Такого не простила бы ни одна женщина. Вместо этого он крепко сжимал ее тело и старался отогнать подальше то, другое чувство.Вновь где-то у подножия гор завыл койот. Клейтон поднялся и медленно побрел в ночной темноте к хижине Лестера.
Когда на следующее утро Клейтон возвращался в долину, его мустанг захромал. Клейтон слез с коня и, прощупав его подколенок, обнаружил, что распухло сухожилие. Был уже почти полдень; на небе ни облачка; дул легкий ветерок. Клейтон вытер пот со лба, выпрямился. Неподалеку было ранчо Первиса, и он спокойным шагом направил мустанга туда, следя, чтобы конь ступал по ровному, и все время одной рукой управлял им, похлопывая по толстому загривку и разговаривая с ним тихо и ласково. В окно его заметил Джо Первис и вышел на порог.Приблизившись, Клейтон сказал:— Вот, наверное, подвернул ногу где-то на камнях, возле перевала. Никогда с ним такого не бывало. Джо, можно поставить его пока у вас в конюшне и одолжить другого?— Конечно же, Клей. Рад буду тебе помочь. Как там твой отец и его красавица-жена? Все еще воркуют как голубки?Клейтон никогда не любил Первиса. Это был дюжий здоровяк лет под пятьдесят, с красной бычьей шеей и резким неприятным голосом, раздражавшим как визг щербатой пилы. Тут на порог, старательно изображая удовольствие, вышла миссис Первис. Глазки у нее были узкие, серые и хитрющие.Работник Первиса принес ведро теплой воды. Клейтон встал на колени на теплой соломе конюшни и, смочив в ведре полотенце, принялся растирать ногу лошади.— Делай это два-три раза в день, — наставлял он работника, — и через неделю все будет в порядке. Я тогда заеду, заберу его. И еще: держи его в тепле и хорошо корми. Ты уж постарайся, ладно?— Конечно, мистер Рой.Клейтон вернулся к дому, где его, улыбаясь, поджидала миссис Первис:— И не вздумайте отказываться, мистер Рой, — она взяла его под руку. — Обед уже на столе, стынет. Пожалуйте, мистер Рой! И Нелли тоже просит вас остаться!Он последовал за ней в дом. У окна на стуле сидела Нелли, томно глядя куда-то вдаль, на горы. Она успела переодеться: вместо джинсов надела цветастое ситцевое платье с глубоким вырезом на груди и тщательно причесалась перед зеркалом в спальне. Когда Клейтон, негромко хлопнув дверью, появился на пороге столовой, она вскочила:— Ой, Клей Рой? Как ты оказался в наших краях?— Я тебе уже говорила, — пропела мать с кухни. — У него захромала лошадь, когда он ехал через перевал.Нелли раскраснелась и поднесла ладошку ко рту:— Мама шутит. Я не знала, Клей, что ты здесь. Правда не знала!— Я помогал Лестеру Инглишу строить хлев и рыть колодец, — объяснил Клейтон. — Не был в городе дней десять.И повернулся к Первису, шедшему в столовую:— Как дела, Джо? Как твой скот?— Ну, я как раз хотел поговорить об этом. Садись, Клей, поедим…Клейтон сел к столу. Первис прокашлялся и застучал ножом по тарелке:— Рад, что вы, сэр, заехали. Очень рад.Подали еду, и Первис просто набросился на нее. Набил полный рот картошки и изобразил улыбку. Он был из числа тех людей, которым легче делать два дела сразу: тогда меньше отвечаешь за каждое из них.— Так, значит, я вот про что… скот, понимаешь… э-э-э… то есть вода. Ну, в общем… коровам мало воды… понимаешь… а река… видишь ли, кхе, твой отец… — тут Первис откашлялся и отправил в рот большой кусок мяса, — Гэвин, он вроде как не понимает… э-э-э… что скот надо поить… а он в толк не возьмет… ну, а мы…Клейтон нахмурился. За столом стояла тишина, слышалось только, как Первис с хрустом разгрызал мелкие косточки.— Просвети меня, Клей. Я имею в виду, что мне остается делать? Сидеть и смотреть?— Джо, — сказал Клейтон, — я не понимаю, о чем вы говорите.— Не понимаешь?Первис глянул ошарашенно.— Точно не понимаешь? — глупо повторил он.— Конечно же. Вы говорите о скотине, воде, верно? Тогда в чем дело — воды-то в реке полно, разве нет?— Так об этом я и говорю!— Ну, и?..— Но Гэвин ведь говорит иначе…— Тогда это вы просветите меня. Что произошло? Я был в отъезде. Я гляжу, стоит мне отлучиться, как в долине что-нибудь случается.— Только на этот раз дело в другом. — Первис откинулся на стуле, и лицо его постепенно приняло изумленное выражение. Дряблая красная кожа собралась уродливыми жирными складками.— И это с нами Гэвин так поступает… С кем? С нами! — прошептал он. — Мы же всегда были с ним, Клей… и что же…Неделю назад колодцы на пастбищных землях Первиса пересохли. Ветер и засуха лишили воды всю долину. Остались только река да два-три небольших ручейка в предгорьях. Первис со своими людьми пять миль гнали триста голов скота из предгорий в долину, к реке. Земля у реки принадлежала Гэвину, но рекой пользовался любой, чья скотина сюда забредала. За милю до берега Первис наткнулся на ограду. На расстоянии в шесть футов друг от друга в землю были вогнаны свежие сосновые столбы, а на них натянута новенькая колючая проволока. Первис и его пастухи молча ехали вдоль ограды, пока не встретили надпись от руки:
«Проход запрещен по распоряжению Г. Роя.»
