Кадаш был шестидесятилетним мужчиной с густыми седыми волосами, большим носом с фиолетовыми прожилками, низким лбом и выступающими скулами; он часто вытирал слезящиеся глаза. Пазаира удивили его красные руки – по всей видимости, лекарь страдал плохим кровообращением.
Кадаш взглянул на него подозрительно.
– Так это вы новый судья?
– К вашим услугам. Приятно видеть крестьян, радующихся тому, что хозяин имения благороден душой и крепко держит жезл правления.
– Вы далеко пойдете, молодой человек, если будете уважать сильных.
Зубной лекарь говорил с трудом, зато одет был великолепно. Дорогой передник, нагрудник из меха леопарда, широкое ожерелье в семь рядов голубого, белого и красного жемчуга, браслеты на запястьях – все придавало ему величия.
– Сядем, – пригласил он.
Он сел в свое кресло из крашеного дерева, Пазаир устроился на сиденье кубической формы. Перед ним и перед писцом поставили низкие столики для письменных принадлежностей.
– Согласно вашему заявлению, – напомнил судья, – вам принадлежит сто двадцать одна голова крупного скота, семьдесят овец, шестьсот коз и столько же свиней.
– Точно. По последней переписи два месяца назад одного быка не хватало! А животные у меня исключительно ценные, наименее тучного из моих быков можно обменять на льняную тунику и десять мешков овса. Я хочу, чтобы вы нашли и наказали вора.
– А вы проводили собственное расследование?
– Это не мое дело.
Судья обратился к писцу, сидящему на циновке:
– Что вы записали в своих реестрах?
– Количество предъявленных мне голов.
– Кого вы допросили?
– Никого. Мое дело записывать, а не вопросы задавать.
Пазаир понял, что больше от него ничего не добьется; в раздражении он вытащил из своей корзины пластинку из смоковницы, покрытую тонким слоем гипса, заостренную тростниковую кисточку длиной двадцать пять сантиметров и чашечку для воды, в которой он развел чернила. Когда все было готово, Кадаш дал знак главному погонщику начинать прогон скота.
Хлопнув по шее огромного головного быка, тот запустил процессию. Бык медленно подался вперед, а за ним тронулись его грузные, невозмутимые собратья.
– Не правда ли они великолепны?
– Похвалите ваших скотоводов, – посоветовал Пазаир.
– Вор, наверное, хетт или нубиец, – предположил Кадаш. – В Мемфисе слишком много иноземцев.
– А ваше имя разве не ливийского происхождения?
Зубной лекарь не стал скрывать недовольства.
– Я живу в Египте давно и принадлежу к избранному обществу – разве богатство моего имения не лучшее тому доказательство? Я лечил самых влиятельных придворных, помните об этом и знайте свое место.
Рядом с животными шли слуги. Они тащили фрукты, пучки лука-порея, корзины с латуком и сосуды с благовониями. По-видимому, это была не просто проверка учета; Кадаш хотел ослепить нового судью, продемонстрировав, насколько он богат.
Смельчак проскользнул под сиденье хозяина и смотрел на проходивших мимо животных.
– А вы из какой провинции? – поинтересовался зубной врач.
– Следствие здесь веду я.
Перед помостом шли два запряженных быка. Тот, что постарше, улегся на землю и отказывался идти дальше. «Прекрати прикидываться мертвым», – заорал погонщик. Виновник с опаской взглянул на него, но не двинулся с места.
– Ударь его, – приказал Кадаш.
– Постой, – вмешался Пазаир, спускаясь с помоста.
Судья погладил быка, дружески похлопал по могучей шее и с помощью погонщика попытался поставить его на ноги. Убедившись, что ему ничего не грозит, тот повиновался. Пазаир сел на место.
– Вы очень чувствительны, – съязвил Кадаш.
– Ненавижу насилие.
– Но ведь оно иногда необходимо. Египту приходилось сражаться с захватчиками: люди отдали жизнь за наше нынешнее благополучие. Вы же не станете их осуждать?
Пазаир сосредоточился на прогоне скота, писец считал. При подведении итогов оказалось, что быков на одного меньше, чем значилось в заявлении владельца.
– Это недопустимо! – взревел Кадаш, его лицо налилось багрянцем. – Меня обкрадывают в собственном доме, и никто не хочет выдавать виновного!
– Ваши животные наверняка помечены.
– Разумеется!
– Вызовите людей, которые их метили.
