Результат, конечно, не очень и не сразу - хорошее долго прививается. Зато- навсегда...
- Ты к теме поближе, - напомнил генерал.
- После этого я второй десант бросил. Из резерва главного командования - своих боевых хлопцев. Полковник выстроил на плацу всю часть, вызвали в центр внимания самых злостных и злобных дедов и перед строем так их отметелили с назиданием, что дедовщины той как и не было. А после я, конечно, еще и речь сказал...
- Это ты любишь, знаю.
- Ну а главный довод такой: повадился у него один офицерик боевикам оружие торговать. Я его выявил, поучил малость и подучил, в порядке искупления вины, подсунуть бандитам приманку. Ну бандюки, значит, соблазнились - решили силой оружие забрать, оно и выгоднее. Там место удобное - склады у самого забора, забор тот - сапогом свалить можно, а за ним овражек. Я все это полковнику обрисовал, дату назначил. Хорошо их встретили, ты слышал, в овражке зажали - кого не уложили, того взяли. Ну и мне навар - последние силы у ближнего врага изъял, без затрат.
- Плохо ты кончишь, Сергеев, - грустно сказал Светлов.- На два фронта нельзя воевать. У тебя тыла нет.
- Вот мой тыл, - я кивнул за окно. - Ты не представляешь, как изменились люди. Как отозвались.
- Романтики, - еще грустнее начал генерал, тыча меня в грудь пальцем, - они, знаешь, Леша... Боюсь за тебя. Какая нужна помощь?
- Ты, мой генерал, понял, зачем я кашу заварил? Вот и постарайся, вернувшись в Москву, обеспечить широкое прохождение информации о наших подвигах, по всей стране. Я, конечно, сам кое-что в этом плане делаю, но возможности у меня ограниченные.
- Романтизм - заразная болезнь, - улыбнулся генерал.
- А то! Я только за эту неделю четыре делегации принял (расскажи да расскажи, как криминальную гидру давить), конференцию провел, где щедро поделился своим опытом и, кстати, много полезного и для себя узнал.
- И критика была? - Генерал с удовольствием пожевал копченой колбаски. - Ты вот, говорят, всех умышленных убийц пострелял. Зачем?
- А чтоб их не было, - просто ответил я. - Овидия помнишь?
- Это из Главка...
- Можно сказать и так. Он один раз сказал, правда очень давно, но очень правильно: "Нет справедливей закона, чтобы всегда душегуб сам погибал от меча".
- Это он в горячке, в сильном душевном волнении...
- А я и рецидивистов убежденных на пожизненное определил. И правильно сделал. Этот контингент - постоянная опасность для общества. Ну общество хрен с ним, нынешнее общество не жалко, я о людях забочусь.
- Больше некому.
- Выходит так... Нет, действительно, вышел он на свободу, жди, пока совершит преступление, потом его лови, потом доказывай, потом суди. А чего столько хлопотать? Если у него патология такая, если врожденная склонность - пусть сидит. И жертв преступления нет, и хлопот никаких... Но за это, кстати, не критиковали. В основном за влияние на судебное разбирательство.
- И правильно. Суд должен быть беспристрастен.
- Хрена вот! - Я совсем забыл, что на больное место наступил не хилый прохожий, а дородный генерал. - Суд не может быть беспристрастен. С лица Фемиды надо сбросить повязку - пусть смотрит во все глаза: кто заслуживает защиты, а кто не заслуживает снисхождения. - Понесло Серого. - Я вообще здесь, у себя, смягчающие обстоятельства по многим статьям запретил применять, всякие там ссылки на суровое детство. У меня ведь тоже в малые годы велосипеда не было, а я до сих пор ни одного старика не избил, ни одной девицы не изнасиловал, ни одного мальца не растлил. А ты, мой генерал? То-то. Ну в самом деле, умышленно лишил человека жизни, столько горя принес его близким. А тут начинается: хороший семьянин, обладатель почетных грамот, собачек любит. Что ж, по-вашему, хороший семьянин и любитель собачек имеет право на меньший срок, да? Ну ладно, пусть суд, приговаривая убийцу к смертной казни, так уж и быть, скажет: да, он убийца, он мерзавец, он не заслуживает снисхождения, но мы не можем не отметить, что осужденный имел не только дурные наклонности, но и некоторые положительные черты: он неплохо играл в карты, он один раз починил соседу балалайку, которую разбил об его голову, он заменил замок в дверях соседки, который выбил, взламывая ее дверь с целью изнасилования и т.д. И мы не можем не отдать должное этим благородным поступкам, отправляя человека на эшафот.
- Чушь! - смеялся генерал. - Но что-то в этом есть.
