Прими из первых рук волю Аллаха и поставь вопрос на... на... на что? На голо-со-вание?!! Тьфу, шайтан тебя раздери, мой неприличный брат!.. Будь сдержанней в высказывании божественных откровений, это уж слишком откровенно...
Вот где-то на этом моменте мини-спектакль и закончился. Али поначалу ничего не понял, даже поаплодировал, слегка... Потом до него постепенно, не без помощи второго дервиша, стала доходить важность и своевременность полученной информации.
- Так вы, дети шакалов, хотите сказать, что моя невеста... не верна?! Да я своей рукой обрежу ваши...
- Мы лишь открываем правоверным то, что сокрыто завесой времени, безропотно поклонились оба, но говорил, естественно, один. - Для нас не важна награда или похвала, милость или наказание, хлеб или плеть. Аллах говорит нашими устами, и лишь перед ним мы несём ответ за свои грехи...
- Но... если вы... - Пальцы молодого господина сомкнулись на дорогом кривом кинжальчике, а в глазах сверкнула такая угроза, что дервиши невольно попятились. Затем первый толкнул второго, покорчил рожи, и тот послушно пояснил:
- Чего орать-то? Возьми да и проверь, японская мама!
- Что-о? - От удивления племянник Шехмета замер степным сусликом, а говорливый брат, убедившись, что правильно понял немого, продолжил уже спокойно и не торопясь:
- Не терзай свою душу сомнениями, ибо они дурно влияют на кровь, сгущая её в жилах. Небеса говорят, что сегодняшней же ночью твоя избранница откроет лицо всему Багдаду и не будет мужчины, не отвернувшегося от бесстыжей. Если же в наших словах есть хоть капля лжи - покарай нас своим самым большим ятаганом. Мы в твоей власти и не уйдём из города. Аллах да защитит души бедных дервишей!
Это был очень эффектный разворот темы. Теперь Али Каирский не мог даже пальцем тронуть "наглецов", не покрыв своё имя позором. Поскрипев зубами и поскрежетав кинжалом в ножнах, он принял единственно возможное в данной ситуации решение, абсолютно устраивающее всех:
- Я соберу моих людей и буду ждать вас сегодняшней ночью у ворот мошенницы Зейнаб. Если она или её мать, Далила-хитрица, строят за моей спиной плутни их смертный час близок! Если же вы ошиблись в толковании воли того, кто ошибаться не может, - вас погонят в ад палками мои рабы! Вы слышали волю Али Каирского...
- Слушаем и повинуемся. - Дервиши, кланяясь, попятились к дверям. - Мы остановимся у мечети Гуль-Муллы и там будем ждать суда молодого господина, да не оставит его Аллах своими милостями и благодеяниями!
... Толпа, ожидавшая за воротами, провожала бродяг почти два квартала, потом они проявили поразительную прыть и успешно скрылись в лабиринте перепутанных улочек. Где-то далеко на окраине города дервиши наконец-то смогли расслабиться.
- Уф... интересно, у высокородного Шехмета все племянники такие тугодумные или через одного?
- Тьфу на тебя, Лева-джан! Кто тебя учил такие неприличные вещи руками показывать?! Ты заставил мой язык говорить мерзости, о которых я и не подозревал!
- В следующий раз ты будешь изображать немого, - преспокойно откликнулся Оболенский. - Лучше скажи, куда мы двинемся теперь?
- Прямиком в пещеру голодного тигра, - образно ответил Ходжа, - это значит, во двор главы городской стражи.
- Ха, вот Шехмет-то обрадуется...
- Избави меня аллах от его радости!
- Да ладно тебе, не канючь... Пойдем купим пару гамбургеров по дороге.
- А разве у нас есть деньги? - Домулло даже не спросил, что такое "гамбургер".
- Денег нет, но есть вот это... - Лев вытянул из-за пазухи усыпанный каменьями кинжальчик Али Каирского в разукрашенных ножнах. Ходжа поцокал языком, повздыхал, потом махнул рукой, и они пошли к ближайшему ростовщику...
* * *
Вор берет, что может.
Власть - что хочет!
Уголовная этика.
