Хоть бы иногда пробежалась по улице или вообще жила отдельно». Представляете, какое впечатление произвело бы это на любящую дочь? У нее сердце разрывалось бы от разочарования и горя.
Еще бы, у меня у самого сердце разрывалось от этой незатейливой байки, а я вовсе не такой чувствительный.
— Вы считаете, что с Энн Кемпбелл случилось нечто подобное?
— Может быть.
— Но вы, вижу, не уверены в этом. Почему она не делилась с вами?
— Многие люди не могут говорить о своих переживаниях с психотерапевтом, потому что такой разговор неизбежно подразумевает суждение, оценку. Объективный наблюдатель может недооценить степень потрясения человека, даже если оно вызвано таким чудовищным актом, как инцест. Инцеста в данном случае не было, но по любым стандартам произошло нечто страшное.
Я слушал и не слушал: в многословии мало информации, главный вопрос оставался.
— И у вас нет никакого предположения, что это было? — спросил я.
— Никакого. Мне, собственно, и не нужно знать, что отец сделал ей. Мне достаточно знать, что он ей нанес глубокую душевную рану. Генерал умышленно злоупотребил ее доверием, и с того момента их отношения постоянно ухудшались.
Я тщетно попытался совместить в уме мои служебные нормы с позицией Мура. В нашем ремесле ты просто обязан знать: кто? что? где? когда? как? и почему? Может быть, Мур знает по крайней мере когда?..
— Когда это случилось?
— Около десяти лет назад.
— Около десяти лет назад Энн была еще в Уэст-Пойнте.
— Совершенно верно. Она училась тогда на втором курсе.
— А когда у нее возникло желание мстить? — спросила Синтия. — Не сразу же?
— Не сразу. Кемпбелл прошла все стадии: шок, отчуждение, депрессию, гнев — и лишь через шесть лет поняла, что не может нести в себе этот груз, и решила мстить. Ее преследовала навязчивая идея, будто только мщение расставит все по своим местам.
— И кто же подтолкнул Энн Кемпбелл на этот путь — вы или Ницше?
— Мистер Бреннер, я категорически протестую против попыток возложить на меня ответственность за ее враждебное отношение к отцу. Как профессионал, я ограничивался лишь выслушиванием того, что она мне сообщала.
— Получается, что с таким же успехом Кемпбелл могла говорить с попугаем. Неужели вы не указывали на пагубность последствий? — вмешалась Синтия.
— Разумеется. С чисто клинической точки зрения Энн поступала неправильно, и я указывал ей на это. Я отрицаю намек мистера Бреннера, будто толкал ее на этот путь.
— Если бы ее борьба была направлена против вас, — сказал я, — удалось бы вам остаться на позиции клинической беспристрастности?
Мур долго смотрел на меня, прежде чем ответить.
— Поймите же наконец: не всякий пациент хочет пройти курс психотерапии. Иные лелеют нанесенные им обиды и раны и мечтают расквитаться, нередко таким же способом: ты предал меня — я предам тебя. Ты соблазнил мою жену, я соблазню твою. Отомстить за преступление аналогичным образом не всегда представляется возможным, хотя бывает и такое. Традиционная психология учит, что это нездоровое явление, но обычный человек знает, что месть может принести душевную развязку, оказать терапевтическое воздействие. Проблема в том, что расплата требует психической платы — простите невольный каламбур. Мститель часто становится преследователем.
— Понимаю, о чем вы говорите, полковник, — сказал я, — но почему вы рассуждаете вообще или с чисто клинической точки зрения? Хотите дистанцироваться от трагедии? Уйти от малейшей личной ответственности?
Муру это не понравилось.
— Я отвергаю ваши намеки на то, что не смог помочь Кемпбелл и даже одобрял ее поведение.
— Можете отвергать, но кое-кто сильно подозревает вас именно в этом.
— Что вы хотите от... — Он пожал плечами. — Здесь, в Хадли, никогда не понимали и не ценили ни мою работу, ни Учебный центр, ни наши отношения с Энн Кемпбелл.
— Могу вам посочувствовать, полковник... Знаете, я просмотрел видеозаписи некоторых лекций капитана Кемпбелл и считаю, что вы и ваши коллеги исполняете некоторые важные функции. Но иногда вы отклоняетесь в такие области, от которых людям становится не по себе.
— Все, что делаем, санкционировано высшим командованием.
— Рад это слышать, однако мне кажется, что Энн Кемпбелл взяла кое-что из учебного кабинета и испробовала на поле своего сражения.
