А возрождённым Багдадом станет править его опальный брат, подросший сын или какая-нибудь из молоденьких жён. Читатель любит сентиментальные концовки.
- Вай мэ! Концовку ты, в конце концов (о тавтология!), можешь придумать сам, я не обижусь. Но знаешь, этот Селим ибн Гарун аль-Рашид в тот день так изменился, прямо как в сказке! Был жабой надутой, а стал...
- Луи де Фюнесом? - хмыкнул я. - В одном из писем моя добрая знакомая из Питера написала: "Смех посрамляет пафос". Хорошая мысль, если вдуматься... Не уничтожает, а именно посрамляет. Подстригает, как газон. Ибо буйно разросшийся пафос - это уже пошло, а пошлость - лишь неправильно понятая ценность. Только смеющийся человек способен расставлять правильные акценты.
- Очень умная девочка, познакомишь?
- Иди ты...
- Ой, ой, ой! Какие мы собственники...
... В тот "жаркий" день они ушли с площади триумфаторами! Народ едва не носил их на руках, причём всех четверых, включая Рабиновича. Маленький ослик тоже справедливо считался героем дня, хотя вся его заслуга на этот раз исчерпывалась исключительно фактом доставки Джамили. Без него юной, скромной девушке ни за что бы не удалось пробиться сквозь плотные толпы народа. У всех был праздник! Люди обнимались прямо на улице, везде звучала музыка, и сам город, впервые за несколько последних лет, словно бы распрямил плечи. На базаре раздавали персики и изюм даром, бродячие акробаты и канатоходцы вовсю веселили публику, а счастливые дети носились с визгом, играя в "воров и стражников", и никто их за это не наказывал... Маленькая компания наших друзей довольно долго плутала по узеньким улочкам, пытаясь как можно деликатнее оторваться от толпы восторженных почитателей. Это удалось далеко не сразу, народ ни в какую не хотел отпускать своих любимцев. В результате к лавке башмачника Ахмеда добрались уже после полудня. Притомившаяся Джамиля клевала носом, сидя на Рабиновиче и крепко держась обеими руками за его холку. Лев в чьём-то халате и Ходжа в новой чалме тихо обсуждали произошедшее на площади события последних часов и впрямь были судьбоносными не для них одних...
- А ты небось думал, что больше меня не увидишь?
- Я очень на это надеялся, Лёва-джан... Когда колесница святого Хызра живым вознесла тебя на небеса, моё сердце исполнилось просто неземного блаженства! Если бы я был весь покрыт струпьями и у меня двадцать лет беспрерывно болели все зубы сразу, а потом, милостью Всевышнего, я получил полное излечение, то и тогда не испытал бы сотой доли того удовлетворения, какое посетило меня при виде твоего вознесения...
- А если то же самое, но короче? - попросил Лев.
- Аллах не внял моим молитвам...
- Вот это уже понятнее. Я тебе про эту колесницу как-нибудь поподробнее расскажу. Сейчас она больше похожа на экспериментально-принудительный дом терпимости межгалактического масштаба. Но это мелочи... Главное, я был в гареме!
- Ты так орёшь, чтобы Джамиля тоже услышала? - укоризненно покосился Ходжа.
- Уп... миль пардон, нет, конечно... Это я для того, чтоб ты тут с ног до головы обзавидовался.
- Скажи лучше, с чего это эмир решил на тебе жениться? На взгляд правоверного мусульманина, девушка из тебя получилась, как из половинок кирпича - серьги!
- Между прочим, вашему правителю, видимо, такой вот массивной крали и не хватало! - беззлобно огрызнулся Лев. - Как ты помнишь, лично я в невесты никому не набивался! Даже больше, если бы он полез с поцелуями, я бы...
- Охотно верю. Пожалей эмира, ему и так сегодня досталось...
- Ты-то сам за каким попёрся во дворец изображать моего седобородого папочку, сумаркандец из Бухары... Кстати, откуда такое подозрительное название, там все бухают?
- О, напомнил! - хлопнул себя по лбу домулло. - А почему твой дедушка с нами не пошёл?
- Он сейчас в эмирском дворце, приглашён как независимый консультант по вопросам сохранения альтернативных культурных ценностей.
- Значит, пьёт...
- Пьёт, - согласился Оболенский, - у него есть повод. От казни спасся, внука нашел, во дворец пригласили, как же тут не выпить... И кстати, мы тут к Ахмеду намылились, а он вообще дома?
