Шеф фыркнул.
– Вы только подтверждаете мои слова. Я не хочу, чтобы вы снимали по чему-либо, что вышло из-под пера Билли Дая.
– Что? Никогда?
– Никогда.
Ларри Крем вздохнул.
– Вы человек чести? – спросил Шеф. – Даете мне слово.
Ларри позволил себе хохотнуть.
– Вы говорите как какой-нибудь мафиози.
Пристально и очень холодно Шеф оглядел Ларри с головы до ног.
– Извините, извините. Даю слово. Обещаю.
Шеф понял, что Ларри скажет что угодно, лишь бы выбраться из этого дома живым. И глазом не моргнув, глава банды принял решение.
– И вообще выпейте еще. Валяйте. У нас не деловой разговор. Давайте расслабимся. Любите женщин?
Ларри спросил себя, не ослышался ли он. Шеф кивнул Философу, который встал и открыл дверь. Вошли две женщины – обе в нижнем белье с оборочками. Одна была светловолосая, молодая и худенькая, с плоским животом, другая – крупная и мясистая, с огромными грудями и угрюмым лицом.
– Мой друг – важная шишка на телевидении. В соседней комнате четыре бутылки шампанского на льду. Побалуйте его, и он устроит вам роль в «Улице Коронации».
Женщины как будто удивились. Но не настолько, как Ларри:
– Я... Это не...
– Прошу, не благодарите, – твердо сказал Шеф. – Все за наш счет.

* * *

Женщины измотали Ларри. Когда за ним пришел Чистюля, Ларри лежал на спине на полу в гостевой спальне. Подняв, Чистюля посадил его на кровать и подал одежду.
– О'кей, мистер Крем. Думаю, пора отвезти вас домой.
Ларри оглядел комнату. Ему было трудно сосредоточиться.
– Где большая девочка? – заплетающимся языком вопросил он. – Я хочу тетю с большой грудью.
Чистюля милостиво улыбнулся.
– Если хотите, прихватим ее с собой. Хотите взять ее с собой?
– Да, пожалуйста, – сказал Ларри.
– А теперь будьте паинькой, надевайте штаны.
Ларри захихикал.
– Знаете, на кого вы похожи? Вы похожи на этих... на металлистов. – И чтобы было понятнее, начал лабать на воображаемой гитаре.
– Смешно, – сказал Чистюля. – А теперь одевайся, мать твою.