Навстречу им скакал какой-то всадник. Приблизившись к Первису, он натянул поводья. Это был молодой Боб Хэккет.— Что, черт побери, все это означает? — спросил у него Первис.— То что написано. Вчера днем мой отец пригнал сюда стадо. Смотрит — они уже протянули эту ограду до фактории. Скотина так хотела пить, что просто на проволоку лезла и рвала себя в кровь. А сейчас она вся в крови, бродит по горам, воду ищет.— Что это Гэвин надумал?! — взревел Первис.— Мы съездили к нему вчера вечером. Он говорит, что его скоту тоже нужна вода. Говорит, вода в реке упала на два фута и опускается с каждым днем. Поэтому, пока не пойдут дожди, здесь прохода не будет. — На лице молодого Хэккета появилась кривая усмешка. — Другими словами, мистер Первис, держитесь подальше.— И что твой папаша собирается делать?.. так и стерпит? — вскричал Первис.— Он будет делать то же самое, что и вы, мистер Первис. Что мы всегда, сколько себя помню, делали в этой долине. Конечно, будет злиться, а сделает то, что ему сказано. Или вы считаете, что можете сорвать эту проволоку и погнать стадо к реке?— Но коровам надо пить, — пробормотал Первис.Хэккет кивнул в сторону гор:— Пожалуйста, вон там ручьи есть…Первис подумал немного.— Но если я погоню туда своих коров, твой папаша — своих, если все хозяева туда пригонят свои стада, так воды там не хватит.— Что ж, тогда вам лучше поторопиться, — сказал Хэккет.— А эта изгородь охраняется?— Нужды нет. Никто ж ее не тронет. Или, может, вы тронете, мистер Первис?— Но не могу ж я допустить, чтоб мой скот подох, — сказал Первис Клейтону за обедом. — Как ты думаешь, Клей, могу? Скажи, ты на моем месте допустил бы такое?..Клейтон откинулся на стуле. Запустил руку в карман, выудил кисет и принялся скручивать сигарету. Разровнял волокна горчичного цвета так, чтобы по концам было побольше, а в середине оставалось небольшое углубление. Потом большим пальцем скрутил бумажку в трубочку, прижал, наклонился и провел языком по свободному краю бумаги. Пальцем пригладил шов — и лишь после этого поднял глаза на Первиса. Ему было тошно.— Знаешь, почему никто в этой долине не полезет через ограду, которую поставил Гэвин? — спросил Первис.Клейтон едва заметно кивнул.— Нет, — сказал Первис, — ты не все знаешь. Гэвин имеет все законные права поставить эту ограду и не пускать наши стада на свою землю, даже если нам придется гонять скотину на водопой в горы за пятнадцать миль. И кто же будет защищать его законное право? Кто будет следить и призовет к ответу человека, который загонит свое стадо на землю Гэвина? Ты понял, Клей? Ты понял, кто?!Клейтон медленно опустил руку в карман и сжал пальцами серебряную звезду — он всегда держал ее там, не на виду. Он носил ее в кармане, чтобы не думать о ней, но что толку обманывать себя? Другие знали, что она там, и всегда имели это обстоятельство в виду.Теперь глаза Первиса не улыбались:— Да — ты! И я тебя, Клей, спрашиваю, за себя и за других: что ты собираешься предпринять в связи с этим?Клейтон встал:— Спасибо, Джо. Спасибо за гостеприимство, я имею в виду. Похоже, мне пора домой. — Первис вскочил на ноги, лицо его покраснело.— Подождите, Клей. Я ведь вас не обидел, нет? Что я такого сделал? Я просто…— Нет, вы меня не обидели, — ответил Клейтон на ходу, кивнув на прощание миссис Первис и Нелли. Но дойдя до порога, остановился. Совсем забыл про мустанга… Он покраснел и опять повернулся к Первису:— Джо, я вынужден попросить у вас лошадь, — сказал он тихо.— Конечно, возьмите моего вороного мерина. Но погодите, Клей, что вы так торопитесь?— Вы спросили, что я намерен делать насчет этой ограды, что Гэвин поставил. Так вот, для начала я намерен поговорить с ним об этом.— Только не рассказывайте ему, что это я вас втравил, — засуетился Первис. — Я же просто хотел ввести вас в курс дела. Я вовсе не напрашиваюсь на неприятности.— Понятное дело. Вы хотите, чтобы я напрашивался…— Просто поговорите. Скажите ему, у нас скот пропадает. Я знаю, у него большое стадо, а мы мелкие ранчеры, но у нас тоже ведь…Но говорил он в пустоту. Клейтон повернулся и чуть не бегом кинулся в коралю. Поймал вороного, оседлал его и открыл ворота. Из дома выскочила Нелли и подбежала к ограде.— Клей!Он пристально посмотрел на нее и увидел во взгляде нечто такое, что прежде замечал в других глазах — мольбу и обещание. Но он тут же выбросил это из головы, коротко кивнул Нелли и дал коню шенкеля. Вороной вылетел из кораля и пустился легким галопом. Клейтон предоставил коню самому выбирать аллюр, только направил его к ранчо Гэвина.
