Небольшая церковь была пуста. Бекки толкнула приоткрытую дверь. В тишине ее шаги звучали очень громко. Жаль, что отца Валетти здесь не оказалось. Она любила молодого священника за его искренность, доброе лицо и понимающие глаза.Она погуляла и увидела Луку, идущего к ней.— Спасибо, что оставила меня с ней.Она не успела ничего ответить, увидев, как кто-то приветствует ее от ворот.— Это отец Валетти, — радостно сказала Бекки.Священник подошел к ним с широкой улыбкой на пухлом юном лице.— Как хорошо, что вы приехали. — Он пожал руку Ребекки. — К сожалению, я не видел вас был в банке. Но, боюсь, я не силен в финансах.— Я всегда думала об этом, искала удобное время. Отец Валетти, это Лука Монтезе.— Папа маленькой девочки, — тут же сказал священник, пожимая Луке руку. — Вы были у нее?Лука кивнул.— Мне показалось, что она чувствует мое присутствие. Прошло столько лет. Я не знал, что она здесь.— Но однажды вы должны были приехать, мягко сказал отец Валетти. — И она ждала вас.— Я благодарен вам за заботу о ней. Можно мне осмотреть вашу церковь?— Конечно. Я с удовольствием покажу ее вам.Ребекка ушла побыть наедине с дочерью. Когда она вернулась, мужчины были увлечены беседой.Он может говорить со священником, печально подумала она. Но не со мной.Лука улыбнулся, увидев ее, но казался погруженным в себя, словно какая-то мысль занимала его.— Что вы говорили о банке? — спросил он отца Валетти. — У церкви финансовые трудности?— Будут, если я не выплачу два миллиона займа. Я пытался договориться, — сказал тот со слабой улыбкой.— Два миллиона евро? — отозвался Лука эхом. Дела прихода так плохи?— Не прихода. Деньги для отделения новорожденных, которое мы строим в больнице. Затраты вышли из-под контроля, и без ссуды мы, возможно, не сможем продолжить работу. Это было мое решение — спонсировать родильное отделение, но, как я говорил, у меня нет финансовых способностей. — Он уныло сдвинул брови. — Архиепископ недоволен мной.— Вы справитесь с этим? — спросил Лука.— При определенных условиях. Банк хочет гарантий, и я должен обойти местных бизнесменов, прося каждого из них выступить гарантом части ссуды. Они все знают, чего я хочу, и убегают, завидев меня.— Тогда не показывайтесь им на глаза, — сказал Лука.— Я не понимаю.— Я позабочусь об этом.— Вы хотите сказать, что выступите гарантом ссуды?— Нет, вам не нужна ссуда. Я дам вам деньги.Отец Валетти посмотрел на него с сомнением, и Лука улыбнулся ему.— Все в порядке, у меня есть деньги. Я не подведу вас. Той суммы, которую вы назвали, будет достаточно, или потребуется больше?— Вы можете позволить себе больше? — наивно спросил священник.Лука вынул свой мобильный и связался с Соней.— Сколько времени займет перечисление трех миллионов евро? — спросил он. — Ты сможешь сделать это за двадцать четыре часа? Хорошо.Тогда пошли по этому счету.Лука прочитал Соне цифры, которые священник быстро набросал для него на бумаге. Отключив мобильник, он с волнением в голосе сказал:— Я хочу назвать отделение для новорожденных именем моей дочери.— Конечно.— Ребекка Монтезе. Не Солвей.— Так и будет сделано. Весьма щедро с вашей стороны…Лука покачал головой, прерывая священника.— Сообщите мне, если вам что-то еще понадобится, — сказал он и вручил ему визитку. — Адрес моего офиса в Риме. По этому номеру вас соединят с моей помощницей, и она найдет меня в любое время. Ты уже готова ехать обратно? — спросил он Ребекку.По пути домой Бекки боролась со своими чувствами. Она хотела поблагодарить его, но подумала, что у нее нет права на это. Его поступок не имел никакого отношения к ней. Лука воздавал память их дочери, но делал это в одиночку, способом, который исключал ее участие.Теперь Ребекка поняла, как она надеялась на эту поездку. Надеялась, что поездка поможет ей понять, что происходит в запертом сердце Луки.Но этого не случилось Дом встретил их теплотой, они сразу переключились на домашние заботы, словно в них можно было найти спасение.Лука не разговаривал за едой, только поблагодарил ее, когда она украдкой взглянула на его лицо, которое было каменным. Раньше он всегда смотрел на нее и искал повод обратиться к ней.