... Мы тогда сидели у Оболенского на кухне. Время позднее. Маша с ребёнком давно спали, а он, разогретый даже не алкогольными парами, а яркими воспоминаниями, всё пытался мне объяснить:
- Я ведь не вор! Ну, не настоящий вор по природе! Это там, в Багдаде, всё так невнятно закрутилось... Но по сути, по натуре своей - мне чужого добра не надо, не этим живу. Просто в то время и в тех жизненных обстоятельствах это была единственная возможность хоть какого-то протеста! Нет, ну не Октябрьскую же революцию у них под минаретом устраивать?! Я ведь не против законной власти. Любому козлу ясно, что власть должна быть сильной, надёжной, пусть даже где-то в чём-то жёсткой (не жестокой, подчеркиваю!). Исполнение законов обязательно для всех, в этом реальная сила государства. И то, что верховная власть в лице эмира опирается на чиновничий аппарат судопроизводства и регулирующие порядок органы вроде шехметовской стражи, - это нормально! Анархия - мать погрома! Поверь мне на слово, я сам там такого насмотрелся... Короче, я был вором! Я - воровал, да... Но ради чего?! Ради борьбы с властью? Да любая власть от Бога, или от Аллаха, или от Кришны какого-нибудь, или "созданный волей народной единый, могучий...". Всё одна хренотень! Я боролся с коррупцией! А это есть самая страшная узурпация власти как таковой! Ты телевизор смотришь? Газеты читаешь? С людьми в поездах разговариваешь? Господи, ну что я тебе рассказываю - ты же сам знаешь, ничего у них там не переменилось! Посмотри на свободную Калмыкию... а на демократический Узбекистан?! Да у них законно избранные президенты прижизненно получают статус бога! И это в современном мире, а в тех дремучих временах... Ой, как я после возвращения писателей уважать перестал... ты не поверишь! "Тысяча и одна ночь" - это ж такая бессовестная лажа-а... Враньё и бред на каждом шагу! Нищих - ни одного (а тех, что есть, постоянно осыпают милостями), декхане богатые, эмиры мудрые, визири умные, воины храбрые, женшины - прекрасные, хоть застрелись... Болезней нет, мусора нет, помоев нет, социальных проблем тоже нет! А если где и мелькнёт особо босоногий бедняк, так в конце сказки страшно разбогатеет и женится на дочери падишаха... Не перебивай, я там жил! Это же не просто страшно, там порою с людьми обращаются как с последним быдлом... И до эмира не доорёшься, всё решают его приближённые, родственники, друзья, знакомые, соседи и так далее по нисходящей. Я - воровал, а что мне оставалось? Но самые страшные воры - это те, что довели народ до такого состояния, когда простые люди благословляли Аллаха за то, что он направил в их город Багдадского вора как кару небесную!
Мне действительно было трудно с ним спорить. Традиции романтического жанра стараются избегать чрезмерного соприкосновения с действительностью и, пожалуй, писатели вроде Гауфа и Жуковского изрядно приукрашивали реальный Восток. С другой стороны, что ж, всегда только об одной грязи и писать? Антисанитарии там по самые уши хватало, но... Ладно, в конце концов, осуждение или восхваление социального устройства Багдада лучше оставить Оболенскому. Он там был, мы - нет, значит, ему и карты в руки. Моя задача лишь как можно точнее и без наворотов дорассказать читателям эту историю, а уж кто и какие выводы из этого сделает... все претензии к моему другу, меня можно критиковать только за злонамеренное искажение его слов. А этого не было, Лёва щепетильно проверял...
Кинжал они сбагрили быстро. Оболенский "увёл" с чьего-то двора длиннющую чадру, и обряженный "бедной вдовой" Насреддин легко убедил ростовщика "купить фамильный кинжал давно и безвременно умершего мужа, правда, увы, без ножен"... Ушлый перекупщик поохал, поахал, повыражал сочувствие и... предложил четыре таньга. Ходжа едва не перешёл на личности, испытав страшное искушение зарезать барыгу тем же кинжалом, но овладел собой и выразил готовность сойтись на двадцати динарах (что, по совести, составляло примерно пятую часть стоимости предмета торга!). Ростовщик, естественно, завопил о грабеже средь бела дня. На шум спора вбежал высоченный дервиш с нахальными голубыми глазами и честно предупредил "вдову", чтоб она здесь "ваньку не валяла, а двигалась в темпе, ибо сделка безналоговая и не фиг выкорячиваться, Аллах не одобрит"... Короче, на продаже дамасского кинжала Али Каирского, с золотой рукоятью, украшенной чеканкой и самоцветами, друзья выручили ровненько двенадцать полновесных монет. Сумма скромная, но при любом раскладе - чистая прибыль, так как Лев попутно стащил у скупердля изящный кумганчик с розовым маслом, почти новые туфли и большой перстень с иранской бирюзой.