- А вот противоположный случай. Вот дело, у меня на столе. Молодой человек, студент гуманитарного вуза, зверски избил... собственного дядю, старика, пенсионера, к которому приехал погостить на каникулы. Как рассудить, генерал?
- Мерзавец. Справился... - поторопился Светлов.
- Сейчас я сниму повязку с ваших глаз, мой генерал. Парню я вынесу порицание за то, что он не сделал этого раньше, а дядю, когда его выпишут из больницы, привлеку к ответственности.
- Ну-ну, - завял генерал. А я взял со стола папку.
- Парень - молодожен. Приехал с молодой женой навестить старика-дядьку. А дядька - без тормозов, ранее судимый. И начал он, вроде по-дружески, по-стариковски, советовать племяннику, как ему лучше исполнять свои супружеские обязаннос ти в медовый месяц. Сначала - в шутку. Парень не поставил его на место: неудобно, единственный родственник, старик. А старик, не встречая отпора, совсем оборзел. - Я нашел нужную страницу. - От советов перешел к предложениям. Цитирую: "Утром на кухне. Ну, племяш, сколько раз ее за ночь пропахал? Эх, ты! Дай-ка мне ее на ночку, уж я ее погоняю, а ты поучишься". Парень мягкий, интеллигентный: "Дядь Коль, да ладно тебе, ну что ты, в самом деле, нехорошо так говорить". Цитирую дальше: "Вечером на кухне. Молодожены готовят ужин. Входит дядька, вворачивает в патрон другую лампу, помощнее: "Это чтоб ты, племяш, лучше видел, как я ее драть буду. На столе". И такое извращенное, изощренное издевательство в течение недели. Молодожены взяли билеты, пришли за вещами. Дядька вышел за ними в прихожую. Цитирую: "Эх, напоследок", - с этими словами гр. Носков схватил гр.Новикову за руки, вывернул их назад, прижал свой пах к ее ягодицам и стал имитировать половой акт, приговаривая: "Вот так! Вот так!"
- Мерзавец! - не выдержал генерал.
- Кто? - спросил я.
- Ты, - сказал он. - Провокатор.
- То-то! Беспристрастный суд - это машина для бритья. Которая срезает вместе со щетиной нос и уши.
- Ладно, друг мой, - генерал встал. - Не знаю пока, чем смогу тебе помочь. Во всяком случае все, что узнаю о намечаемых против тебя репрессиях, немедленно сообщу. Будь осторожен, Леша. - Он положил тяжелую генеральскую длань на мое плечо. И вдруг высказался: - Я горжусь нашей дружбой. - Но он не был бы генералом: - И нашей враждой тоже.
Комиссия из Центра убралась, не попрощавшись. И меня с собой не забрала. Это было похоже на бегство.
Лесной терем
Наконец-то долгожданная весточка от Надежды.
Я вызвал профессора.
- Вас не забрали? - удивился он. - Надо же!
Я погрозил ему. Сначала пальцем - он хмыкнул, а потом кулаком испугался.
- Мы с вами едем на симпозиум. По обмену опытом борьбы со всякого рода врагами. Форма одежды - парадная, черный пиджак или смокинг.
- И накомарники, - решительно посоветовал профессор.- Когда открывается симпозиум?
- По моим сведениям, завтра утром.
- Тогда хорошо бы нам самую трудную часть пути пройти по свету. Я ведь там давно не был - за рубежом-то, - могу и заблудиться.
- Только попробуйте, - опять пригрозил я, на этот раз словесно. Идите собирайтесь, я за вами заеду.
- Лялечка, - сказал я, когда профессор ушел, - еще один автомат, запасные магазины, пару гранат, штык-нож. Да, флягу с водой, сухпай на двоих. И за Юлькой приглядывай особо.
- Не беспокойтесь за нее, - сказала Лялька.
- Я как раз за себя беспокоюсь, а не за нее.
- Полно вам.
Ишь, какие слова знает, княжеского розлива.
Ваня Заика понял, что выхода у него ни одного нет, а только два: немедленно сдаться Серому, под его защиту, либо, переодевшись в женское платье и спрятавшись под париком, бежать на самый дальний край света.
Но оба выхода не годились. Серый расстреляет. А братва и на самом дальнем краю света достанет - пока еще Серый туда со своими законами доберется.
Вернувшись со сходняка, он заперся в комнате и для начала напился всмерть. Под утро, поправившись доброй чаркой, походил, в свете месяца, как Губернатор, вдоль забора, заложив руки за спину, в тяжком раздумье. Вернулся в дом, провел совещание с Семенычем.
Мы выехали за город, свернули в нужном месте в лес, замаскировали машину и переоделись.