Стало темно, Бекки вышла из дома принести дров для печи. За работой ее мысли текли размеренно. Теперь она знала, что ее будущее пройдет без Луки. Он выбрал свой собственный путь, который отличался от ее пути. Лука оплакивал прошлое и не нуждался в ней. С этого времени их дороги уже не пересекутся.Хорошо, что ее любовь к нему умерла, больше он не причинит ей столько боли, сколько причинял когда-то. Сказав это себе, Бекки попробовала в это поверить.Она только закончила собирать дрова, когда услышала крик.Сначала она не могла сообразить, в чем дело, и просто стояла как вкопанная. Через секунду крик раздался снова. Без сомнения, он исходил из глубины дома. Бросив дрова, Бекки побежала.Лука сидел там, где она оставила его, руки лежали на столе. Его кулаки были сжаты, но он не бил кулаком в стену на сей раз, только бился о них головой, издавая звуки измученного животного.Медведь, пойманный в смертельную стальную западню, возможно, кричит так же.Он кричал и кричал, а Бекки в ужасе смотрела на него. Кажется, он был не способен остановиться.— Лука…Он выпрямился, поднял кулаки к голове, прикрыв глаза. Ужасные завывания продолжались.Это было невыносимо. Лука без слов говорил ей, что он на грани безумия.— Дорогой… — прошептала она, обнимая его.Лука тут же схватился за Ребекку и спрятал свое лицо у нее на груди. Он цеплялся за нее, словно ничто иное в мире не могло спасти его от гибели.Бекки ужаснулась, когда, рассказав ему о дочери, увидела, как Лука пытается пробить кулаком стену. Но сейчас все было еще ужасней. Сегодня Лука разрушал самого себя страданием и просил ее помощи единственным способом, которым мог.— Все эти годы… — задыхался он, — она была одна, а мы ничего не знали…— Мы ничего не знали. Но теперь мы не позволим ей быть одной. Лука. Лука…Бекки хотела сказать миллион вещей, но сейчас не могла произнести ни слова. Она могла только повторять его имя и держать его в своих объятиях, чувствуя, как содрогаются мужские плечи от рыданий, которые сдерживались пятнадцать лет.Наконец он успокоился, устало привалившись к ней. Его все еще била дрожь, но он постепенно приходил в себя.— Я не знаю, что случилось со мной, — хрипло сказал он. — Сначала я справлялся, а потом словно попал в ад.— Так было и со мной. Нет никакого средства против этого.— Это проходит? — спросил он голосом, который разрывал ей душу.— Да. Но сначала ты чувствуешь дикую боль.— Я не могу оставаться один.— Ты не будешь. Я здесь. Ты не один.Он поднял к ней свое измученное и заплаканное лицо.— Я был один, когда ты уехала.Бекки обхватила его лицо руками и мягко поцеловала.— Тогда я не уеду.Сначала он не реагировал, словно она сказала что-то фантастическое. Затем спросил:— Ты ведь так не думаешь?— Я не могу оставить тебя, Лука. Я люблю тебя. Я всегда любила тебя и всегда буду. Мы принадлежим друг другу.Очень медленно он отодвинулся от нее и, положив руку на ее живот, взглядом задал вопрос, которого она так ждала и одновременно боялась.— Да, — сказала она. — Это правда.Очень осторожно он положил ей на живот свою голову. Он больше не дрожал, словно наконец обрел мир и покой. Когда она взяла его за руку, он последовал за ней в спальню, не протестуя. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Как только первый луч света проник через окно. Лука сказал мягко:— Я думал, ты никогда не соберешься сказать мне, что беременна.— Ты давно узнал?— Почти сразу. Ты была такой же, как тогда.— Ты помнишь это?— Я помню о тебе все, с первого момента нашей встречи.Они лежали, обнимая друг друга всю ночь, иногда разговаривая, но главным образом в молчании, находя утешение в присутствии друг друга. Минуты превращались в часы, Бекки чувствовала, что скорлупа, в которой находилось ее сердце, треснула и развалилась, выпуская его из заточения этих лет. Она знала, что то же самое происходит и с Лукой.— Я подумал о ребенке сразу, как только увидел тебя, — сказал он. — Но тогда у меня не было никакой надежды относительно наших отношений.Ведь я все запутал. Использовал тебя и вел себя, словно упрямый бык. Я действовал так все годы, заставляя людей работать на меня. Когда мы встретились снова, я уже забыл, что можно вести себя по-другому.— Да, — нежно сказала она. — Я поняла это.