В тот момент, когда обмен мнениями готов был перейти в обмен колкостями, на пороге утренней столовой возник Станислав. Хотя дворецкий держался как обычно, но напряженность его лица и голоса, легкая складка между бровями со всей очевидностью подсказали и Эмме, и Николаю, что происходит неладное.– Ваша светлость, – ровным тоном произнес Станислав, – там, у парадной двери, посетители. Крестьянская женщина с маленьким мальчиком. Женщина спрашивает вас.– Вели ей обратиться со всеми жалобами к управляющему поместьем, – последовал резкий ответ Николая.– Ваша светлость, возможно… – Дворецкий деликатно смолк. – Возможно, вы захотите сами выслушать то, что она хочет сказать.Это предложение из уст дворецкого ошеломило обоих. Его могли вызвать только в высшей степени необычные обстоятельства. Мужчины обменялись долгим взглядом. Не говоря ни слова, Николай поднялся из-за стола и вышел из комнаты. Эмма следовала за ним по пятам, слишком полная любопытства, чтобы остаться в столовой. От парадной двери они спустились по широким ступеням вниз, туда, где их ожидали две поникшие фигурки.Женщина была в простой поношенной одежде. Голову ее покрывала шаль, некогда голубая, но давно выцветшая до уныло-серого цвета. Миловидное лицо ее казалось озабоченным и усталым. Худенький ребенок, мальчик лет пяти или шести, был одет в потертые, но чистенькие штанишки и плисовую курточку со слишком короткими рукавами. Угрюмое загорелое лицо выглядело еще мрачнее из-за густых черных, как и волосы, бровей.Молодая женщина заговорила первой, обнажив желтые неровные зубы:– Это Джейкоб. Мамаша его померла неделю назад от лихорадки. Последние слова ее были, чтобы кто-нибудь отвел его к вам. Все равно в деревне он никому не нужен. Только я и взялась присмотреть за ним… пока… – Она выжидательно протянула руку, явно рассчитывая получить вознаграждение за труды.Николай с непроницаемым лицом махнул дворецкому, который дал ей несколько монет. Она спрятала их в карман и, не сказав мальчику ни слова, повернулась и пошла прочь не оглядываясь.– Что происходит, Николай? – удивленно спросила Эмма. – Кто он такой?– Тебя это не касается. Иди в дом. – Николай повернулся к Станиславу и пробормотал:– Найди кого-нибудь, чтобы о нем позаботиться. Всего на несколько дней, пока я его не пристрою.Эмма уставилась на мальчика, который не по возрасту терпеливо ожидал, что будет дальше. Взгляд его был устремлен в землю. Приблизившись к нему осторожно, как к пугливому зверьку, она присела рядом на корточки, чтобы глаза ее оказались на одном уровне с ним, и мягко сказала:– Привет, Джейкоб. – Мальчик поднял на нее глаза, но ничего не ответил. – Тебя так зовут? – продолжала она. – Или ты предпочитаешь, чтобы тебя звали Джейк?Личико ребенка напоминало лики русских икон: темные волосы, старое золото кожи, грустные янтарные глаза, опушенные густыми темными ресницами. Она никогда раньше не видела таких глаз, за исключением… за исключением…Сама не зная как, Эмма выпрямилась и потрясенно посмотрела на Николая. Ноги под ней подгибались, колени дрожали. Облизнув внезапно пересохшие губы, она хрипло промолвила:– Это твой сын. Глава 6 Его сын, его сын… Николай не шевельнулся, когда Станислав торопливо увел мальчика на кухню. Он смутно сознавал, что Эмма засыпает его вопросами, но не обращал на нее внимания как на докучную муху. Когда ребенок скрылся с глаз, Николай направился в дом, двигаясь, как лунатик. Он прошел в библиотеку и оперся двумя руками о поставец красного дерева, где хранились крепкие напитки. Невидящими глазами уставился он на свое искаженное отражение в серебряном подносе.Он считал, что ему никогда не придется увидеть этого ребенка. Временами даже удавалось забывать о его существовании. И вот теперь оказаться вдруг лицом к лицу с этим мальчиком, без всякого предупреждения… Он испытал чудовищное потрясение. Особенно когда увидел невероятное сходство ребенка с покойным братом… О Господи! Михаил в этом возрасте выглядел точно так же: те же взъерошенные черные волосы, угрюмое, но обольстительно прекрасное лицо, сияющие золотые глаза… Дрожащей рукой Николай нащупал графин с коньяком и бокал.