– Как нет и моей, – отрезал он, чувствуя, как закипает его кровь.
– О Боже, какой нехороший взгляд, – мягко сказала экономка. – Что ты задумал, Маккена?
Он постарался стереть какое бы то ни было выражение со своего лица.
– Ничего.
Она снова взглянула на него с недоверием.
– Если ты намерен дурно поступить с леди Алиной, предупреждаю тебя...
– Нет, – покачал он головой. – Я никогда не обижу ее. Вы же знаете, как много она когда-то значила для меня.
Экономка, кажется, успокоилась и, отвернувшись, пропустила недобрую ухмылку, появившуюся на губах Маккены.
Он постоял немного, прежде чем открыть дверь, и взглянул на нее через плечо.
– Миссис Фэрклот, скажите мне...
– Да?
– Почему она не вышла замуж?
– Это ты должен спросить у нее.
– Но наверняка ведь был кто-то, – пробормотал он. – Такая красивая женщина, как Алина, не должна быть без любовника!
Миссис Фэрклот ответила, осторожно подбирая слова:
– Есть один человек, с которым у нее дружеские отношения. Лорд Сандридж, ему теперь принадлежит старинное поместье Маршли. Он приехал сюда пять лет назад. Я уверена, что ты увидишь его завтра на приеме, он часто приезжает в Стоуни-Кросс-Парк.
– И что он за человек?
– О, лорд Сандридж настоящий джентльмен, его тут все любят. Возьму на себя смелость сказать, что ты сам убедишься в этом, когда познакомишься с ним.
– С нетерпением жду этой встречи, – мягко проговорил Маккена и вышел из комнаты.
Алина рассеянно приветствовала гостей. Кроме мистера Шоу, которого она встретила на пути в особняк, она уже успела познакомиться с его сестрой Сьюзен Чемберлен и ее мужем, а также с их богатыми нью-йоркскими друзьями: Ларошами, Кейлерами и Робинсонами. Как и ожидалось, они испытывали типичный для американцев благоговейный трепет перед британской аристократией. Тот факт, что Алина расспрашивала их о путешествии через Атлантику, вызвал поток благодарностей. Ее слова об аперитиве, который вскоре подадут, всеми были приняты с необыкновенным воодушевлением, за исключением одного мрачного господина, который не выразил особого восторга. Алине оставалось только надеяться, что, проведя несколько дней под крышей особняка, они чуть-чуть умерят свой восторг.
Оставив гостей, Алина прошла на кухню, разыскивая миссис Фэрклот. Странно, стоило ей войти туда, как она ощутила невидимое изменение, говорившее, что Маккена побывал там. И хотя на кухне внешне все оставалось как всегда, воздух, казалось, был уже другим, словно после грозы. Выражение лица экономки давало понять, что она права. Наверняка сразу же после встречи с ней Маккена отыскал миссис Фэрклот. Из всех, кого он когда-то знал здесь, она любила его больше всего.
Маккена... мысли о нем неотвязно кружились в ее голове, как пчелы кружатся над цветком... Она не могла остановиться ни на чем конкретно, в сознании не рождалось ни одной догадки. Казалось совершенно невероятным, что Маккена вернулся в Стоуни-Кросс-Парк: то ли какой-то таинственный магнит притягивал его, то ли необходимость разобраться в прошлом, которое преследовало их обоих. Или же он чего-то хотел от нее? Искупления вины, раскаяния, обладания ее телом, которое наконец даст ему покой? Но она не могла предложить ему ничего, хотя готова была пожертвовать всем, даже своей душой.
Она хотела снова увидеть его, чтобы убедиться, что он существует на самом деле. Она хотела услышать звук его голоса, почувствовать его руку на своей руке, получить какой-то знак, подтверждающий, что она не сошла с ума от постоянного желания быть с ним. Придав своему лицу нейтральное выражение, Алина подошла к длинному деревянному столу. Она взглянула на кучу записей, лежавших между поваром и миссис Фэрклот, и внесла несколько изменений в меню. Когда с этим было покончено, она хотела присоединиться к гостям за ленчем, но почувствовала, что устала. Она не хотела есть, не хотела улыбаться и поддерживать разговор с чужими людьми... Но должна будет делать это, потому, что Маккена наблюдает за ней... Нет, позже, вечером, она придет в себя и будет настоящей хозяйкой, а сейчас ей необходимо побыть одной и подумать. И куда-нибудь спрятаться, шепнул насмешливый голос. Да, спрятаться. Она не хочет снова видеть Маккену, пока не обдумает все и не успокоится.
– Граф хочет видеть вас, – сказала миссис Фэрклот, выходя с ней из кухни. Ее взгляд был теплым и спокойным, когда она смотрела на взволнованное лицо Алины.