— Когда мы были молоды, я знал, как говорить с тобой. Так легко было сказать, что я люблю тебя. Ничего, кроме любви, не имело значения. Когда мы встретились снова, во мне была какая-то заскорузлость. Много других вещей казались столь же важными. И одной из них была моя гордость.Я все время искал тебя, думая, что ты единственная женщина в мире, которая может родить мне ребенка. Соня, которая знала это, сказала как-то, что я верю только тому, чему хочу. И она была права. Я приехал за тобой тогда, не терзаясь никакими сомнениями и отказываясь признать правду.— И какой была правда? — мягко спросила Ребекка.— Правдой было то, что я никогда не прекращал любить тебя все эти годы; жизнь без тебя была пустынной. Год за годом я создавал преграды в своем сердце, думая, что они могут быть достаточно прочной защитой от всяких чувств. Но это не помогло. Хвала Господу!Когда я нашел тебя, то сразу купил акции «Аллингема», чтобы иметь повод встретиться. Я думал, что спланировал все так хорошо. — Лука горько усмехнулся. — Если бы ты видела меня в ту ночь, когда мы встретились! Я был почти уверен, что ты будешь в доме Стейна, и ужасно нервничал. Услышав твой голос в зале, я запаниковал и чуть не убежал. Когда ты вошла с Джорданом, такая красивая, такая далекая, я не знал, что сказать тебе. Я пробовал атаковать тебя, ну, в общем, ты помнишь. Все, что я умел, — это отдавать приказы, и мне казалось, ты согласишься со всем, что бы я ни сказал или сделал. Когда я просчитался с теми бриллиантами, то не мог придумать, что еще сделать.— И решил идти напролом, — сказала она, улыбаясь.— Как всегда. Но когда я прибыл сюда, то потерял всякую надежду. Я только хотел посмотреть на место, где мы были так счастливы. Увидев тебя, я и думать не смел, что у нас есть шанс. — Он приподнялся на локте, с тревогой всматриваясь в ее лицо, слабо освещенное рассветом. — У нас есть шанс, не так ли? — спросил он.— Да, если мы захотим.— Я не хочу ничего в мире, мне нужна только ты.— И ребенок, — напомнила она ему.— Только ты. Ребенок — премия. Ты самое важное.Он уснул прежде, чем она смогла ответить.Словно эти слова принесли ему покой. И ей тоже.Пятнадцать лет они не могли оплакать вместе их ребенка. Лишенные этой возможности, их сердца замерзли, не позволяя им идти по жизни дальше.Оказалось, что не все потеряно, думала она, обнимая Луку и наблюдая за восходом солнца.Они свободны теперь, свободны чувствовать боль их потери и свободны жить дальше, найдя друг друга снова.Бекки слышала слабое постукивание дождя по крыше. Потом дождь застучал сильнее и сильнее, постепенно превращаясь в ливень.Дождь продолжался несколько дней, и в течение этого времени они не покидали дом. Иногда разговаривали, но чаще просто лежали в объятиях друг друга, не испытывая потребности в словах.Они занимались любовью, мягко и нежно. Теперь физическое удовольствие имело меньше значения, чем любовь, которую они обрели снова.Лука держал ее в своих объятиях, шепча:— Ребекка.— Ты назвал меня Ребеккой, — удивленно сказала она. — Не Бекки.— Я звал тебя так, пока был здесь. Разве ты не заметила?— Да, наверно, — сказала она и заснула в его руках.Бекки казалось, что дождь, падающий с небес на их дом, уносит в своем потоке боль и горечь.Когда наконец выглянуло солнце, они вышли вместе посмотреть вниз на долину, на чистый вымытый мир.— Пора завтракать, — сказала она.Скоро они скажут друг другу иные слова, но в эту минуту Бекки хотелось думать только о маленьких прозаических делах и продлить это очарованное время как можно дольше.— Да, пора, — сказал он, понимая ее. Он помог ей, немного неуклюже из-за травмированной руки.Однажды утром Бекки медленно открыла глаза и сразу ощутила, что в доме тепло — Лука рано встал и затопил печь. Одевшись, она вышла и увидела, что он сложил поленницу дров заново; он таскал их в корзине и теперь дул на свои руки.Улыбаясь, она подошла к нему и, взяв за ладони, стала растирать их.— Прекрасно, — сказал он. Затем, подшучивая над ней, засунул свои холодные пальцы ей за воротник.Она вскрикнула.— Извини, — усмехнулся он. — Твоя шея такая теплая, а я замерзаю здесь. — Как ты себя чувствуешь этим утром? — спросил он, когда они завтракали. — Снова недомогание?— Нет, все прошло, спасибо.— Но тебя что-то тревожит?