Он вспомнил бессчетные случаи в детстве, когда находил Михаила скорчившимся в чулане, рыдающим, истекающим кровью из-за надругательств отца. Николай залпом опрокинул коньяк в горло и снова наполнил стакан.Ярость и ощущение вины не угасли в нем, были живы с детских лет, хотя он редко позволял себе вспоминать то время.Почему отец выбрал именно Михаила предметом своих гнусных посягательств? «Я найду способ остановить тебя! – кричал Николай после одного из таких эпизодов, бросившись на отца с маленьким ножиком. – Я убью тебя!» Но отец рассмеялся и вывернул ему руку, сломав запястье, и ножик выпал на землю. А затем он безжалостно избил Николая. И зверское насилие над Михаилом продолжалось.Оно навсегда искалечило Мишу, превратило его в озлобленного пустого юношу и в конечном итоге привело к безвременной смерти. Но и Николая оно сгубило. Пусть оба его родителя и брат давно умерли, но воспоминания о них были живы, и душу Николая они ранили навеки. Теперь его не могли тронуть ни любовь, ни страх, ни раскаяние, ни печаль. Он больше никогда не будет слабым. Никто и никогда больше не сможет причинить ему страдания.– Николай, – раздался позади недовольный голос Эммы. Вырванный из глубоких раздумий, он, не оборачиваясь, бросил:– Тебя это не касается.– Я просто хочу знать, кто была мать Джейкоба и почему ты никогда не упоминал, что у тебя есть сын. Не думаю, что требую слишком многого!Николай обернулся и посмотрел на жену. Эмма кипела возмущением и растерянностью. Несколько буйных рыжих кудрей выбилось из-под ленты, и она нетерпеливо, но тщетно пыталась засунуть их обратно.Вздохнув, он коротко объяснил:– Шесть лет назад у меня была связь с женщиной, работавшей на молочной ферме в одном из моих поместий. Месяц спустя после того, как наши отношения закончились, она явилась ко мне с известием, что беременна. С той поры я регулярно выплачивал ей деньги на содержание ее и ребенка. Я никогда не упоминал об этом, потому что это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к нашему браку.Эмма горько поджала губы.– Расплатиться деньгами… В этом ты весь! Ты всегда так решаешь все вопросы?– А чего ты от меня хотела? Чтобы я женился на ней? Салли была хорошенькой молочницей, любившей мужчин. Я был у нее не первым и не последним…– Поэтому ты решил предоставить сына судьбе крестьянина? Он не должен был никогда узнать о своем роде? Не имея ни собственного имени, ни пристойного образования, прожить всю жизнь в крытой камышом лачуге? Неужели ты не чувствовал никакой ответственности за него?– Со дня рождения я давал деньги на его содержание. Разумеется, я и дальше буду это делать. Но избавь меня от проповедей о морали и ответственности. Внебрачные дети имеются у большинства титулованных землевладельцев Англии. Не сомневаюсь, что и у твоего отца есть несколько незаконнорожденных отпрысков в разных графствах.– Никогда! Мой отец всегда заботился о своих близких… и уж точно не пользовался своим положением, чтобы совращать молочниц! – Эмма презрительно скривила губы. – Джейкоб – твой единственный внебрачный ребенок или имеются и другие?– Единственный. – Боль стучала ему в виски, стягивала лоб мучительными складками. – А теперь, если твое благородное возмущение исчерпано, будь добра, предоставь мне уладить все это.– Что ты собираешься сделать?– Собираюсь отослать мальчика отсюда, как только найду подходящую семью, которая согласится взять его на воспитание. Не беспокойся, тебе не придется долго терпеть его присутствие в доме.– Ты хочешь сказать, тебе не придется, – сказала Эмма и торопливо вышла из библиотеки. – Циник… бессердечное чудовище, – сквозь зубы повторяла она на ходу.Она была о Николае лучшего мнения. Что он за человек, если не испытывает ни малейших чувств к собственному сыну? Она выскочила наружу и, метя юбками по земле, направилась к зверинцу. Не важно, что одета она была совсем неподходящим образом, ей сейчас было абсолютно наплевать на одежду. Она хотела оказаться рядом со своими животными.Войдя в одно из прохладных побеленных строений, она поспешила к клетке Маньчжура и уселась на пол около решетки. Маньчжур лежал, наполовину погрузившись в бассейн, и при виде ее стал потягиваться, как огромный кот.