Гэвин сидел в тени, под навесом веранды, и наблюдал, как на горизонте появилось небольшое облачко пыли, которое постепенно приближалось и увеличивалось. Он довольно улыбнулся и подумал: «Вернулся. Он всегда возвращается, когда у меня есть в нем нужда…»Он напустил на себя строгий вид и крикнул через плечо:— Лорел, вели служанке приготовить кофе. И принеси к нему коньяк.Клейтона он мог узнать за милю, даже на чужой лошади. «Конечно, он ведь точно такой, как я тридцать лет назад… Все равно что смотришь на самого себя, скачущего сюда из тех давних времен, — думал он. — Да-а… сколько горя он мне принес — а все равно он мой. Домой возвращается… знает, здесь его место».Вышла Лорел с бутылкой коньяка. Глянула на приближающегося всадника, кивнула:— Он от перевала едет. Я его через окно увидела.— Я хочу поговорить с ним один на один, — сказал Гэвин. — А ты ступай в дом и ложись. Тебе ведь сейчас отдыхать надо, а? Так вроде доктор говорил?— Так, так… — Она застыла в дверях и не уходила.Но когда Клейтону осталось всего несколько сот ярдов, Гэвин приказал:— Иди ложись!Она ушла, и он снова повернулся лицом к прерии. Клейтон остановился у ворот кораля и пустил вороного внутрь. Вытер с лица пыль, не спеша подошел к веранде и кивнул Гэвину. Гэвин кивнул в ответ.— Чей конь?— Первиса. Мой мустанг потянул сухожилие на перевале, пришлось его у Первиса оставить.— У Первиса, говоришь? — по лицу Гэвина промелькнула усмешка. — Так ты, значит, девчонку видел?— Какую девчонку?— На прошлой неделе заметил ее в городе. Она в магазин заходила. Да-а, быстро она выросла, эта девчушка… Бьюсь об заклад, если б ты уделил ей малость внимания…Клейтон поднялся по ступенькам и стал перед Гэвином, опершись руками на перила веранды у себя за спиной.— Я видел Джо Первиса. Он говорит, ты огородил землю вдоль реки. Я видел изгородь, когда проезжал.— Верно, сынок. Я это сделал сразу, как ты уехал. Как-то утром пришло в голову, я и послал парней на всю ночь сделать эту работенку, сказал им, что можно потом спать весь день. Так они шустро управились.— Ну, а дальше что?Гэвин налил коньяку в два стакана, один поставил для Клейтона на поручень перил.— Сынок, у меня после весенних перегонов осталось пять тысяч голов. Пока дул этот проклятый ветер, мы потеряли восемь сотен. Те, что остались, — это лучшие наши коровы, самые плодовитые и породистые, и самые лучшие быки. Единственный способ сохранить стадо в хорошем состоянии — это давать пить вволю. Воды в речке хватит на месяц, если поить пять тысяч голов. Если к тому времени не пойдут дожди, то стаду конец. И если я разрешу всем подряд гонять сюда стада, то они за три недели всю воду высосут. Смотри, вон уже цветы сохнут. Не могу я рисковать скотиной.— А как насчет других коров в долине? Коров Первиса и прочих ранчеров?Гэвин пожал плечами:— Когда жареным пахнет, тут уж каждый за себя.Клейтон задумался. А потом медленно проговорил:— А если другие так же начнут рассуждать?— Наплевать! Ты что думаешь, если я позволю им поить их скот в реке вместе с моим стадом, так они мне спасибо скажут? Черта лысого! Ты думаешь, люди понимают доброту? — Он наклонился вперед, и глаза его стали колючими. — Ни черта, вот что я тебе скажу! Они одно понимают — закон и порядок, и кто их законно за глотку схватит, того они и уважают.Клейтон глотнул из стакана, коньяк неприятно обжег желудок. Слишком жарко было, чтобы пить. Над прерией не по сезону нещадно палило солнце, выжигая деревья и кусты; даже воздух стал белесым от зноя. Над горами стояло марево, четкие очертания хребта расплывались в нем.— Круто берешь, — сказал спокойно Клейтон.Гэвин усмехнулся:— А я и есть крутой человек.В глубине души Клейтон понимал, что в словах Гэвина есть доля правды. Здесь не существует такого понятия, как благодарность. Вот благонадежность — это да, есть такая штука; благонадежность и верность, которые сохраняются до тех пор, пока власть заботится о человеке и расплачивается сполна за его лояльность. Он знал эту истину всю жизнь, и до сих пор с нею мирился, даже принимал ее. Он сам был частью этой системы. Но Лестер прав: эта долина — место недоброе и гиблое.