- У нас впереди таких три этапа, - инструктировал меня профессор, вбивая ноги в сапоги, - первый - болото, большое и трудное. Это нам надо сегодня сделать, до темна. Затем - краснолесье, там ночуем. Потом - это уже с рассветом - еще одно болото, Марьино называется. Там, говорит легенда, какая-то Марья два века назад утонула и с тех пор всех, кто по болоту ходит, за ноги держит. Не боитесь?
- Не. У меня с Марьями и Дарьями всегда общий язык находится.
- Вот и ладно. Этим болотом подойдем к охотбазе с тыла. Вам ведь не надо с фасада, к воротам?
Вот именно. Очень не надо.
- Вы покурите пока, полковник, - сказал профессор, вставая и забрасывая автомат за спину, - я тропу поищу. - И скрылся в лесу, как старый индейский вождь на тропе войны.
Появился так же внезапно, сделал знак: следуйте за мной.
Тропа... Это только с его тремя образованиями можно ее разглядеть и с высоты его лет можно ее одолеть.
Может, и была когда здесь тропа, перед войной двенадцатого года, да больно изменилась с той далекой поры...
Сначала продирались кустарником - колючая проволока, потом болото пошло. Сперва, правда, травянистое, мягкое и упругое, а потом грязное, чавкающее, липкое и хлюпкое, с тучами мошки и комаров.
Надо признать, что старый профессор лучше меня по болоту шел - ногу ставил безошибочно, выдергивал из хляби легко, сапоги в густой жиже не оставлял.
Правда, они у него охотничьи были, к поясу пристегнуты, а мне Лялька какие-то модные опорки достала. Я их как шлепанцы ронял.
А профессор - делать ему нечего - все на меня шипел, все ему не нравится: и хлюпаю смачно, и падаю громко, и пыхчу сильно. Ну и мата, конечно, не избегаю.
- Еще одно замечание, - переводя дух, напугал я его в спину, - и вы пойдете дальше один. А я вернусь к своим... этим... эротическим энергоносителям.
Профессор остолбенел - остановился.
- Мне это надо? Я-то зачем пойду?
- Я вас научу, что надо делать. У вас получится.
- Вас понял, - хмыкнул он и зачавкал дальше, впредь воздерживаясь от оскорблений.
Все хорошее кончается. И плохое тоже. В том числе - и болота.
Красный лес начался. Туго натянутые золотые стволы сосен, твердая земля под ногами, в шишках и грибах, приветливый черничник и всего два комара на кубический сантиметр воздуха, напоенного за день разогретой солнцем смолой.
Смеркалось. Мы поставили крохотную палатку, развели костерок для чая и уюта.
- Зря девочек не взяли, - посетовал профессор, признавшись, что Лялька просила его на меня в этом плане повлиять. - Смотрите, как романтично. Дымок костра, засыпающий лес, луна в ветвях путается, птичка что-то во сне пискнула. Эх вы!..
Девочек ему! Вот кобелина старый.
Мы перекусили сухпаем, выпили чаю. И кроме чая - тоже, перед сухпаем.
Профессор, глядя на луну, завел часы, будто по ней время проверял.
- Пора ко сну. Почивать то есть, - и зевнул на весь лес.
Естественно, мы не взяли ни спальников, ни одеял - просто навалили под палатку побольше лапника. И улеглись потому сиротливо - скорчились, ноги поджали, руки в рукава.
- На старости лет как бездомный пес валяюсь, даже без подстилки, проворчал профессор и тут же уснул. Будто никогда лучшей постели в его длинной жизни не было...
Второе болото - хоть и Марьино - мне легче далось, навык появился. Да оно и поменьше было. И шли мы по нему с каждым шагом все медленнее, все осторожнее. Вполне Ваня мог здесь пост выставить, не совсем же дурак.
Среди болотных трав показалась одинокая березка, корявая и замшелая островок. Мы на него выбрались, закурили.
- Я вас здесь буду ждать, - вполголоса сказал профессор.- Отступление ваше, если надо будет, прикрою. А вы пойдете вот на ту ель, видите, однобокая, большая? От нее сразу возьмете влево, градусов на тридцать пять. С половиной...
И чем я эти градусы буду мерить? Особенно половину.
- Шагов через двести увидите большой валун - не оши бетесь, на нем кто-то не поленился бранное слово выбить. За валуном - старая гать должна быть. Гнилая, поди, но пройдете, не бойтесь. А вот как гать кончится, тут в оба глаза глядите, всеми ушами слушайте. С этого места уже базу можно углядеть. Раньше там скворечник торчал, теперь другой ориентир ищите что-нибудь да есть - флюгер, флаг, дымник на трубе. Что они там повесили, не знаю. Главное, чтоб у них собак не было...
Нет там собак, точно знаю, одни шакалы.
