И это меня больше всего пугало. Казалось, она очень устала и не желает бороться. Казалось, она даже рада, что все так случилось и у нее вновь появился, теперь уже серьезный, повод для ухода из жизни. Я вспомнил все, о чем говорила Оксана, и понял, что Васина жизнь – на волоске. Она стоит на краю пропасти и в любую минуту готова туда броситься. Моя задача – во что бы то ни стало предотвратить эту ошибку.
– Васенька, Вася, Василек… – Я крепко обнял девушку, словно именно так пытался уберечь ее от непоправимого.
Но на этот раз она ни одним жестом не выдала своего волнения при виде меня. Она словно окаменела, и ее серые глаза были устремлены в одну точку на серой стене.
– Васенька, ну, перестань. – Я встряхнул девушку за плечи. – Ты это зря, Вася. Никто не верит, что ты виновна. Никто! Ты совсем скоро выйдешь отсюда. Слышишь? Я уже много знаю. Пока точно не могу тебе объяснить, но ты потом сама узнаешь. И тебя совсем скоро выпустят. Ты мне должна верить. Слышишь?
Она слышала, но не верила. Она сидела так же неподвижно, и я не знал, что мне делать, как ее вернуть. Пустые слова и обещания не спасут. Здесь нужен особый подход. Особые фразы, особые чувства. И тут меня озарило. Необходимо рассказать о своих утренних приключениях в ее квартире, чтобы переключить внимание на себя. Если она меня любит, обязательно переключится на мою боль и станет опасаться за мою жизнь.
Мой расчет оказался верным. Когда я красочно, немного преувеличенно описал ей нападение злодеев, свои страдания, муки и боль, а для достоверности показал руки, покрытые огромными синяками, в ее глазах застыл страх. И боль – за меня. Вася изо всей силы обняла меня за шею.
– О Боже, Ник! Это правда? Ник, милый мой, славный мой, тебе больно? Да, тебе больно…
Я для полной убедительности сморщил лицо, всем видом показывая, какую чудовищную боль испытываю. Это ее окончательно привело в чувство, и она превратилась в прежнюю Васю, забыв о собственных горестях.
– Ник, ты не должен так рисковать. Ник, милый, я так боюсь за тебя. Ты не должен так… Ник, я знаю, у меня все будет хорошо. Главное, чтобы с тобой теперь ничего не случилось.
За пару минут мы поменялись ролями: она уже, как могла, успокаивала меня, хотя я в этом, в общем-то, особенно не нуждался. Но главное – я достиг цели и теперь спокойно могу расспросить ее о важных вещах, имеющих отношение к делу. К тому же мне удалось хотя бы на время уберечь ее от опрометчивых поступков.
– Не волнуйся, Васенька, я буду в порядке. Обещаю. Но только в том случае, если ты окажешь мне помощь и потерпишь, и перестанешь думать о глупостях. Иначе мы ничего не достигнем. Иначе мы лишь обрадуем настоящего преступника. Но ведь нам это вовсе не нужно! Мы обязаны выдержать это испытание и обязательно выдержим. И совсем скоро будем вместе. Совсем скоро. Тебя уже дома ждет подарочек. Мы весело отпразднуем твое возвращение. И закатим такой пир! От которого «КОСА» разлетится вдребезги.
– Правда? – Ее глазки опять горели огнем. – А что за подарок? Я обожаю сюрпризы!
– Это секрет, – улыбнулся я. И печать таинственности легла на мое лицо. Хотя я сам понятия не имел, что это за сюрприз. Поскольку у меня его просто-напросто не было. Но зато в запасе было время, чтобы его придумать. И я обязательно обрадую Васю по случаю ее возвращения в свободный мир. Но для этого нужно было много сделать. И много понять. Поэтому я решил не тратить время на пустую болтовню и осторожно приступил к расспросам. Самое неприятное – про цианистый калий – я решил оставить на потом.
– Вася, ты уже знаешь, что меня ударили по голове твоей Афродитой. Не думаю, чтобы сама богиня любви ополчилась на меня, поскольку ее я никогда не разочаровывал. Но кто-то все же совершил этот неблагородный поступок. Скажи, кто бы это мог быть? Кто знал о существовании у тебя Афродиты? И вообще откуда взялась у тебя эта ценная вещица?
Она печально улыбнулась.
– Она красивая, эта Афродита. Ты знаешь, это единственная ценная вещь в доме, хотя я и понятия не имею, насколько она дорога. Я даже не задумывалась об этом. Сколько себя помню, эта скульптурка всегда была в нашем доме. Мама говорила, что она передавалась из поколения в поколение. Кто-то из моих предков купил ее, наверно, когда время еще не обозначило ей такую высокой цены. А потом она все дорожала. Вот так.
