Значит, это был тоже ттынехский анкау, вождь волчьего рода.
— Женщина, окури своего сына дымом священной травы вэбино-вэск, — сурово сказал он жене Красного Облака. — Тунгак касяков с длинными волосами и большим железным крестом на груди послал медведицу украсть твоего сына. Он хотел искупать маленького ттынеха а большой чашке и дать ему касяцкое имя. Называется крещение, — сказал он по-русски последнее слово и опасливо дотронулся до амулета — ожерелья из волчьих клыков.
Мать крепче прижала сына к груди, сверкнула на русского глазами, вспыхнувшими, как черное пламя, и скрылась в толпе.
— Ты идешь по ложному следу, Громовая Стрела, — покачал головой Красное Облако. — Иди, посмотри, мой сын завернут в шкуру убитого медвежонка. Лицо его вымазано жиром медвежонка. Медведица подумала: вот мой сын.
Громовая Стрела не ответил и отошел с недовольным, угрюмым видом. А во взгляде его, брошенном на русского, было такое гадливое отвращение и такая жгучая ненависть, что зверовщик вздрогнул.
— Ты убил хорошего зверя, Добрая Гагара, — сказал Красное Облако, поставив ногу на косматый бок медведицы. — Много мяса, много жира, хорошая шкура.
— Вы подняли ее из берлоги? — спросил русский.
— Нет. Смотри, шкура не облезла, волос длинный, блестящий. В лесу осталось много ягод и орехов, и она забыла, что надо ложиться в берлогу.
— Возьми ее, Красное Облако, это твоя добыча, — сказал Андрей, зная, что, по обычаю краснокожих, добытый охотником зверь принадлежит племени, на земле которого он убит.
— Нет, здесь охотничьи земли волчьего рода. Громовая Стрела, возьми свою добычу! — крикнул Красное Облако стоявшему в отдалении анкау волчьих людей. Тот сказал что-то негромко своим охотникам, и четверо дюжих парней, связав медведице лапы и продев меж ними толстую жердь, с трудом, покачиваясь, подняли и унесли огромного зверя. И не больше чем через минуту Громовая Стрела принес и протянул русскому вырезанные медвежьи когти. Это была изысканная индейская галантность. Длинные, длиннее человеческих пальцев, медвежьи когти ценились среди краснокожих очень высоко. За ожерелье из них индейцы платили десять и более лучших зимних бобров.
— Возьми когти себе, анкау, — сказал дружески Андрей.
Индеец молча покачал головой, по-прежнему протягивая зверовщику когти.
— Я на твоей земле, Громовая Стрела, я твой гость. Скажи, а как называется твоя река, вот эта, с кустами на берегах? — указал русский вдаль. Ему хотелось вызвать на разговор молодого вождя, растопить его ледяную враждебную свирепость.
Индеец не ответил, не пошевельнулся, не моргнул даже глазом.
— Это отец наших рек! — ответил за Громовую Стрелу Красное Облако. Вождю вороньих людей не нравилась, видимо, враждебность к русскому его молодого собрата. — Мы зовем ее Юна, что значит Большая река. Как зовут ее касяки, я не знаю.
— Юкон! — воскликнул зверовщик.
— Вы испортили хорошее ттынехское слово, — сказал с огорчением Красное Облако. — Юкон — пустое слово, в нем ничего не слышно.
А зверовщик улыбался, с трудом сдерживая ликование. Ему хотелось взбросить под небо шапку и прогреметь салютом из штуцера. Значит, он добрался до среднего течения Юкона! Первый из русских! Даже Белый Горностай, славный землепроходец Лаврентий Загоскин, поднялся по Юкону от его устья только на семьсот верст. Он не смог одолеть речные пороги и, огорченный, повернул обратно. А эти равнины — знаменитые «юконские низины», о которых так много говорят в Ново-Архангельске, и на редутах, и на одиночках. Говорят восторженно, но и с сожалением о несметных пушных богатствах этих благословенных мест, где не бывали еще русские. Пугали трудности пути и якобы лютая свирепость здешних племен. Он первый снимет таинственный покров с этого загадочного края!
Его ликование и радость оборвал дикий пронзительный крик. Андрей вздрогнул и, схватив отложенный штуцер, опустил рукавицы так, что они висели только на пальцах. Кричал Громовая Стрела. Он стоял в открытой двери зимовья. Индейцы побежали к нему толпой. Молодой вождь крикнул им что-то отрывистое, хриплое, как охотничий крик, и ттынехи дико взвыли. С этим воем и визгом они кинулись волчьей стаей обратно к русскому и окружили его. Андрей опустил бесполезное ружье.