- Долго вас ждать?
- Не знаю. Не от меня зависит. Но если начнется стрельба- сразу в бега, рысью по болотам. Это приказ.
- Вот еще! - научился, не забыл. - Уже побежал. Догоняйте.
Скворечника не было. И флагов приметных тоже. Зато забор был, еще тот заборчик - древний тын, заостренные бревна.
С моей стороны глянуть - плохой забор, ничего за ним не видать. А с той стороны - хороший, уж найдется щелка меня разглядеть.
И я сраму не побоялся: последние десятки метров по лесу до забора на брюхе преодолел. Прильнул к малой щелочке. Пусто за забором, только у ворот унылая фигура маячит, стоя спит на рассвете.
Сориентировался, разыскал нужные окна, что Надюша подсказала, отошел в лес уже не таясь - за забором нет никого, из окон меня не видать.
Нашел удобное дерево, с густой кроной, с низкими ветвями. Сперва под ним устроился ждать. Времени было шесть с половиной пополуночи.
Природа кругом меня уже праздновала утро - и солнце росой в ветвях играло, и птицы гнезда покинули, ну и комары, конечно, блин, звенели от радости.
Приборчик свой я включал пока периодически, питание берег. Но в такую рань, бандитам недоступную, никаких разговоров еще не было. В одном только азимуте чей-то мощный храп поймал - не иначе Семеныча, он мужик грузный, храповитый.
Где-то около девяти зашевелились в доме. Забрякало что-то, кашель послышался, ругань безадресная - надо же с чего-то день начинать.
В десять пополуночи в столовой собрались - ничего интересного.
Но вот нужные люди перешли в нужную комнату. Я мигом на дерево взобрался. Настроился, стало быть, на волну. Тут еще Надюша мне помогла шторы раздернула. Совсем комфортно стало. Слышимость - будто я не на дереве сижу, а под столом, за которым беседа началась. Интересная, надо сказать. Полезная.
"Семеныч (с иронией): Ну рассказывай, делегат... Бандитской конференции.
Ваня Заика (угрожающе): Слушай, Семеныч, ты меня сейчас не задевай. Не в себе я. Могу обидеть.
Семеныч (равнодушно): Не пугай, Ваня. Я у тебя один остался. Рассказывай.
Заика: Плохо, Семеныч. Меня, считай, из игры вывели.
Семеныч: Так это еще ничего. Я думал - не вернешься.
Заика: Не все сказал. Условия поставили. Первое, значит, со своими остатками в бой на мост иду, на себя отвлекаю. Так и сказали, жив останешься - это тебе еще не счастье. В городе, как возьмем его, ничего не получишь. С низов начнешь, рядовым. Искупишь вину - посмотрим.
Семеныч: Оно и ладно.
Заика: Это условие не главное. Главное поставили: чтоб перед боем Серого убрал, вот тогда жить будешь.
Семеныч (усмехаясь): Попробуй.
Заика (с угрозой): А я вот решил. Тебя пошлю. Ты ему коллега, из одного гнезда. Придешь к Серому с повинной. Скажешь- много знаю, много помогу. Не могу больше предателем жить. Совесть заела, по-черному. Верно?
Семеныч (спокойно): Пошел-ка ты, тезка, к бабушке.
Заика: Нет, Семеныч, мент поганый, мы с тобой повязаны. Или вместе вырвемся, или вместе...
Семеныч: Я тебе, Ваня, не шестерка. Все об этом, - хлопок ладонью в стол. - Дело говори.
Заика: Ладно, я тебе это вспомню, когда пора придет. А человека найду. Знаю такого, за меня, если надо, в петлю влезет".
Вот, Юлечка, дождалась своего часа.
"Семеныч (напомнил): Дело говори.
Заика: Дело простое. Со всей округи люди съезжаются - понимают, что надо Серого остановить.
Семеныч: База где?
Заика: Зону отдыха в Куровском помнишь? Там сейчас Колесник пансионат держит. Постояльцев разогнали, все подготовили. Жилье, значит, есть, питание, стоянка где-то тачек на сто. Там - общий сбор, общее решение.
Семеныч: Кто за главного?
Заика: Целый штаб. Как у Серого. За главного - Сидор Большой.
Семеныч: Нам что поручено?
Заика: Сказал уже, чем слушал? (Злорадно.) Тебе людей дают. Ты Горотдел просрал, тебе его и назад брать. Ну велели еще все подходы к городу проверить, посты Серого, если есть, убрать, дороги лесные посмотреть..."
Больше ничего интересного я не услышал. Но мне и этого хватило. Да и назад пора - не съели бы комары моего профессора, пса бездомного.
- Собирайтесь, - сказал я девчонкам. - Со мной поедете.