И конечно, дело не только в Гэвине. Никто не смог бы властвовать так, как он, если бы ему не спускали с рук.Долина представлялась Клейтону миром людей, которые всю жизнь неуклонно и жадно стремятся к одному: к собственному благу… как они его понимают. Никто не знает, в чем оно, но каждый за него из кожи вон лезет и бьется до крови. В таком мире Гэвин может править, потому что он его понимает, принимает и ни перед кем не отчитывается. Он никогда не опускался до объяснений и оправданий. Он с этим миром обходился по справедливости и расплачивался за то, что получал от него, выполняя свои обязательства — это люди понимали и уважали. А боялись его вот почему: он не лицемерил и не возносил хвалы фальшивым божествам, которым молились другие, которые боялись открыто признаться в своих желаниях…Клейтон взглянул на Гэвина и на минуту ощутил какое-то странное уважение.Но оно постепенно угасало, когда он вновь задумался о себе. Что-то в нем изо всех сил рвалось на свободу. Кажется, он уже когда-то почувствовал такое, когда был с Телмой. Ощущение — но такое скоротечное, что он не успел остановить и осмыслить его. Только светлое мгновение, спрятанное в глубинах памяти, смутное и более недостижимое. Оно ушло: Лорел его нарушила. Но не погибло — его можно будет отыскать вновь, где-то в тайных глубинах души…Гэвин наблюдал за ним молча. Наконец Клейтон поднял на него глаза и мотнул головой в сторону прерии.— Но ведь эти изгороди никто не сторожит.Блеклые голубые глаза Гэвина сверкнули.— Верно, сынок. Так нужды нет. Если кто-то погонит скот к реке, я просто обращусь к закону, пусть власти этим занимаются.— К закону, — задумчиво сказал Клейтон. — Ко мне, значит.— К тебе, сынок.В кармане у Клейтона лежала серебряная звезда, которую два года назад передал ему Риттенхауз. Он вытащил ее, ощутив пальцами стершиеся затупившиеся концы. Несколько раз подбросил осторожно на ладони, а потом положил на перила рядом с пустым стаканом из-под коньяка. Звезда блеснула на солнце.— Нацепи ее на кого-нибудь другого, Гэвин.Гэвин пристально смотрел на него.— Или делай сам эту грязную работу. С меня хватит.— Хватит? — Гэвин задохнулся.Клейтон тяжело вздохнул:— Так или иначе, ты это не принимай как личную обиду. Я никогда не хотел быть шерифом. Старина Эд меня чуть не силком заставил надеть звезду. А ты сегодня заставил ее снять.— Я?.. Я?!Клейтона охватило чувство жалости. Он понимал отца. Ну, да, как это он осмелился посягнуть на сыновний долг?! Только что ж это за долг, который требует такого? Это уж слишком! Нельзя сделать то, что требует от него этот долг. Если действительно каждый за себя, то он бы боролся. Боролся и уничтожал… но если он уничтожит Гэвина…— Ты, похоже, не понимаешь, как это человек может хотеть чего-то другого, не того, что хочешь ты…— Человек может, — медленно произнес Гэвин. — Это я понимаю. Но не мой собственный сын.— Ну что ж, значит, я плохой сын. Мне не нужно ничего такого, чего хочешь ты. Жалкая у тебя жизнь, ты только о себе думаешь. Я терпеть не могу…— Замолчи! — взревел Гэвин, приподнявшись со стула. Лицо его побледнело. — Плевать я хотел, чего ты терпеть не можешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Когда на следующее утро Клейтон возвращался в долину, его мустанг захромал. Клейтон слез с коня и, прощупав его подколенок, обнаружил, что распухло сухожилие. Был уже почти полдень; на небе ни облачка; дул легкий ветерок. Клейтон вытер пот со лба, выпрямился. Неподалеку было ранчо Первиса, и он спокойным шагом направил мустанга туда, следя, чтобы конь ступал по ровному, и все время одной рукой управлял им, похлопывая по толстому загривку и разговаривая с ним тихо и ласково. В окно его заметил Джо Первис и вышел на порог.Приблизившись, Клейтон сказал:— Вот, наверное, подвернул ногу где-то на камнях, возле перевала. Никогда с ним такого не бывало. Джо, можно поставить его пока у вас в конюшне и одолжить другого?