К нему подошел Красное Облако. Глядя на русского сразу похолодевшими настороженными глазами, вождь вороньего рода сказал, указывая на зимовье:
— Мы знаем человека, который лежит там. Мы с ним встречались.
— Там лежат человеческие кости, анкау. Как узнать по костям человека? — улыбнулся спокойно и насмешливо русский.
— Мы жгли у него на правой ладони бересту. Это нельзя сейчас видеть. Мы отрубили на его правой руке два пальца. Такой и такой, — поднял Красное Облако «верху большой, потом указательный пальцы правой руки. — Тогда человек не может стрелять из ружья и лука, не может бросить метко копье. Так мы делаем с ворами. Воровать можно только у касяков и эскимосов.
— Говори дальше, ттынех.
— Скажу. Их было двое. Два подлых касяка!
— Ты ошибаешься, Красное Облако. В зимовке лежит не касяк, а нувук.
— Человек из Нувуки? — тревожно вырвалось у вождя. — Ты говоришь нам плохие слова. Как ты узнал, что это нувук?
Русский вытащил из-за пояса найденный на скелете нож и на ладони поднес его индейцу.
— Видишь орла на желтом кружке? Это тотем нувуков.
— Нож! Смотрите, ттынехи, у него такой же нож, какой был у тех двух подлых воров! — крикнул Громовая Стрела. Его бронзовое лицо начало темнеть от ярости. — У тебя лживый язык! Ты не касяк, ты нувук! Ты пришел тропой тех двух и принес их мысли!
Громовая Стрела ударил копьем по руке русского. Тяжелый нож упал с ладони и ушел в снег по кончик рукоятки. Только золотой доллар ехидно поблескивал. Молодой вождь занес назад свое копье, замахнувшись для удара. Сейчас насаженная на его конце острая, как бритва, пальма вонзится в грудь и выйдет меж лопаток. Андрей бросил ружье, но не отвернулся и не опустил глаз. Что ж, он умрет, как русский, как офицер!
— Ты опять идешь по ложному следу, Громовая Стрела. — Длинными тонкими пальцами Красное Облако схватил копье за древко и с силой нагнул его острие к земле. — Нож снят с мертвых костей. Нож ржавый, посмотри. Зачем говоришь с касяком громким голосом, анкау волчьих людей?
Андрей вытащил нож из снега и высоко поднял его.
— Смотрите, ттынехи! Красное Облако сказал правду. Нож ржавый. Я снял его с мертвых костей.
Громовая Стрела положил копье на плечо и, повернувшись, по-медвежьи на пятках, отошел, но недалеко.
— У тебя беда, Добрая Гагара, — указал Красное Облако на убитых собак и поломанную нарту. — Как ты будешь пробивать тропу! Бери моих собак, бери мою нарту. Надень свои длинные «лапки» и направь их по нашему следу. В наших долинах, лесах и горах много зверя. Мы будем вместе охотиться. Ты привезешь на редут полную нарту мехов. Нет, привезешь две нарты мехов. Я сказал.
Зверовщик, потирая ушибленную копьем руку, посмотрел на Громовую Стрелу. Лицо индейца было бесстрастно, глаза полузакрыты. Он словно дремал, опершись обеими руками на копье.
«Черт его знает, при случае укокошит и глазом не моргнет! — подумал Андрей. — Отказаться разве от их гостеванья? Обидится тогда крепко Красное Облако, а он мужик хороший. И еще смеяться будет — струсил, касяк! Нет, не посрамлю русского имени. Медведя бояться — от белки бежать!.. »
— Если анкау волчьих людей не будет больше кидаться на меня, как рысь, и говорить со мной громким голосом, я пойду с вами, — улыбнулся русский.
— Не буду кидаться, как рысь, не буду говорить громким голосом, — ответил Громовая Стрела, не меняя позы и не поднимая глаз.
— Хорошо. Но сначала я зарою в землю мертвые кости. Таков закон белых людей.
— Уг. Делай по закону белых людей. Мои юноши помогут тебе поднять землю для мертвеца, — ответил Красное Облако.
Когда на месте костра поднялся могильный холмик, солнце уже скрылось. Зари не было. Сразу пришла ночь, вспыхнувшая вдруг зелеными, желтыми, красными и фиолетовыми огнями северного сияния. Мертвенно-холодное пламя металось по небу в неистовом, бесшумном разгуле, и освещенные им лица людей казались мертвыми. На снег легли от людей и собак длинные, до горизонта, тени. Они шевелились при переливах небесного пламени, будто пытаясь встать. Индейцы, закрыв в страхе ладонями глаза, шепотом молились Киольи, духу северного сияния.