- Куда? - в один голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
- Ты к теме поближе, - напомнил генерал.
- После этого я второй десант бросил. Из резерва главного командования - своих боевых хлопцев. Полковник выстроил на плацу всю часть, вызвали в центр внимания самых злостных и злобных дедов и перед строем так их отметелили с назиданием, что дедовщины той как и не было. А после я, конечно, еще и речь сказал...
- Это ты любишь, знаю.
- Ну а главный довод такой: повадился у него один офицерик боевикам оружие торговать. Я его выявил, поучил малость и подучил, в порядке искупления вины, подсунуть бандитам приманку. Ну бандюки, значит, соблазнились - решили силой оружие забрать, оно и выгоднее. Там место удобное - склады у самого забора, забор тот - сапогом свалить можно, а за ним овражек. Я все это полковнику обрисовал, дату назначил. Хорошо их встретили, ты слышал, в овражке зажали - кого не уложили, того взяли. Ну и мне навар - последние силы у ближнего врага изъял, без затрат.
- Плохо ты кончишь, Сергеев, - грустно сказал Светлов.- На два фронта нельзя воевать. У тебя тыла нет.
- Вот мой тыл, - я кивнул за окно. - Ты не представляешь, как изменились люди. Как отозвались.
- Романтики, - еще грустнее начал генерал, тыча меня в грудь пальцем, - они, знаешь, Леша... Боюсь за тебя. Какая нужна помощь?
- Ты, мой генерал, понял, зачем я кашу заварил? Вот и постарайся, вернувшись в Москву, обеспечить широкое прохождение информации о наших подвигах, по всей стране. Я, конечно, сам кое-что в этом плане делаю, но возможности у меня ограниченные.
- Романтизм - заразная болезнь, - улыбнулся генерал.
- А то! Я только за эту неделю четыре делегации принял (расскажи да расскажи, как криминальную гидру давить), конференцию провел, где щедро поделился своим опытом и, кстати, много полезного и для себя узнал.
- И критика была? - Генерал с удовольствием пожевал копченой колбаски. - Ты вот, говорят, всех умышленных убийц пострелял. Зачем?
- А чтоб их не было, - просто ответил я. - Овидия помнишь?
- Это из Главка...
- Можно сказать и так. Он один раз сказал, правда очень давно, но очень правильно: "Нет справедливей закона, чтобы всегда душегуб сам погибал от меча".
- Это он в горячке, в сильном душевном волнении...
- А я и рецидивистов убежденных на пожизненное определил. И правильно сделал. Этот контингент - постоянная опасность для общества. Ну общество хрен с ним, нынешнее общество не жалко, я о людях забочусь.
- Больше некому.
- Выходит так... Нет, действительно, вышел он на свободу, жди, пока совершит преступление, потом его лови, потом доказывай, потом суди. А чего столько хлопотать? Если у него патология такая, если врожденная склонность - пусть сидит. И жертв преступления нет, и хлопот никаких... Но за это, кстати, не критиковали. В основном за влияние на судебное разбирательство.
- И правильно. Суд должен быть беспристрастен.
- Хрена вот! - Я совсем забыл, что на больное место наступил не хилый прохожий, а дородный генерал. - Суд не может быть беспристрастен. С лица Фемиды надо сбросить повязку - пусть смотрит во все глаза: кто заслуживает защиты, а кто не заслуживает снисхождения. - Понесло Серого. - Я вообще здесь, у себя, смягчающие обстоятельства по многим статьям запретил применять, всякие там ссылки на суровое детство. У меня ведь тоже в малые годы велосипеда не было, а я до сих пор ни одного старика не избил, ни одной девицы не изнасиловал, ни одного мальца не растлил. А ты, мой генерал? То-то. Ну в самом деле, умышленно лишил человека жизни, столько горя принес его близким. А тут начинается: хороший семьянин, обладатель почетных грамот, собачек любит. Что ж, по-вашему, хороший семьянин и любитель собачек имеет право на меньший срок, да? Ну ладно, пусть суд, приговаривая убийцу к смертной казни, так уж и быть, скажет: да, он убийца, он мерзавец, он не заслуживает снисхождения, но мы не можем не отметить, что осужденный имел не только дурные наклонности, но и некоторые положительные черты: он неплохо играл в карты, он один раз починил соседу балалайку, которую разбил об его голову, он заменил замок в дверях соседки, который выбил, взламывая ее дверь с целью изнасилования и т.д. И мы не можем не отдать должное этим благородным поступкам, отправляя человека на эшафот.
- Чушь! - смеялся генерал. - Но что-то в этом есть.
