Марь Иванна вскрикнула. От нее запахло потом и щами, немного вином и очень сильно недошедшими до детишек фруктами.
Молодой человек, вежливо улыбаясь, повел бедную Марь Иванну, держа ее за ухо, по кругу, вдоль всех стен зала, перед всеми ребятишками и взрослыми. Он шел не спеша, размеренно, чтобы всем было видно происходящее поучительное действо, но Марь Иванна все-таки немного отставала от него, тянулась за ним вывернутой головой, нелепо махала руками, роняя с ног растоптанные шлепанцы.
Детишки визжали от восторга. Взрослые остолбенели. Пораженные дикостью этого зрелища, они не могли вымолвить ни слова протеста. Молодой человек вывел Марь Иванну в центр зала и, с силой потянув за распухшее и красное ухо, медленно поставил ее на колени.
- Не надо обижать маленьких детей, - громко и спокойно изложил молодой человек свои новые методические разработки. - Ведь они вырастут. И станут сильными и жестокими.
Он выпустил ухо, и Марь Иванна брякнулась на ковер. А молодой человек, достав белоснежный платок, легонько вытер им пальцы, вернул его в нагрудный карман пиджака и вышел в коридор, ступая строевым шагом. Там он снял трубку телефона, набрал номер и сказал: "Это первый. Отметь карточку за номером один и доложи Полковнику об исполнении".
Марь Иванна тем временем билась в истерике и призывала милицию.
- Какую тебе милицию? - резонно возразила заведующая.- Как ты с ней будешь объясняться? Расскажешь, что детей лупишь, что фрукты их жрешь, что форточки в игровой наискось открываешь, чтобы они простужались и побольше дома сидели? Что своего... в детские спальни водишь? И что тебе за это как дрянной девчонке надрали уши?
- Но это же издевательство, - всхлипывала Марь Иванна.
- Как посмотреть, - мудро рассудила заведующая. - Надевай, Машка, тапочки и пиши по собственному желанию.
Это была первая услуга обществу, оказанная кооперативом "Справедливость".
И далее он осуществлял свои справедливые акции по тому же принципу, постепенно завоевывая авторитет и признание, расширяя сферу деятельности (от частного к общему), втягивая в нее все здоровые силы общества. И никогда еще жители города не чувствовали себя такими защищенными и полными человеческого достоинства.
Однако вскоре, когда практически вся власть в городе перешла в руки кооператива, спохватились власти областные и приняли соответствующие меры. В результате которых кооператив бесследно рассосался, и городская жизнь вернулась в свою, еще не забытую колею.
Надо будет разыскать этих ветеранов и подключить к нашей работе. Я думаю, большая польза получится.
Но тем не менее с этими проявлениями самосуда нужно кончать. Путь здесь один. Определить, выявить эти тайные силы, организовать, взять под контроль и направить их энергию в нужное русло.
С тем я и обратился к Прохору, поручил ему подготовить соответствующую информацию для печати, а сам - не поленился- выступил по радио с соответствующим обращением. Поблагодарил всех тайных борцов с преступностью, объявил им амнистию и призвал объединить усилия с моими правоохранительными органами. Но предупредил: отныне никакой самодеятельности. Карать буду за нее жестоко. Если раньше ей оправдание было (куда, блин, смотрит милиция?), то теперь вы знаете, куда она смотрит. В том числе и на вас. И очень внимательно...
Путанина с его спутницей взяли на шоссе, недалеко от поворота на Липовку, где у нас был бой за колонну.
Взяли просто и без затей. Девушка дремала на заднем сиденье, журналист задумчиво смотрел на дорогу. На обочину, прямо из кустов, вышел человек в милицейской форме с гаишным жезлом. Путанин послушно затормозил.
"Инспектор" представился, потребовал документы.
- А в чем дело, командир? - спросил журналист.
- Превышение скорости. Знак видели?
Спорить он не стал, сунул руку во внутренний карман за документами.
- А что это у вас?
- Это газовый. Лицензия в порядке.
- Предъявите. Нет, оружие.
- Пожалуйста. Что вы делаете? - Это он машинально вскрикнул, когда "инспектор" зашвырнул пистолет в кусты.
- Подвинься, красотка, - услышал он за спиной, обернулся.
Сзади, с обеих дверец, в машину загрузились еще двое, не в форме. "Инспектор" сел рядом с ним.
- Поехали, - скомандовал.
- Куда? - остолбенело, еще ничего не понимая, спросил Путанин.
И получил в затылок увесистый удар, стукнулся лицом о баранку.
- Делай, сука, что говорят, не спрашивай.
Шмыгая разбитым носом, журналист тронул машину. Сзади взвизгнула его спутница. Он обернулся: один из пассажиров обхватил Ольгу за шею, другой запустил руку под юбку.
- Прекратите! - вскричал Путанин.