Их было пятнадцать человек; судья допросил каждого по очереди, не дав им возможности поговорить друг с другом.
– Нашел я вашего вора, – объявил он Кадашу.
– Его имя?
– Кани.
– Я требую немедленного суда.
Пазаир согласился. В качестве присяжных он выбрал одного погонщика быков, пастушку, писца, ведавшего учетом скота, и одного из стражников имения.
Кани, и не думавший скрываться, добровольно предстал перед помостом и выдержал гневный взгляд Кадаша. Это был грузный коренастый мужчина с темной кожей, собранной в глубокие складки.
– Признаете ли вы свою вину? – спросил судья.
– Нет.
Кадаш ударил тростью по земле.
– Разбойник, еще и наглец! Пусть его накажут немедленно!
– Помолчите, – приказал судья. – Если вы будете мешать, я прерву заседание.
Лекарь раздраженно отвернулся.
– Вы клеймили быка из стада Кадаша? – спросил Пазаир.
– Да, – ответил Кани.
– Животное исчезло.
– Он убежал от меня. Вы найдете его на соседнем поле.
– Откуда такая небрежность?
– Я не погонщик быков, я садовник. Настоящая моя работа состоит в поливке небольших участков земли; целыми днями я таскаю на плечах коромысло и выливаю на растения содержимое тяжелых кувшинов. Вечером я тоже не знаю отдыха – мне надо поливать самые прихотливые растения, приводить в порядок оросительные канавы, укреплять насыпи. Если вам нужны доказательства, посмотрите на мой затылок – на нем следы двух абсцессов. Это болезнь садовника, а не погонщика быков.
– Почему вы сменили работу?
– Потому что я попался на глаза управляющему Кадаша, когда приносил овощи. Меня заставили заниматься быками и забросить сад.
Пазаир вызвал свидетелей. Была установлена правдивость показаний Кани, и суд оправдал его. В качестве возмещения по распоряжению судьи беглый бык переходил в его собственность, кроме того, Кадаш должен был выдать ему солидное количество продовольствия за потерянные рабочие дни.
Садовник поклонился судье, в его глазах Пазаир прочел глубокую благодарность.
– Принуждение крестьянина к смене вида деятельности – серьезное правонарушение, – напомнил он хозяину имения.
Кровь прилила к лицу зубного лекаря.
– Я не виноват! Я ничего не знал – пусть мой управляющий получит по заслугам.
– Вы знаете характер наказания: пятьдесят палочных ударов, лишение должности и возвращение к статусу простого крестьянина.
– Закон есть закон.
Управляющий предстал перед судом и не стал ничего отрицать; он был осужден, а приговор незамедлительно приведен в исполнение.
Когда судья Пазаир уходил из имения, Кадаш не вышел попрощаться с ним.

5

Смельчак спал у ног хозяина и видел во сне чудесный пир, а Северный Ветер, отведав свежего корма, стоял на страже у дверей конторы, где Пазаир с самой зари разбирал текущие дела. Его не удручало обилие сложностей, наоборот, он был полон решимости наверстать упущенное время, ничего не оставив без внимания.
Секретарь Ярти пришел ближе к полудню, с перекошенным лицом.
– У вас подавленный вид, – заметил Пазаир.
– Опять ссора. Моя жена невыносима; я на ней женился, чтобы она меня вкусно кормила, а она отказывается готовить! Так существовать невозможно.
– Подумываете о разводе?
– Нет, из-за дочери; я хочу, чтобы она стала танцовщицей. У жены другие планы, которые меня не устраивают. И никто из нас не собирается уступать.
– Боюсь, положение безвыходное.
– По-моему, тоже. Как ваше расследование у Кадаша? Все нормально?
– Я как раз дописываю отчет: бык найден, садовник оправдан, управляющий осужден. По-моему, лекарь тоже замешан, но этого я не могу доказать.
– Не трогайте его – у него связи.
– Обеспеченные клиенты?
– Он лечил самые достославные рты; злые языки поговаривают, что его рука не столь тверда, как прежде, и что лучше к нему не ходить, если хочешь иметь здоровые зубы.
Смельчак зарычал, хозяин успокоил его лаской. Такое поведение пса означало умеренную недоброжелательность. Он с первого взгляда невзлюбил судейского секретаря.
Пазаир наложил свою печать на папирус, где были перечислены его выводы по делу об украденном быке. Ярти любовался тонким и ровным почерком судьи; он выводил иероглифы без малейшего колебания, твердо и решительно облекая свою мысль в замысловатые знаки.
