их мясо и стряпают из него различные блюда, чтобы накормить других, не менее несчастных членов «КОСА», которых потом тоже мочат, и так бесконечно…
– Оригинальная мысль, Ник. Особенно если учесть, что все эти вкусности бесплатно. Но если серьезно… Тебе не показалось странным, что таким шикарным заведением заправляет фактически один человек? А именно – Толмачевский. Всякие официанточки и поварихи, которых не так уж и много, безусловно, не в счет. Когда Толмачевский отсутствует – посетители обращаются непосредственно к швейцару Ворфоломееву. К швейцару, хотя, если рассудить трезво, у любого директора просто обязан быть заместитель!
– Должен, – согласился я, – но не обязан. Мы живем в свободной стране, и Толмачевский свободен в своем выборе.
– Ну, допустим, о свободной стране ты можешь рассказывать с голубого экрана, но дело не в этом. Толмачевский выбивается из сил, но все делает, все решает исключительно самостоятельно.
– К чему ты клонишь, Вано? Я согласен, это довольно подозрительно. Но, если учитывать, что «КОСА» сама по себе не образец высокой нравственности и культуры… То это вполне объяснимо. Толмачевский не желает привлекать к темным делишкам лишних свидетелей. И в чем-то он прав: даже лучший друг, почуяв сырой запах камеры, забудет, что недавно кровью клялся молчать, – это истина. Толмачевский же хитер и умен. Возможно, о многом знала Анна. Вот ее и убрали.
– Анна, – задумчиво протянул Вано. – Но, знаешь, Ник, создается впечатление, что Толмачевский – не первая скрипка. Возможно, вторая. Возможно, третья. Но только не первая! За всем этим стоит более умная и более хитрая голова. Господин управляющий тоже далеко не глуп, но в целом – он типичный молодой русский бизнесмен, который непременно должен подчеркивать свою деловитость красным пиджаком. Скажи, Ник, в какой цивилизованной стране уважающий себя делец явится на заседание в ярко-красном или ярко-зеленом костюме?
– Не знаю. – Я пожал плечами. – Вообще-то мне дела нет до цивилизованной страны и уважающих себя дельцов. Но в том, что показателем недешевого образа жизни является такая безвкусная дешевка, ты совершенно прав.
– Именно, Ник! Толмачевский – всего лишь представитель, жалкий представитель новоявленных буржуа, которым глубоко плевать на искусство, красоту и прочую, не нужную им ерунду. Здесь же замешаны более умные люди, заинтересованные в более важных вещах и не пользующиеся такими дешевыми атрибутами, как Толмачевский.
– Возможно. – Я вздохнул. – Но пока это только предположение.
– В таком случае, мы на месте и проверим кое-какие вещи. Первым делом мы должны выяснить, совпадение ли то, что и у Васи, и у Стаса хранились в доме ценные вещи. Мы возьмем список погибших и список тех, кто по разным причинам покинул этот клуб.
Я начинал понимать. Несмотря на то, что я еще злился на Вано, он был мне нужен: в его лысой голове рождались довольно серьезные догадки.
Через несколько минут после нашей убедительной просьбы, которая сопровождалась размахиванием красной книжки, принадлежащей капитану Зеленцову, швейцар Варфоломеев любезно предоставил нам список посетителей «КОСА», не переставая при этом почтительно кланяться и как можно любезнее улыбаться. Хотя по выражению его глаз я отлично понял: если бы он осознал, что живет в свободной стране, то давно вытащил бы пулемет и уложил нас на месте. Но до него, видимо, еще не дошло истинное понятие демократии по-русски. Поэтому он вынужден был терпеть наши ухмыляющиеся рожи, к тому же что-то без конца жующие и пьющие на халяву.
– Та-а-ак, – протянул Вано, внимательно пробегая глазами по списку. – Хитро продумано, почти все фамилии незнакомые. Но…
Вано не успел договорить, как я выхватил список самоубийц. И быстро по нему пробежался.