- А вот противоположный случай. Вот дело, у меня на столе. Молодой человек, студент гуманитарного вуза, зверски избил... собственного дядю, старика, пенсионера, к которому приехал погостить на каникулы. Как рассудить, генерал?
- Мерзавец. Справился... - поторопился Светлов.
- Сейчас я сниму повязку с ваших глаз, мой генерал. Парню я вынесу порицание за то, что он не сделал этого раньше, а дядю, когда его выпишут из больницы, привлеку к ответственности.
- Ну-ну, - завял генерал. А я взял со стола папку.
- Парень - молодожен. Приехал с молодой женой навестить старика-дядьку. А дядька - без тормозов, ранее судимый. И начал он, вроде по-дружески, по-стариковски, советовать племяннику, как ему лучше исполнять свои супружеские обязаннос ти в медовый месяц. Сначала - в шутку. Парень не поставил его на место: неудобно, единственный родственник, старик. А старик, не встречая отпора, совсем оборзел. - Я нашел нужную страницу. - От советов перешел к предложениям. Цитирую: "Утром на кухне. Ну, племяш, сколько раз ее за ночь пропахал? Эх, ты! Дай-ка мне ее на ночку, уж я ее погоняю, а ты поучишься". Парень мягкий, интеллигентный: "Дядь Коль, да ладно тебе, ну что ты, в самом деле, нехорошо так говорить". Цитирую дальше: "Вечером на кухне. Молодожены готовят ужин. Входит дядька, вворачивает в патрон другую лампу, помощнее: "Это чтоб ты, племяш, лучше видел, как я ее драть буду. На столе". И такое извращенное, изощренное издевательство в течение недели. Молодожены взяли билеты, пришли за вещами. Дядька вышел за ними в прихожую. Цитирую: "Эх, напоследок", - с этими словами гр. Носков схватил гр.Новикову за руки, вывернул их назад, прижал свой пах к ее ягодицам и стал имитировать половой акт, приговаривая: "Вот так! Вот так!"
- Мерзавец! - не выдержал генерал.
- Кто? - спросил я.
- Ты, - сказал он. - Провокатор.
- То-то! Беспристрастный суд - это машина для бритья. Которая срезает вместе со щетиной нос и уши.
- Ладно, друг мой, - генерал встал. - Не знаю пока, чем смогу тебе помочь. Во всяком случае все, что узнаю о намечаемых против тебя репрессиях, немедленно сообщу. Будь осторожен, Леша. - Он положил тяжелую генеральскую длань на мое плечо. И вдруг высказался: - Я горжусь нашей дружбой. - Но он не был бы генералом: - И нашей враждой тоже.
Комиссия из Центра убралась, не попрощавшись. И меня с собой не забрала. Это было похоже на бегство.
Лесной терем
Наконец-то долгожданная весточка от Надежды.
Я вызвал профессора.
- Вас не забрали? - удивился он. - Надо же!
Я погрозил ему. Сначала пальцем - он хмыкнул, а потом кулаком испугался.
- Мы с вами едем на симпозиум. По обмену опытом борьбы со всякого рода врагами. Форма одежды - парадная, черный пиджак или смокинг.
- И накомарники, - решительно посоветовал профессор.- Когда открывается симпозиум?
- По моим сведениям, завтра утром.
- Тогда хорошо бы нам самую трудную часть пути пройти по свету. Я ведь там давно не был - за рубежом-то, - могу и заблудиться.
- Только попробуйте, - опять пригрозил я, на этот раз словесно. Идите собирайтесь, я за вами заеду.
- Лялечка, - сказал я, когда профессор ушел, - еще один автомат, запасные магазины, пару гранат, штык-нож. Да, флягу с водой, сухпай на двоих. И за Юлькой приглядывай особо.
- Не беспокойтесь за нее, - сказала Лялька.
- Я как раз за себя беспокоюсь, а не за нее.
- Полно вам.
Ишь, какие слова знает, княжеского розлива.
Ваня Заика понял, что выхода у него ни одного нет, а только два: немедленно сдаться Серому, под его защиту, либо, переодевшись в женское платье и спрятавшись под париком, бежать на самый дальний край света.
Но оба выхода не годились. Серый расстреляет. А братва и на самом дальнем краю света достанет - пока еще Серый туда со своими законами доберется.
Вернувшись со сходняка, он заперся в комнате и для начала напился всмерть. Под утро, поправившись доброй чаркой, походил, в свете месяца, как Губернатор, вдоль забора, заложив руки за спину, в тяжком раздумье. Вернулся в дом, провел совещание с Семенычем.
Мы выехали за город, свернули в нужном месте в лес, замаскировали машину и переоделись.