Андрей подошел к своей упряжке, уже не нарте, а тобоггану. Его собаки и подпряженные собаки индейцев приглушенно рычали друг на друга, но свалку начать не решались. Молчан сидел на снегу мордой к упряжке и молча смотрел на рычащих псов. Зверовщик обнял пса за шею и шепнул ему в ухо:
— Гости мы или пленники, как думаешь, Молчан?
Пес молча ткнулся мордой ему в колени. Он чувствовал, что на сердце хозяина неспокойно.,
— Кей-кей!
Кнут русского щелкнул громко и резко, словно выстрел. Собаки влегли в алыки, царапая когтями снег. И сразу зазвучала бездомная, бесприютная, наводящая тоску песня полярных странствий, — хруст, звон и визг сухого, прокаленного морозом снега.
БЕЛАЯ ЗАПАДНЯ
Следы, следы, следы…
«Четверки» песцов и волков, ровная «нитка» лисы, не то лапоть, не то валенок шатуна-медведя, пушистый след рыси, «вздвойки» и «сметки» зайцев, точечки шедшей низом белки, широкая лапа выдры, мелкие следочки словно на цыпочках прошедшего щеголя соболя, «двухчетки» куницы, «челночок» горностая, длинный шаг лося, «порои» оленей, «нырки» куропаток…
Русский зверовщик Андрей Гагарин теперь своими глазами увидел, как велики охотничьи богатства этого неизвестного до сих пор русским края, холмистого внутреннего плато Аляски. На сотни верст тянулись не виданные нигде, ни в каких других странах, причудливые леса, где перемешались канадская и черная ель, аляскинский кипарис-душмянка, драгоценная, как красное дерево, сосна-цуга, и здесь же — российская береза, осина, ольха и шиповник. И всюду следы зверей и птиц. Иногда нарыски были так густы, что, казалось, красный пушной зверь бежал здесь стаями.
Андрей вместе с индейскими охотниками стрелял оленей-карибу на равнинах и диких козлов в ущельях предгорий, настораживал западни и капканы на соболей, горностаев и куниц, в нескончаемых чернолесьях, ставил верши из еловых ветвей на водяную крысу, ременными сетями вытягивал из-подо льда через проруби бобров и ловил выдру, догоняя ее и хватая за хвост. Тут нужна была большая ловкость, чтобы быстро, одним взмахом ножа, распороть ей брюхо, иначе зверь, остервенясь, обернется и нанесет охотнику смертельные раны.
Они шли по великому ледяному щиту Юкона, по льду Тананы и бесчисленных мелких рек и озер, они спускались по Сушитне почти до русских редутов, дошли до стойбищ плосколицых алеутов-чугачей и снова поднимались по Кускоквиму на север. Здесь в низине междуречья, в самой многолюдной когда-то местности, они увидели вымершие стойбища или только ямы огнищ сожженных жилищ. Здесь прошла страшная «корявая болезнь» — оспа: отчаявшиеся люди, еще не заболевшие, но чуявшие неизбежный конец, сожгли себя вместе с женами и детьми. Жирные ленивые собаки, всю зиму пожиравшие трупы своих хозяев, пытались было пристать к охотникам, но племя отогнало их стрелами и метнулось испуганно в сторону, как оленье стадо от ружейного выстрела. Ттынехи знали «корявую болезнь», у них было много людей с рябыми лицами, были кривые и ослепшие после болезни. До прихода русских Аляска не знала оспы.
На север они поднялись до реки Уналаклик, впадающей в залив Нортон. По реке этой издревле проходила граница между индейцами и эскимосами. На север и запад от Уналаклика шли стойбища эскимосов-улукагмютов и малейгмютов, и переход этой реки был уже объявлением войны. У индейцев считалось делом молодечества, прикочевав к Уналаклику, переправиться на ту сторону и пограбить богатые песцами и соболями жила эскимосов. Но Красное Облако запретил своим людям переходить границу и послал эскимосам таловые ветви, знак мира и дружбы. Его примеру последовал и Громовая Стрела. Вороны и Волки кочевали и охотились вместе. Андрей заметил, что вообще во время этого зимнего похода Красное Облако избегал набегов, стычек и перестрелок с кем бы то ни было, избегал хотя и малой, но коварной и кровавой «индейской войны», которая у индейцев считалась обычным жизненным обиходом. Русский обратил также внимание на то, что вождь вороньих людей задерживался на несколько дней на стойбищах, где жили вожди других ттынехских родов, и подолгу совещался о чем-то с ними. На совещаниях этих всегда присутствовал и Громовая Стрела. У Андрея создалось даже впечатление, что Красное Облако водит вороньих и волчьих людей из края в край по всей необъятной юконской низине не ради охоты, а именно ради этих таинственных совещаний вождей. Только стойбища родственных такаякса-ттынехов обошел Красное Облако и не совещался с их анкау. Андрей, знавший, что у такаяксов побывал Белый Горностай во время зимнего своего похода 1843 года, и намеревавшийся расспросить их о Загоскине, был удивлен и огорчен этим объездом и спросил Красное Облако, почему тот не захотел встретиться со своими сородичами.