- Знаешь, мне начинает нравиться работать с тобой в паре. Оказывается, от воровства есть свой прок. Плов купим, люля-кебаб купим, шаверму тоже купим, сытые будем, как блохи на эмирской псарне!
- Не будем.
- Почему?
- Воровство - это грех и уголовно наказуемое деяние, - доступно пояснил Оболенский, засовывая все деньги поглубже за пазуху.
- Из чьих уст я это слышу? Воистину, "если ты в обществе друга - сердцем гляди в его сердце"! Ты испытываешь раскаяние, решил совершить паломничество в Мекку и стать муллой?!
- Угу, просто ужас как смешно...
- И я о том же! - остановил друга Насреддин, - Лёва-джан, какая муха тебя укусила?
- Ох, Ходжуня, если б я знал... Но ведь, наверное, дело не во мне. Ты вот можешь мне сейчас сказать ясно, честно и без балды - на фига тебе это?
- "Благородство и подлость, отвага и страх - все с рожденья заложено в наших телах. Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже - мы такие, какими нас создал Аллах!"
- M-м... хорошие стишки, кто автор?
- Твой дед, - меланхолично ответил домулло, привалившись спиной к глинобитному забору. Его узкие проницательные глаза на мгновение замерли двумя строгими щёлочками. - Не торопи меня, я сам всё понимаю, просто... Хочешь сказать, что ведь я мог давно уйти? С деньгами или без денег, взять осла, переодеться и с ближайшим караваном удрать из Багдада... Стран много, где-нибудь да нашёл бы себе пристанище, я ведь уже почти стал законопослушным мусульманином. Что-то сломалось у меня в груди, Лёвушка, оборвалось что-то... Когда свои же динары отдавал той женщине, у которой сыновей казнили, а она смотрела так... Ты вот слово говорил мудрое - "коррупция власти"! Я не знаю, что это... Но я не могу... не хочу, чтобы и впредь наши матери такими глазами смотрели! Я все тебе понятно объяснил, почтеннейший?
- Без базара, - так же ровно ответил Оболенский. Последний лёд в их отношениях был сломан.
- Тогда пошли?
- Пошли... слушай, а что ты молчишь всю дорогу, анекдот бы какой рассказал, что ли?
- Вах, какой анекдот? Коран не знает такого диковинного слова...
- Ха, да будет врать! Я сам читал, что Ходжа Насреддин - национальный герой народных сказаний и анекдотов.
- О пророк Мухаммед, да мало ли чего злые языки наговорят о бедном любителе проказ и шуток... Не верь, Лёва-джан, они все врут!
- Кто врёт?
- Ослятник с соседней улицы, которому я продал семена для выращивания ослов из уличной грязи... врёт! Мулла, что выкупил у меня музыкальный слух... врёт! Толстая жена мясника, от которой вечно пахло навозом, а теперь пахнет смесью благовонного мускуса и... навоза... тоже врёт! Стражник, купивший у меня чудодейственную мазь, отгоняющую комаров, но почему-то покрывающую все тело мелкими прыщами...
- И он врёт?! - едва не заходясь от хохота, подхватил Оболенский.
- Врёт! - серьёзно подтвердил Насреддин. - И нечего так ржать, я изо всех сил старался угодить людям... Аллах высоко, он всё видит и уж конечно воздаст по заслугам злодеям, гонявшимся за мной по всему Багдаду с палками и словами неудобоваримыми для целомудренного слуха правоверного...
* * *
Бесцензурная ложь
сестра отредактированной правды.
Главная заповедь журналиста.
Вторично прокатить ту же комедию и перед высокородным господином Шехметом не было никакой возможности - глава городской стражи ни в грош не ставил бесноватые предсказания уличных дервишей. Будучи по природе своей разбойником и негодяем, он тем не менее слыл человеком образованным, начитанным и обладающим несомненными организаторскими способностями. Чтобы вот так выбиться из среднего сословия, имея за плечами лишь железную волю... Да-да, на самом-то деле слухи о "высокородное" господина Шехмета распускались в первую очередь им самим. Принадлежа к известному роду кузнецов Шираза, молодой Шехмет рано ушёл из дому, прибился к караванщикам, потом бежал в банду "коршунов пустыни", а впоследствии, победив на конных скачках "байга", был отмечен эмиром, после чего и пошёл в гору. Так что к такому неординарному человеку требовался свой подход, и Ходжа Насреддин понимал это лучше всех. Собственно, поэтому он благоразумно и попридержал ножны от кинжала Али...