- У нас впереди таких три этапа, - инструктировал меня профессор, вбивая ноги в сапоги, - первый - болото, большое и трудное. Это нам надо сегодня сделать, до темна. Затем - краснолесье, там ночуем. Потом - это уже с рассветом - еще одно болото, Марьино называется. Там, говорит легенда, какая-то Марья два века назад утонула и с тех пор всех, кто по болоту ходит, за ноги держит. Не боитесь?
- Не. У меня с Марьями и Дарьями всегда общий язык находится.
- Вот и ладно. Этим болотом подойдем к охотбазе с тыла. Вам ведь не надо с фасада, к воротам?
Вот именно. Очень не надо.
- Вы покурите пока, полковник, - сказал профессор, вставая и забрасывая автомат за спину, - я тропу поищу. - И скрылся в лесу, как старый индейский вождь на тропе войны.
Появился так же внезапно, сделал знак: следуйте за мной.
Тропа... Это только с его тремя образованиями можно ее разглядеть и с высоты его лет можно ее одолеть.
Может, и была когда здесь тропа, перед войной двенадцатого года, да больно изменилась с той далекой поры...
Сначала продирались кустарником - колючая проволока, потом болото пошло. Сперва, правда, травянистое, мягкое и упругое, а потом грязное, чавкающее, липкое и хлюпкое, с тучами мошки и комаров.
Надо признать, что старый профессор лучше меня по болоту шел - ногу ставил безошибочно, выдергивал из хляби легко, сапоги в густой жиже не оставлял.
Правда, они у него охотничьи были, к поясу пристегнуты, а мне Лялька какие-то модные опорки достала. Я их как шлепанцы ронял.
А профессор - делать ему нечего - все на меня шипел, все ему не нравится: и хлюпаю смачно, и падаю громко, и пыхчу сильно. Ну и мата, конечно, не избегаю.
- Еще одно замечание, - переводя дух, напугал я его в спину, - и вы пойдете дальше один. А я вернусь к своим... этим... эротическим энергоносителям.
Профессор остолбенел - остановился.
- Мне это надо? Я-то зачем пойду?
- Я вас научу, что надо делать. У вас получится.
- Вас понял, - хмыкнул он и зачавкал дальше, впредь воздерживаясь от оскорблений.
Все хорошее кончается. И плохое тоже. В том числе - и болота.
Красный лес начался. Туго натянутые золотые стволы сосен, твердая земля под ногами, в шишках и грибах, приветливый черничник и всего два комара на кубический сантиметр воздуха, напоенного за день разогретой солнцем смолой.
Смеркалось. Мы поставили крохотную палатку, развели костерок для чая и уюта.
- Зря девочек не взяли, - посетовал профессор, признавшись, что Лялька просила его на меня в этом плане повлиять. - Смотрите, как романтично. Дымок костра, засыпающий лес, луна в ветвях путается, птичка что-то во сне пискнула. Эх вы!..
Девочек ему! Вот кобелина старый.
Мы перекусили сухпаем, выпили чаю. И кроме чая - тоже, перед сухпаем.
Профессор, глядя на луну, завел часы, будто по ней время проверял.
- Пора ко сну. Почивать то есть, - и зевнул на весь лес.
Естественно, мы не взяли ни спальников, ни одеял - просто навалили под палатку побольше лапника. И улеглись потому сиротливо - скорчились, ноги поджали, руки в рукава.
- На старости лет как бездомный пес валяюсь, даже без подстилки, проворчал профессор и тут же уснул. Будто никогда лучшей постели в его длинной жизни не было...
Второе болото - хоть и Марьино - мне легче далось, навык появился. Да оно и поменьше было. И шли мы по нему с каждым шагом все медленнее, все осторожнее. Вполне Ваня мог здесь пост выставить, не совсем же дурак.
Среди болотных трав показалась одинокая березка, корявая и замшелая островок. Мы на него выбрались, закурили.
- Я вас здесь буду ждать, - вполголоса сказал профессор.- Отступление ваше, если надо будет, прикрою. А вы пойдете вот на ту ель, видите, однобокая, большая? От нее сразу возьмете влево, градусов на тридцать пять. С половиной...
И чем я эти градусы буду мерить? Особенно половину.
- Шагов через двести увидите большой валун - не оши бетесь, на нем кто-то не поленился бранное слово выбить. За валуном - старая гать должна быть. Гнилая, поди, но пройдете, не бойтесь. А вот как гать кончится, тут в оба глаза глядите, всеми ушами слушайте. С этого места уже базу можно углядеть. Раньше там скворечник торчал, теперь другой ориентир ищите что-нибудь да есть - флюгер, флаг, дымник на трубе. Что они там повесили, не знаю. Главное, чтоб у них собак не было...
Нет там собак, точно знаю, одни шакалы.
- Долго вас ждать?