Мур промолчал.
— Вы не знаете, зачем она хранила материалы своих собеседований с преступниками, с насильниками? — спросил я.
— Первый раз об этом слышу. Видимо, это ее частный интерес, как и у каждого из нас. Кроме того, мы все здесь участвуем в каких-либо проектах вне наших прямых обязанностей. Чаще всего это связано с подготовкой докторской диссертации.
— Разумно.
— Как вы смотрели на ее половые отношения с многочисленными партнерами? — спросила Синтия.
— М-м... я... Откуда вам это известно?
— Об этом все говорят, кроме вас.
— Вы меня не спрашивали.
— Вот сейчас спрашиваю. Как вы лично смотрели на связи Энн с людьми, ей в общем-то безразличными, с которыми она сходилась только для того, чтобы досадить отцу?
Мур кашлянул, прикрыв рот.
— Я считал... считал такое поведение неразумным, особенно если принять во внимание причины этого поведения...
— Вы ревновали ее?
— Ни в коем случае. Я...
Синтия снова прервала его:
— У вас не было чувства, что по отношению к вам совершено предательство?
— Разумеется, нет. У нас были добрые, доверительные, платонические и интеллектуально-духовные отношения.
Меня подмывало спросить, входило ли в спектр таких отношений распятие голой Энн на земле, но мне нужно было знать, почему преступник сделал это. Собственно говоря, я это уже знал. То, что Мур сказал о предательстве, наталкивало на необходимость не только поймать убийцу, но и понять жизнь и судьбу несчастной Энн Кемпбелл. Я сделал выстрел наугад:
— Будучи с капитаном Кемпбелл в Персидском заливе, вы разработали и предложили провести операцию «Мешок помешанных»...
— Я не имею права обсуждать эту тему.
— Капитан Кемпбелл считала, что секс — одно из средств для достижения разнородных целей, я прав?
— Да, считала.
— Я уже упомянул, что посмотрел видеозаписи ее лекций о психологической войне и понимаю, из чего она исходила. Я тоже признаю силу секса, но только как добрую силу, как выражение любви и заботы. Энн Кемпбелл была не права — вы с этим согласны?
— Сам по себе секс — это не добро и не зло. Но я согласен, что некоторые — в основном это женщины — используют его как оружие и инструмент для достижения своих целей.
Я повернулся к Синтии:
— Вы согласны с полковником Муром?
Синтия была явно недовольна — то ли мной, то ли Муром, не знаю.
— Я согласна с тем, что некоторые женщины используют секс как оружие, но с точки зрения этики это неприемлемо. Что касается Энн Кемпбелл, вероятно, она рассматривала секс как единственное оружие против любой несправедливости и собственного бессилия. Полковник, вы были рядом, все видели и должны были Энн остановить. Это был ваш моральный долг и прямая обязанность как ее командира.
Он уставился на Синтию бусинками своих глаз:
— Я не был в состоянии остановить что-либо.
— Почему? — резко возразила Синтия. — Вы офицер или мальчик на побегушках? Были ей другом или нет? Вы же были равнодушны к ней как к женщине, значит, могли убедить ее. Или вы считали, что ее сексуальный опыт интересен с клинической точки зрения? Или вам приятно щекотало нервы сознание, что Кемпбелл меняет любовников как перчатки?
Мур вскипел, даже привстал с кресла:
— Я отказываюсь отвечать на эти вопросы! И вообще отказываюсь разговаривать с этой женщиной!
— Нечего прятаться за пятую поправку до того, как мы напомним вам ваши права как обвиняемого. Мне не хотелось бы сейчас этого делать. Наш разговор не из легких, я понимаю, но оставим в стороне заданные вопросы. Обещаю вам, что мисс Санхилл постарается так формулировать свои вопросы, чтобы вы не сочли их за неуважение к званию.
Полковник Мур понял, что принимать позу оскорбленной невинности бесполезно. Кивнув, он опустился в кресло. Всем своим видом он говорил: считаю ниже своего достоинства с вами спорить. Задавайте свои глупые вопросы.
Синтия взяла себя в руки и спокойно спросила:
— Когда Энн Кемпбелл сочла бы, что свела счеты?