- Какая разница? - уклонился Ходжа. - Ты лучше мне скажи: так мы посрамили эмира или нет?
- Круче! Я убедил джинна даровать ему чувство юмора.
- О аллах, и только? По-моему, стоит пойти и досрамить...
- Нет, дружище, - Мой друг остановился мимоходом свистнуть с чьего-то прилавка большой кусок халвы. Джамиля её очень любила. - Я сам проверял: принёс извинения за ночёвку в гареме и попросил, чтоб он уж там со всеми подряд не разводился...
- А эмир?
- А ваш Селим ибн Гарун аль-Рашид подумал, дал мне по шее, хихикнул и заявил, что завтра же женится ещё на десятке таких молодых курочек. Вот это ответ настоящего мужчины! Я его уважаю...
В лавке Ахмеда их ждал сюрприз - за накрытым столом сидел не только нарядный башмачник (вот почему он не был на площади при всех разборках!), но и спешно вызванная госпожа аль-Дюбина и её рыжеволосая сестра! Пьянка и веселье затянулись аж до ночи... Сколько смеха, сколько воспоминаний, сколько слов любви... Но, как ни странно, в тот вечер Льву почему-то было грустно. Необъяснимая, невнятная печаль тяжело легла на его ресницы и затаилась, как тень. Нет, он так же пил розовое вино, смеялся и шутил, отгоняя дружескими улыбками непонятную тревогу от сердца. Что-то шло не так... Или, наоборот, что-то уходило из его жизни, что-то очень важное, имеющее колоссальное значение, что никак нельзя отпускать и даже просто выпускать из рук! Лев нервно встал, едва не опрокинув глиняное блюдо с фруктами, сам посмеялся над своей неуклюжестью и, сославшись на больную голову, вышел освежиться.
На Востоке короткие вечера и дурманные ночи. Аромат цветов трепетал в воздухе, лёгкий ветерок щекотал листики чинар, а звёзды... падали. Много-много, самых разных звёзд, больших и маленьких, колючих и ласковых. Они, вздрагивая, бросались вниз, оставляя за собой короткий сияющий след. И в этом чарующем звездопаде было что-то чистое, трепещущее и обновляющее душу. Лев даже вытянул руки вперёд, сложив ладони ковшиком, но увы - ни одна, даже самая крохотная, звёздочка туда не упала...
- Тебе пора, Лёва-джан... - За плечом Оболенского неслышно возник чёрный джинн с печальными глазами.
- Да, да... - рассеянно ответил Лев. - Слушай, Бабудай-Ага, а вот почему так бывает - ведь вроде все весело было, а сейчас... грустно. Даже больно...
- Мои долги уплачены. Я выполнил три желания, но мне нельзя оставлять тебя здесь.
- Почему? Здесь мой дом, мои друзья, моя родина...
- Нет, - Джинн виновато опустил голову, - ты не отсюда. Я не мог взять тебя насовсем, есть законы, которые непозволительно нарушать даже нам, джиннам.
- Так я что, не багдадец? - тупо выдохнул Лев. - Вот хренотень подберёзовая... Может, ты скажешь, что ещё и не мусульманин?!
- Бог един. Иди, тебя ждут.
- А... если... ну, ты понимаешь...
- Иди, - Бабудай-Ага легонько подтолкнул его в плечо. - Если понадобится, Багдадский вор вернётся снова. Я обещаю.
Оболенский кивнул, сдвинул тюбетейку на затылок и смело зашагал по пустой базарной площади навстречу судьбе. На мгновение из сарайчика Ахмеда высунулась раскрасневшаяся Джамиля. Следом за ней показался и Насреддин.
- Лёва-джан, не надо ничего воровать, всего полно! Пойдём, там сейчас Ирида танцевать будет! Лев обернулся и помахал им рукой.
- Лёвушка... - растерянно вскинула бровки девушка, но домулло потянул её внутрь:
- Не волнуйтесь, госпожа, он сейчас вернётся. Он всегда возвращается...
И только маленький лопоухий ослик, видевший всё своими глазами, тихо плакал в закутке, пока могучая фигура его любимого хозяина незаметно таяла в жасминовом аромате ночи...
P.S.
О Аллах, знающий самые сокровенные тайны наших сердец,
выведи меня из тьмы к Свету.
Пророк Мухаммед.