— Такаяксы — люди нашего племени, они тоже ттынехи, а мы зовем их югельнут, чужие. Они не охотники и не воины, они торгованы. Они отдают своих дочерей в жены касякам, пьют ерошку и крестятся. Это не наш народ. Это жирные, пьяные торгованы. Они опозорили свой тотем!
Андрей долго думал над этими словами анкау и пришел к выводу, что Красное Облако не хочет никаких связей ттынехов с русскими. Что ж, пожалуй, он прав, умный правитель маленького народца!..
Так шли дни суровой, тяжелой и неприглядной индейской жизни. Вместе с индейскими охотниками Андрей уходил далеко от стойбищ налегке, без нарты и палатки. Даже в жестокие морозы, когда от дыхания на бровях и ресницах нарастал лед и надо было срывать его, чтобы видеть, он, боясь насмешек индейцев, спал, как и они, без палатки, кутаясь в меховое одеяло. Он просыпался среди ночи от холода и с удивлением смотрел на спящих индейцев. На лица их падал" снег и тотчас таял от жара густой и пылкой крови. А застигнутые на охоте бураном, ттынехи вырубали пальмами середину большого куста, оставленные же по кругу ветви связывали вершинами. Забравшись в такой «шалаш» ползком, индейцы ложились там вповалку и лежали до конца бурана, раз в сутки набивая рот пеммиканом.
Выносливость, неприхотливость и трудолюбие индейцев восхищали русского, но он возмутился, когда при первой же перекочевке Красное Облако снял со спины Андрея тяжелый мешок и отдал его одной из своих жен. При кочевке мужчина должен нести только свое оружие, а под ношей пусть гнутся женщины, дети и собаки. Андрею пришлось покориться и уступить мешок женщине: рядом стоял Громовая Стрела и ждал случая заговорить «громким голосом».
Племя и русский шли по великой северной тропе, по белому простору Аляски, и суровая пустыня щедро награждала их своими дарами. Ттынехи оставляли на охотничьих тропах, на деревьях или на высоких столбах промысловые лабазы-саибы, откуда пушнину забирали на обратном пути. Немало было на саибах и тючков пушнины, помеченных тамгой касяка. Продажа их Компании сулила крупную сумму. Но не корысть, не жажда наживы, а другое, высокое и гордое чувство волновало Андрея во время этих странствий. Он первый из русских идет по этим землям, даже на Генеральной карте Российских владений в Америке изображенных белым пятном!
И вот однажды, это было в конце зимы, Красное Облако объявил, что племя пойдет обратно на древнее летнее кочевье предков, в родные лесные края. Это было в «земле тоненьких палочек», в лесотундре, подступавшей к горам, отделявшим Аляску от Канады. Андрей срубил одинокую сосну, врыл столб и, сделав на нем затес, револьверным шомполом выжег свои инициалы, год и число посещения этого места. Возвращались ттынехи по своему же следу, уже не видимому, засыпанному снегом, но индейцы, великие искусники «идти по палке», легко находили старую убитую тропу, нащупывая ее древком копья. А сегодня, когда начались уже родные леса, Андрей и Красное Облако нашли этот зловещий знак «белой западни».
Русский и вождь вороньего народа обходили свои пастники, настороженные на соболя и куницу, и на опушке чернолесья наткнулись на труп лесного волка, серого, крупного, лобастого бирюка. Пасть зверя была судорожно разинута, толстые, окоченевшие ноги вытянуты, как палки. Волк издох недавно, труп его еще не терзали звери и не клевали птицы. Красное Облако перевернул несколько раз тяжелую волчью тушу, но нигде не было следов стрелы, пули или копья.
— Белая западня, — сказал бесстрастно вождь, но щека его гневно дернулась.
