Точно молния, пронзило его острое чувство жалости.Он осторожно закрыл Анжеликину тетрадь и попросил:– Спой, Анжелика.– Ой, Виталик! Ты такой хороший. Просто не знаю, какой хороший.Анжелика влезла на табуретку, сняла со стены отцовскую гитару.Её смуглые пальцы проворно заплясали на струнах. Гитара запела ярко и звучно. Чистые стройные аккорды заполнили комнату.Виталька несколько раз пробовал играть на гитаре. Получался лишь бессвязный тусклый гул. А у Анжелики струны звенели радостно и стройно. Глаза её блестели и чуть косили от восторга. Чёрные брови то сосредоточенно хмурились, то в радостном изумлении прыгали вверх. И Виталька почувствовал самую настоящую злобу к её матери за то, что она остригла Анжелику. «Эти родители делают, что хотят. Остригли девочку, как овцу. Ходит теперь в фуражке – чучело чучелом».Анжелика пела, и блестели её зубы. Слух у неё был острый, как, у кошки. Она с первого раза запоминала любую мелодию. Мать не разрешала ей включать радио и слушать музыку. Так она наказывала Анжелику за плохую учёбу. И Анжелика каждый вечер бегала к дому Лены. У Лены была радиола и много пластинок. Анжелика все вечера простаивала у изгороди, спрятавшись в кустах. Прибегала домой поздно и получала от матери взбучку. И всё-таки мать у неё была хорошая.Анжелика пела всё, что хотел Виталька. Её пальцы сами находили звучные аккорды, а тоненький голосок выводил мелодию с захватывающей чистотой. В посёлке не было музыкальной школы, а то бы Анжелику сразу же приняли… Анжелика говорила, что осенью совсем другие звуки, чем весной. Виталька на это раньше как-то не обращал внимания. Но слова Анжелики запомнил. Послушал, как звучит весна и как звучит осень, но разницы так и не уловил.Анжелика устала петь, положила на колени гитару. Над её бровями проступили капельки пота.– Давай немножко позанимаемся, Анжелика, – сказал Виталька. – Ведь надо. Что поделаешь?– Ну ладно, – согласилась Анжелика. – Только слова поищи полегче. Хорошо?– Хорошо, – улыбнулся Виталька.– А как там наша собачка?– Спит.– Мы её воспитаем, чтобы она была добрая-добрая, правда?– Ну конечно же. Будет добрая. 6 Через две недели Виталька стал кормить щенка сырым воробьиным мясом. Для охоты на воробьёв он брал у Марата воздушное ружьё. Когда Виталька стрелял, Марат смотрел на него с немым восхищением.– Как ты в них попадаешь? – спросил он. – Я за год не мог убить ни одного воробья.Виталька рассмеялся. Он вынес из дома зеркало и дал его Марату. Потом вставил в щель доски на сарае десяток спичек и попросил Марата подержать зеркало. Глядя в зеркало и направив ствол ружья назад через плечо, сбил одну за другой все спички.За этим занятием застал их дед.– Фокусничаешь? – хмуро сказал он. – В цирке, что ли, готовишься выступать?Виталька глянул на деда и едва не выронил ружьё. Глаза старика ввалились, под ними легли чёрные круги, борода и лицо были покрыты пылью, из разбитых сапог выглядывали концы грязных портянок. Он пошатывался от усталости. Рюкзак снял с трудом, словно тот был наполнен свинцом и припаян к спине. Виталька подхватил рюкзак, помог деду снять с плеча карабин. Быстрым взглядом оглядел его патронташ. Все патроны были на месте. Все до одного. Потом стянул с деда сапоги, размотал портянки и испуганно отшатнулся – ноги старика были в крови.Дед сидел на крыльце, тяжело прислонившись спиной к косяку двери. Уходил он в новых крепких сапогах… Сколько же он прошёл за полмесяца?– Мать дома? – спросил дед.– Ушла на ферму.– Как щенок?– Хорошо. Уже кормлю сырым мясом.– Ну-ну. – Дед устало закрыл глаза.Виталька притащил таз с холодной водой, ополоснул ноги старика, смазал сбитые места йодом. Старик даже не шевельнулся.Виталька принёс из комнаты чистую тряпку, чтобы перевязать деду ноги, но тот открыл глаза и сказал:– Не надо. Так скорее заживёт, на воздухе.Он встал и ушёл в дом.– Куда он ходил? – шёпотом спросил Марат.– В Ущелье белых духов, – тоже шёпотом ответил Виталька.– Зачем? – срывающимся шёпотом спросил Марат.– Откуда я знаю.Когда Марат, забрав свое ружьё, ушёл, Виталька заглянул в комнату. Дед, неловко скорчившись, лежал на диване.