Не глядя на нас, Мур монотонно заговорил:
— Увы, кроме нее, этого никто не знал. Очевидно, все, что она предпринимала, казалось ей недостаточным. Отчасти проблема заключалась в самом генерале Кемпбелле. — Мур ухмыльнулся. — Он не из тех вояк, которые признают потери, не говоря уже о том, чтобы выкинуть белый флаг. Насколько мне известно, генерал не стремился к прекращению огня, если использовать военную лексику, не стремился сесть за стол переговоров. Вероятно, он полагал, что ее вылазки давно перечеркнули сделанное им.
— А обычно вы обращаете внимание на машину Энн?
— Нет.
— То есть вы никогда не знали, дома ваша подчиненная, соседка и друг, или уже уехала в учебный центр.
— Думаю, что в большинстве случаев я знал это.
— Вы когда-нибудь ездили вместе?
— Иногда.
— Вам было известно, что в то утро капитана Кемпбелл ждали к завтраку ее родители?
— Нет... впрочем, погодите... Вы упомянули, и я вспомнил. Она действительно говорила мне об этом.
— С какой целью устраивалась эта встреча?
— Как это — с какой целью?
— Кемпбеллы часто собирались, чтобы провести время в обществе друг друга?
— Не думаю.
— Как я понимаю, полковник, генерал Кемпбелл предъявил дочери ультиматум относительно ее поведения, и Энн должна была за завтраком дать ответ. Это так?
На этот раз Мур немного растерялся, вероятно, пытаясь догадаться, что нам известно и от кого.
— Это так?
— Я... Она, кажется, говорила, что отец хочет уладить существующие между ними проблемы.
Уклончивость нашего собеседника подлила масла в огонь. Синтия снова повысила голос:
— Полковник, скажите прямо: она говорила вам об этом или нет? Энн употребляла слова «ультиматум», «трибунал», «принудительное лечение», «увольнение со службы»? Делилась она с вами или нет? Спрашивала у вас совета или нет?
Мура явно возмутила резкость Синтии, и в то же время ему было не по себе от этого града вопросов, которые, по всей видимости, затрагивали что-то такое, что пугало его. Он, должно быть, решил, что у нас недостает информации и мы не сумеем подловить его.
— Я сообщил вам все, что знаю. Энн не рассказывала о том, что предлагал отец, и не спрашивала у меня совета. Повторяю: как наблюдавший за ней терапевт, я сводил свои вопросы к минимуму, по большей части слушал ее и давал советы, только когда меня об этом просили.
— Никогда не поверю, что мужчина способен на такую сдержанность в отношениях с женщиной, которую он знает шесть лет.
— Тогда вы не понимаете сущности психотерапии, мисс Санхилл. Я, конечно, давал ей советы в плане ее службы, назначений и тому подобного. Что касается ее отношений с родителями, то они обсуждались только на психотерапевтических сеансах и никогда не затрагивались в служебное время или часы досуга. Так мы договорились с Энн Кемпбелл с самого начала и не нарушали этой договоренности. Медики, например, не любят приятелей, которые просят поставить им диагноз на площадке для гольфа. Адвокаты придерживаются такого же правила и не дают юридических советов за стойкой бара.
— Спасибо за сведения, которые вы нам сообщили, полковник, — сказала Синтия. — Вижу, вы глубоко все продумали. Могу ли я сделать вывод, что у потерпевшей не было возможности провести с вами беседу об ультиматуме и сроке его истечения?
— Можете, и это будет правильный вывод.
— Итак, когда все эти годы душевной боли, горя и ненависти должны были прийти к логическому завершению, ни у вас, ни у Кемпбелл не нашлось времени серьезно об этом поговорить?
— Энн сама не пожелала обсуждать эту тему со мной, однако мы условились встретиться после ее разговора с отцом. Мы даже назначили время — вчера, в полдень.
— Я не верю вам, полковник, — решительно заявила Синтия. — Убеждена, что между ультиматумом генерала и тем, что случилось с Энн, существует определенная связь, и вам об этом известно.
Полковник Мур встал:
— Я не потерплю, чтобы меня называли лжецом.
Синтия тоже встала. Они были как два борца, готовые к схватке.
— Нам уже известно, что вы лжете.
Это правда, мы знали, что Мур был вместе с Энн Кемпбелл на стрельбище номер шесть. Думаю, что Мур тоже понял: мы знаем это. Иначе нас обвинили бы в оскорблении полковника. Мы уже переступали порог тайны. Я тоже поднялся.
— Спасибо за внимание, которое вы нам уделили, полковник. Не пытайтесь жаловаться на нас полковнику Кенту. Одной жалобы в неделю за глаза хватит... Я выставляю охрану у вашего кабинета, сэр, и если вы попытаетесь уничтожить какие-либо бумаги или вынести что-либо отсюда, буду вынужден произвести задержание.