Андрей удивленно посмотрел на индейца. «Белой западней» и русские и индейцы называли белый порошок стрихнина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Женщина, окури своего сына дымом священной травы вэбино-вэск, — сурово сказал он жене Красного Облака. — Тунгак касяков с длинными волосами и большим железным крестом на груди послал медведицу украсть твоего сына. Он хотел искупать маленького ттынеха а большой чашке и дать ему касяцкое имя. Называется крещение, — сказал он по-русски последнее слово и опасливо дотронулся до амулета — ожерелья из волчьих клыков.
Мать крепче прижала сына к груди, сверкнула на русского глазами, вспыхнувшими, как черное пламя, и скрылась в толпе.
— Ты идешь по ложному следу, Громовая Стрела, — покачал головой Красное Облако. — Иди, посмотри, мой сын завернут в шкуру убитого медвежонка. Лицо его вымазано жиром медвежонка. Медведица подумала: вот мой сын.
Громовая Стрела не ответил и отошел с недовольным, угрюмым видом. А во взгляде его, брошенном на русского, было такое гадливое отвращение и такая жгучая ненависть, что зверовщик вздрогнул.
— Ты убил хорошего зверя, Добрая Гагара, — сказал Красное Облако, поставив ногу на косматый бок медведицы. — Много мяса, много жира, хорошая шкура.
— Вы подняли ее из берлоги? — спросил русский.
— Нет. Смотри, шкура не облезла, волос длинный, блестящий. В лесу осталось много ягод и орехов, и она забыла, что надо ложиться в берлогу.
— Возьми ее, Красное Облако, это твоя добыча, — сказал Андрей, зная, что, по обычаю краснокожих, добытый охотником зверь принадлежит племени, на земле которого он убит.
— Нет, здесь охотничьи земли волчьего рода. Громовая Стрела, возьми свою добычу! — крикнул Красное Облако стоявшему в отдалении анкау волчьих людей. Тот сказал что-то негромко своим охотникам, и четверо дюжих парней, связав медведице лапы и продев меж ними толстую жердь, с трудом, покачиваясь, подняли и унесли огромного зверя. И не больше чем через минуту Громовая Стрела принес и протянул русскому вырезанные медвежьи когти. Это была изысканная индейская галантность. Длинные, длиннее человеческих пальцев, медвежьи когти ценились среди краснокожих очень высоко. За ожерелье из них индейцы платили десять и более лучших зимних бобров.
— Возьми когти себе, анкау, — сказал дружески Андрей.
Индеец молча покачал головой, по-прежнему протягивая зверовщику когти.
— Я на твоей земле, Громовая Стрела, я твой гость. Скажи, а как называется твоя река, вот эта, с кустами на берегах? — указал русский вдаль. Ему хотелось вызвать на разговор молодого вождя, растопить его ледяную враждебную свирепость.
Индеец не ответил, не пошевельнулся, не моргнул даже глазом.
— Это отец наших рек! — ответил за Громовую Стрелу Красное Облако. Вождю вороньих людей не нравилась, видимо, враждебность к русскому его молодого собрата. — Мы зовем ее Юна, что значит Большая река. Как зовут ее касяки, я не знаю.
— Юкон! — воскликнул зверовщик.
— Вы испортили хорошее ттынехское слово, — сказал с огорчением Красное Облако. — Юкон — пустое слово, в нем ничего не слышно.
А зверовщик улыбался, с трудом сдерживая ликование. Ему хотелось взбросить под небо шапку и прогреметь салютом из штуцера. Значит, он добрался до среднего течения Юкона! Первый из русских! Даже Белый Горностай, славный землепроходец Лаврентий Загоскин, поднялся по Юкону от его устья только на семьсот верст. Он не смог одолеть речные пороги и, огорченный, повернул обратно. А эти равнины — знаменитые «юконские низины», о которых так много говорят в Ново-Архангельске, и на редутах, и на одиночках. Говорят восторженно, но и с сожалением о несметных пушных богатствах этих благословенных мест, где не бывали еще русские. Пугали трудности пути и якобы лютая свирепость здешних племен. Он первый снимет таинственный покров с этого загадочного края!
Его ликование и радость оборвал дикий пронзительный крик. Андрей вздрогнул и, схватив отложенный штуцер, опустил рукавицы так, что они висели только на пальцах. Кричал Громовая Стрела. Он стоял в открытой двери зимовья. Индейцы побежали к нему толпой. Молодой вождь крикнул им что-то отрывистое, хриплое, как охотничий крик, и ттынехи дико взвыли. С этим воем и визгом они кинулись волчьей стаей обратно к русскому и окружили его. Андрей опустил бесполезное ружье.