* * *

Ночь выдалась холодная. Дыхание Ларри, когда он вышел к припаркованному у дома «ягуару», заклубилось паром. Философ уже ждал за рулем, мотор работал. Крупная деваха Фиона сидела на заднем сиденье, завернувшись в гигантскую норковую шубу. Она прижалась к Ларри и укрыла шубой их обоих.
– А ты послушный мальчик, да?
– Сомневаюсь, – ответил Ларри.
Философ и Чистюля рассмеялись. Машина тронулась, вскоре открылись ворота с электронным замком, и они вырулили на шоссе. Лапая Фиону, Ларри вдруг нащупал что-то металлическое и твердое – наручники.
– Видели, что у нее тут? – хохотнул Ларри.
– Единственное, как она может кончить, – бросил Чистюля.
– Надо же, кто говорит, – фыркнула Фиона. – Когда в последний раз ты трахался задаром?
Ларри с Философом загоготали, Чистюля угрюмо нахмурился.
Машина неспешно сошла с основного шоссе и остановилась перед коваными чугунными воротами. Выйдя, Чистюля открыл тяжелый навесной замок, отвел створки ворот и вернулся в машину. Ларри наблюдал за происходящим в пьяном счастливом тумане. Фиона, словно ободряя, гладила его по руке.
Они двинулись по длинной, обсаженной деревьями аллее. Деревья шелестели и гнулись на ветру. Аллея повернула раз, другой. Из окна Ларри увидел сотни могил.
– Почему мы тут остановились?
– Потому что я до смерти ссать хочу, – сказала Фиона.
Гангстеры рассмеялись.
– Высший свет, – сказал Чистюля.
– Рабочий класс, – поправил Философ.
Открыв дверь машины, Фиона глянула в зеркальце на Чистюлю.
– Кто-нибудь из вас со мной сходит? Там ужасно темно.
– Отвали, – бросил Чистюля. – Просто присядь за машиной. Мы не будем подглядывать.
– Вот еще. За кого ты меня принимаешь?
– За толстую шлюху, – ответил Чистюля, и гангстеры заржали.
– Эй, зачем вы так? – сказал вдруг в приступе галантности Ларри и похлопал Фиону по руке. – Не бойся, деточка, я с тобой пойду.
Фиона повела его прочь от машины, по проходу между гробницами. Держа за локоть, она тянула его мимо крестов и могил. Наконец Ларри, чертыхаясь, остановился перевести дух. Пиджака на нем не было, только тонкая лиловая рубашка, да и ботинки он надел без носков и теперь мерз. И все еще был очень пьян. Повернувшись, Фиона толкнула его на кованую ограду.
– Пособи.
Ларри бездумно протянул правую руку. Фиона щелчком застегнула один наручник у него на запястье, другой – на ограде. Ларри рассмеялся.
– Извращенка...
И попытался свободной рукой облапать ее за грудь. Но пальцы сжали лишь холодный воздух. Фиона уже удалялась.
Погремев наручниками, Ларри понял, что оказался в западне.
– Эй! – крикнул он. – Вернись сейчас же!
Его трясло от холода и страха.
Прямо перед ним высилась вычурная гробница, в стене которой был высечен оскалившийся череп. Из висков у него росло по ангельскому крылышку. Глянув влево, Ларри решил, что ему почудилось какое-то движение, и, прищурившись, попытался вглядеться в темноту. Ничего, наверное, ошибся. Но нет. Вот еще что-то шевельнулось.
Кто-то приближался.
Медленно шел к нему по тропинке.
Фигура в черном. Незнакомец надвигался мучительно медленно и остановился всего в нескольких ярдах. Лица Ларри не видел, только силуэт мальчишеской головы.
– Слушай, – сказал Ларри. – Не знаю, кто ты и что ты, но у меня есть деньги. Мы можем договориться.
Голос Ларри, как и его тело, отчаянно дрожал.
– Бояться нечего, – негромко и спокойно произнес незнакомец.
Ларри преисполнился надежды: голос-то – женский. Он говорите женщиной.
– Господи милосердный, а я на минуту заволновался...
Ему всегда везло с женщинами. Уж женщина-то, конечно, не причинит ему вреда!
– Я не причиню тебе боли, – сказала она, словно прочла его мысли.
На глаза Ларри навернулись слезы благодарности.
– Можно мне глоток воды? – попросил он.
Она словно бы задумалась.
– Пожалуйста?
И увидел во мраке, как она кивает. Потом она резко повернулась вправо.
– Принесите ему воды! – крикнула она.
Там никого не было. Но этого Ларри не знал. Когда он повернулся посмотреть, к кому она обращается, женщина выстрелила ему в голову.
Она сдержала обещание.
Боли не было.
И бояться тоже было нечего.

11

Любовь жестоко воздает сторицей,
Страшней, чем ненависть, голод и смерть;
Глаза и губы у нее – голубицы,
А дыханье алчное, как смерть.
Алджерон Чарльз Суинберн (1837 – 1909). «Satia te sanguine»

Когда Крис и Кейт Медина начали зарабатывать деньги, они не позволили успеху изменить себя. И остались все теми же жестокими, самовлюбленными паразитами, какими были всегда. Вместо того чтобы переехать из своего домишки в Солфорде, они скупили целую улицу.
Поскольку никто не желал жить в районе, где кровь стекала в водосток, дома пошли по дешевке. Двадцать почерневших от копоти, стоящих встык развалюх за четыре куска. Братья снесли стены в трех из них и там поселились. Остальные семнадцать стояли пустые и заколоченные.
Преимущество заключалось в том, что у братьев Медина не было соседей. А потому любую машину, которую видели припаркованной на улице, забрасывали бомбами. Любой прохожий, которого видели на улице (за исключением, возможно, почтальона), считался законной добычей: можно оторваться. Когда братья нарушали порядок или тишину по ночам (а делали они это часто), никому в окрестностях не хотелось вызывать полицию. А если кто-то туда и звонил, то полицейские слишком боялись приезжать.
Братья Медина обожали устраивать тарарам. Они были из тех, кто запускает фейерверки без пяти полночь в Новый год, а потом еще раз – в час ночи и еще раз – в два, и так каждый час до утра. Они держали двух огроменных ротвейлеров, которые рычали и лаяли за полночь, пока их владельцы валялись на полу с испачканными кокаиновой пеной ноздрями. Когда затихали собаки, братья орали на своих подруг или друг на друга. Когда же им становилось скучно, они обходили свои владения, расстреливая фонари. А когда братцы были безнадежно под кайфом, то громили здания на собственной улице. Они устраивали издевательские суды, в ходе которых признавали свою собственность виновной в том, что принадлежит к рабочему классу, и ее расстреливали. Пока они щадили только те дома, где жили сами, но вопрос, когда и они встретятся с нарядом расстрела, был лишь делом времени.
Всякий раз, когда они куда-нибудь отправлялись, Крис садился за руль, а его старший брат опускал стекло, чтобы орать непристойности всем встречным и поперечным.
Отправившимся на пробежку (Ты, бегущая сволочь!)
Толстякам (Ты, жирная сволочь!)
Девкам, которых хотели трахнуть (Ты, блядская сволочь!)
Девкам, которых не хотели трахать (Ты, гадская сволочь!)
Женщинам в сари (Ты, желтопузая сволочь!)
Людям в инвалидных креслах (Ты, безногая сволочь!)
Женщинам средних лет (Ты, менструальная сволочь!)
Женщинам среднего класса (Ты, упитанная сволочь!)
Тем, кто выглядел смертельно больным (Ты, дохлая сволочь!)
Старикам (Ты, слюнявая сволочь!)
Братья Медина считали, что могут говорить что угодно кому угодно и не бояться услышать что-то в ответ. В большинстве случаев это соответствовало истине. Но плевать на ботинок Злыдню? Это было большой ошибкой.