Ты же знаешь, Ник, я осталась одна на всем белом свете, а эта богиня мне всегда напоминает о моих родных. И всегда успокаивает меня. Ведь одиночество – понятие абстрактное. Мои родители умерли. Но я все равно постоянно связана с ними именно благодаря этой скульптуре. Я смотрю на нее и представляю, сколько поколений людей вот так же вечером, при тусклом свете лампы или свечи вглядывались в эту божественную красоту, в это совершенство. И во всех этих людях текла кровь, похожая на мою. И, наверное, их лица немного были похожи на мое. Мир так несовершенен. И они умерли. Но эта бронзовая Афродита – вечность. И она – совершенство и правда. И я умру. Но кто-то после меня, очень на меня похожий, будет общаться с Афродитой, как я теперь. Я с ней была не так уж одинока. Это нить, связывающая меня с близкими. Я разговариваю с ней, прошу совета. И ты знаешь, именно она часто ограждала меня от опрометчивых поступков. Поэтому говорить о ее цене… Даже думать об этом – кощунство. То же самое, что продать родных. Я никогда не расстанусь с ней, даже если у меня не будет ни гроша в кармане. Я расстанусь с ней только в случае смерти.
– Не говори так, Васенька. – Я крепко сжал ее тонкие пальчики. – Мы еще всех переживем. Но все же… Кто мог знать о существовании Афродиты?
– Ник, это смешной вопрос. Я же говорю, что никогда не думала о ней как о ценной вещи, поэтому никогда и не прятала. Она была частью моего мира. Как и другие вещи, стояла всегда на виду.
– О ней знали Вано, Толмачевский?..
– И тот, и другой бывали у меня в доме. Поэтому, конечно, знали. Но ни один из них не интересовался ею. Во всяком случае, не расспрашивал меня о ней.
– Тебя Толмачевский направил в «КОСА»?
– В общем, и да, и нет. После приема у психиатра я была направлена в Суицидальный центр. Там мне и рассказали о существовании «КОСА». И там же представили Толмачевскому. Но мы уже были знакомы, как соседи, он вечером привел меня в клуб и познакомил с Вано.
Ответы Васи не сдвинули дела с места. О фигурке мог знать кто угодно. И не обязательно Толмачевский или Вано решили выкрасть ее у Васи. Статуэтка жила в доме давно, и любой из знакомых Васи или ее семьи мог запросто проникнуть в дом. Это усложняло задачу. И все же в посторонние персонажи я слабо верил, по-прежнему считая, что похищение Афродиты обязательно связано с убийством Стаса. К тому же мои догадки подтверждала ложь Толмачевского, когда он заявлял, что понятия не имеет об Афродите. Конечно, он может выпутаться, утверждая, что не обращал на нее внимания. Но кто ему поверит? Человек, дом которого забит ценным антиквариатом и который прекрасно знает цену вещам, никогда не пройдет мимо работы старинного мастера. Толмачевский, определенно, лгал, что наводило на подозрения.
Следующим на очереди стоял самый щекотливый вопрос – о цианистом калии. Я начал издалека:
– Васенька, я понимаю, тебе больно вспоминать про тот злополучный вечер, когда мы играли эту пьесу. Но все же скажи, это очень важно: помнишь, по сценарию ты должна была выпить яд вслед за Стасом, но ты не сделала этого. Ты сразу же определила, что Стас отравлен. Каким образом ты смогла о этом узнать?
– Ах, Ник! – Вася махнула рукой. – Пожалуйста, не разговаривай со мной, как с больной, и не бойся задавать вопросы. Я знаю, что ты мне веришь, и знаю, что многое нужно уточнить, чтобы не осталось и тени сомнений. Поэтому твой мяукающий голос только раздражает и настораживает меня. Что ты хочешь узнать? Как я могла определить, что Стас умирает? Очень просто. Разве ты не помнишь, как Стас что-то прошептал? Вот видишь, вспомнил. Я не бросилась пить из этой чашки, потому что вначале увидела перекошенное лицо Стаса и поняла, что это не игра, потому что игра, по правилам, должна быть другой, а Стас всегда играл по правилам – он бы нас не подставил. И я испугалась. Прошли секунды, и тогда я услышала. Даже не услышала, а, скорее, прочла по его губам. Он несколько раз повторил: «Яд, яд, яд». Вот и все, Ник. Этого достаточно?
– Вполне. Но теперь я спрошу о другом. Ты сама сказала, что я вправе задавать любые вопросы. Скажи, Вася, как у тебя в доме оказался цианистый калий? – Я не отрывал взгляда от ее лица.