- Врачи говорили, что я удивительно легко отделался. Ну, ключи там и безделушки всякие пришлось по углам раскидать, думаю, их нашли. Меня сначала отпускать никак не хотели, вроде лежал себе человек почти месяц, а тут взял и за одну ночь встал живой-здоровенький! Пришлось давать расписку и буквально бежать, меня Маша едва ли не зубами из той клиники выгрызала...
Лев говорил что-то ещё, но я уже слушал его вполуха. Он заразил меня Багдадом, и до чего же не хотелось прерывать ставшую такой родной сказку... Что потом? Опять быт, работа, зарплата, мелкие проблемы, суета на пустом месте. Творчество, книги, бессонные ночи в Интернете и редкие прогулки. Неужели какой-то мелкий уголовник за несколько дней сумел оставить такой след в истории? А мы... а как же мы, честные, умные, правильные, пишущие серьезные книги и думающие о будущем страны?! Останется ли что-нибудь после нас... Лев прав, вся эта история начиналась очень весело, а заканчивается почему-то грустно.
- Ладно, я пойду. Поезд уже через час, а мне ещё надо зайти в камеру хранения.
- Ладно, Андрюшка, до встречи! Жду тебя в Москве, ничего не обещай, получится книжка. - с тебя автограф.
- И тебе счастливо. Часы верни.
- Какие часы?
- Мои часы, Лёва-джан!
- Ах, эти... - На секунду глаза моего друга совсем по-азиатски сощурились, он улыбнулся и вытащил из-за пазухи мой паспорт, авторучку, расчёску, серебряный крест на цепочке и золотисто-розовый билет в Астрахань. Часы на ремешке легли сверху. Долгую минуту я пристально глядел в безмятежные небесно-голубые очи моего друга, пытаясь отыскать там хотя бы капельку раскаяния или стыда. Увы... мне везло не более, чем другим.
Уже потом, в метро, я вспомнил, что Лев просил не указывать его настоящего имени (всё-таки теперь он солидный человек, работает в престижной фирме, и какие-то моменты могут оказаться не совсем этичными...). Мои губы разъехались, мстительно улыбаясь самым черным мыслям... Я представил, как Оболенский открывает первую страничку и...
Хвала Аллаху, воздающему по заслугам - каждому!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
- Вай мэ! Концовку ты, в конце концов (о тавтология!), можешь придумать сам, я не обижусь. Но знаешь, этот Селим ибн Гарун аль-Рашид в тот день так изменился, прямо как в сказке! Был жабой надутой, а стал...
- Луи де Фюнесом? - хмыкнул я. - В одном из писем моя добрая знакомая из Питера написала: "Смех посрамляет пафос". Хорошая мысль, если вдуматься... Не уничтожает, а именно посрамляет. Подстригает, как газон. Ибо буйно разросшийся пафос - это уже пошло, а пошлость - лишь неправильно понятая ценность. Только смеющийся человек способен расставлять правильные акценты.
- Очень умная девочка, познакомишь?
- Иди ты...
- Ой, ой, ой! Какие мы собственники...
... В тот "жаркий" день они ушли с площади триумфаторами! Народ едва не носил их на руках, причём всех четверых, включая Рабиновича. Маленький ослик тоже справедливо считался героем дня, хотя вся его заслуга на этот раз исчерпывалась исключительно фактом доставки Джамили. Без него юной, скромной девушке ни за что бы не удалось пробиться сквозь плотные толпы народа. У всех был праздник! Люди обнимались прямо на улице, везде звучала музыка, и сам город, впервые за несколько последних лет, словно бы распрямил плечи. На базаре раздавали персики и изюм даром, бродячие акробаты и канатоходцы вовсю веселили публику, а счастливые дети носились с визгом, играя в "воров и стражников", и никто их за это не наказывал... Маленькая компания наших друзей довольно долго плутала по узеньким улочкам, пытаясь как можно деликатнее оторваться от толпы восторженных почитателей. Это удалось далеко не сразу, народ ни в какую не хотел отпускать своих любимцев. В результате к лавке башмачника Ахмеда добрались уже после полудня. Притомившаяся Джамиля клевала носом, сидя на Рабиновиче и крепко держась обеими руками за его холку. Лев в чьём-то халате и Ходжа в новой чалме тихо обсуждали произошедшее на площади события последних часов и впрямь были судьбоносными не для них одних...