- О мой господин! Вас хотят видеть два соглядатая из казарм благородного Али Каирского, - доложил дежурный охранник.
- Пусть войдут. - Начальник городской стражи недолюбливал фискалов, доносчиков и осведомителей, хотя пользоваться их услугами не брезговал, ибо польза от них была очевидной.
Они вошли... О аллах, как они вошли, это надо было видеть! Соглядатаи шехметовского племянника протиснулись в узкие двери одновременно, плечом к плечу, и промаршировали к развалившемуся на оттоманке начальству отработанным строевым шагом, едва ли не до уровня груди поднимая ноги в узконосых туфлях без задников. Причём тон задавал высокий широкоплечий молодец, который, ко всему, был ещё и слепым - его глаза прикрывала грязная тряпочка. Щёки второго казались туго набитыми, как у хомяка, а глаза старательно косили во все стороны. (Лично я дома тайком пытался провернуть подобный трюк перед зеркалом - бесполезно! Глаза во все стороны не косят, а у домулло как-то получалось...) Говорил высокий, тот, что пониже, пока молчал.
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие! Шлём улыбки и цветы, чтоб сбылись ваши мечты, как говорится. Вот, прибыли с секретным донесением, прямиком от Алика.
- От кого?! - Грозный Шехмет оказался захваченным врасплох нестандартной цветистостью приветствия и даже чуточку покраснел. А широкоплечий дылда, широко улыбнувшись, ласково пояснил:
- Ну, от родственника вашего, младшенького, по материнской линии. С его высочайшего соизволения мы ихнюю юную светлость за глаза только Аликом величаем. Исключительно в целях конспирации и маскировки...
- И что же хотел донести до меня мой племянник Али, по прозванию Каирская ртуть?
- А вот это товарищ мой верный по службе сию минутку нам и поведает. Только вы, вашблагородие, не извольте прогневаться - у него в речи дефект. Да и сам... в целом... не то чтоб совсем дефективный, но... с претензиями. Он видит - я слушаю, он - говорит, я -перевожу, вот так и трудимся, ночей недосыпая, на благо партии и народа... Виноват! Оговорился! Какой, к иблису, народ, какая партия?! Мы тут исключительно за ради нашего драгоценного эмира, чтоб ему в раю не чихалось и гурии вниманием не обходили!
- Что ты говоришь, несчастный?! - Разом опавший с высокомерного лица господин Шехмет подпрыгнул так, что оттоманка перевернулась. - Неужели великий Селим ибн Гарун аль-Рашид умер?!!
- С чего бы? - недоумённо переглянулись дервиши. - Увы, такой офигительной радости он нам не доставил... Вы уж не перебивайте нас, ваше благородие, а то мы как есть собьемся. Друган мой и так через пень-колоду шпрехает, давайте уж лучше его послушаем... И молча!
Низенький косач (или косой низун?) пал ниц, потом встал на четвереньки и, не дожидаясь, пока глава городской стражи разберётся, что к чему, начал громко нести совершенно несуразную белиберду:
- Мыдерьга ходидерьга к Алидерьга, чтобьщерьга емудерьга мозгидерьга выправилерьга. Но гдедерыа в егодерьга башкедерьга мозгидерьга? Хранидерьга Аллахдерьга такойдерьга родствадерьга...
Честно говоря, на слух какой-то общий смысл улавливался, но зачем ломать себе голову, если рядом стоит слепой переводчик, который быстро и деловито внёс все необходимые объяснения:
- Имею честь доложить, господин штурмбаннфюрер, что ваш родственник имел короткое рандеву с двумя представителями альтернативной контрразведки, подчиняющимися непосредственно Верховной ставке. - Голос говорящего был неприятно сух и как-то чрезмерно официален, напоминая скорбные сводки времен Второй мировой войны. Шехмет, разумеется, её не застал, Лев Оболенский тоже, но он изо всех сил старался удержать то впечатление, которое они с Ходжой произвели на всесильное начальство. А потому оба лепили правду-матку, не давая грозному главе городской стражи даже рта раскрыть. Это был уже не моноспектакль, а полноценное действо, достаточно зрелищное и эстетствующе-аскетическое, вполне достойное как уровня игры актёров, так и ранга зрителя...
- Уж мыдерьга емудерьга талдыдерьга-талдыдерьга, а ондерьга, шайтандерьга, неверьдерьга! Упрямдерьга, как барандерьга... Ножомдерьга грозилдерьга!