Ее лицо оставалось спокойным, только слегка побледнело.
– Я не могла тебе сразу признаться в этом, Ник. Ты прости. Я боялась, что ты заподозришь меня и разлюбишь. Этого я боялась больше всего на свете. Ты ведь и в мыслях не допускал такого. Ты сразу же предположил, что мне кто-то подложил цианид, и я боялась тебя в этом разуверить. Да и каким образом я могла все объяснить? Мне очень не хотелось, чтобы ты думал, будто я сумасшедшая, храню у себя в квартире яд. Я не сумасшедшая, Ник. И совершенно случайно он у меня оказался. Ты знаешь, я ничего не планировала. Ни доставать его, ни покупать. Но… Так вышло. Когда меня бросил Стас, я была на грани отчаяния, поверь. И вот в эти дни случайно подвернулся под руку этот цианид. И я… В общем, Ник, думай обо мне что хочешь. Но я его украла. И не спрашивай где. За последнее время я побывала во многих медицинских учреждениях, лабораториях. Просто это роковое стечение обстоятельств: яд попался мне в самый тяжелый, критический момент жизни. И этим кто-то умело воспользовался, поэтому теперь все обстоятельства обернулись против меня.
– Или кто-то удачно их против тебя обернул. И мы должны все выяснить. Скажи, кто мог знать о существовании яда? Ну же, вспомни, кто?
– Опять же, Ник, я вряд ли обрадую тебя ответом, потому что об этом знали многие. И те, кто знал, могли рассказать другим. И если спросишь о Вано и Толмачевском, то я отвечу однозначно – да, они знали.
Толмачевскому я рассказала об этом в тот самый вечер, когда в первый раз собиралась посетить «КОСА». Я же говорила, что мое состояние было не из лучших. И я нуждалась в помощи. Я много тогда говорила с управляющим. Говорила, что в любую минуту готова покончить с собой, говорила о цианистом калии. Он уговаривал меня уничтожить яд. Обещал, что в клубе мне обязательно помогут. Он оказался прав. В «КОСА» мне действительно помогли. Но не Толмачевский и его команда. Мне помогла встреча с тобой. Где бы мы еще могли встретиться?
А Вано… Ты же сам знаешь, нас с Вано посадили за один столик. Двух доведенных до отчаяния людей. И мы исповедовались друг другу. И друг у друга искали поддержки. И нашли ее. Потом пришел ты…
– Но мне ты ничего не рассказала о существовании цианида.
Вася улыбнулась. И провела прохладной рукой по моей небритой щеке. Почему у Васьки всегда такие холодные руки? Мне это безумно нравится.
– Ник, какой ты глупый. Неужели ты не понял? Ты – не Вано. Вано для меня стал всего лишь другом, душеспасителем. Ты… Ты – совсем другое. В тебе я увидела в первую очередь просто мужчину, и перед тобой я уже не могла до конца исповедаться. Мне хотелось быть лучше, чем я есть на самом деле, мне хотелось нравиться тебе. И многие вещи просто стыдно было тебе говорить.
Но ее теплые слова на сей раз меня не согрели, а насторожили: я вспомнил рассказ Оксаны о том, что у Васи в жизни был не один парень, из-за которого она готова была отправиться на тот свет. И у меня неприятно засосало под ложечкой.
– Что-нибудь случилось, Ник? – встревоженно спросила она.
А я отвел взгляд.
– Но ведь Стас был не первым в твоей жизни, не говоря уже обо мне…
– Ты что, ревнуешь, дурачок? – Вася хрипло засмеялась. – Ник, я не скрываю, что довольно влюбчивая натура. Но… Но всю свою сознательную жизнь я прожила одна, и боялась одиночества, и искала, уж слишком искала друга. Всегда ошибалась и никого не любила. Теперь думаю, что не любила даже Стаса, просто он был слишком идеален, а совершенство я всегда боготворила. И когда встретила… то сразу же подумала, что люблю. Красивый, умный, интеллигентный, в глазах – печаль. Я поверила в эту печаль. И сочинила любовь. Преувеличила ее. И когда он от меня отвернулся… Предал ведь тот, кого я так боготворила. Я подумала, что разрушился весь мир. Мир, в который я поверила искренне. И мне после не хотелось жить.
Но теперь я признаюсь, что это была не любовь. Совсем не любовь. Мне никогда не были нужны слишком красивые, слишком умные и слишком интеллигентные, с печалью в глазах. Мне всегда был нужен ты. Безалаберный, взрывной, наивный, почти мальчишка. И в глазах нет печали. Она – здесь. – Вася постучала кулачком по своей груди. – И почти такой же, как я. Это правда, Ник.