* * *

Принадлежавшая братьям Медина улица называлась улицей Засранцера. Подходящее название для проезда, забрызганного и заполненного всеми мыслимыми разновидностями человеческих и животных отбросов. Даже не имея карты, Злыдень без труда нашел бы братцев.
Одет Злыдень был в длинный черный плащ. За поясом брюк у него устроились парные «ругер магнумы», а еще короткий нож с широким лезвием в боковом кармане. На улицу Засранцера он прибыл без шума и помпы – чтобы ознакомиться с географией поля битвы. Улица Засранцера располагалась в конце квартала. С юга убегали в обе стороны несколько идентичных шоссе, на севере тянулась огромная заскорузлая от собачьих какашек свалка, где Злыдень заплатил двум подросткам по двадцатке каждому, чтобы они охраняли его машину, и пообещал дать еще столько же, если, когда вернется, у нее еще будут колеса.
Злыдень настороженно пересек Засранцера. Посреди мостовой стоял на страже толстый «умник». За ним прямо на улице танцевали веселящиеся гости, вопили и визжали в отчаянной попытке убедить себя, что отлично развлекаются. Когда Злыдень проходил мимо, «умник» сплюнул наземь. Не отреагировав, Злыдень свернул в ближайший переулок. Стекла в домах подрагивали от шума.
С порога одного дома к Злыдню обратился какой-то старик в жилетке:
– Два раза в неделю у нас эта свистопляска! У меня жена не встает с постели. Лежачая, черт побери! Я обращался в службу охраны здоровья. Думаете, они что-нибудь сделали? Ни хрена!
Злыдень вежливо кивнул, вернулся по своим следам и стал наблюдать, как толстый «умник» пропускает такси, набитое новыми гостями. Когда машина отъехала, Злыдень ему свистнул. Толстяк свирепо уставился в ответ:
– Чего тебе?
– Как называется столица Дании? – спросил Злыдень.
– Чего?
– Вопрос школьного уровня, – спокойно объяснил Злыдень. – Назови столицу Дании.
«Умник» сделал шаг в его сторону.
– А пошел ты! Павлин хренов!
– Не знаешь ответа, так и скажи.
«Умник» надвигался, а Злыдень отступал в переулок.
– Как насчет Голландии? Столицу Голландии-то ты назвать можешь?
«Умник» занес ногу для удара. Даже почти попал. Злыдень почувствовал ветерок у коленки.
Не успел нападающий восстановить равновесие, как Злыдень шагнул вперед, загнал ему в трахею нож и повернул. «Умник» пошатнулся, губы у него зашевелились, словно он пытался что-то сказать. Фонтанчиком хлынула кровь.
– Говори, а не плюйся, – посоветовал Злыдень.
Жертва устало опустилась на колени и прилегла. По телу прокатилась серия сейсмических толчков, потом все стихло.
Он умер как жил. Бессмысленно.