– Привет, – проговорила Эмма, прислонившись лбом к железным прутьям. Крепко зажмурившись, она старалась побороть слезы. – Тася была права. Я не признаюсь в этом никому, кроме тебя, Маньчжур, но Николаю наплевать на всех, кроме себя самого. А самое худшее, что он мне не лгал. Он бесчувственный мерзавец, но никогда и не притворялся иным.Маньчжур подполз поближе и смотрел на нее, слегка склонив голову набок, словно обдумывая ее слова.– Как теперь быть? – продолжала Эмма. – Николай хочет отделаться от Джейкоба, но я так не могу поступить. Несчастный малыш, без дома, без матери… Правда, я-то уж точно не гожусь в матери кому бы то ни было. Кроме того, я никогда не смогу глядеть на него, не думая о том, что он – незаконный сын Николая. Но ведь это мерзко… несправедливо. Если бы Джейкоб был зверенышем, я взяла бы его к себе, не задумываясь. Так неужто я не сделаю того же ради маленького мальчика? Он такой же отщепенец, Маньчжур, как я и ты. Наверное, во мне говорит чувство долга, которое Николай вовсе не испытывает.Когда Эмма вернулась в дом, там царила тишина, нарушаемая лишь тоскливой мелодией русской песни, которую тихонько напевал лакей, нагруженный столовым свежевычищенным серебром. Он нес его, чтобы накрыть стол к обеду.– Василий, – окликнула его Эмма, и лакей быстро обернулся.– Что угодно вашей светлости?– Где этот нынешний мальчик?– Кажется, на кухне, ваша светлость.Эмма пересекла холл и направилась на кухню. Так называлась совокупность помещений: кладовки, посудомойня, пекарня, столовая для слуг и собственно поварня – огромная, как сарай, с квадратным разделочным столом посредине. Посудомойки суетились, перемывая горы посуды, горшков и кастрюль, остальные трудились над выпечкой пирогов и печенья.Эмма почувствовала укол неожиданной жалости, увидев тщедушную фигурку Джейкоба, прилепившуюся на уголке стола. Его короткие ножки болтались, не доставая до пола. Перед ним стояла нетронутая тарелка с тушеными овощами и запеченной в тесте бараниной. Качая ногой, он безучастно уставился на остывающее кушанье.При неожиданном появлении Эммы повариха и кухонные девушки растерянно подняли головы.– Ваша светлость! – воскликнула повариха. – Вы хотите что-нибудь из еды?– Нет, спасибо, – вежливо ответила Эмма. – Пожалуйста, продолжайте свою работу. – Она приблизилась к столу и оперлась на него бедром, улыбнувшись, когда ребенок перевел взгляд на ее испачкавшееся платье.– Не голоден? – небрежно поинтересовалась она. – Уверена, что эта еда отличается по вкусу от той, к которой ты привык. Почему бы тебе, Джейк, не попробовать эти пышные белые булочки? Они без начинки и очень мягкие.Серьезные золотые глаза уставились прямо ей в зрачки. Он взял булочку, не помещавшуюся в его ручонке, и маленькие детские пальчики впились в свежий хлеб.– Наверное, страшно было ехать в незнакомое место, где ты никого не знаешь? – продолжала Эмма, удовлетворенно наблюдая, как он откусил один кусочек булочки, потом другой. Он не выглядел истощенным. Кожа имела здоровый золотисто-розовый оттенок, зубы были белыми и крепкими. «Какой красивый ребенок!» – подумала она, отмечая про себя экзотический разлет темных бровей и густые пушистые ресницы.Мальчик впервые заговорил, произнося слова по-деревенски:– Не хочет он быть моим отцом.Эмма попыталась быстро придумать какую-нибудь ложь, чтобы его утешить, но тут же решила, что лучше сказать правду, и негромко подтвердила:– Кажется, не очень хочет. Но я собираюсь проследить, чтобы о тебе позаботились, Джейк. Мне бы хотелось стать твоим другом. Меня зовут Эмма.Малыш замолчал, выковыривая кусочки мякиша и медленно отправляя их в рот.Эмма с дружелюбным участием наблюдала за ним.– Ты любишь животных, Джейк? У меня здесь зверинец, где я содержу старых и больных животных. Там есть лошади, обезьяна, волк, лис и даже тигр. Хочешь пойти со мной и посмотреть на них?– Да. – Джейкоб положил на стол выеденную булочку и сполз со стула. С любопытством подняв на нее глаза, он заметил:– Вы высокая.Эмма рассмеялась и подмигнула ему:– Я росла, росла и забыла остановиться.Но мальчик не ответил ни на улыбку, ни на подмигивание. Он настороженно глядел на нее и молчал. «Какой невеселый ребенок, одинокий и недоверчивый, – подумала Эмма. – Совсем как его отец».