– Надеюсь, вы не стали выдвигать обвинение против Кадаша?
– Конечно, стал.
– Это опасно.
– Чего вы опасаетесь?
– Н-не знаю.
– Изъясняйтесь точнее, Ярти.
– Правосудие – дело сложное…
– Я так не считаю: по одну сторону – истина, по другую – ложь. Стоит хоть на пядь уступить последней – и правосудия больше нет.
– Вы так говорите, потому что молоды; с опытом ваши суждения станут не столь резкими.
– Надеюсь, что нет. В селении многие приводили ваш аргумент; мне кажется, он несостоятелен.
– Вы не хотите считаться с иерархией?
– А что, Кадаш превыше закона?
Ярти вздохнул.
– Вы производите впечатление человека умного и смелого, судья Пазаир; не делайте вид, что вы не понимаете.
– Если иерархия несправедлива, страна идет к своей погибели.
– Она раздавит вас, как и всех остальных; довольствуйтесь решением тех проблем, что вам поручены, и предоставьте щекотливые дела вышестоящим. Ваш предшественник был благоразумным человеком и умел избегать ловушек. Вас повысили, так не портите себе карьеру.
– Я получил это назначение благодаря своим методам; с чего бы мне их менять?
– Используйте свой шанс, не нарушая установленного порядка.
– Я не знаю другого порядка, кроме Закона.
Отчаявшись, секретарь ударил себя в грудь.
– Вы на пути к пропасти! Учтите, я вас предупреждал.
– Завтра вы отнесете мой отчет в администрацию провинции.
– Как вам будет угодно.
– Меня вот что интересует: я нисколько не сомневаюсь в вашем усердии, но неужели вы один – это весь мой персонал?
Ярти как будто засмущался.
– В некотором роде да.
– Что значат эти недомолвки?
– Есть еще некто по имени Кем…
– Его должность?
– Пристав. Его дело – производить аресты, о которых вы распорядитесь.
– Должность, на мой взгляд, немаловажная!
– Ваш предшественник никого не арестовывал; если он подозревал преступника, дело передавалось в инстанции, вооруженные получше. А поскольку в конторе Кему скучно, он патрулирует.
– А буду ли я иметь честь познакомиться с ним?
– Он заходит иногда. Не надо с ним свысока: у него отвратительный характер. Я его боюсь. Если захотите сделать ему замечание, на меня не рассчитывайте.
«Навести порядок в собственной конторе и то будет нелегко», – подумал Пазаир, заметив тем временем, что папирус кончается.
– Где вы его покупаете?
– У Бел-Трана, лучшего изготовителя папирусов в Мемфисе. У него высокие цены, но материал отменного качества и прочности. Я вам его рекомендую.
– Разрешите одно сомнение, Ярти: эта рекомендация бескорыстна?
– Да как вы могли такое подумать?
– Ладно, я ошибся.
Пазаир просмотрел последние жалобы – ничего особенно важного или срочного. Он перешел к спискам чиновников, которых должен был контролировать, и к назначениям, поданным ему на утверждение, – обычная административная работа, требующая только его печати.
Ярти сел, положив под себя согнутую левую ногу и выставив вперед правую; держа наготове палетку и засунув калам Калам – тростник с заостренным концом, использовавшийся для письма.

за левое ухо, он чистил кисточки и наблюдал за Пазаиром.
– Вы давно работаете?
– С рассвета.
– Рановато.
– Сельская привычка.
– Привычка… ежедневная?
– Учитель говорил мне, что один день небрежения – катастрофа. Познавать можно только сердцем, при условии, что уши открыты, а разум покорен. Чтобы этого достичь, нет ничего лучше добрых привычек. В противном случае дремлющая в нас обезьяна пускается в пляс и бог покидает свое святилище.
Секретарь явно помрачнел:
– Не слишком приятное существование.
– Мы – служители правосудия.
– Кстати, мой рабочий день…
– Восемь часов, два выходных на шесть рабочих дней и два-три месяца отпуска во время различных праздников… Обычный режим работы египтян.

Договорились?
Секретарь кивнул. И без напоминаний судьи ему стало ясно, что над пунктуальностью придется немного поработать.