- А ты небось думал, что больше меня не увидишь?
- Я очень на это надеялся, Лёва-джан... Когда колесница святого Хызра живым вознесла тебя на небеса, моё сердце исполнилось просто неземного блаженства! Если бы я был весь покрыт струпьями и у меня двадцать лет беспрерывно болели все зубы сразу, а потом, милостью Всевышнего, я получил полное излечение, то и тогда не испытал бы сотой доли того удовлетворения, какое посетило меня при виде твоего вознесения...
- А если то же самое, но короче? - попросил Лев.
- Аллах не внял моим молитвам...
- Вот это уже понятнее. Я тебе про эту колесницу как-нибудь поподробнее расскажу. Сейчас она больше похожа на экспериментально-принудительный дом терпимости межгалактического масштаба. Но это мелочи... Главное, я был в гареме!
- Ты так орёшь, чтобы Джамиля тоже услышала? - укоризненно покосился Ходжа.
- Уп... миль пардон, нет, конечно... Это я для того, чтоб ты тут с ног до головы обзавидовался.
- Скажи лучше, с чего это эмир решил на тебе жениться? На взгляд правоверного мусульманина, девушка из тебя получилась, как из половинок кирпича - серьги!
- Между прочим, вашему правителю, видимо, такой вот массивной крали и не хватало! - беззлобно огрызнулся Лев. - Как ты помнишь, лично я в невесты никому не набивался! Даже больше, если бы он полез с поцелуями, я бы...
- Охотно верю. Пожалей эмира, ему и так сегодня досталось...
- Ты-то сам за каким попёрся во дворец изображать моего седобородого папочку, сумаркандец из Бухары... Кстати, откуда такое подозрительное название, там все бухают?
- О, напомнил! - хлопнул себя по лбу домулло. - А почему твой дедушка с нами не пошёл?
- Он сейчас в эмирском дворце, приглашён как независимый консультант по вопросам сохранения альтернативных культурных ценностей.
- Значит, пьёт...
- Пьёт, - согласился Оболенский, - у него есть повод. От казни спасся, внука нашел, во дворец пригласили, как же тут не выпить... И кстати, мы тут к Ахмеду намылились, а он вообще дома?
- Какая разница? - уклонился Ходжа. - Ты лучше мне скажи: так мы посрамили эмира или нет?
- Круче! Я убедил джинна даровать ему чувство юмора.
- О аллах, и только? По-моему, стоит пойти и досрамить...
- Нет, дружище, - Мой друг остановился мимоходом свистнуть с чьего-то прилавка большой кусок халвы. Джамиля её очень любила. - Я сам проверял: принёс извинения за ночёвку в гареме и попросил, чтоб он уж там со всеми подряд не разводился...
- А эмир?
- А ваш Селим ибн Гарун аль-Рашид подумал, дал мне по шее, хихикнул и заявил, что завтра же женится ещё на десятке таких молодых курочек. Вот это ответ настоящего мужчины! Я его уважаю...
В лавке Ахмеда их ждал сюрприз - за накрытым столом сидел не только нарядный башмачник (вот почему он не был на площади при всех разборках!), но и спешно вызванная госпожа аль-Дюбина и её рыжеволосая сестра! Пьянка и веселье затянулись аж до ночи... Сколько смеха, сколько воспоминаний, сколько слов любви... Но, как ни странно, в тот вечер Льву почему-то было грустно. Необъяснимая, невнятная печаль тяжело легла на его ресницы и затаилась, как тень. Нет, он так же пил розовое вино, смеялся и шутил, отгоняя дружескими улыбками непонятную тревогу от сердца. Что-то шло не так... Или, наоборот, что-то уходило из его жизни, что-то очень важное, имеющее колоссальное значение, что никак нельзя отпускать и даже просто выпускать из рук! Лев нервно встал, едва не опрокинув глиняное блюдо с фруктами, сам посмеялся над своей неуклюжестью и, сославшись на больную голову, вышел освежиться.
На Востоке короткие вечера и дурманные ночи. Аромат цветов трепетал в воздухе, лёгкий ветерок щекотал листики чинар, а звёзды... падали. Много-много, самых разных звёзд, больших и маленьких, колючих и ласковых. Они, вздрагивая, бросались вниз, оставляя за собой короткий сияющий след. И в этом чарующем звездопаде было что-то чистое, трепещущее и обновляющее душу. Лев даже вытянул руки вперёд, сложив ладони ковшиком, но увы - ни одна, даже самая крохотная, звёздочка туда не упала...