— Конечно же, Клей. Рад буду тебе помочь. Как там твой отец и его красавица-жена? Все еще воркуют как голубки?Клейтон никогда не любил Первиса. Это был дюжий здоровяк лет под пятьдесят, с красной бычьей шеей и резким неприятным голосом, раздражавшим как визг щербатой пилы. Тут на порог, старательно изображая удовольствие, вышла миссис Первис. Глазки у нее были узкие, серые и хитрющие.Работник Первиса принес ведро теплой воды. Клейтон встал на колени на теплой соломе конюшни и, смочив в ведре полотенце, принялся растирать ногу лошади.— Делай это два-три раза в день, — наставлял он работника, — и через неделю все будет в порядке. Я тогда заеду, заберу его. И еще: держи его в тепле и хорошо корми. Ты уж постарайся, ладно?— Конечно, мистер Рой.Клейтон вернулся к дому, где его, улыбаясь, поджидала миссис Первис:— И не вздумайте отказываться, мистер Рой, — она взяла его под руку. — Обед уже на столе, стынет. Пожалуйте, мистер Рой! И Нелли тоже просит вас остаться!Он последовал за ней в дом. У окна на стуле сидела Нелли, томно глядя куда-то вдаль, на горы. Она успела переодеться: вместо джинсов надела цветастое ситцевое платье с глубоким вырезом на груди и тщательно причесалась перед зеркалом в спальне. Когда Клейтон, негромко хлопнув дверью, появился на пороге столовой, она вскочила:— Ой, Клей Рой? Как ты оказался в наших краях?— Я тебе уже говорила, — пропела мать с кухни. — У него захромала лошадь, когда он ехал через перевал.Нелли раскраснелась и поднесла ладошку ко рту:— Мама шутит. Я не знала, Клей, что ты здесь. Правда не знала!— Я помогал Лестеру Инглишу строить хлев и рыть колодец, — объяснил Клейтон. — Не был в городе дней десять.И повернулся к Первису, шедшему в столовую:— Как дела, Джо? Как твой скот?— Ну, я как раз хотел поговорить об этом. Садись, Клей, поедим…Клейтон сел к столу. Первис прокашлялся и застучал ножом по тарелке:— Рад, что вы, сэр, заехали. Очень рад.Подали еду, и Первис просто набросился на нее. Набил полный рот картошки и изобразил улыбку. Он был из числа тех людей, которым легче делать два дела сразу: тогда меньше отвечаешь за каждое из них.— Так, значит, я вот про что… скот, понимаешь… э-э-э… то есть вода. Ну, в общем… коровам мало воды… понимаешь… а река… видишь ли, кхе, твой отец… — тут Первис откашлялся и отправил в рот большой кусок мяса, — Гэвин, он вроде как не понимает… э-э-э… что скот надо поить… а он в толк не возьмет… ну, а мы…Клейтон нахмурился. За столом стояла тишина, слышалось только, как Первис с хрустом разгрызал мелкие косточки.— Просвети меня, Клей. Я имею в виду, что мне остается делать? Сидеть и смотреть?— Джо, — сказал Клейтон, — я не понимаю, о чем вы говорите.— Не понимаешь?Первис глянул ошарашенно.— Точно не понимаешь? — глупо повторил он.— Конечно же. Вы говорите о скотине, воде, верно? Тогда в чем дело — воды-то в реке полно, разве нет?— Так об этом я и говорю!— Ну, и?..— Но Гэвин ведь говорит иначе…— Тогда это вы просветите меня. Что произошло? Я был в отъезде. Я гляжу, стоит мне отлучиться, как в долине что-нибудь случается.— Только на этот раз дело в другом. — Первис откинулся на стуле, и лицо его постепенно приняло изумленное выражение. Дряблая красная кожа собралась уродливыми жирными складками.— И это с нами Гэвин так поступает… С кем? С нами! — прошептал он. — Мы же всегда были с ним, Клей… и что же…Неделю назад колодцы на пастбищных землях Первиса пересохли. Ветер и засуха лишили воды всю долину. Остались только река да два-три небольших ручейка в предгорьях. Первис со своими людьми пять миль гнали триста голов скота из предгорий в долину, к реке. Земля у реки принадлежала Гэвину, но рекой пользовался любой, чья скотина сюда забредала. За милю до берега Первис наткнулся на ограду. На расстоянии в шесть футов друг от друга в землю были вогнаны свежие сосновые столбы, а на них натянута новенькая колючая проволока. Первис и его пастухи молча ехали вдоль ограды, пока не встретили надпись от руки:
«Проход запрещен по распоряжению Г. Роя.»