— То же, что и тебя, — сказала она. — Скоро придет зима, и станет намного холоднее. Здесь будет очень красиво, но, я думаю, нам придется уехать.— Да, — с сожалением согласился он. — Так будет лучше для тебя и ребенка.— Что ты планировал?— Ничего, — быстро сказал он. — Ждал твоих предложений.— Ты? Что-то не верится.— Возможно, у меня есть несколько идей… Если они тебе не понравятся, мы можем обсудить что-нибудь еще.Ее губы дернулись в усмешке.— Почему не сказать мне напрямую, что ты задумал?— Я только попросил мою домохозяйку в Риме приготовить на всякий случай дом. Ты поедешь со мной?— Куда-нибудь, где тепло, только не в «Аллингем».— Тогда поедем ко мне. Мой дом никогда не был слишком уютным, но ты могла бы сделать его…— Давай делать это вместе, — мягко сказала она.Они начали готовиться к отъезду сразу после завтрака. Много времени не потребовалось. Лука затушил огонь в печи, пока Ребекка собирала продукты и выносила наружу остатки еды, чтобы раскидать птицам. Когда она вернулась в дом, он ждал ее.— Итак, мы готовы? — спросил он, помогая ей надеть пальто.— Минуту. Я хочу…Она не закончила, но он, казалось, понял и пошел с нею, не навязываясь, держа ее руку, давая понять, что их чувства гармоничны.— Мы были счастливы здесь, — прошептала она.— Да, оба раза.— Мы вернемся, не так ли?— Когда захотим…Они доехали до деревни, затем Лука повернул на дорогу, ведущую во Флоренцию. Во Флоренции они остановились на завтрак.— Ты не жалеешь, правда? — спросила она.— Нет, конечно, нет.— Ты такой тихий.— Я подумал…— Да, — сказала она. — Я тоже. Мы в двадцати милях от Каренны. Так близко.— Давай поедем.Вместо того чтобы держать путь в Рим, Лука свернул на другую дорогу, и они были в Каренне через полчаса. Они нашли отца Валетти на кладбище, укутанного в шарф, погруженного в разговор с двумя мужчинами. Он с радостью приветствовал их.— Вы получили мое письмо?— Письмо? — эхом отозвался Лука. — Мы не получили никакого письма.— Тогда само провидение послало вас сюда.Мне нужно поговорить с вами.— Что-то не так? — спросила Ребекка.— О нет, нисколько. Только на таком крошечном кладбище, как это, неприятностей не избежать. Могилы не сохраняются навечно. Некоторым из них через десять лет приходится потесниться для новых соседей. Прах хоронят повторно, чтобы он занимал меньше места. Но, конечно, семьям дают выбрать: захоронить прах в ту же могилу за плату или выбрать другую. И я написал вам, чтобы узнать ваши пожелания в этом отношении.— Вы хотите сказать, — волнуясь спросила Ребекка, — наш ребенок будет перезахоронен?— Ну…— А разве она не может поехать в Рим с нами?Лука быстро повернулся к ней, его глаза светились.— Это вполне возможно, — одобрительно сказал отец Валетти. — Конечно, все должно быть сделано надлежащим образом, с оформлением документов. Пойдемте со мной.В офисе он занялся бумагами, а Ребекка и Лука сидели, держась за руки.— Я подумал о семейном склепе, — вдруг встрепенулся Лука. — Можно ли похоронить ее там?— Попросите священника послать мне официальное уведомление об одобрении, и я устрою надлежащую транспортировку.Через некоторое время они вернулись на кладбище и подошли к небольшой могиле. Лука встал на колено и прикоснулся ладонью к земле.Ребекка немного отошла, решив, что Лука хочет сказать дочке что-то наедине. Но она успела услышать слова, которые эхом отозвались в ее сердце.— Потерпи немного, доченька. Твои родители отвезут тебя наконец домой. И ты никогда не будешь больше одна.Дом Луки находился в предместье Рима. Огромный особняк с невероятным количеством комнат.Бекки поняла, что поместье было куплено как символ положения в обществе и выбрано Друсиллой.Несмотря на это, никаких следов пребывания его жены здесь не осталось, частично потому, что она вывезла отсюда все, что могла. Остальное объяснил Лука:— Этот дом никогда не был семейным очагом мы не любили друг друга.Инстинктивно Бекки понимала, что это правда, ведь дом, где жила любовь, всегда сохраняет ее следы.Лука выбрал самую яркую, солнечную комнату для детской и покрасил ее в бело-желтой гамме.— Я повешу картины на стене после рождения ребенка, — сказал он. — Когда будем знать, мальчик или девочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13