- Не знаю. Не от меня зависит. Но если начнется стрельба- сразу в бега, рысью по болотам. Это приказ.
- Вот еще! - научился, не забыл. - Уже побежал. Догоняйте.
Скворечника не было. И флагов приметных тоже. Зато забор был, еще тот заборчик - древний тын, заостренные бревна.
С моей стороны глянуть - плохой забор, ничего за ним не видать. А с той стороны - хороший, уж найдется щелка меня разглядеть.
И я сраму не побоялся: последние десятки метров по лесу до забора на брюхе преодолел. Прильнул к малой щелочке. Пусто за забором, только у ворот унылая фигура маячит, стоя спит на рассвете.
Сориентировался, разыскал нужные окна, что Надюша подсказала, отошел в лес уже не таясь - за забором нет никого, из окон меня не видать.
Нашел удобное дерево, с густой кроной, с низкими ветвями. Сперва под ним устроился ждать. Времени было шесть с половиной пополуночи.
Природа кругом меня уже праздновала утро - и солнце росой в ветвях играло, и птицы гнезда покинули, ну и комары, конечно, блин, звенели от радости.
Приборчик свой я включал пока периодически, питание берег. Но в такую рань, бандитам недоступную, никаких разговоров еще не было. В одном только азимуте чей-то мощный храп поймал - не иначе Семеныча, он мужик грузный, храповитый.
Где-то около девяти зашевелились в доме. Забрякало что-то, кашель послышался, ругань безадресная - надо же с чего-то день начинать.
В десять пополуночи в столовой собрались - ничего интересного.
Но вот нужные люди перешли в нужную комнату. Я мигом на дерево взобрался. Настроился, стало быть, на волну. Тут еще Надюша мне помогла шторы раздернула. Совсем комфортно стало. Слышимость - будто я не на дереве сижу, а под столом, за которым беседа началась. Интересная, надо сказать. Полезная.
"Семеныч (с иронией): Ну рассказывай, делегат... Бандитской конференции.
Ваня Заика (угрожающе): Слушай, Семеныч, ты меня сейчас не задевай. Не в себе я. Могу обидеть.
Семеныч (равнодушно): Не пугай, Ваня. Я у тебя один остался. Рассказывай.
Заика: Плохо, Семеныч. Меня, считай, из игры вывели.
Семеныч: Так это еще ничего. Я думал - не вернешься.
Заика: Не все сказал. Условия поставили. Первое, значит, со своими остатками в бой на мост иду, на себя отвлекаю. Так и сказали, жив останешься - это тебе еще не счастье. В городе, как возьмем его, ничего не получишь. С низов начнешь, рядовым. Искупишь вину - посмотрим.
Семеныч: Оно и ладно.
Заика: Это условие не главное. Главное поставили: чтоб перед боем Серого убрал, вот тогда жить будешь.
Семеныч (усмехаясь): Попробуй.
Заика (с угрозой): А я вот решил. Тебя пошлю. Ты ему коллега, из одного гнезда. Придешь к Серому с повинной. Скажешь- много знаю, много помогу. Не могу больше предателем жить. Совесть заела, по-черному. Верно?
Семеныч (спокойно): Пошел-ка ты, тезка, к бабушке.
Заика: Нет, Семеныч, мент поганый, мы с тобой повязаны. Или вместе вырвемся, или вместе...
Семеныч: Я тебе, Ваня, не шестерка. Все об этом, - хлопок ладонью в стол. - Дело говори.
Заика: Ладно, я тебе это вспомню, когда пора придет. А человека найду. Знаю такого, за меня, если надо, в петлю влезет".
Вот, Юлечка, дождалась своего часа.
"Семеныч (напомнил): Дело говори.
Заика: Дело простое. Со всей округи люди съезжаются - понимают, что надо Серого остановить.
Семеныч: База где?
Заика: Зону отдыха в Куровском помнишь? Там сейчас Колесник пансионат держит. Постояльцев разогнали, все подготовили. Жилье, значит, есть, питание, стоянка где-то тачек на сто. Там - общий сбор, общее решение.
Семеныч: Кто за главного?
Заика: Целый штаб. Как у Серого. За главного - Сидор Большой.
Семеныч: Нам что поручено?
Заика: Сказал уже, чем слушал? (Злорадно.) Тебе людей дают. Ты Горотдел просрал, тебе его и назад брать. Ну велели еще все подходы к городу проверить, посты Серого, если есть, убрать, дороги лесные посмотреть..."
Больше ничего интересного я не услышал. Но мне и этого хватило. Да и назад пора - не съели бы комары моего профессора, пса бездомного.
- Собирайтесь, - сказал я девчонкам. - Со мной поедете.
- Куда? - в один голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43