Навстречу им скакал какой-то всадник. Приблизившись к Первису, он натянул поводья. Это был молодой Боб Хэккет.— Что, черт побери, все это означает? — спросил у него Первис.— То что написано. Вчера днем мой отец пригнал сюда стадо. Смотрит — они уже протянули эту ограду до фактории. Скотина так хотела пить, что просто на проволоку лезла и рвала себя в кровь. А сейчас она вся в крови, бродит по горам, воду ищет.— Что это Гэвин надумал?! — взревел Первис.— Мы съездили к нему вчера вечером. Он говорит, что его скоту тоже нужна вода. Говорит, вода в реке упала на два фута и опускается с каждым днем. Поэтому, пока не пойдут дожди, здесь прохода не будет. — На лице молодого Хэккета появилась кривая усмешка. — Другими словами, мистер Первис, держитесь подальше.— И что твой папаша собирается делать?.. так и стерпит? — вскричал Первис.— Он будет делать то же самое, что и вы, мистер Первис. Что мы всегда, сколько себя помню, делали в этой долине. Конечно, будет злиться, а сделает то, что ему сказано. Или вы считаете, что можете сорвать эту проволоку и погнать стадо к реке?— Но коровам надо пить, — пробормотал Первис.Хэккет кивнул в сторону гор:— Пожалуйста, вон там ручьи есть…Первис подумал немного.— Но если я погоню туда своих коров, твой папаша — своих, если все хозяева туда пригонят свои стада, так воды там не хватит.— Что ж, тогда вам лучше поторопиться, — сказал Хэккет.— А эта изгородь охраняется?— Нужды нет. Никто ж ее не тронет. Или, может, вы тронете, мистер Первис?— Но не могу ж я допустить, чтоб мой скот подох, — сказал Первис Клейтону за обедом. — Как ты думаешь, Клей, могу? Скажи, ты на моем месте допустил бы такое?..Клейтон откинулся на стуле. Запустил руку в карман, выудил кисет и принялся скручивать сигарету. Разровнял волокна горчичного цвета так, чтобы по концам было побольше, а в середине оставалось небольшое углубление. Потом большим пальцем скрутил бумажку в трубочку, прижал, наклонился и провел языком по свободному краю бумаги. Пальцем пригладил шов — и лишь после этого поднял глаза на Первиса. Ему было тошно.— Знаешь, почему никто в этой долине не полезет через ограду, которую поставил Гэвин? — спросил Первис.Клейтон едва заметно кивнул.— Нет, — сказал Первис, — ты не все знаешь. Гэвин имеет все законные права поставить эту ограду и не пускать наши стада на свою землю, даже если нам придется гонять скотину на водопой в горы за пятнадцать миль. И кто же будет защищать его законное право? Кто будет следить и призовет к ответу человека, который загонит свое стадо на землю Гэвина? Ты понял, Клей? Ты понял, кто?!Клейтон медленно опустил руку в карман и сжал пальцами серебряную звезду — он всегда держал ее там, не на виду. Он носил ее в кармане, чтобы не думать о ней, но что толку обманывать себя? Другие знали, что она там, и всегда имели это обстоятельство в виду.Теперь глаза Первиса не улыбались:— Да — ты! И я тебя, Клей, спрашиваю, за себя и за других: что ты собираешься предпринять в связи с этим?Клейтон встал:— Спасибо, Джо. Спасибо за гостеприимство, я имею в виду. Похоже, мне пора домой. — Первис вскочил на ноги, лицо его покраснело.— Подождите, Клей. Я ведь вас не обидел, нет? Что я такого сделал? Я просто…— Нет, вы меня не обидели, — ответил Клейтон на ходу, кивнув на прощание миссис Первис и Нелли. Но дойдя до порога, остановился. Совсем забыл про мустанга… Он покраснел и опять повернулся к Первису:— Джо, я вынужден попросить у вас лошадь, — сказал он тихо.— Конечно, возьмите моего вороного мерина. Но погодите, Клей, что вы так торопитесь?— Вы спросили, что я намерен делать насчет этой ограды, что Гэвин поставил. Так вот, для начала я намерен поговорить с ним об этом.— Только не рассказывайте ему, что это я вас втравил, — засуетился Первис. — Я же просто хотел ввести вас в курс дела. Я вовсе не напрашиваюсь на неприятности.— Понятное дело. Вы хотите, чтобы я напрашивался…— Просто поговорите. Скажите ему, у нас скот пропадает. Я знаю, у него большое стадо, а мы мелкие ранчеры, но у нас тоже ведь…Но говорил он в пустоту. Клейтон повернулся и чуть не бегом кинулся в коралю. Поймал вороного, оседлал его и открыл ворота. Из дома выскочила Нелли и подбежала к ограде.— Клей!Он пристально посмотрел на нее и увидел во взгляде нечто такое, что прежде замечал в других глазах — мольбу и обещание. Но он тут же выбросил это из головы, коротко кивнул Нелли и дал коню шенкеля. Вороной вылетел из кораля и пустился легким галопом. Клейтон предоставил коню самому выбирать аллюр, только направил его к ранчо Гэвина.