Мур весь трясся: то ли от страха, то ли от негодования — не знаю и не хочу знать.
— Я выдвину против вас обоих официальное обвинение, — выдавил он наконец.
— На вашем месте я не стал бы этого делать. Мы с мисс Санхилл — ваша последняя надежда уйти от петли — или пули? Надо справиться. Сейчас так мало смертных приговоров, что люди начинают забывать, как они приводятся в исполнение. В любом случае советую не раздражать меня. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Всего доброго, полковник.
Мы вышли, а Мур так и остался стоять, лихорадочно соображая, что ему предпринять. Раздражать меня в его планы не входило.
Глава 23
Синтия поставила свой «мустанг» на парковке у здания военной полиции в нескольких ярдах от моего «блейзера». Выйдя из машины, мы увидели три редакционных автофургона и группу людей, конечно же, журналистов. Они тоже заметили нас. Вероятно, мы подпадали под описание следователей, ведущих дело Энн Кемпбелл, потому что они двинулись на нас, как стая саранчи. Я уже упоминал, что Форт-Хадли — открытый военный городок, и не пускать сюда законопослушных и исправно платящих налоги граждан невозможно. Иные вообще рады встрече с прессой, но мне она ни к чему.
Первым к нам подбежал хорошо одетый молодой человек с завитыми волосами. В руках у него был микрофон. Его коллеги попроще держали наготове ручки и блокноты — я видел, что на нас нацелено несколько телекамер.
— Вы уорент-офицер Бреннер? — выкрикнул завитой и сунул мне под нос микрофон.
— Нет, сэр, — ответил я, — я обслуживало здесь автоматы с кока-колой.
Мы шли к дверям в саранчовой стае.
Женщина-репортер пытала Синтию:
— Вы уорент-офицер Санхилл?
— Нет, мэм, — ответила наконец Синтия, — я здесь с кока-коловым наладчиком.
Но журналисты — народ ушлый и дошлый, от них просто так не отделаешься. Продолжали сыпаться вопросы. У входа в полицейское управление стояли два дюжих парня с «М-16» в руках. Я поднялся по ступеням и обернулся к толпе, которая не могла двинуться дальше, и сказал:
— Доброе утро.
Толпа мгновенно затихла. Я слышал, как стрекотали телекамеры и щелкали фотоаппараты.
— Расследование по факту убийства капитана Кемпбелл продолжается. Мы располагаем несколькими вещественными доказательствами, но пока нет ни одного подозреваемого. Задействованы все наличные силы Форт-Хадли, общевойскового Управления по расследованию преступлений и местной полиции. Все мы работаем в тесном сотрудничестве. В ближайшие дни будет проведена пресс-конференция.
Обычный треп.
Трах-тах-тах! Разразился гром вопросов. Кое-какие я сумел разобрать: «Разве она не была также изнасилована?», «Говорят, ее нашли голой и распятой на земле — это так?», «Ее задушили?», «Выходит, второе изнасилование за неделю?», «Вы допросили ее бойфренда, сынка шефа полиции?».
— Ответы на все вопросы вы получите на пресс-конференции, — произнес я.
Едва мы вошли в здание, как наткнулись на полковника Кента. Он был раздосадован.
— Никак не могу заставить их уйти, — пробурчал он.
— И не заставите. Вот это мне и нравится в нашей стране.
— Да, но на территории базы находится дом Бомонов, пришлось выставить там охрану. Снуют всюду как ищейки. Правда, на стрельбища и на Джордан-Филдз им не попасть — на дорогах дежурят мои люди.
— Может быть, им повезет больше, чем нам.
— Не нравится мне это... Есть новости?
— Побеседовали с полковником Фаулером и полковником Муром. Пошлите, пожалуйста, двух ребят к полковнику Муру, и поскорее, пусть посидят с ним. Ему запрещено уничтожать бумаги и выносить что-либо из кабинета.
— Хорошо, сделаю... Вы его арестуете?
— Мы все еще пытаемся вытянуть из него психологический портрет погибшей.
— Кому это нужно?
— Мисс Санхилл и мне.
— Зачем? Какое отношение это имеет к Муру?
— Как вам сказать... Чем глубже я копаю, тем меньше нахожу у него оснований убивать свою подчиненную. Зато вижу серьезные мотивы у других людей.