- Ваш племянник повёл себя некорректно, хотя важность полученной информации и меняла весь ход стратегических размышлений, но пренебрегать выкладками специалистов из Генштаба - есть недопустимая оплошность!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Вот где-то на этом моменте мини-спектакль и закончился. Али поначалу ничего не понял, даже поаплодировал, слегка... Потом до него постепенно, не без помощи второго дервиша, стала доходить важность и своевременность полученной информации.
- Так вы, дети шакалов, хотите сказать, что моя невеста... не верна?! Да я своей рукой обрежу ваши...
- Мы лишь открываем правоверным то, что сокрыто завесой времени, безропотно поклонились оба, но говорил, естественно, один. - Для нас не важна награда или похвала, милость или наказание, хлеб или плеть. Аллах говорит нашими устами, и лишь перед ним мы несём ответ за свои грехи...
- Но... если вы... - Пальцы молодого господина сомкнулись на дорогом кривом кинжальчике, а в глазах сверкнула такая угроза, что дервиши невольно попятились. Затем первый толкнул второго, покорчил рожи, и тот послушно пояснил:
- Чего орать-то? Возьми да и проверь, японская мама!
- Что-о? - От удивления племянник Шехмета замер степным сусликом, а говорливый брат, убедившись, что правильно понял немого, продолжил уже спокойно и не торопясь:
- Не терзай свою душу сомнениями, ибо они дурно влияют на кровь, сгущая её в жилах. Небеса говорят, что сегодняшней же ночью твоя избранница откроет лицо всему Багдаду и не будет мужчины, не отвернувшегося от бесстыжей. Если же в наших словах есть хоть капля лжи - покарай нас своим самым большим ятаганом. Мы в твоей власти и не уйдём из города. Аллах да защитит души бедных дервишей!
Это был очень эффектный разворот темы. Теперь Али Каирский не мог даже пальцем тронуть "наглецов", не покрыв своё имя позором. Поскрипев зубами и поскрежетав кинжалом в ножнах, он принял единственно возможное в данной ситуации решение, абсолютно устраивающее всех:
- Я соберу моих людей и буду ждать вас сегодняшней ночью у ворот мошенницы Зейнаб. Если она или её мать, Далила-хитрица, строят за моей спиной плутни их смертный час близок! Если же вы ошиблись в толковании воли того, кто ошибаться не может, - вас погонят в ад палками мои рабы! Вы слышали волю Али Каирского...
- Слушаем и повинуемся. - Дервиши, кланяясь, попятились к дверям. - Мы остановимся у мечети Гуль-Муллы и там будем ждать суда молодого господина, да не оставит его Аллах своими милостями и благодеяниями!
... Толпа, ожидавшая за воротами, провожала бродяг почти два квартала, потом они проявили поразительную прыть и успешно скрылись в лабиринте перепутанных улочек. Где-то далеко на окраине города дервиши наконец-то смогли расслабиться.
- Уф... интересно, у высокородного Шехмета все племянники такие тугодумные или через одного?
- Тьфу на тебя, Лева-джан! Кто тебя учил такие неприличные вещи руками показывать?! Ты заставил мой язык говорить мерзости, о которых я и не подозревал!
- В следующий раз ты будешь изображать немого, - преспокойно откликнулся Оболенский. - Лучше скажи, куда мы двинемся теперь?
- Прямиком в пещеру голодного тигра, - образно ответил Ходжа, - это значит, во двор главы городской стражи.
- Ха, вот Шехмет-то обрадуется...
- Избави меня аллах от его радости!
- Да ладно тебе, не канючь... Пойдем купим пару гамбургеров по дороге.
- А разве у нас есть деньги? - Домулло даже не спросил, что такое "гамбургер".
- Денег нет, но есть вот это... - Лев вытянул из-за пазухи усыпанный каменьями кинжальчик Али Каирского в разукрашенных ножнах. Ходжа поцокал языком, повздыхал, потом махнул рукой, и они пошли к ближайшему ростовщику...
* * *
Вор берет, что может.
Власть - что хочет!
Уголовная этика.