Гэвин сидел в тени, под навесом веранды, и наблюдал, как на горизонте появилось небольшое облачко пыли, которое постепенно приближалось и увеличивалось. Он довольно улыбнулся и подумал: «Вернулся. Он всегда возвращается, когда у меня есть в нем нужда…»Он напустил на себя строгий вид и крикнул через плечо:— Лорел, вели служанке приготовить кофе. И принеси к нему коньяк.Клейтона он мог узнать за милю, даже на чужой лошади. «Конечно, он ведь точно такой, как я тридцать лет назад… Все равно что смотришь на самого себя, скачущего сюда из тех давних времен, — думал он. — Да-а… сколько горя он мне принес — а все равно он мой. Домой возвращается… знает, здесь его место».Вышла Лорел с бутылкой коньяка. Глянула на приближающегося всадника, кивнула:— Он от перевала едет. Я его через окно увидела.— Я хочу поговорить с ним один на один, — сказал Гэвин. — А ты ступай в дом и ложись. Тебе ведь сейчас отдыхать надо, а? Так вроде доктор говорил?— Так, так… — Она застыла в дверях и не уходила.Но когда Клейтону осталось всего несколько сот ярдов, Гэвин приказал:— Иди ложись!Она ушла, и он снова повернулся лицом к прерии. Клейтон остановился у ворот кораля и пустил вороного внутрь. Вытер с лица пыль, не спеша подошел к веранде и кивнул Гэвину. Гэвин кивнул в ответ.— Чей конь?— Первиса. Мой мустанг потянул сухожилие на перевале, пришлось его у Первиса оставить.— У Первиса, говоришь? — по лицу Гэвина промелькнула усмешка. — Так ты, значит, девчонку видел?— Какую девчонку?— На прошлой неделе заметил ее в городе. Она в магазин заходила. Да-а, быстро она выросла, эта девчушка… Бьюсь об заклад, если б ты уделил ей малость внимания…Клейтон поднялся по ступенькам и стал перед Гэвином, опершись руками на перила веранды у себя за спиной.— Я видел Джо Первиса. Он говорит, ты огородил землю вдоль реки. Я видел изгородь, когда проезжал.— Верно, сынок. Я это сделал сразу, как ты уехал. Как-то утром пришло в голову, я и послал парней на всю ночь сделать эту работенку, сказал им, что можно потом спать весь день. Так они шустро управились.— Ну, а дальше что?Гэвин налил коньяку в два стакана, один поставил для Клейтона на поручень перил.— Сынок, у меня после весенних перегонов осталось пять тысяч голов. Пока дул этот проклятый ветер, мы потеряли восемь сотен. Те, что остались, — это лучшие наши коровы, самые плодовитые и породистые, и самые лучшие быки. Единственный способ сохранить стадо в хорошем состоянии — это давать пить вволю. Воды в речке хватит на месяц, если поить пять тысяч голов. Если к тому времени не пойдут дожди, то стаду конец. И если я разрешу всем подряд гонять сюда стада, то они за три недели всю воду высосут. Смотри, вон уже цветы сохнут. Не могу я рисковать скотиной.— А как насчет других коров в долине? Коров Первиса и прочих ранчеров?Гэвин пожал плечами:— Когда жареным пахнет, тут уж каждый за себя.Клейтон задумался. А потом медленно проговорил:— А если другие так же начнут рассуждать?— Наплевать! Ты что думаешь, если я позволю им поить их скот в реке вместе с моим стадом, так они мне спасибо скажут? Черта лысого! Ты думаешь, люди понимают доброту? — Он наклонился вперед, и глаза его стали колючими. — Ни черта, вот что я тебе скажу! Они одно понимают — закон и порядок, и кто их законно за глотку схватит, того они и уважают.Клейтон глотнул из стакана, коньяк неприятно обжег желудок. Слишком жарко было, чтобы пить. Над прерией не по сезону нещадно палило солнце, выжигая деревья и кусты; даже воздух стал белесым от зноя. Над горами стояло марево, четкие очертания хребта расплывались в нем.— Круто берешь, — сказал спокойно Клейтон.Гэвин усмехнулся:— А я и есть крутой человек.