Я ей верил. Я ей не мог не верить, потому что любил. Потому что понимал. Мне тоже не нужен был идеал. Красивая, умная, интеллигентная Оксана. Я тоже выдумал ее, потому что верил в идеальный мир. Но в таком мире я жить не мог. Он изматывал меня, и он же привел к отчаянию. Наши истории были похожи. Мы как никто понимали друг друга. Поэтому не верить ей я не мог. Но меня мучило другое.
– Вася, скажи, ты раньше часто помышляла о самоубийстве?
Она пожала плечами.
– Зачем тебе эти глупости, Ник? Как и все, наверно. Самые здоровые, крепкие духом люди хотя бы однажды думают об этом. А у меня была не самая легкая на этом свете жизнь. И ты опять же меня поймешь. Ведь ты тоже однажды остался совсем один, разве нет? Но одно дело думать о смерти, а другое…
– Не надо. Ничего мне больше не объясняй. Я все понимаю.
Я глядел на Васю, как в зеркало. И видел там свое отражение, отражение своей жизни. Пожалуй, только сегодня я до конца осознал, насколько мы похожи, близки. И насколько одинаковы наши судьбы, даже поступки. Возможно, именно это и есть объяснение нашей внезапно вспыхнувшей любви.
Мы когда-то остались одни в этом мире, довольно холодном, бездушном мире. И искали спасения от одиночества, искали спасения в любви. И нашли его в правильных, идеальных людях. Ошиблись: наше спасение было только друг в друге, потому что мы отражение друг друга. А разбитое зеркало – очень плохая примета, мы не должны его разбивать. Мы должны его во что бы то ни стало сберечь, потому что на всем белом свете существует единственное твое отражение, и найти его – большое счастье. Мы с Васей – счастливые люди и должны сохранить наше счастье.
– Васька, я все понял и как никогда уверен, что все у нас будет класс! Главное – выдержать, а мы выдержим, потому что уже не одни Но все же… Все же я пока не отстану от тебя. И задам еще парочку вопросов.
– Я готова слушать их всю жизнь, лишь бы нам не расставаться.
– Потом ты будешь слушать другое. Я обещаю. Но сейчас… Скажи, зачем тебе понадобилось прятать яд во флакон духов?
Я был уже готов к логичному и простому объяснению, но на сей раз все вышло иначе: у Васи широко раскрылись глаза, и она недоумевающе захлопала пушистыми ресницами. Она была удивлена.
– Во флакон? Ты с ума сошел, Ник! Да не прятала я его вовсе. Он всегда лежал в одном месте, в ванной. Зачем мне было его прятать? Я же не могла знать, что когда-нибудь у меня будет обыск. Это же глупо, Ник!
Тут пришла моя очередь удивляться, и я даже подскочил на месте.
– Васька, уже теплее! Так-так. Ты не представляешь, до чего это важно! Преступник решил подставить тебя! Но сам же совершил ошибку! Ты сегодня же все расскажешь Порфирию.
– Я не понимаю, Ник.
– Глупая! Здесь и понимать нечего! Все предельно просто! Слушай. Преступник знал, что у тебя есть яд. Так? И знал, что ты его не прячешь. По логике преступника, ты обязательно должна его прятать, тогда на тебя обязательно падут подозрения. Поэтому он проникает в квартиру и надежно прячет яд. Но не настолько надежно, чтобы его не нашли. Понимаешь?
Далее он рассуждает так. Когда тебя арестуют, ты всячески станешь, как и всякий нормальный человек, отрицать, что у тебя был цианид. Он же не знал, что ты ненормальная! Что ты сразу сознаешься в этом! К тому же он думал, что ты не каждому рассказывала о существовании яда. Преступник считает, что ты, как всякий нормальный человек, скрывала, что у тебя есть яд. Понимаешь? И знает о его существовании только он. Вот и все!
У тебя есть шанс выпутаться! И Порфирий должен об этом знать! Ведь, если бы ты была преступницей, ты не кричала бы на каждом углу о том, что хранишь цианид!
– Порфирий все твои неубедительные доводы разобьет в пух и прах. – Вася недоверчиво покачала головой. – Во-первых, он не поверит, что я держала цианид на виду. Кто-то специально проник в дом и перепрятал его, чтобы навлечь на меня подозрения. Я бы тоже не поверила в эту чушь на месте Порфирия. Он просто решит, что мы вместе с тобой придумали эту сказку. Во-вторых, я могла рассказывать об этом яде на каждом углу, потому что не планировала преступления. Допустим, я совершила его в состоянии перевозбуждения, отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40