— Пол, я понимаю ваши действия, но только до известной черты, — раздраженно сказал Кент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Еще бы, у меня у самого сердце разрывалось от этой незатейливой байки, а я вовсе не такой чувствительный.
— Вы считаете, что с Энн Кемпбелл случилось нечто подобное?
— Может быть.
— Но вы, вижу, не уверены в этом. Почему она не делилась с вами?
— Многие люди не могут говорить о своих переживаниях с психотерапевтом, потому что такой разговор неизбежно подразумевает суждение, оценку. Объективный наблюдатель может недооценить степень потрясения человека, даже если оно вызвано таким чудовищным актом, как инцест. Инцеста в данном случае не было, но по любым стандартам произошло нечто страшное.
Я слушал и не слушал: в многословии мало информации, главный вопрос оставался.
— И у вас нет никакого предположения, что это было? — спросил я.
— Никакого. Мне, собственно, и не нужно знать, что отец сделал ей. Мне достаточно знать, что он ей нанес глубокую душевную рану. Генерал умышленно злоупотребил ее доверием, и с того момента их отношения постоянно ухудшались.
Я тщетно попытался совместить в уме мои служебные нормы с позицией Мура. В нашем ремесле ты просто обязан знать: кто? что? где? когда? как? и почему? Может быть, Мур знает по крайней мере когда?..
— Когда это случилось?
— Около десяти лет назад.
— Около десяти лет назад Энн была еще в Уэст-Пойнте.
— Совершенно верно. Она училась тогда на втором курсе.
— А когда у нее возникло желание мстить? — спросила Синтия. — Не сразу же?
— Не сразу. Кемпбелл прошла все стадии: шок, отчуждение, депрессию, гнев — и лишь через шесть лет поняла, что не может нести в себе этот груз, и решила мстить. Ее преследовала навязчивая идея, будто только мщение расставит все по своим местам.
— И кто же подтолкнул Энн Кемпбелл на этот путь — вы или Ницше?
— Мистер Бреннер, я категорически протестую против попыток возложить на меня ответственность за ее враждебное отношение к отцу. Как профессионал, я ограничивался лишь выслушиванием того, что она мне сообщала.
— Получается, что с таким же успехом Кемпбелл могла говорить с попугаем. Неужели вы не указывали на пагубность последствий? — вмешалась Синтия.
— Разумеется. С чисто клинической точки зрения Энн поступала неправильно, и я указывал ей на это. Я отрицаю намек мистера Бреннера, будто толкал ее на этот путь.
— Если бы ее борьба была направлена против вас, — сказал я, — удалось бы вам остаться на позиции клинической беспристрастности?
Мур долго смотрел на меня, прежде чем ответить.
— Поймите же наконец: не всякий пациент хочет пройти курс психотерапии. Иные лелеют нанесенные им обиды и раны и мечтают расквитаться, нередко таким же способом: ты предал меня — я предам тебя. Ты соблазнил мою жену, я соблазню твою. Отомстить за преступление аналогичным образом не всегда представляется возможным, хотя бывает и такое. Традиционная психология учит, что это нездоровое явление, но обычный человек знает, что месть может принести душевную развязку, оказать терапевтическое воздействие. Проблема в том, что расплата требует психической платы — простите невольный каламбур. Мститель часто становится преследователем.
— Понимаю, о чем вы говорите, полковник, — сказал я, — но почему вы рассуждаете вообще или с чисто клинической точки зрения? Хотите дистанцироваться от трагедии? Уйти от малейшей личной ответственности?
Муру это не понравилось.
— Я отвергаю ваши намеки на то, что не смог помочь Кемпбелл и даже одобрял ее поведение.
— Можете отвергать, но кое-кто сильно подозревает вас именно в этом.
— Что вы хотите от... — Он пожал плечами. — Здесь, в Хадли, никогда не понимали и не ценили ни мою работу, ни Учебный центр, ни наши отношения с Энн Кемпбелл.
— Могу вам посочувствовать, полковник... Знаете, я просмотрел видеозаписи некоторых лекций капитана Кемпбелл и считаю, что вы и ваши коллеги исполняете некоторые важные функции. Но иногда вы отклоняетесь в такие области, от которых людям становится не по себе.
— Все, что делаем, санкционировано высшим командованием.
— Рад это слышать, однако мне кажется, что Энн Кемпбелл взяла кое-что из учебного кабинета и испробовала на поле своего сражения.
Мур промолчал.