... Мы тогда сидели у Оболенского на кухне. Время позднее. Маша с ребёнком давно спали, а он, разогретый даже не алкогольными парами, а яркими воспоминаниями, всё пытался мне объяснить:
- Я ведь не вор! Ну, не настоящий вор по природе! Это там, в Багдаде, всё так невнятно закрутилось... Но по сути, по натуре своей - мне чужого добра не надо, не этим живу. Просто в то время и в тех жизненных обстоятельствах это была единственная возможность хоть какого-то протеста! Нет, ну не Октябрьскую же революцию у них под минаретом устраивать?! Я ведь не против законной власти. Любому козлу ясно, что власть должна быть сильной, надёжной, пусть даже где-то в чём-то жёсткой (не жестокой, подчеркиваю!). Исполнение законов обязательно для всех, в этом реальная сила государства. И то, что верховная власть в лице эмира опирается на чиновничий аппарат судопроизводства и регулирующие порядок органы вроде шехметовской стражи, - это нормально! Анархия - мать погрома! Поверь мне на слово, я сам там такого насмотрелся... Короче, я был вором! Я - воровал, да... Но ради чего?! Ради борьбы с властью? Да любая власть от Бога, или от Аллаха, или от Кришны какого-нибудь, или "созданный волей народной единый, могучий...". Всё одна хренотень! Я боролся с коррупцией! А это есть самая страшная узурпация власти как таковой! Ты телевизор смотришь? Газеты читаешь? С людьми в поездах разговариваешь? Господи, ну что я тебе рассказываю - ты же сам знаешь, ничего у них там не переменилось! Посмотри на свободную Калмыкию... а на демократический Узбекистан?! Да у них законно избранные президенты прижизненно получают статус бога! И это в современном мире, а в тех дремучих временах... Ой, как я после возвращения писателей уважать перестал... ты не поверишь! "Тысяча и одна ночь" - это ж такая бессовестная лажа-а... Враньё и бред на каждом шагу! Нищих - ни одного (а тех, что есть, постоянно осыпают милостями), декхане богатые, эмиры мудрые, визири умные, воины храбрые, женшины - прекрасные, хоть застрелись... Болезней нет, мусора нет, помоев нет, социальных проблем тоже нет! А если где и мелькнёт особо босоногий бедняк, так в конце сказки страшно разбогатеет и женится на дочери падишаха... Не перебивай, я там жил! Это же не просто страшно, там порою с людьми обращаются как с последним быдлом... И до эмира не доорёшься, всё решают его приближённые, родственники, друзья, знакомые, соседи и так далее по нисходящей. Я - воровал, а что мне оставалось? Но самые страшные воры - это те, что довели народ до такого состояния, когда простые люди благословляли Аллаха за то, что он направил в их город Багдадского вора как кару небесную!
Мне действительно было трудно с ним спорить. Традиции романтического жанра стараются избегать чрезмерного соприкосновения с действительностью и, пожалуй, писатели вроде Гауфа и Жуковского изрядно приукрашивали реальный Восток. С другой стороны, что ж, всегда только об одной грязи и писать? Антисанитарии там по самые уши хватало, но... Ладно, в конце концов, осуждение или восхваление социального устройства Багдада лучше оставить Оболенскому. Он там был, мы - нет, значит, ему и карты в руки. Моя задача лишь как можно точнее и без наворотов дорассказать читателям эту историю, а уж кто и какие выводы из этого сделает... все претензии к моему другу, меня можно критиковать только за злонамеренное искажение его слов. А этого не было, Лёва щепетильно проверял...
Кинжал они сбагрили быстро. Оболенский "увёл" с чьего-то двора длиннющую чадру, и обряженный "бедной вдовой" Насреддин легко убедил ростовщика "купить фамильный кинжал давно и безвременно умершего мужа, правда, увы, без ножен"... Ушлый перекупщик поохал, поахал, повыражал сочувствие и... предложил четыре таньга. Ходжа едва не перешёл на личности, испытав страшное искушение зарезать барыгу тем же кинжалом, но овладел собой и выразил готовность сойтись на двадцати динарах (что, по совести, составляло примерно пятую часть стоимости предмета торга!). Ростовщик, естественно, завопил о грабеже средь бела дня. На шум спора вбежал высоченный дервиш с нахальными голубыми глазами и честно предупредил "вдову", чтоб она здесь "ваньку не валяла, а двигалась в темпе, ибо сделка безналоговая и не фиг выкорячиваться, Аллах не одобрит"... Короче, на продаже дамасского кинжала Али Каирского, с золотой рукоятью, украшенной чеканкой и самоцветами, друзья выручили ровненько двенадцать полновесных монет. Сумма скромная, но при любом раскладе - чистая прибыль, так как Лев попутно стащил у скупердля изящный кумганчик с розовым маслом, почти новые туфли и большой перстень с иранской бирюзой.
- Знаешь, мне начинает нравиться работать с тобой в паре. Оказывается, от воровства есть свой прок. Плов купим, люля-кебаб купим, шаверму тоже купим, сытые будем, как блохи на эмирской псарне!