Одно короткое дело заинтересовало Пазаира. Начальник стражи, охранявшей сфинкса в Гизе, был переведен в док. Резкий поворот в карьере: очевидно, этот человек совершил серьезный проступок. Однако вопреки обыкновению вина указана не была. И при этом старший судья провинции наложил свою печать; дело было только за печатью Пазаира, поскольку солдат жил в его округе. Простая формальность, которую следовало выполнить, не раздумывая.
– Наверное, многие жаждут получить пост начальника стражи сфинкса?
– В претендентах нет недостатка, – согласился секретарь, – однако на сегодняшний день у них шансов немного.
– Почему?
– На этом посту бывалый солдат с замечательным послужным списком и к тому же человек смелый. Он ревностно охраняет сфинкса, при том что старый каменный лев выглядит достаточно впечатляюще, чтобы самому себя защитить. Кому придет в голову причинить ему вред?
– То есть почетный пост?
– Совершенно верно. Начальник стражи набрал других ветеранов, чтобы обеспечить им небольшое содержание; впятером они ведут наблюдение по ночам.
– А вам известно о его переводе?
– Переводе… Вы шутите?
– Вот официальный документ.
– Поразительно. Что он натворил?
– Вы рассуждаете так же, как я. Об этом ничего не сказано.
– Не берите в голову; это, наверное, решение военного командования, логику которого нам не постичь.
Северный Ветер издал характерный крик: осел предупреждал об опасности. Пазаир вышел и оказался перед огромным павианом, которого хозяин держал на поводке. Эта обезьяна со свирепым взглядом, большой головой и лохматым туловищем недаром слыла кровожадным зверем. От ее ударов и зубов нередко гибли крупные хищники, и даже львам случалось обращаться в бегство при виде стаи разъяренных павианов.
Хозяин, играющий бицепсами нубиец, производил не менее сильное впечатление.
– Надеюсь, вы крепко его держите.
– Дозорный павиан Весьма впечатляющий дозорный павиан, хватающий вора, изображен на одном из рельефов гробницы Тепеманха, хранящемся в Каирском музее.

к вашим услугам, судья Пазаир, равно как и я сам.
– Вы – Кем.
Нубиец кивнул.
– О вас поговаривают в округе; похоже, для судьи вы слишком много суетитесь.
– Мне не нравится ваш тон.
– Придется привыкать.
– Ни в коей мере. Либо вы будете вести себя почтительно, как подобает подчиненному, либо подадите в отставку.
Двое мужчин долго вызывающе смотрели друг на друга, собака судьи и павиан пристава делали то же самое.
– Ваш предшественник предоставлял мне свободу действий.
– Теперь так не будет.
– Вы ошибаетесь; когда я иду по улице со своим павианом, у людей пропадает охота воровать.
– Посмотрим ваш послужной список?
– Сразу предупреждаю: прошлое у меня темное. Я состоял в отряде лучников, на который была возложена охрана одной из крепостей Великого Юга. Я поступил на службу из любви к Египту, как многие молодые люди моего племени. Долгие годы я был счастлив, но однажды, сам того не желая, я обнаружил махинации с золотом среди войскового начальства. Вышестоящие чины не стали меня слушать; в драке я убил одного из воров, моего непосредственного начальника. Меня судили и приговорили к отрезанию носа. Сейчас у меня нос из крашеного дерева. Я больше не боюсь ударов. Судьи, однако, признали мою правоту; поэтому мне и доверили должность пристава. Если хотите проверить, мое дело хранится в архивах военного ведомства.
– Ну, значит, пошли туда.
Кем не ожидал такой реакции. Осел с секретарем остались присматривать за конторой, а судья с приставом в сопровождении павиана и пса, продолжавших приглядываться друг к другу, направились к административному центру армии.
– Как давно вы живете в Мемфисе?
– Год, – ответил Кем. – Я скучаю по Югу.
– Знаете ли вы старшего стражника из охраны сфинкса в Гизе?
– Видел два-три раза.
– Он внушает вам доверие?
– Это известный ветеран, слава о нем добралась даже до моей крепости. Столь почетный пост не доверяют кому попало.
– А он сопряжен с опасностями?
– Да нет, конечно! Кто нападет на сфинкса? Это почетный караул, и стражники должны в основном следить за тем, чтобы монумент не заносило песком.
Прохожие расступались перед процессией; каждый знал, как скор на расправу павиан, способный вонзить зубы в ногу вора или свернуть ему шею, до того как успеет вмешаться хозяин. Когда Кем со своей обезьяной обходил улицы, злые умыслы рассеивались сами собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34