Ну разумеется, Марк хочет убедиться, что она не рыдает и не дрожит из-за появления человека, которого когда-то любила.
– Я найду его, – пообещала Алина. – Я и сама хотела попросить, чтобы он утром развлекал гостей вместо меня. Я немножко... устала.
– Конечно, – согласилась миссис Фэрклот, – вам нужно хорошенько отдохнуть перед балом.
Маккена будет присутствовать у них на балу этим вечером – и это никак не укладывалось в голове Алины.
– Какая странная вещь жизнь, – еле слышно пробормотала она. – Надо же было ему вернуться в качестве гостя... какая ирония...
Миссис Фэрклот прекрасно знала, кого Алина подразумевает под словом «ему».
– Вы все еще небезразличны ему.
От этих слов дрожь охватила все ее тело, а спина натянулась, как тетива лука.
– Он так сказал?
– Нет... но я видела его лицо, когда он упоминал ваше имя.
Алина испуганно взглянула на миссис Фэрклот:
– Но вы не сказали ему...
– Я никогда не выдам ваш секрет, – заверила ее экономка.
С благодарностью Алина взяла ее руку. Это прикосновение успокоило ее.
– Он не должен знать, – прошептала она. – Я не вынесу этого...
Алина нашла Марка и Ливию в маленькой семейной гостиной, где они обычно собирались, чтобы обсудить насущные проблемы. Оказалось, что именно сейчас появилась подобная необходимость. Несмотря на хаос, царивший в ее душе, Алина улыбнулась, видя напряженные лица брата и сестры.
– Вы совершенно напрасно беспокоитесь. Уверяю вас, я не собираюсь бросаться из окна, – сказала она. – Поверьте, я совершенно спокойна. Я видела Маккену, мы поговорили. И оба пришли к выводу, что прошлое осталось далеко позади.
Марк подошел к ней и, взяв ее руку, обнял за плечи.
– Прошлое никуда не уходит, – сказал он своим характерным хрипловатым голосом. – Никогда. И сейчас обстоятельства требуют, чтобы мы... Я не хочу, чтобы ты опять так переживала.
Алина улыбнулась, стараясь успокоить его:
– Никто меня не обидит. То, что я испытывала к нему когда-то, осталось в прошлом. Я тогда просто сошла с ума. И утверждаю, что и Маккена ничего не чувствует ко мне сейчас.
– Тогда зачем он приехал? – настаивал Марк, не сводя с нее пристального взгляда.
– Разумеется, заниматься делами мистера Шоу. И обсудить твое участие в их производстве!
– Я подозреваю, что цель его визита не ограничивается только этим.
– Тогда для чего он приехал, по-твоему?
– Чтобы в конце концов отомстить тебе.
– Неужели ты сам не слышишь, как нелепо это звучит?
– Я охотник, – спокойно возразил он. – Когда я иду на охоту, то преследую жертву до тех пор, пока не пристрелю ее.
Отодвинувшись от брата, Алина весело улыбнулась ему:
– Мне следовало помнить, что ты все приводишь к общему знаменателю. Жизнь куда сложнее, чем преследования и победы, Марк.
– Для женщины – может быть. Но не для мужчины.
Алина вздохнула. И посмотрела на Ливию, молча прося ее поддержки.
Младшая сестра немедленно ринулась в бой:
– Если Алина говорит, что ее не смущает присутствие Маккены, я думаю, что нам не следует волноваться по этому поводу.
Но выражение лица Марка не смягчилось.
– И все же я настоятельно попрошу его уехать.
– Господи, ты понимаешь, сколько слухов родит подобное поведение? – возмутилась Алина. – Зачем спрашивать мое мнение, если ты уже все решил? Оставь это, хорошо? Я хочу, чтобы Маккена остался.
Она была удивлена тем, как посмотрели на нее брат и сестра. Словно она говорила с ними на иностранном языке.
– Что такое? – спросила она.
– Просто я увидел в тебе что-то прежнее, – признался Марк. – Это приятная перемена.
Алина улыбнулась в ответ:
– Что ты хочешь сказать, Марк? Что я стала слишком застенчивой и бесхребетной?
– Скорее замкнутой, – ответил он. – Ты не обращала внимания ни на одного мужчину, кроме Сандриджа, а его терпишь лишь потому, что он не представляет для тебя угрозы...
Когда Алина попыталась протестовать, Марк повернулся к Ливии.
– И ты, Лив, не лучше, чем твоя сестра, – спокойно сказал он. – Прошло два года после смерти Эмберли, а ты словно похоронила себя вместе с ним. Время стирает печали вдов. Начни жизнь сначала. Господи, вы обе – прекраснейшие из женщин во всем Гемпшире, а живете как монашки. Я боюсь, что мне придется возиться с вами до тех пор, пока не стану беззубым, лысым, противным стариком.