К нему подошел Красное Облако. Глядя на русского сразу похолодевшими настороженными глазами, вождь вороньего рода сказал, указывая на зимовье:
— Мы знаем человека, который лежит там. Мы с ним встречались.
— Там лежат человеческие кости, анкау. Как узнать по костям человека? — улыбнулся спокойно и насмешливо русский.
— Мы жгли у него на правой ладони бересту. Это нельзя сейчас видеть. Мы отрубили на его правой руке два пальца. Такой и такой, — поднял Красное Облако «верху большой, потом указательный пальцы правой руки. — Тогда человек не может стрелять из ружья и лука, не может бросить метко копье. Так мы делаем с ворами. Воровать можно только у касяков и эскимосов.
— Говори дальше, ттынех.
— Скажу. Их было двое. Два подлых касяка!
— Ты ошибаешься, Красное Облако. В зимовке лежит не касяк, а нувук.
— Человек из Нувуки? — тревожно вырвалось у вождя. — Ты говоришь нам плохие слова. Как ты узнал, что это нувук?
Русский вытащил из-за пояса найденный на скелете нож и на ладони поднес его индейцу.
— Видишь орла на желтом кружке? Это тотем нувуков.
— Нож! Смотрите, ттынехи, у него такой же нож, какой был у тех двух подлых воров! — крикнул Громовая Стрела. Его бронзовое лицо начало темнеть от ярости. — У тебя лживый язык! Ты не касяк, ты нувук! Ты пришел тропой тех двух и принес их мысли!
Громовая Стрела ударил копьем по руке русского. Тяжелый нож упал с ладони и ушел в снег по кончик рукоятки. Только золотой доллар ехидно поблескивал. Молодой вождь занес назад свое копье, замахнувшись для удара. Сейчас насаженная на его конце острая, как бритва, пальма вонзится в грудь и выйдет меж лопаток. Андрей бросил ружье, но не отвернулся и не опустил глаз. Что ж, он умрет, как русский, как офицер!
— Ты опять идешь по ложному следу, Громовая Стрела. — Длинными тонкими пальцами Красное Облако схватил копье за древко и с силой нагнул его острие к земле. — Нож снят с мертвых костей. Нож ржавый, посмотри. Зачем говоришь с касяком громким голосом, анкау волчьих людей?
Андрей вытащил нож из снега и высоко поднял его.
— Смотрите, ттынехи! Красное Облако сказал правду. Нож ржавый. Я снял его с мертвых костей.
Громовая Стрела положил копье на плечо и, повернувшись, по-медвежьи на пятках, отошел, но недалеко.
— У тебя беда, Добрая Гагара, — указал Красное Облако на убитых собак и поломанную нарту. — Как ты будешь пробивать тропу! Бери моих собак, бери мою нарту. Надень свои длинные «лапки» и направь их по нашему следу. В наших долинах, лесах и горах много зверя. Мы будем вместе охотиться. Ты привезешь на редут полную нарту мехов. Нет, привезешь две нарты мехов. Я сказал.
Зверовщик, потирая ушибленную копьем руку, посмотрел на Громовую Стрелу. Лицо индейца было бесстрастно, глаза полузакрыты. Он словно дремал, опершись обеими руками на копье.
«Черт его знает, при случае укокошит и глазом не моргнет! — подумал Андрей. — Отказаться разве от их гостеванья? Обидится тогда крепко Красное Облако, а он мужик хороший. И еще смеяться будет — струсил, касяк! Нет, не посрамлю русского имени. Медведя бояться — от белки бежать!.. »
— Если анкау волчьих людей не будет больше кидаться на меня, как рысь, и говорить со мной громким голосом, я пойду с вами, — улыбнулся русский.
— Не буду кидаться, как рысь, не буду говорить громким голосом, — ответил Громовая Стрела, не меняя позы и не поднимая глаз.
— Хорошо. Но сначала я зарою в землю мертвые кости. Таков закон белых людей.
— Уг. Делай по закону белых людей. Мои юноши помогут тебе поднять землю для мертвеца, — ответил Красное Облако.
Когда на месте костра поднялся могильный холмик, солнце уже скрылось. Зари не было. Сразу пришла ночь, вспыхнувшая вдруг зелеными, желтыми, красными и фиолетовыми огнями северного сияния. Мертвенно-холодное пламя металось по небу в неистовом, бесшумном разгуле, и освещенные им лица людей казались мертвыми. На снег легли от людей и собак длинные, до горизонта, тени. Они шевелились при переливах небесного пламени, будто пытаясь встать. Индейцы, закрыв в страхе ладонями глаза, шепотом молились Киольи, духу северного сияния.