Виталька на цыпочках вышел и притворил дверь. Сел на крыльцо и уставился на лопухи, разросшиеся у самой изгороди. Большие зелёные лопухи. Как он любил играть с ними, когда был маленьким! Он помнил, что огромные лопухи так и тянули его к себе. Он силился сорвать лист, но тот никак не поддавался. Потом, когда подрос, Виталька стал откручивать стебли и разрывать их крепкие волокна. Какое наслаждение было держать в руках лист лопуха. Он был очень большой и не похож ни на какие другие листья. Его можно было надеть на голову и так ходить. Как это было давно! Теперь лопухи уже не вызывают у него никакого интереса, теперь он знает, что это сорняк. Да и листы у лопуха не такие уж большие. Неужели он был таким маленьким, что и лопухи, и дом, и небо, и деревья казались ему вдвое больше? И таким глупым, что не было для него ничего удивительнее обыкновенного лопуха? Как всё изменилось, а он этого даже не заметил…Теперь его интересовали совсем другие вещи. Он читал книги о путешественниках и учёных, об исследователях неведомых земель. Он понимал, что заставляло людей уходить в полярные льды без всякой надежды вернуться назад. Он читал фантастику. И огромный лопух превратился в пылинку перед бесконечностью того, о чём он узнавал. Он с нетерпением ждал новых статей о дельфинах, каждый день бегал в библиотеку. Дома ни журналов, ни газет не выписывали, отец говорил, что это пустая трата денег. Хорошо, что библиотекарша Оля сама очень интересовалась дельфинами…Виталька закрыл глаза и не заметил, как уснул. Он сидел в тени старого тополя. Солнце едва пробивалось сквозь его крупную серебристую листву, и по лицу Витальки пробегали лёгкие блики. И ему снился океан. Огромный океан, которого он никогда не видел. Он простирался под одиноким солнцем, безлюдный и таинственный. В его глубинах проносились невнятные тени. Виталька смутно различил голоса, они становились всё оживлённее и громче. Кто бы это мог быть? Внизу в зелёной полумгле росли диковинные леса кораллов, там тянулись невиданные горные хребты с неприступными скалами и мрачными пещерами. Но обитатели моря проносились над ними как птицы.Таинственные голоса становились всё громче, и вот вдали показалась стая дельфинов. Эти странные существа, не то полурыбы, не то полулюди, летели по океану под одиноким солнцем. Виталька слышал их голоса и улыбался тому, о чём они говорили. Он и не понимал и как будто понимал их речь, но от того, о чём они говорили, было радостно и светло на душе у Витальки. Они выскакивали из воды, ныряли, мчались вперёд с головокружительной скоростью. Это было просто чудо! Какая свобода, какая дивная радость движения! Жизнь – упоительный нескончаемый восторг! Куда они мчались? К каким волшебным берегам?..– Что ты здесь расселся? – услышал Виталька сквозь сон голос отца и открыл глаза. – Койки, что ли, нет, что ты здесь спишь, на крыльце?Виталька посторонился. И вправду, он привалился спиной к закрытой двери. Из-за него отец не мог войти в дом.– Да я не заметил, как уснул, – улыбнулся Виталька. – Сон чудной какой-то приснился. Понимаешь, дельфины…– Теперь только и разговоров, что о дельфинах. Газеты рвут друг у друга. Даже промысел на них запретили.– Правильно сделали, папа. Ведь дельфины и не годятся ни для чего. Мясо у них несъедобное… А главное – как можно их убивать, если у них точно такой же мозг, как у человека.Отец улыбнулся и покачал головой.– Мозг тоже в дело годится. Из дельфинов изготовляли машинное масло, а мясо можно использовать для корма уткам, к примеру, или свиньям, если к этому подойти по-хозяйски. Но что возьмёшь с чудаков?Улыбка слетела с лица Витальки, глаза потемнели, губы плотно сжались. У него пропало всякое желание говорить с отцом о дельфинах.Уже взявшись за ручку двери, отец увидел разбитые сапоги деда и окровавленные портянки и испуганно замер.– Дедушка ноги в кровь стёр, – сказал Виталька, перехватив его взгляд.– Фу ты дьявол! А я уж думал, случилось что. Ненормальный старик.Виталька отвернулся и снова уставился на лопухи. 7 Поход к старой казачьей зимовке откладывался со дня на день. Виталька злился, но ничего не мог поделать. То Марат дочитывал книгу, которую надо было поскорее вернуть в библиотеку, то ходил на поиски какого-то доисторического камня, который якобы хранился у одного чабана. Но Виталька не оставлял его в покое и почти каждый день напоминал, что Марат дал слово. Тот шмыгал носом, вертел круглой головой и повторял:– Вот освобожусь… Понимаешь, ничего не успеваю. Времени в обрез.