Ливия обиженно посмотрела на него. Алина внезапно прыснула, представив любимого брата лысым, немощным, чудаковатым старикашкой. Она подошла и нежно поцеловала его.
– Мы такие, как ты сказал, и твое беспокойство оправданно. Но будь терпим, я ведь не читаю тебе лекций, что ты в свои тридцать четыре года холост, а у тебя есть обязанность перед семьей произвести на свет наследника!
– Хватит, – простонал он. – Я слышал это тысячи раз от матушки. И, Господи, не хочу слышать от тебя.
Алина повернулась к Ливии с победным взглядом. Сестра ответила робкой улыбкой.
– Хорошо, я согласна замолчать, если ты, в свою очередь, оставишь Маккену в покое.
Марк кивнул и, бормоча что-то себе под нос, направился к выходу.
Глядя на сестру, Алина заметила, что слова Марка задели ее. Она улыбнулась.
– Он прав в одном, – сказала она. – Ты должна сегодня выйти к гостям.
– То есть к компании мужчин, ты хочешь сказать?
– Да. Ты когда-нибудь снова полюбишь, Лив, ты выйдешь замуж за самого замечательно мужчину и родишь ему детей, и у тебя будет жизнь, которую Эмберли хотел бы для тебя.
– А ты?
Улыбка исчезла с лица Алины.
– Ты знаешь, что это невозможно.
Вздох протеста сорвался с губ Ливии.
– Но это несправедливо!
– Да, – согласилась Алина. – Но ничего не поделаешь, есть вещи, которые мы не в силах изменить.
Обхватив плечи руками, Ливия задумчиво рассматривала ковер на полу.
– Алина, есть кое-что, что я никогда не говорила тебе. Мне всегда было стыдно. Но сейчас, когда Маккена вернулся... и прошлое ожило в моих мыслях, я больше не могу молчать.
– Не надо, Ливия, – сказала Алина, понимая, что хочет сказать сестра.
Слеза катилась по щеке Ливии.
– Это я рассказала отцу, что видела тебя и Маккену у конюшни, ты подозревала, но никогда не спрашивала. Я так виновата, что проболталась... Я разрушила твою жизнь.
– Ты не виновата! – воскликнула Алина, подходя к сестре и обнимая ее. – Как я могу обвинять тебя в этом? Ты была ребенком и... нет, ради Бога, не плачь! Дело не в том, что ты рассказала отцу. Все равно наши отношения с Маккеной были обречены. Не было места, куда бы мы могли бежать, никто не позволил бы нам быть вместе.
– Мне так жаль.
Глубоко вздохнув, Алина похлопала ее по спине.
– «Только дурак спорит со своей судьбой» – так всегда говорил отец, помнишь?
– Да, он много чего говорил... уши вяли.
Алина едва не рассмеялась.
– Может быть, ты права. Но Маккена, кажется, сумел изменить свою жизнь, ведь так?
Достав платок из кармана, Ливия вытерла слезы и высморкалась.
– Слуги говорят, – платок заглушал ее голос, – а именно слуга мистера Чемберлена, что его зовут Маккена – король Манхэттена, у него огромный особняк на Пятой авеню, и его знает каждый на фондовой бирже на Уоллстрит.
Алина усмехнулась:
– От помощника конюха до короля Нью-Йорка. Я и не ожидала от него меньшего.
– Алина, Маккена по-прежнему влюблен в тебя?
Вопрос заставил ее вздрогнуть.
– Нет. Поверь мне. Если пламя прежней любви погасло, нет сил, способных оживить его.
– А что, если это не так?
– Ливия, за долгие двенадцать лет Маккена ни разу не вспомнил обо мне.
– Но ты... – Ливия замолчала.
Понимая, что хочет спросить сестра, Алина покраснела. Подойдя к окну, выглянула в сад, посмотрела на каменные арки, ведущие в его восточную часть. Увитые розами, клематисом, колокольчиками, они представляли собой великолепный душистый туннель, который выходил к каменной стене летнего домика под сводчатой крышей. Воспоминания о Маккене были на каждом шагу: его руки перебирают стебли роз, обрывая увядшие цветки... его загорелое лицо мелькает посреди кустов и деревьев... черные волосы, блестящие от пота, падают на лицо, когда он чистит гравий на дорожках... или выпалывает сорняки в цветочных клумбах.