Андрей подошел к своей упряжке, уже не нарте, а тобоггану. Его собаки и подпряженные собаки индейцев приглушенно рычали друг на друга, но свалку начать не решались. Молчан сидел на снегу мордой к упряжке и молча смотрел на рычащих псов. Зверовщик обнял пса за шею и шепнул ему в ухо:
— Гости мы или пленники, как думаешь, Молчан?
Пес молча ткнулся мордой ему в колени. Он чувствовал, что на сердце хозяина неспокойно.,
— Кей-кей!
Кнут русского щелкнул громко и резко, словно выстрел. Собаки влегли в алыки, царапая когтями снег. И сразу зазвучала бездомная, бесприютная, наводящая тоску песня полярных странствий, — хруст, звон и визг сухого, прокаленного морозом снега.
БЕЛАЯ ЗАПАДНЯ
Следы, следы, следы…
«Четверки» песцов и волков, ровная «нитка» лисы, не то лапоть, не то валенок шатуна-медведя, пушистый след рыси, «вздвойки» и «сметки» зайцев, точечки шедшей низом белки, широкая лапа выдры, мелкие следочки словно на цыпочках прошедшего щеголя соболя, «двухчетки» куницы, «челночок» горностая, длинный шаг лося, «порои» оленей, «нырки» куропаток…
Русский зверовщик Андрей Гагарин теперь своими глазами увидел, как велики охотничьи богатства этого неизвестного до сих пор русским края, холмистого внутреннего плато Аляски. На сотни верст тянулись не виданные нигде, ни в каких других странах, причудливые леса, где перемешались канадская и черная ель, аляскинский кипарис-душмянка, драгоценная, как красное дерево, сосна-цуга, и здесь же — российская береза, осина, ольха и шиповник. И всюду следы зверей и птиц. Иногда нарыски были так густы, что, казалось, красный пушной зверь бежал здесь стаями.
Андрей вместе с индейскими охотниками стрелял оленей-карибу на равнинах и диких козлов в ущельях предгорий, настораживал западни и капканы на соболей, горностаев и куниц, в нескончаемых чернолесьях, ставил верши из еловых ветвей на водяную крысу, ременными сетями вытягивал из-подо льда через проруби бобров и ловил выдру, догоняя ее и хватая за хвост. Тут нужна была большая ловкость, чтобы быстро, одним взмахом ножа, распороть ей брюхо, иначе зверь, остервенясь, обернется и нанесет охотнику смертельные раны.
Они шли по великому ледяному щиту Юкона, по льду Тананы и бесчисленных мелких рек и озер, они спускались по Сушитне почти до русских редутов, дошли до стойбищ плосколицых алеутов-чугачей и снова поднимались по Кускоквиму на север. Здесь в низине междуречья, в самой многолюдной когда-то местности, они увидели вымершие стойбища или только ямы огнищ сожженных жилищ. Здесь прошла страшная «корявая болезнь» — оспа: отчаявшиеся люди, еще не заболевшие, но чуявшие неизбежный конец, сожгли себя вместе с женами и детьми. Жирные ленивые собаки, всю зиму пожиравшие трупы своих хозяев, пытались было пристать к охотникам, но племя отогнало их стрелами и метнулось испуганно в сторону, как оленье стадо от ружейного выстрела. Ттынехи знали «корявую болезнь», у них было много людей с рябыми лицами, были кривые и ослепшие после болезни. До прихода русских Аляска не знала оспы.
На север они поднялись до реки Уналаклик, впадающей в залив Нортон. По реке этой издревле проходила граница между индейцами и эскимосами. На север и запад от Уналаклика шли стойбища эскимосов-улукагмютов и малейгмютов, и переход этой реки был уже объявлением войны. У индейцев считалось делом молодечества, прикочевав к Уналаклику, переправиться на ту сторону и пограбить богатые песцами и соболями жила эскимосов. Но Красное Облако запретил своим людям переходить границу и послал эскимосам таловые ветви, знак мира и дружбы. Его примеру последовал и Громовая Стрела. Вороны и Волки кочевали и охотились вместе. Андрей заметил, что вообще во время этого зимнего похода Красное Облако избегал набегов, стычек и перестрелок с кем бы то ни было, избегал хотя и малой, но коварной и кровавой «индейской войны», которая у индейцев считалась обычным жизненным обиходом. Русский обратил также внимание на то, что вождь вороньих людей задерживался на несколько дней на стойбищах, где жили вожди других ттынехских родов, и подолгу совещался о чем-то с ними. На совещаниях этих всегда присутствовал и Громовая Стрела. У Андрея создалось даже впечатление, что Красное Облако водит вороньих и волчьих людей из края в край по всей необъятной юконской низине не ради охоты, а именно ради этих таинственных совещаний вождей. Только стойбища родственных такаякса-ттынехов обошел Красное Облако и не совещался с их анкау. Андрей, знавший, что у такаяксов побывал Белый Горностай во время зимнего своего похода 1843 года, и намеревавшийся расспросить их о Загоскине, был удивлен и огорчен этим объездом и спросил Красное Облако, почему тот не захотел встретиться со своими сородичами.