— Вы не знаете, зачем она хранила материалы своих собеседований с преступниками, с насильниками? — спросил я.
— Первый раз об этом слышу. Видимо, это ее частный интерес, как и у каждого из нас. Кроме того, мы все здесь участвуем в каких-либо проектах вне наших прямых обязанностей. Чаще всего это связано с подготовкой докторской диссертации.
— Разумно.
— Как вы смотрели на ее половые отношения с многочисленными партнерами? — спросила Синтия.
— М-м... я... Откуда вам это известно?
— Об этом все говорят, кроме вас.
— Вы меня не спрашивали.
— Вот сейчас спрашиваю. Как вы лично смотрели на связи Энн с людьми, ей в общем-то безразличными, с которыми она сходилась только для того, чтобы досадить отцу?
Мур кашлянул, прикрыв рот.
— Я считал... считал такое поведение неразумным, особенно если принять во внимание причины этого поведения...
— Вы ревновали ее?
— Ни в коем случае. Я...
Синтия снова прервала его:
— У вас не было чувства, что по отношению к вам совершено предательство?
— Разумеется, нет. У нас были добрые, доверительные, платонические и интеллектуально-духовные отношения.
Меня подмывало спросить, входило ли в спектр таких отношений распятие голой Энн на земле, но мне нужно было знать, почему преступник сделал это. Собственно говоря, я это уже знал. То, что Мур сказал о предательстве, наталкивало на необходимость не только поймать убийцу, но и понять жизнь и судьбу несчастной Энн Кемпбелл. Я сделал выстрел наугад:
— Будучи с капитаном Кемпбелл в Персидском заливе, вы разработали и предложили провести операцию «Мешок помешанных»...
— Я не имею права обсуждать эту тему.
— Капитан Кемпбелл считала, что секс — одно из средств для достижения разнородных целей, я прав?
— Да, считала.
— Я уже упомянул, что посмотрел видеозаписи ее лекций о психологической войне и понимаю, из чего она исходила. Я тоже признаю силу секса, но только как добрую силу, как выражение любви и заботы. Энн Кемпбелл была не права — вы с этим согласны?
— Сам по себе секс — это не добро и не зло. Но я согласен, что некоторые — в основном это женщины — используют его как оружие и инструмент для достижения своих целей.
Я повернулся к Синтии:
— Вы согласны с полковником Муром?
Синтия была явно недовольна — то ли мной, то ли Муром, не знаю.
— Я согласна с тем, что некоторые женщины используют секс как оружие, но с точки зрения этики это неприемлемо. Что касается Энн Кемпбелл, вероятно, она рассматривала секс как единственное оружие против любой несправедливости и собственного бессилия. Полковник, вы были рядом, все видели и должны были Энн остановить. Это был ваш моральный долг и прямая обязанность как ее командира.
Он уставился на Синтию бусинками своих глаз:
— Я не был в состоянии остановить что-либо.
— Почему? — резко возразила Синтия. — Вы офицер или мальчик на побегушках? Были ей другом или нет? Вы же были равнодушны к ней как к женщине, значит, могли убедить ее. Или вы считали, что ее сексуальный опыт интересен с клинической точки зрения? Или вам приятно щекотало нервы сознание, что Кемпбелл меняет любовников как перчатки?
Мур вскипел, даже привстал с кресла:
— Я отказываюсь отвечать на эти вопросы! И вообще отказываюсь разговаривать с этой женщиной!
— Нечего прятаться за пятую поправку до того, как мы напомним вам ваши права как обвиняемого. Мне не хотелось бы сейчас этого делать. Наш разговор не из легких, я понимаю, но оставим в стороне заданные вопросы. Обещаю вам, что мисс Санхилл постарается так формулировать свои вопросы, чтобы вы не сочли их за неуважение к званию.
Полковник Мур понял, что принимать позу оскорбленной невинности бесполезно. Кивнув, он опустился в кресло. Всем своим видом он говорил: считаю ниже своего достоинства с вами спорить. Задавайте свои глупые вопросы.
Синтия взяла себя в руки и спокойно спросила:
— Когда Энн Кемпбелл сочла бы, что свела счеты?
Не глядя на нас, Мур монотонно заговорил:
— Увы, кроме нее, этого никто не знал. Очевидно, все, что она предпринимала, казалось ей недостаточным. Отчасти проблема заключалась в самом генерале Кемпбелле. — Мур ухмыльнулся. — Он не из тех вояк, которые признают потери, не говоря уже о том, чтобы выкинуть белый флаг. Насколько мне известно, генерал не стремился к прекращению огня, если использовать военную лексику, не стремился сесть за стол переговоров. Вероятно, он полагал, что ее вылазки давно перечеркнули сделанное им.