Джейкоб оказался необычным ребенком, сообразительным, но диковатым, полным каких-то невысказанных чувств. Казалось, он вовсе не нуждался в обществе других людей, хотя к Эмме относился с большей терпимостью, чем ко всем остальным. Ей стоило огромных усилий уговорить его присоединиться к одной из очередных бурных потасовок с Самсоном, но Джейкоб держался скованно и никак не мог включиться в игру. Он никогда не упоминал о матери или о деревне, где вырос, и Эмма решила отказаться от расспросов о его прошлом.Шли дни, и у них выработался некий привычный распорядок. Эмма знала, что Джейкоб, проснувшись у себя в детской, сам оденется и придет под дверь ее покоев терпеливо дожидаться ее появления. Он завтракал с ней вместе в утренней столовой, помогал в зверинце, а днем терпел ее усилия выучить его верховой езде. Он следовал за ней как тень, хотя трудно было понять, нравится ли ему ее общество, или он просто решил, что у него нет выбора. Слуги не знали, как с ним обращаться, а Николай упорно его не замечал.– Неужели так трудно хотя бы поговорить с Джейком? – решительно обратилась к нему однажды за ужином Эмма. Был тот редкий вечер, когда они оказались одни. – Прошло почти две недели с его появления. Разве ты не собираешься хоть каким-то образом признать его существование?– Я собираюсь в течение ближайшей недели найти ему новое местожительство. Если до тех пор тебе нравится забавляться с ребенком, пожалуйста, делай это на здоровье.– Что за местожительство?– Семью, которая будет готова принять его за ежегодное вознаграждение, выплачиваемое до совершеннолетия.Эмма опустила нож и вилку и с тревогой посмотрела на мужа.– Но ведь Джейк будет знать, что эта семья приняла его только ради денег. Другие дети станут дразнить его… Он будет чужим.– Он выживет.Эмма упрямо вздернула подбородок.– А если я не захочу отпустить Джейка?– Что, собственно, ты хочешь сделать с мальчиком? Держать его здесь напоказ, в качестве доказательства моих прошлых грехов?– Я бы никогда не стала использовать ребенка таким образом! – яростно возмутилась она.– Совершенно верно. Тебе не представится такой возможности, потому что он отсюда уедет.Жгучие слова упрека трепетали у нее на языке, но Эмме удалось сдержаться. Снова взяв вилку, она стала ковырять капустное суфле, лежавшее перед ней на тарелке.– Ты обращаешь на Джейка не больше внимания, чем на любого постороннего ребенка, – произнесла она наконец тихим, напряженным голосом. – Но ведь должны же быть у тебя хоть какие-то чувства по отношению к своей плоти и крови! Из-за них ты и хочешь отослать его прочь, не так ли? Ты не хочешь полюбить его или испытывать к нему хотя бы симпатию. Если бы ты только понял, чего себя лишаешь, на какую безрадостную и одинокую жизнь себя обрек! Ты живешь в постоянном страхе и стараешься защититься насмешкой, сарказмом и холодностью. Глаза его сверкнули ледяным блеском.– Чего же я, по-твоему, боюсь? Скажи, ради всего святого.– Ты боишься полюбить кого-либо. И просто панически страшишься, что тебя полюбят в ответ. Но отсутствие чувств – вовсе не есть проявление силы, Ник. Совсем наоборот. – Эмма скорее уловила, чем увидела, легкую дрожь, пробежавшую по его телу, почувствовала, как, словно тетива лука, напряглись его нервы.Резким движением Николай отодвинул тарелку.– На сегодня с меня достаточно, – пробормотал он.– Если ты отдашь куда-нибудь Джейкоба, я его разыщу! Он заслуживает лучшего. Он – невинное дитя, которого лишили права рождения. Если таково твое представление об отцовстве, я надеюсь, что никогда не понесу от тебя детей!– Тогда оставь его себе, – с издевкой произнес Николай. – Я должен был этого ожидать, зная твое пристрастие привечать всяких дворняжек и приблудных калек. Только позаботься о том, чтобы он держался от меня подальше.С этими словами он покинул комнату, предоставив Эмме в безмолвной ярости проводить его взглядом. * * * Битва за Джейкоба была прервана на следующий день приездом мистера Роберта Сомса. Пожилой художник быстро завоевывал известность изумительными реставрациями картин, пострадавших от времени или плохого хранения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36