— Такаяксы — люди нашего племени, они тоже ттынехи, а мы зовем их югельнут, чужие. Они не охотники и не воины, они торгованы. Они отдают своих дочерей в жены касякам, пьют ерошку и крестятся. Это не наш народ. Это жирные, пьяные торгованы. Они опозорили свой тотем!
Андрей долго думал над этими словами анкау и пришел к выводу, что Красное Облако не хочет никаких связей ттынехов с русскими. Что ж, пожалуй, он прав, умный правитель маленького народца!..
Так шли дни суровой, тяжелой и неприглядной индейской жизни. Вместе с индейскими охотниками Андрей уходил далеко от стойбищ налегке, без нарты и палатки. Даже в жестокие морозы, когда от дыхания на бровях и ресницах нарастал лед и надо было срывать его, чтобы видеть, он, боясь насмешек индейцев, спал, как и они, без палатки, кутаясь в меховое одеяло. Он просыпался среди ночи от холода и с удивлением смотрел на спящих индейцев. На лица их падал" снег и тотчас таял от жара густой и пылкой крови. А застигнутые на охоте бураном, ттынехи вырубали пальмами середину большого куста, оставленные же по кругу ветви связывали вершинами. Забравшись в такой «шалаш» ползком, индейцы ложились там вповалку и лежали до конца бурана, раз в сутки набивая рот пеммиканом.
Выносливость, неприхотливость и трудолюбие индейцев восхищали русского, но он возмутился, когда при первой же перекочевке Красное Облако снял со спины Андрея тяжелый мешок и отдал его одной из своих жен. При кочевке мужчина должен нести только свое оружие, а под ношей пусть гнутся женщины, дети и собаки. Андрею пришлось покориться и уступить мешок женщине: рядом стоял Громовая Стрела и ждал случая заговорить «громким голосом».
Племя и русский шли по великой северной тропе, по белому простору Аляски, и суровая пустыня щедро награждала их своими дарами. Ттынехи оставляли на охотничьих тропах, на деревьях или на высоких столбах промысловые лабазы-саибы, откуда пушнину забирали на обратном пути. Немало было на саибах и тючков пушнины, помеченных тамгой касяка. Продажа их Компании сулила крупную сумму. Но не корысть, не жажда наживы, а другое, высокое и гордое чувство волновало Андрея во время этих странствий. Он первый из русских идет по этим землям, даже на Генеральной карте Российских владений в Америке изображенных белым пятном!
И вот однажды, это было в конце зимы, Красное Облако объявил, что племя пойдет обратно на древнее летнее кочевье предков, в родные лесные края. Это было в «земле тоненьких палочек», в лесотундре, подступавшей к горам, отделявшим Аляску от Канады. Андрей срубил одинокую сосну, врыл столб и, сделав на нем затес, револьверным шомполом выжег свои инициалы, год и число посещения этого места. Возвращались ттынехи по своему же следу, уже не видимому, засыпанному снегом, но индейцы, великие искусники «идти по палке», легко находили старую убитую тропу, нащупывая ее древком копья. А сегодня, когда начались уже родные леса, Андрей и Красное Облако нашли этот зловещий знак «белой западни».
Русский и вождь вороньего народа обходили свои пастники, настороженные на соболя и куницу, и на опушке чернолесья наткнулись на труп лесного волка, серого, крупного, лобастого бирюка. Пасть зверя была судорожно разинута, толстые, окоченевшие ноги вытянуты, как палки. Волк издох недавно, труп его еще не терзали звери и не клевали птицы. Красное Облако перевернул несколько раз тяжелую волчью тушу, но нигде не было следов стрелы, пули или копья.
— Белая западня, — сказал бесстрастно вождь, но щека его гневно дернулась.
Андрей удивленно посмотрел на индейца. «Белой западней» и русские и индейцы называли белый порошок стрихнина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34