— А обычно вы обращаете внимание на машину Энн?
— Нет.
— То есть вы никогда не знали, дома ваша подчиненная, соседка и друг, или уже уехала в учебный центр.
— Думаю, что в большинстве случаев я знал это.
— Вы когда-нибудь ездили вместе?
— Иногда.
— Вам было известно, что в то утро капитана Кемпбелл ждали к завтраку ее родители?
— Нет... впрочем, погодите... Вы упомянули, и я вспомнил. Она действительно говорила мне об этом.
— С какой целью устраивалась эта встреча?
— Как это — с какой целью?
— Кемпбеллы часто собирались, чтобы провести время в обществе друг друга?
— Не думаю.
— Как я понимаю, полковник, генерал Кемпбелл предъявил дочери ультиматум относительно ее поведения, и Энн должна была за завтраком дать ответ. Это так?
На этот раз Мур немного растерялся, вероятно, пытаясь догадаться, что нам известно и от кого.
— Это так?
— Я... Она, кажется, говорила, что отец хочет уладить существующие между ними проблемы.
Уклончивость нашего собеседника подлила масла в огонь. Синтия снова повысила голос:
— Полковник, скажите прямо: она говорила вам об этом или нет? Энн употребляла слова «ультиматум», «трибунал», «принудительное лечение», «увольнение со службы»? Делилась она с вами или нет? Спрашивала у вас совета или нет?
Мура явно возмутила резкость Синтии, и в то же время ему было не по себе от этого града вопросов, которые, по всей видимости, затрагивали что-то такое, что пугало его. Он, должно быть, решил, что у нас недостает информации и мы не сумеем подловить его.
— Я сообщил вам все, что знаю. Энн не рассказывала о том, что предлагал отец, и не спрашивала у меня совета. Повторяю: как наблюдавший за ней терапевт, я сводил свои вопросы к минимуму, по большей части слушал ее и давал советы, только когда меня об этом просили.
— Никогда не поверю, что мужчина способен на такую сдержанность в отношениях с женщиной, которую он знает шесть лет.
— Тогда вы не понимаете сущности психотерапии, мисс Санхилл. Я, конечно, давал ей советы в плане ее службы, назначений и тому подобного. Что касается ее отношений с родителями, то они обсуждались только на психотерапевтических сеансах и никогда не затрагивались в служебное время или часы досуга. Так мы договорились с Энн Кемпбелл с самого начала и не нарушали этой договоренности. Медики, например, не любят приятелей, которые просят поставить им диагноз на площадке для гольфа. Адвокаты придерживаются такого же правила и не дают юридических советов за стойкой бара.
— Спасибо за сведения, которые вы нам сообщили, полковник, — сказала Синтия. — Вижу, вы глубоко все продумали. Могу ли я сделать вывод, что у потерпевшей не было возможности провести с вами беседу об ультиматуме и сроке его истечения?
— Можете, и это будет правильный вывод.
— Итак, когда все эти годы душевной боли, горя и ненависти должны были прийти к логическому завершению, ни у вас, ни у Кемпбелл не нашлось времени серьезно об этом поговорить?
— Энн сама не пожелала обсуждать эту тему со мной, однако мы условились встретиться после ее разговора с отцом. Мы даже назначили время — вчера, в полдень.
— Я не верю вам, полковник, — решительно заявила Синтия. — Убеждена, что между ультиматумом генерала и тем, что случилось с Энн, существует определенная связь, и вам об этом известно.
Полковник Мур встал:
— Я не потерплю, чтобы меня называли лжецом.
Синтия тоже встала. Они были как два борца, готовые к схватке.
— Нам уже известно, что вы лжете.
Это правда, мы знали, что Мур был вместе с Энн Кемпбелл на стрельбище номер шесть. Думаю, что Мур тоже понял: мы знаем это. Иначе нас обвинили бы в оскорблении полковника. Мы уже переступали порог тайны. Я тоже поднялся.
— Спасибо за внимание, которое вы нам уделили, полковник. Не пытайтесь жаловаться на нас полковнику Кенту. Одной жалобы в неделю за глаза хватит... Я выставляю охрану у вашего кабинета, сэр, и если вы попытаетесь уничтожить какие-либо бумаги или вынести что-либо отсюда, буду вынужден произвести задержание.