- Не будем.
- Почему?
- Воровство - это грех и уголовно наказуемое деяние, - доступно пояснил Оболенский, засовывая все деньги поглубже за пазуху.
- Из чьих уст я это слышу? Воистину, "если ты в обществе друга - сердцем гляди в его сердце"! Ты испытываешь раскаяние, решил совершить паломничество в Мекку и стать муллой?!
- Угу, просто ужас как смешно...
- И я о том же! - остановил друга Насреддин, - Лёва-джан, какая муха тебя укусила?
- Ох, Ходжуня, если б я знал... Но ведь, наверное, дело не во мне. Ты вот можешь мне сейчас сказать ясно, честно и без балды - на фига тебе это?
- "Благородство и подлость, отвага и страх - все с рожденья заложено в наших телах. Мы до смерти не станем ни лучше, ни хуже - мы такие, какими нас создал Аллах!"
- M-м... хорошие стишки, кто автор?
- Твой дед, - меланхолично ответил домулло, привалившись спиной к глинобитному забору. Его узкие проницательные глаза на мгновение замерли двумя строгими щёлочками. - Не торопи меня, я сам всё понимаю, просто... Хочешь сказать, что ведь я мог давно уйти? С деньгами или без денег, взять осла, переодеться и с ближайшим караваном удрать из Багдада... Стран много, где-нибудь да нашёл бы себе пристанище, я ведь уже почти стал законопослушным мусульманином. Что-то сломалось у меня в груди, Лёвушка, оборвалось что-то... Когда свои же динары отдавал той женщине, у которой сыновей казнили, а она смотрела так... Ты вот слово говорил мудрое - "коррупция власти"! Я не знаю, что это... Но я не могу... не хочу, чтобы и впредь наши матери такими глазами смотрели! Я все тебе понятно объяснил, почтеннейший?
- Без базара, - так же ровно ответил Оболенский. Последний лёд в их отношениях был сломан.
- Тогда пошли?
- Пошли... слушай, а что ты молчишь всю дорогу, анекдот бы какой рассказал, что ли?
- Вах, какой анекдот? Коран не знает такого диковинного слова...
- Ха, да будет врать! Я сам читал, что Ходжа Насреддин - национальный герой народных сказаний и анекдотов.
- О пророк Мухаммед, да мало ли чего злые языки наговорят о бедном любителе проказ и шуток... Не верь, Лёва-джан, они все врут!
- Кто врёт?
- Ослятник с соседней улицы, которому я продал семена для выращивания ослов из уличной грязи... врёт! Мулла, что выкупил у меня музыкальный слух... врёт! Толстая жена мясника, от которой вечно пахло навозом, а теперь пахнет смесью благовонного мускуса и... навоза... тоже врёт! Стражник, купивший у меня чудодейственную мазь, отгоняющую комаров, но почему-то покрывающую все тело мелкими прыщами...
- И он врёт?! - едва не заходясь от хохота, подхватил Оболенский.
- Врёт! - серьёзно подтвердил Насреддин. - И нечего так ржать, я изо всех сил старался угодить людям... Аллах высоко, он всё видит и уж конечно воздаст по заслугам злодеям, гонявшимся за мной по всему Багдаду с палками и словами неудобоваримыми для целомудренного слуха правоверного...
* * *
Бесцензурная ложь
сестра отредактированной правды.
Главная заповедь журналиста.
Вторично прокатить ту же комедию и перед высокородным господином Шехметом не было никакой возможности - глава городской стражи ни в грош не ставил бесноватые предсказания уличных дервишей. Будучи по природе своей разбойником и негодяем, он тем не менее слыл человеком образованным, начитанным и обладающим несомненными организаторскими способностями. Чтобы вот так выбиться из среднего сословия, имея за плечами лишь железную волю... Да-да, на самом-то деле слухи о "высокородное" господина Шехмета распускались в первую очередь им самим. Принадлежа к известному роду кузнецов Шираза, молодой Шехмет рано ушёл из дому, прибился к караванщикам, потом бежал в банду "коршунов пустыни", а впоследствии, победив на конных скачках "байга", был отмечен эмиром, после чего и пошёл в гору. Так что к такому неординарному человеку требовался свой подход, и Ходжа Насреддин понимал это лучше всех. Собственно, поэтому он благоразумно и попридержал ножны от кинжала Али...
- О мой господин! Вас хотят видеть два соглядатая из казарм благородного Али Каирского, - доложил дежурный охранник.