Вообще-то Виталька не любил людей, которым всегда некогда, которые всегда спешат. Совсем другое дело дедушка. Он, когда был дома, делал всё не торопясь. Любил просто так посидеть на бревне. Витальке нравилось, как он неторопливо доставал кисет с табаком. Табак был зелёный и крупный. И пахло от него так, будто горели ветки в костре.И разговаривал он чаще всего с людьми, которые никуда не спешили. Раз в неделю приходил точильщик. Кричал своё: «Ножи-ножницы точить, бритвы править!» Снимал со спины деревянный станок. Оставлял его на улице и курил с дедушкой. Собиралась детвора, кое-кто приносил ножницы или нож от мясорубки. Ножи почти все в посёлке точили сами. Виталька помнил, что точильщик ходил по их улице уже давно-давно. И больше всего любил смотреть, как тот точил большие кухонные ножи. Раньше он ходил с колокольчиком и позволял детям звонить. Потом где-то потерял колокольчик. Виталька долго не мог его забыть. Колокольчик был из жёлтой меди, весёлый и звучный.И когда точильщик принимался за работу, дети постарше стояли и зачарованно глядели на искры, метелкой сыпавшиеся с камня. Младшие же сидели тут же на земле и играли. Всех одинаково тянуло к точильщику. Какими особенными были раньше вещи, и деревья, и люди. А теперь в спешке даже не успеваешь ничего как следует рассмотреть.Ребята из Виталькиного класса редко приходили к нему. Однажды отец выпроводил их из дома. После этого, если кто и забегал к Витальке, то беспокойно озирался и старался поскорее уйти.«Ты их в дом не води, – сказал Витальке отец. – Привадишь, потом сам не рад будешь. Марат – ладно, он тихий и потом – сын учителя. Есть смысл. И плохому он не научит. И с Жорой Ивановым надо бы дружить».Жору Иванова, сына главного бухгалтера совхоза, Виталька терпеть не мог. Мокрогубый, с ленивыми глазами и длинной спиной, Жора был тихим и шкодливым учеником. Он чуть ли не в каждом классе сидел по два года, и интересы одноклассников его просто смешили. Жора прилизывал волосы, часто его можно было видеть в парке с ребятами из совхоза.Витальке до всего этого не было дела. Правда, отцу он сказал:– Жоры мне ещё не хватало.– Он тихий, – пытался урезонить Витальку отец. – И потом – сын нашего главного бухгалтера.– И что ты заладил – «тихий, тихий»! – вспыхнул Виталька. – А толку с того, что он тихий… Дурак дураком. Мне и говорить с ним не о чем. И видеть его тут не хочу. А на то, чей он сын, мне наплевать.Ребята работали летом в совхозе, возили на волокушах сено. А Виталька околачивался в лаборатории. Однако отец почему-то на это смотрел сквозь пальцы.Пришли мальчишки только раз – посмотреть собаку.Маленький, шустрый, как чертёнок, Игорь Филиппов приоткрыл калитку, огляделся, будто собирался красть яблоки, и свистнул.Виталька выбежал во двор.– Заходите, что вы там топчетесь.– Боимся.– Ладно вам…– Дома?Виталька понял, спрашивают, дома ли отец.– На работе.Мальчишки ввалились во двор, загалдели. Шарик пару раз гавкнул на них и снова принялся за кость.– Показывай собаку.Виталька позвал Рэма. Щенок уже знал свою кличку и охотно подбегал, когда его звали. Увидев щенка, пацаны умолкли.– Что это за порода? – спросил Игорь.Председатель совета отряда Вадик Скопин наморщил нос и сказал:– Шотландская овчарка.Ребята снова загалдели.– Овчарки бывают серые или чёрные.– А эти, помнишь, на пастбище видели… Шерсть глаза закрывает. Злющие.– Южно-русские, – подсказал Виталька.– Правильно. Так они были и вовсе белые.– А лапы… Видать, здоровенный будет.– И воротник.– Команду «фас!» знает?– Вот дурной. Ему всего четвёртый месяц.Ребята засмеялись.– Витальку, отдай мне Шарика, – попросил Вадик. – Зачем он тебе теперь?– Возьми. Только завтра, ладно? Я у мамы спрошу. Она к нему привыкла, как-никак выходила его. Какой-то балбес ему маленькому хвост обрубил.Ребята сразу замолчали.– В футбол пойдём играть, Виталька! – позвал Вадик. – Нам директор совхоза разрешил на стадионе.– Ну да?!– Это за сеноуборку.– Я мигом, пацаны, только приберу дома. Вы идите, я догоню.