Мур весь трясся: то ли от страха, то ли от негодования — не знаю и не хочу знать.
— Я выдвину против вас обоих официальное обвинение, — выдавил он наконец.
— На вашем месте я не стал бы этого делать. Мы с мисс Санхилл — ваша последняя надежда уйти от петли — или пули? Надо справиться. Сейчас так мало смертных приговоров, что люди начинают забывать, как они приводятся в исполнение. В любом случае советую не раздражать меня. Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Всего доброго, полковник.
Мы вышли, а Мур так и остался стоять, лихорадочно соображая, что ему предпринять. Раздражать меня в его планы не входило.
Глава 23
Синтия поставила свой «мустанг» на парковке у здания военной полиции в нескольких ярдах от моего «блейзера». Выйдя из машины, мы увидели три редакционных автофургона и группу людей, конечно же, журналистов. Они тоже заметили нас. Вероятно, мы подпадали под описание следователей, ведущих дело Энн Кемпбелл, потому что они двинулись на нас, как стая саранчи. Я уже упоминал, что Форт-Хадли — открытый военный городок, и не пускать сюда законопослушных и исправно платящих налоги граждан невозможно. Иные вообще рады встрече с прессой, но мне она ни к чему.
Первым к нам подбежал хорошо одетый молодой человек с завитыми волосами. В руках у него был микрофон. Его коллеги попроще держали наготове ручки и блокноты — я видел, что на нас нацелено несколько телекамер.
— Вы уорент-офицер Бреннер? — выкрикнул завитой и сунул мне под нос микрофон.
— Нет, сэр, — ответил я, — я обслуживало здесь автоматы с кока-колой.
Мы шли к дверям в саранчовой стае.
Женщина-репортер пытала Синтию:
— Вы уорент-офицер Санхилл?
— Нет, мэм, — ответила наконец Синтия, — я здесь с кока-коловым наладчиком.
Но журналисты — народ ушлый и дошлый, от них просто так не отделаешься. Продолжали сыпаться вопросы. У входа в полицейское управление стояли два дюжих парня с «М-16» в руках. Я поднялся по ступеням и обернулся к толпе, которая не могла двинуться дальше, и сказал:
— Доброе утро.
Толпа мгновенно затихла. Я слышал, как стрекотали телекамеры и щелкали фотоаппараты.
— Расследование по факту убийства капитана Кемпбелл продолжается. Мы располагаем несколькими вещественными доказательствами, но пока нет ни одного подозреваемого. Задействованы все наличные силы Форт-Хадли, общевойскового Управления по расследованию преступлений и местной полиции. Все мы работаем в тесном сотрудничестве. В ближайшие дни будет проведена пресс-конференция.
Обычный треп.
Трах-тах-тах! Разразился гром вопросов. Кое-какие я сумел разобрать: «Разве она не была также изнасилована?», «Говорят, ее нашли голой и распятой на земле — это так?», «Ее задушили?», «Выходит, второе изнасилование за неделю?», «Вы допросили ее бойфренда, сынка шефа полиции?».
— Ответы на все вопросы вы получите на пресс-конференции, — произнес я.
Едва мы вошли в здание, как наткнулись на полковника Кента. Он был раздосадован.
— Никак не могу заставить их уйти, — пробурчал он.
— И не заставите. Вот это мне и нравится в нашей стране.
— Да, но на территории базы находится дом Бомонов, пришлось выставить там охрану. Снуют всюду как ищейки. Правда, на стрельбища и на Джордан-Филдз им не попасть — на дорогах дежурят мои люди.
— Может быть, им повезет больше, чем нам.
— Не нравится мне это... Есть новости?
— Побеседовали с полковником Фаулером и полковником Муром. Пошлите, пожалуйста, двух ребят к полковнику Муру, и поскорее, пусть посидят с ним. Ему запрещено уничтожать бумаги и выносить что-либо из кабинета.
— Хорошо, сделаю... Вы его арестуете?
— Мы все еще пытаемся вытянуть из него психологический портрет погибшей.
— Кому это нужно?
— Мисс Санхилл и мне.
— Зачем? Какое отношение это имеет к Муру?
— Как вам сказать... Чем глубже я копаю, тем меньше нахожу у него оснований убивать свою подчиненную. Зато вижу серьезные мотивы у других людей.
— Пол, я понимаю ваши действия, но только до известной черты, — раздраженно сказал Кент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48