– Для тебя, конечно, незнакомые, – ехидно заметил я. – При условии, что в театр тебя первый и последний раз водила любимая бабушка. О том, что такое опера и балет, ты, естественно, не имеешь понятия. В киношку, возможно, бегал недавно, но на титры тебя уже не хватило. А музыку ты наверняка слушаешь по радио, жуя на кухне жареные котлеты…
– Прекрати, Ник, – оборвал меня на полуслове Вано. – Я хоть и не отличаюсь особыми познаниями в искусстве, но знаменитостей все-таки знаю. В том-то и дело, что самоубийцы – люди действительно творческих профессий, как и положено, но заметь: далеко не звезды. Поэтому их смерть прошла незамеченной. Не вызвала общественного резонанса, понимаешь? Вот почему деятельность «КОСА» протекает сравнительно гладко. Без излишних осложнений. Не вызывая чрезвычайного любопытства ни нашей, ни зарубежной публики. Любопытства, которое для клуба вовсе не желательно.
Я полностью согласился со своим другом. Действительно, в «КОСА» преобладали далеко не звезды. Если же эти люди и были когда-то знамениты, то за сто лет до нашей эры, и с тех пор все позабыли об их существовании. Очень несправедливо. Творческие личности нужны только тогда, когда они занимаются творчеством. Звезда блеснет. Звезда потухнет. И никто уже не помнит, насколько ярко она горела. Особенно это касается артистов. Безусловно, не всех, а только тех, которые не сумели приспособиться к своей профессиональной ненужности, не сумели заполнить собой телевизионное время бессмысленных телевизионных передач, не захотевших в нужное время кому-нибудь поклониться и кому-нибудь пригодиться. Они просто отчаялись. Они просто жили как умели.
И мне было искренне жаль этих людей, потому что я был одним из них. Правда, с единственным преимуществом – я сам оставил свою профессию, и мне не на кого обижаться и некого винить. Возможно, я видел в этом один из способов самосохранения. Сохранения себя, своего «я» в наше нелегкое время. Я не хотел от других дожидаться боли. Я причинил себе эту боль сам.
– Завтра же проверим парочку фамилий, – заключил я. – Родственники должны знать, были ли у погибших ценные вещи. А если были, то где они теперь. Но скажу тебе честно, малоприятное это занятие – ходить по домам покойников и тревожить живых воспоминаниями о мертвых.
– Кому ты об этом рассказываешь? Мне-то не однажды приходилось делать это. И я это воспринимаю спокойно. Как врач, который крепко спит ночью после операции, даже, если она прошла не совсем удачно. Он умеет отличать свою вину от безнадежного случая.
– Вот я и говорю, что лучше всего тебе этим заняться. И к примеру… К примеру, начни с Матвея Староверова. Он погиб совсем недавно. Мне искренне жаль его. Он был классным тележурналистом, и смерть его была явно кем-то подготовлена. Впрочем, не только его жаль. Я смотрю на эти фамилии… Кто был лучше, кто хуже… Я знал многих из этих людей, но понятия не имел о том, как они умерли. Правда, ходили слухи, что кое-кто покончил с собой. Но я не придавал этому значения. Творческие люди – народ неуравновешенный, почти все пьющие. По-моему, на это и делался расчет: ведь не случайно в «КОСА» представители исключительно творческих профессий. Они легче всего впадают в депрессию, поддаются панике. Их психикой просто манипулировать. А когда я просмотрел этот список… Знаешь, среди них не было ни одного крепкого парня! Ни одного! Это все очень слабые люди… Мягкие, податливые, излишне впечатлительные…
– Это дельная мысль, Ник. – Черные глаза Вано вспыхнули. – Следует прощупать, каким образом эти люди очутились в «КОСА». Кто конкретно их сюда направлял? Независимо от Суицидального центра.
– Но все же работаем по списку, – ответил я, – ты, как закаленный боец, начнешь с покойников, а я, как легко ранимый артист, пройдусь по живым. По тем девушкам и парням, которые почему-то оставили этот клуб. Постараюсь узнать – почему, а по ходу выясню причину их появления в «КОСА». По рукам?
– По рукам! Я рад, что мы вновь вместе, – улыбнулся Вано.
Я пожал плечами: моя обида еще не прошла.
– Это не имеет значения, доверяю я тебе или нет. Просто теперь я не имею права пренебрегать ничьей помощью, так что правильнее будет сказать – я просто эксплуатирую твой мозг в своих целях.
– И на том спасибо. Я не забуду упомянуть твое имя, когда меня станут награждать за раскрытие самого сложного и опасного преступления.
– А если тебя наградят посмертно? – не выдержал я.
Вано кисло усмехнулся.