Виталька забежал за Маратом и потащил его на стадион.– Привёл спортсмена, – кисло улыбнулся Игорь Филиппов. Он был в отцовских кожаных перчатках, носках, здоровенной фуражке и даже, несмотря на жару, в вязаном свитере.Игорь и вправду был неплохим вратарём.Марат разозлился.– Это ты вырядился под Яшина. Обезьяна.– Я вот тебе покажу обезьяну! – Игорь снял перчатки и начал их засовывать в карманы.Но вовремя прибежал Вадик Скопин. Он всегда всё улаживал как-то быстро и по-хозяйски.– Ну-ка, петушки, по углам! А знаете, пацаны, американцы как-то поставили обезьяну на ворота.– Не трепись.– Честное пионерское. Обучили её сперва, ясное дело. Обезьяна есть обезьяна. Она не пропускала в ворота ни одного мяча. Команда эта, где вратарём была обезьяна, всех обыгрывала. Другие команды со злости в суд на них подали. А такого закона, что обезьяна не имеет права быть вратарём, тогда не было!– А теперь есть? – спросил кто-то.– Есть. После того случая.– Ну, и что было потом?– Потом подкупили кого-то, чтобы убил обезьяну.– Убили?– Убили.Мальчишки молча стали расходиться по командам. Спустя минуту они уже неслись по полю стадиона.Марату тоже разрешили играть. Тринадцатым.К удивлению Витальки Марат начал играть с таким азартом, что над ним перестали смеяться. Правда, по мячу он не попадал, бил по воздуху или по земле, потом плясал на одной ноге, держась за носок своей сандалии. Однако через десять минут выдохся, отошёл к забору и сел на траву, глотая воздух широко открытым ртом.
* * * Наконец после нескольких пробных походов Виталька и Марат отправились искать старую казачью зимовку.Виталька опасался, что Марата не отпустит отец. Но тот, едва Виталька, путаясь и сбиваясь, рассказал, в чём дело, ухмыльнулся.– Пусть идёт. Его усидчивость последнее время меня стала серьёзно беспокоить. Только присмотри там за ним, чтобы зря никуда не лез.И вот они в пути. Виталька слышал, как угрюмо сопел позади него Марат, и весело ухмылялся.Они поднимались всё выше и выше к берёзовой опушке горного леса, а позади них росла и открывалась вся Семёновка с редкими воздушно-голубыми столбами дыма. Долетало далёкое мычание коров и звуки радио. Воздух струился прозрачным серебром, словно быстрая рябь воды. Мельтешили камни россыпей за его светлым трепетом.Внезапно сопение Марата оборвалось, не слышно стало его шаркающих шагов. Виталька обернулся: неужели Марат устал?Нет, это было что-то совсем другое. Марат снимал очки, торопливо протирал их носовым платком, надевал на нос, снова протирал и снова надевал. И Виталька сразу всё понял. До этого Марат нехотя плёлся за ним следом, думая о чём-то своём, и вовсе не смотрел по сторонам. А сейчас он увидел! И то, что он увидел, заставило его лихорадочно протирать очки.Зелёный склон переходил в мелкий березняк. Причудливо искривлённые берёзы росли среди замшелых камней. Листья на них были светлые, насквозь пронизанные солнцем. Они бросали на траву редкую тень. Берёзы росли то в одиночку, то маленькими группами повсюду, даже на каменистых скатах промоин.А дальше светлый белоствольный лес обрывался, и круто вверх уходили горы, поросшие елями. В лучах утренего солнца их верхушки рдели, как ржавчина, а глубины горного леса хранили таинственную тёмную синеву и стойкую густую зелень. Вдаль хребет за хребтом уходили синие, сизые и почти чёрные горы. Нигде не было ни души. Вспыхивала на солнце нетронутая паутина.– Виталька, – прошептал Марат. – Виталька…– Идём. Ещё не такое увидишь.И Марат зашагал. Но не прежней шаркающей походкой, а широким лёгким шагом. Он шёл и смотрел сквозь чистые стёкла своих очков.Потом шли горным лесом.Солнце уже уходило куда-то в сырую и зелёную тишину старых елей, когда они вышли на небольшую поляну. Пахло разогретой мятой и земляникой. Казалось, никто и никогда не ступал сюда, на эту тихую лесную поляну, окружённую угрюмым и тёмным лесом. Из этого леса с наступлением вечера выползали сырые запахи папоротников и мхов. Но над всем царил умиротворяющий аромат хвои.Марат остановился. Присел на ствол поваленной ели. Виталька развернул карту. Он составил её вместе с дедом. На карте чёрным крестом было указано место зимовки русского отряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17