– Я не знаю, может быть, кто-то может назвать это наваждением, – сказала Алина, проводя пальцами по раме, – но где бы ни находился Маккена, он всегда был частью меня. Говорят, когда человек теряет руку или ногу, у него долго сохраняется ощущение, что они на месте. И хотя Маккена уехал из Стоуни-Кросс-Парка, он остался со мной. Как часто я представляла, что он здесь, и пустота во мне исчезала от его присутствия. – Она закрыла глаза и прижалась лицом к холодному стеклу, чтобы немного остыть. – Я люблю его несмотря ни на что, – прошептала она. – И хотя сейчас он чужой, но все равно родной и близкий. Когда он рядом... нет более сладостного чувства.
Прошло какое-то время, прежде чем Ливия решилась заговорить.
– Алина... ты не хочешь сказать ему правду, теперь, когда он вернулся?
– Зачем? Это только вызовет его жалость, я скорее брошусь с обрыва! – Оторвавшись от окна, Алина вытерла лоб рукавом платья. – Пусть лучше ненавидит меня.
– Не представляю, как ты сможешь выдержать это! – воскликнула Ливия.
Алина криво улыбнулась:
– Я нахожу странное удовольствие в том, что он не ощущает сейчас той степени враждебности, потому что не любит меня так сильно, как прежде.
* * *
Несмотря на все уговоры Марка и Алины, Ливия отказывалась принять участие в бале, на который были приглашены все знатные представители графства.
– Мне нужно, чтобы ты была рядом, – настаивала Алина, стараясь любым способом вызволить сестру из добровольного заточения. – Сегодня я немножко не в себе, Ливия. И твое присутствие окажет мне большую помощь...
– Нет, – твердо проговорила Ливия, сидя в семейной гостиной с книгой в одной руке и бокалом вина в другой. Ее волосы были небрежно заплетены в косу, на ногах – мягкие домашние тапочки. – Не испытываю никакого желания находиться в этой толпе американцев. Кроме того, я знаю точно, почему ты «не в себе», и, поверь, мое присутствие ничего не изменит.
– Ты не хочешь увидеть Маккену после стольких лет?
– Пусть Бог простит меня, но – нет. – Светло-карие глаза Ливии смотрели на нее сквозь стекло бокала, она молча потягивала вино. – Мысль о том, что я увижу Маккену после того, как предала вас обоих, вызывает у меня одно желание – провалиться сквозь землю.
– Но он ничего не знает об этом.
– Достаточно того, что я знаю!
Нахмурившись, Алина решила зайти с другой стороны:
– А как насчет мистера Шоу? Разве ты не хочешь познакомиться с ним?
– Марк рассказал мне об этом весьма сомнительном джентльмене, и лучше подальше держаться от него.
– Я думала, Шоу нравится Марку.
– Нравится, но не как кавалер для одной из его сестер.
– Я думаю, это очень бы позабавило мистера Шоу, – сказала Алина, и Ливия рассмеялась.
– Так как он пробудет здесь не меньше месяца, мы, возможно, еще сможем проверить это. Так что иди и наслаждайся. Ты такая красивая в этом платье... кажется, ты говорила, что голубой – любимый цвет Маккены?
– Не помню.
Да, это был именно голубой. Сегодня Алина не смогла удержаться от того, чтобы не надеть шелковое платье цвета русской лазури. Это было простое платье, ни оборок, ни лишних украшений, с длинным шлейфом и глубоким декольте. Нитка жемчуга дважды обвивала шею, и, завязанная петлей, спускалась почти до талии. Другая нитка была искусно вплетена в забранные наверх локоны.
– Ты просто богиня, – заключила Ливия и подняла бокал. – Удачи, дорогая! Воображаю, что будет, когда Маккена увидит тебя в этом платье!
Кроме деловых отношений с Маккеной, Гидеон Шоу поставил для себя задачу ввести его в высшее нью-йоркское общество, что потребовало немало усилий и долгих тренировок, но в итоге Маккена приобрел лоск и огранку, соответствующие тем кругам, в которых вращался Шоу. Тем не менее Маккена всегда понимал, что его «окультуривание» было очень поверхностным. Быть членом высшего общества значило намного больше, чем хорошие одежда и манеры. Для этого требовалось особое ощущение своего превосходства и уникальности, чего у него никогда не будет.
К счастью для Маккены, деньги в Америке значили все. И американский высший класс все еще, пусть неохотно, но принимал в свои ряды богатых выскочек. Человек с большими деньгами обычно обнаруживал, что перед ним открыто множество дверей. Исключение составляли женщины. Если девушка происходила из богатой, но неаристократической семьи – не важно, сколько у них было денег, – ее никогда не приняли бы в свете Нью-Йорка, и ей скорее всего пришлось бы искать себе мужа в Париже или Лондоне, а не на родине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30