– Я постараюсь пережить многих. И особенно любителей подобных заведений. – Он кивнул на посетителей клуба.
– Думаю, для этого большой ловкости и ума не потребуется.
Мы рассмеялись. Я был по-прежнему обижен на Вано, но не мог не признать, что этот человек мне симпатичен и за короткое время стал моим лучшим и, наверно, единственным другом. Наша дружба проверялась ежедневно и чуть ли не ежедневно была на грани разрушения. Но вновь и вновь возрождалась из пепла…
Было уже довольно поздно. Много уже было выпито и много съедено. Членов «КОСА» еще ждало представление, нам представлений хватало и в жизни. К тому же недавняя смерть Стаса слишком потрясла нас, и всякий спектакль в «КОСА» напоминал о ней. Мы не нуждались уже в уверении, что смерть – само совершенство, сама гармония. Напротив, мы сами спешили спасти от смерти живых, внушив им обратное. Поэтому, когда посетители клуба дружно вскочили и по команде колокола задули свечи, мы поспешили незаметно смыться. И уже на улице, задрав головы к небу, любовались полной яркой луной, то пропадающей за густыми облаками, то выплывающей из-за них.
– Да, Ник, это напоминает массовый гипноз, – продолжал рассуждать Вано. – И для этого гипноза создан комплекс продуманных мер. Во-первых, с наркотическими веществами. Хотя еще нет результатов экспертизы, но моя интуиция подсказывает, все так и есть. Второе – красочные ежевечерние представления. После них да еще под воздействием вина действительно убеждаешься, что умереть не так уж и плохо. Этот интерьер зала. Этот таинственный полумрак, эти непонятные кусты с ярко-розовыми цветочками возле каждого столика, как на похоронах. И эти низкие люстры с тремя свечами, как в церкви. Все это подталкивает человека на что угодно, но не на жизнь.
Знаешь, здесь работает очень умная голова. Толмачевский такого не потянет ни за что. Ловко придумано. Собрать всех людей с неуравновешенной психикой в одном месте, чтобы они окончательно друг друга добили своими разочарованиями и трагедиями. Хотел бы я взглянуть одним глазком на этого гениального режиссера, сочинившего «КОСА».
– Чтобы узнать его имя, нужно найти Толмачевского, – предложил я. – Он, думаю, о-очень много знает, если это не его рук дело. Может, он гораздо умнее, чем мы думаем, и только притворяется жлобом-бизнесменом в ярко-бордовом костюме.
– Наверняка Порфирий его уже вычислил. В любом случае я тебе завтра перезвоню, и мы вместе решим, что делать.
Я улыбнулся.
– Нет, Вано. Теперь и я могу тебе звонить. Разве не так? Или, кроме второго лица, у тебя есть еще третье? Может быть, ты вскоре окажешься главой международной полицейской мафии?
– Я тебя разочарую, Ник, но я всего лишь рядовой сыщик. И поделиться с тобой доходами мафии не могу. А жаль. Мы бы неплохо могли провести время. Я бы купил себе ярко-желтый костюм. И все бы тут же поняли, что я – при больших бабках. Но, увы… Кроме всего – я холостяк! А ты безнадежно влюблен.
Я вздохнул.
– И к тому же – женат.
– Говорят, у тебя очаровательная жена. Везет же некоторым. Одним сразу две очаровательные женщины. А другим лишь серые милицейские будни.
– Поверь, Вано, мне очень часто хочется поменяться с тобой местами.
– Очень даже верю, Ник. Да, кстати, на всякий случай: поскольку ты теперь выступаешь в роли детектива, ты обязан хранить служебную тайну.
– Думаю, к моей жене это не относится. Она не раз нас выручала. До завтра, Вано.
И мы, крепко пожав друг другу руки, расстались. По пути к своему дому я не переставал думать о Васе. Рядом с Вано мне было легче: этот парень умел придать сил и приглушить отчаяние. К тому же мой мозг заполняли заботы, обдумывание разных фактов. Теперь же, когда я остался наедине с собой, меня с новой силой переполняла боль. Я видел перед собой любимую девушку совершенно одну. В пустой серой камере. В этом замкнутом глухом пространстве. Кричи не кричи – не дозовешься. Она не заслужила такого наказания. Не заслужила. Я видел ее серые раскосые глаза, в которых застыла печаль. И просьба о помощи. Я видел ее дрожащие тонкие руки, уцепившиеся в железные прутья кровати, и мне вновь становилось страшно. Господи, вдруг ее надолго не хватит? Вдруг она не выдержит этого кошмара? А выдержал бы его я, здоровый, крепкий парень?