- Пусть войдут. - Начальник городской стражи недолюбливал фискалов, доносчиков и осведомителей, хотя пользоваться их услугами не брезговал, ибо польза от них была очевидной.
Они вошли... О аллах, как они вошли, это надо было видеть! Соглядатаи шехметовского племянника протиснулись в узкие двери одновременно, плечом к плечу, и промаршировали к развалившемуся на оттоманке начальству отработанным строевым шагом, едва ли не до уровня груди поднимая ноги в узконосых туфлях без задников. Причём тон задавал высокий широкоплечий молодец, который, ко всему, был ещё и слепым - его глаза прикрывала грязная тряпочка. Щёки второго казались туго набитыми, как у хомяка, а глаза старательно косили во все стороны. (Лично я дома тайком пытался провернуть подобный трюк перед зеркалом - бесполезно! Глаза во все стороны не косят, а у домулло как-то получалось...) Говорил высокий, тот, что пониже, пока молчал.
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие! Шлём улыбки и цветы, чтоб сбылись ваши мечты, как говорится. Вот, прибыли с секретным донесением, прямиком от Алика.
- От кого?! - Грозный Шехмет оказался захваченным врасплох нестандартной цветистостью приветствия и даже чуточку покраснел. А широкоплечий дылда, широко улыбнувшись, ласково пояснил:
- Ну, от родственника вашего, младшенького, по материнской линии. С его высочайшего соизволения мы ихнюю юную светлость за глаза только Аликом величаем. Исключительно в целях конспирации и маскировки...
- И что же хотел донести до меня мой племянник Али, по прозванию Каирская ртуть?
- А вот это товарищ мой верный по службе сию минутку нам и поведает. Только вы, вашблагородие, не извольте прогневаться - у него в речи дефект. Да и сам... в целом... не то чтоб совсем дефективный, но... с претензиями. Он видит - я слушаю, он - говорит, я -перевожу, вот так и трудимся, ночей недосыпая, на благо партии и народа... Виноват! Оговорился! Какой, к иблису, народ, какая партия?! Мы тут исключительно за ради нашего драгоценного эмира, чтоб ему в раю не чихалось и гурии вниманием не обходили!
- Что ты говоришь, несчастный?! - Разом опавший с высокомерного лица господин Шехмет подпрыгнул так, что оттоманка перевернулась. - Неужели великий Селим ибн Гарун аль-Рашид умер?!!
- С чего бы? - недоумённо переглянулись дервиши. - Увы, такой офигительной радости он нам не доставил... Вы уж не перебивайте нас, ваше благородие, а то мы как есть собьемся. Друган мой и так через пень-колоду шпрехает, давайте уж лучше его послушаем... И молча!
Низенький косач (или косой низун?) пал ниц, потом встал на четвереньки и, не дожидаясь, пока глава городской стражи разберётся, что к чему, начал громко нести совершенно несуразную белиберду:
- Мыдерьга ходидерьга к Алидерьга, чтобьщерьга емудерьга мозгидерьга выправилерьга. Но гдедерыа в егодерьга башкедерьга мозгидерьга? Хранидерьга Аллахдерьга такойдерьга родствадерьга...
Честно говоря, на слух какой-то общий смысл улавливался, но зачем ломать себе голову, если рядом стоит слепой переводчик, который быстро и деловито внёс все необходимые объяснения:
- Имею честь доложить, господин штурмбаннфюрер, что ваш родственник имел короткое рандеву с двумя представителями альтернативной контрразведки, подчиняющимися непосредственно Верховной ставке. - Голос говорящего был неприятно сух и как-то чрезмерно официален, напоминая скорбные сводки времен Второй мировой войны. Шехмет, разумеется, её не застал, Лев Оболенский тоже, но он изо всех сил старался удержать то впечатление, которое они с Ходжой произвели на всесильное начальство. А потому оба лепили правду-матку, не давая грозному главе городской стражи даже рта раскрыть. Это был уже не моноспектакль, а полноценное действо, достаточно зрелищное и эстетствующе-аскетическое, вполне достойное как уровня игры актёров, так и ранга зрителя...
- Уж мыдерьга емудерьга талдыдерьга-талдыдерьга, а ондерьга, шайтандерьга, неверьдерьга! Упрямдерьга, как барандерьга... Ножомдерьга грозилдерьга!
- Ваш племянник повёл себя некорректно, хотя важность полученной информации и меняла весь ход стратегических размышлений, но пренебрегать выкладками специалистов из Генштаба - есть недопустимая оплошность!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40