* * *

Кейт Медина был в своей комнате с двумя малолетними вонючками. Музыка орала так, что гудел пол. Девчонкам полагалась устроить Кейту представление. Кейт велел им надеть корсеты, трусики с оборками, чулки и подвязки и одолжил чудовищных размеров вибратор. Но малолетки напоминали скорее двух умственно отсталых кассирш из супермаркета, которые пытаются использовать на что-то огурец, но не знают, что с ним делать. Было совершенно очевидно, что никакие они не лесбиянки и вообще сомнительно, что они вообще хотя бы сдали экзамены на шлюх. Пока их потуги выглядели настолько жалкими, что у Кейта даже не вставало.
Разумеется, возможно предположить, что отсутствие энтузиазма объяснялось горкой кокаина на трюмо. Раз в несколько минут Кейт возвращался нюхнуть еще. Вот в чем беда с коксом: только он поднял тебя за облака, настолько, что в следующей дозе уже нет смысла, а через секунду уже тащишься за новой.
Макнув указательный палец в белый порошок, Кейт запустил руку сзади себе в трусы. Он где-то читал, что, если потребляешь кокаин через анус, можно избежать кровотечения из носа. Разве барабанщик из «Флитвуд Мэк» Стиви Никс не так поступал? Но как быть с кровотечением из задницы? Есть только один способ проверить. Он насколько возможно далеко заткнул в себя палец и стал ждать. Ничего.
Одна издевок на кровати пукнула. И обе тут же покатились со смеху, будто пускать ветры – это вершина остроумия. Для них так, вероятно, оно и было.
Помимо кокаина, на трюмо лежал автомат «узи». Схватив его, Кейт со слезящимися глазами повернулся к кровати. Ему показалось, что за грохотом музыки он слышит женский крик.
– Ленивые сучки, я в гребаном театре видел мочалок поубедительнее. Ну-ка постарайтесь, не то я сиськи вам отстрелю.
Нисколько не испугавшись, девки продолжали хихикать. Поразительно, насколько невежественна нынешняя молодежь! Кейт нахмурился и уже прикидывал, которую покалечить первой, когда до него дошло, что женщина все еще орет. Звук доносился снаружи.
Выглянув в окно, он увидел, как на мостовой, поворачиваясь вокруг себя, топчется какой-то мужик, и из черепушки у него фонтаном хлещет кровь. Удивительно, как можно потерять столько крови и при этом оставаться на ногах. Мужик был похож на Барни, который когда-то играл за Солфорд в регби. Барни был одним из лучших людей братьев Медина.
Барни рухнул на четвереньки, и тут Кейт увидел его разинутый рот, а тогда осознал, что орет он сам. Снова крики, чей-то визг. Потом громкий грохот. Толпа отхлынула от дома на середину улицы. Люди в панике пихались, отталкивали друг друга с дороги.
Сбросив лодочки на шпильках, женщина с окровавленным лицом и кровью на платье бросилась бежать в ночь. Кейт понятия не имел, что, черт побери, происходит. Он поспешно натянул джинсы – от мысли, что на него нападут, когда он в одних трусах, ему становилось нехорошо.

* * *

Зиппа Джей был в длинной гостиной. Он привез с собой малую аппаратуру, которую приберегал для частных вечеринок, и тем не менее колонки достигали потолка. М-да, выступления на частных вечеринках давно уже превратились для Зиппы в благотворительность. Он зарабатывал больше как продюсер и микшер, чем как ди-джей в клубе. Одним из его собственных шедевров был психоделический ремикс темы из «Волшебной карусели» «Волшебная карусель» – французская телепередача для детей, лидер английского телевидения по числу серий и зрителей.

, но никто здесь, похоже, не сек, как это здорово.
С его места за пультом Зиппе были видны все три входа, и он присматривал за дверьми, боясь, как бы не явился никто из серьезной тусовки и не застал его за выступлением на частной вечеринке у придурков. Гангстерам полагается быть крутыми. Но братья Медина такими не были. Они скорее походили на торговцев подержанными машинами.
Переодетый в официанта громила подсунул Зиппе поднос с бокалами шампанского. Зиппа взял один, но пить ему не хотелось: ему было скучно и вообще не по себе. Здесь небезопасно. И выступить он согласился только потому, что его попросил Крис Медина, а ведь Зиппа слышал жуткие истории о том, что случалось с теми, кто разочаровал братьев.
К Зиппе протиснулся с просьбой сам Крис Медина. Когда он, фамильярно обняв его за плечи, заорал в ухо Зиппе, изо рта гангстера пахнуло ромом.
– У нас проблема, приятель.
Зиппа вопросительно поднял брови.
– Никто из нас ни одной твоей гребаной мелодии не знает.
– Это потому, что они не совсем мои.
– А настоящей танцевальной музыки у тебя нет? Вроде «Би Джи» или еще чего?
– Э-э-э... нет.
– А как насчет чего-нибудь задушевного?
– Ну, у меня в основном техно.
– Так, значит, ничего задушевного?
– Нет.
– Тогда что же ты за ди-джей, мать твою?
Глянув на дверь, Зиппа увидел, как через стену гостей протискивается мужчина с колпаком на голове. В обычных обстоятельствах такое зрелище напугало бы Зиппу. Но сейчас его больше тревожило, во что может вылиться разговор с Крисом Медина.
– Если я тебе кучу своих пластинок дам, будешь, сволочь, их ставить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22