Но я старался гнать от себя эти мрачные мысли, чтобы, воспользовавшись моей слабостью, они не переполнили меня, не захлестнули, чтобы я не успел в них захлебнуться. Я гнал, гнал, гнал их, чтобы они не победили меня!
Я ускорил шаг. Как это ни подло, но я вновь нуждался в Оксане. В ее теплом грудном голосе. В ее спокойных жестах. В ее правильных, мудрых словах.
Как это ни подло, но, едва увидев на пороге жену, я тут же заключил ее в свои объятия, одновременно искренне тоскуя о Васе. Я прекрасно понимал – и об этом мне не раз напоминала Оксана, – что я вечный ребенок, который нуждается в утешении, которому страшно сталкиваться лицом к лицу с неприятностями и которому постоянно необходимо чье-то плечо рядом. В данной ситуации было рядом плечо моей жены, и я принял его. Мне нужна была сегодня эта мудрая женщина, чтобы я вконец не отчаялся, чтобы мрачные мысли вконец не одолели меня.
– Опять что-нибудь случилось, Ник? – Она с тревогой посмотрела на меня.
Боже! Сколько раз она произносила эту фразу: «Что-нибудь случилось, Ник?» Боже! Сколько раз она смотрела на меня встревоженным взглядом. И сколько раз мне становилось легче от этого. Оттого, что есть на белом свете человек, искренне переживающий за меня. И сколько раз, чувствуя свою вину перед ней, я так ничего и не желал исправить…
– Случилось, Оксана. А впрочем, нет. Мне просто плохо. Вновь обвиняют невиновного человека. И вновь я бессилен что-либо изменить.
Я торопливо, на одном дыхании поведал жене о том, что случилось этим вечером. Ее потрясло убийство Анны. Она искренне жалела эту женщину, образ которой я описал с таким чувством.
– Она была, наверно, слишком неординарна, Ник, – вздохнула Оксана. – Такие люди часто плохо кончают. Я так никогда не смогу сверкать. Но и за свою жизнь я поэтому относительно спокойна.
Но мой рассказ о превращении скульптора Вано в капитана милиции Зеленцова ее крайне обрадовал.
– Ну и слава Богу! Очень уж меня мучил этот вопрос. А теперь, если вы действуете вместе, я могу за тебя не беспокоиться.
Светлые глаза Оксаны радостно блестели, и она хитро улыбалась. Пришла моя очередь спросить, что случилось.
– Что? Ник, ты прекрасно знаешь, как я за тебя болею. В общем, после того, как ты мне позвонил… Помнишь, я тебе рассказывала про эти наркотические вещества – суициплоиды? Помнишь? Что их фактически невозможно завезти в нашу страну? Они жестко охраняются законом.
– Да, да, милая, – торопливо сказал я, – ну и? Что же потом?
– Не торопи меня, Ник. Всему свое время. Так вот, после этого телефонного звонка я решила действовать самостоятельно. На Порфирия, как я поняла, надежды мало. Он вряд ли поверит вам на слово. И не побежит проверять это вино. Вот я и решила сделать это собственными силами.
– Собственными силами? – От удивления я округлил глаза. – Но как же тебе удалось добыть вино?
– Знаешь, при моих связях это не так уж трудно было сделать. Ведь некоторые мои пациенты, как ты знаешь, стали впоследствии членами «КОСА». Одному из них я и позвонила. И попросила достать мне парочку бутылок этого вина. Якобы для небольшого семейного торжества. Я наплела что-то типа того, что, мол, слышала о прекрасных свойствах этого ароматного напитка. Впрочем, можно было особенно не распространяться: вино действительно чудесное, да и пациент мне многим обязан. Так что он даже счел за честь отблагодарить меня! Ты прости, Ник. Но в ожидании тебя я пару бокалов уже осушила.
– Ради Бога, Оксана! Какие же ты получила результаты? Хотя… – Я махнул рукой. – Если ты безбоязненно пила это вино, значит…
– Ты прав, Ник, – продолжила моя жена. – Ты абсолютно прав. Никаких наркотиков там не было! И быть не могло! Во всяком случае, в закупоренных бутылках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40