В глубине души Клейтон понимал, что в словах Гэвина есть доля правды. Здесь не существует такого понятия, как благодарность. Вот благонадежность — это да, есть такая штука; благонадежность и верность, которые сохраняются до тех пор, пока власть заботится о человеке и расплачивается сполна за его лояльность. Он знал эту истину всю жизнь, и до сих пор с нею мирился, даже принимал ее. Он сам был частью этой системы. Но Лестер прав: эта долина — место недоброе и гиблое.И конечно, дело не только в Гэвине. Никто не смог бы властвовать так, как он, если бы ему не спускали с рук.Долина представлялась Клейтону миром людей, которые всю жизнь неуклонно и жадно стремятся к одному: к собственному благу… как они его понимают. Никто не знает, в чем оно, но каждый за него из кожи вон лезет и бьется до крови. В таком мире Гэвин может править, потому что он его понимает, принимает и ни перед кем не отчитывается. Он никогда не опускался до объяснений и оправданий. Он с этим миром обходился по справедливости и расплачивался за то, что получал от него, выполняя свои обязательства — это люди понимали и уважали. А боялись его вот почему: он не лицемерил и не возносил хвалы фальшивым божествам, которым молились другие, которые боялись открыто признаться в своих желаниях…Клейтон взглянул на Гэвина и на минуту ощутил какое-то странное уважение.Но оно постепенно угасало, когда он вновь задумался о себе. Что-то в нем изо всех сил рвалось на свободу. Кажется, он уже когда-то почувствовал такое, когда был с Телмой. Ощущение — но такое скоротечное, что он не успел остановить и осмыслить его. Только светлое мгновение, спрятанное в глубинах памяти, смутное и более недостижимое. Оно ушло: Лорел его нарушила. Но не погибло — его можно будет отыскать вновь, где-то в тайных глубинах души…Гэвин наблюдал за ним молча. Наконец Клейтон поднял на него глаза и мотнул головой в сторону прерии.— Но ведь эти изгороди никто не сторожит.Блеклые голубые глаза Гэвина сверкнули.— Верно, сынок. Так нужды нет. Если кто-то погонит скот к реке, я просто обращусь к закону, пусть власти этим занимаются.— К закону, — задумчиво сказал Клейтон. — Ко мне, значит.— К тебе, сынок.В кармане у Клейтона лежала серебряная звезда, которую два года назад передал ему Риттенхауз. Он вытащил ее, ощутив пальцами стершиеся затупившиеся концы. Несколько раз подбросил осторожно на ладони, а потом положил на перила рядом с пустым стаканом из-под коньяка. Звезда блеснула на солнце.— Нацепи ее на кого-нибудь другого, Гэвин.Гэвин пристально смотрел на него.— Или делай сам эту грязную работу. С меня хватит.— Хватит? — Гэвин задохнулся.Клейтон тяжело вздохнул:— Так или иначе, ты это не принимай как личную обиду. Я никогда не хотел быть шерифом. Старина Эд меня чуть не силком заставил надеть звезду. А ты сегодня заставил ее снять.— Я?.. Я?!Клейтона охватило чувство жалости. Он понимал отца. Ну, да, как это он осмелился посягнуть на сыновний долг?! Только что ж это за долг, который требует такого? Это уж слишком! Нельзя сделать то, что требует от него этот долг. Если действительно каждый за себя, то он бы боролся. Боролся и уничтожал… но если он уничтожит Гэвина…— Ты, похоже, не понимаешь, как это человек может хотеть чего-то другого, не того, что хочешь ты…— Человек может, — медленно произнес Гэвин. — Это я понимаю. Но не мой собственный сын.— Ну что ж, значит, я плохой сын. Мне не нужно ничего такого, чего хочешь ты. Жалкая у тебя жизнь, ты только о себе думаешь. Я терпеть не могу…— Замолчи! — взревел Гэвин, приподнявшись со стула. Лицо его побледнело. — Плевать я хотел, чего ты терпеть не можешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33