- Тебе пора, Лёва-джан... - За плечом Оболенского неслышно возник чёрный джинн с печальными глазами.
- Да, да... - рассеянно ответил Лев. - Слушай, Бабудай-Ага, а вот почему так бывает - ведь вроде все весело было, а сейчас... грустно. Даже больно...
- Мои долги уплачены. Я выполнил три желания, но мне нельзя оставлять тебя здесь.
- Почему? Здесь мой дом, мои друзья, моя родина...
- Нет, - Джинн виновато опустил голову, - ты не отсюда. Я не мог взять тебя насовсем, есть законы, которые непозволительно нарушать даже нам, джиннам.
- Так я что, не багдадец? - тупо выдохнул Лев. - Вот хренотень подберёзовая... Может, ты скажешь, что ещё и не мусульманин?!
- Бог един. Иди, тебя ждут.
- А... если... ну, ты понимаешь...
- Иди, - Бабудай-Ага легонько подтолкнул его в плечо. - Если понадобится, Багдадский вор вернётся снова. Я обещаю.
Оболенский кивнул, сдвинул тюбетейку на затылок и смело зашагал по пустой базарной площади навстречу судьбе. На мгновение из сарайчика Ахмеда высунулась раскрасневшаяся Джамиля. Следом за ней показался и Насреддин.
- Лёва-джан, не надо ничего воровать, всего полно! Пойдём, там сейчас Ирида танцевать будет! Лев обернулся и помахал им рукой.
- Лёвушка... - растерянно вскинула бровки девушка, но домулло потянул её внутрь:
- Не волнуйтесь, госпожа, он сейчас вернётся. Он всегда возвращается...
И только маленький лопоухий ослик, видевший всё своими глазами, тихо плакал в закутке, пока могучая фигура его любимого хозяина незаметно таяла в жасминовом аромате ночи...
P.S.
О Аллах, знающий самые сокровенные тайны наших сердец,
выведи меня из тьмы к Свету.
Пророк Мухаммед.
- Врачи говорили, что я удивительно легко отделался. Ну, ключи там и безделушки всякие пришлось по углам раскидать, думаю, их нашли. Меня сначала отпускать никак не хотели, вроде лежал себе человек почти месяц, а тут взял и за одну ночь встал живой-здоровенький! Пришлось давать расписку и буквально бежать, меня Маша едва ли не зубами из той клиники выгрызала...
Лев говорил что-то ещё, но я уже слушал его вполуха. Он заразил меня Багдадом, и до чего же не хотелось прерывать ставшую такой родной сказку... Что потом? Опять быт, работа, зарплата, мелкие проблемы, суета на пустом месте. Творчество, книги, бессонные ночи в Интернете и редкие прогулки. Неужели какой-то мелкий уголовник за несколько дней сумел оставить такой след в истории? А мы... а как же мы, честные, умные, правильные, пишущие серьезные книги и думающие о будущем страны?! Останется ли что-нибудь после нас... Лев прав, вся эта история начиналась очень весело, а заканчивается почему-то грустно.
- Ладно, я пойду. Поезд уже через час, а мне ещё надо зайти в камеру хранения.
- Ладно, Андрюшка, до встречи! Жду тебя в Москве, ничего не обещай, получится книжка. - с тебя автограф.
- И тебе счастливо. Часы верни.
- Какие часы?
- Мои часы, Лёва-джан!
- Ах, эти... - На секунду глаза моего друга совсем по-азиатски сощурились, он улыбнулся и вытащил из-за пазухи мой паспорт, авторучку, расчёску, серебряный крест на цепочке и золотисто-розовый билет в Астрахань. Часы на ремешке легли сверху. Долгую минуту я пристально глядел в безмятежные небесно-голубые очи моего друга, пытаясь отыскать там хотя бы капельку раскаяния или стыда. Увы... мне везло не более, чем другим.
Уже потом, в метро, я вспомнил, что Лев просил не указывать его настоящего имени (всё-таки теперь он солидный человек, работает в престижной фирме, и какие-то моменты могут оказаться не совсем этичными...). Мои губы разъехались, мстительно улыбаясь самым черным мыслям... Я представил, как Оболенский открывает первую страничку и...
Хвала Аллаху, воздающему по заслугам - каждому!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40