"Инспектор" - у ребят сзади были заняты руки - больно ткнул его жезлом под ребра:
- Сиди, сволочь! Делай свое дело. А они - свое. - И заржал.
- Что вам нужно? Кто вы?
- Сейчас узнаешь. Сворачивай. Дальше, дальше.
Машина закачалась по размытой лесной дороге.
- Вот сюда, видишь, под елочку. Стоп! Приехали. Выходи. И девку вынимайте.
Подругу Путанина вырвали из машины, подтащили к небольшой березе, заломили назад руки, вокруг ствола, сцепили их наручниками.
Путанину стало по-настоящему, до дрожи в коленях, страшно.
Ольга - в разодранной кофточке, со спущенным лифчиком и обнаженной грудью - была настолько беспомощна, беззащитна и унижена, что он чуть не потерял сознание, чтобы избавиться от невыносимого кошмара.
- Дипломат его давай, - сказал "инспектор" одному из парней.
Кстати, эти парни были сильно запущенны. Небриты, грязны, в засаленной одежде. От них тошнотворно воняло давно не мытым телом, давно не стиранным, заношенным и загаженным до откровенной грязи бельем. И перегаром от них несло. Тяжким, устойчивым, многодневным.
Страшно...
"Инспектор" раскрыл дипломат, достал бумаги, отложил статью, стал читать. С живым интересом. Где-то со смешком, где-то злобно ругаясь.
Парни тем временем забавлялись с девушкой. Но пока не всерьез, сдерживаясь, задирали ей юбку, тискали груди.
Ольга оцепенела от ужаса и омерзения. Если бы не наручники, она бессильно сползла бы на землю - ноги ватно подламывались под ней.
Путанин все это видел, страдал за нее больше, чем за себя. Хотя, как казалось, ему пока ничего особенного не угрожало.
Сложив прочитанное, "инспектор" взялся за диктофон, неумело повертел в руках, протянул журналисту:
- Ну-ка, прокрути.
Противиться не было никакого смысла. Что там особенного в его записях?
"Инспектор" тем не менее внимательно прослушал и кассету. С обеих сторон.
- Так, - сказал он деловито, будто открывая совещание, - займитесь им, ребята.
Похолодевшего Путанина рванули к ближайшему дереву и тоже, заломив руки, пристегнули к нему наручниками.
- Теперь слушай, парень, - сказал "инспектор". - Я буду задавать вопросы. Ты будешь отвечать. Быстро и правдиво. Это в ее интересах, - кивок в сторону Ольги. - Мои парни уже месяц без женщин, понятно? Представь, что они с ней сделают, если ты будешь упрямиться. Даже если она останется после их работы жива, то уж ты этого зрелища не переживешь. Есть вопросы?
Светило солнце, по траве бегали яркие пятна, шелестела листва и щебетали птицы...
Путанин едва владел языком. Хрипло, не узнавая своего голоса, спросил:
- Что вам нужно? Это ошибка. Вы нас с кем-то спутали. У меня не может быть для вас ничего интересного. Я простой журналист...
- Встречался с Сергеевым, так?..
Ах, вот оно что! И мгновенно вспыхнувшая в мозгу черная ненависть к этому... полковнику едва не ослепила его. Этот Дон-Кихот в милицейских погонах возомнил себя спасителем человечества и подставил его, Путанина, под страшный удар бандитам!
- Да! - почти закричал Путанин, радуясь возможному избавлению. - Да, я встречался с ним, брал у него интервью! Но я не на его стороне! Я противник его методов. Он обещал посадить меня и кормить одними газетами. Он заставил меня написать о нем хвалебную статью. Он сумасшедший! Он маньяк. Который вообразил себя защитником угнетенных. Его самого нужно расстрелять! Пока не поздно...
- Оторался? - терпеливо спросил "инспектор". - Теперь говори. Ты все знаешь. Что забыл - вспомнишь. Сколько у него людей?
- Этого он мне не говорил, - холодея от собственных слов, выдавил журналист.
- Где его резиденция? - это было известно, просто "инспектор" проверял журналиста на искренность.
- Он называет это здание Замком. Оно в центре города. За высокой оградой.
- Как охраняется этот Замок?
- Не знаю, клянусь! Меня провели одним коридором прямо в его кабинет. Я видел только у ворот двоих охранников - и все. И в приемной у него девка с автоматом.
- Последний вопрос: что он собирается делать дальше?
- То же, что и делал - бороться с преступностью.
- Конкретно. Где? Как?
- Он скрывает свои планы, даже не ответил, сколько у него людей.
- Все. Ты ничего не сказал. Пока будут готовить девочку, у тебя есть время подумать.
Парни с гоготом, дрожащими от нетерпения руками начали срывать с Ольги одежду.
Путанин зажмурился. И тут же получил ногой в пах.
- Открой глазки, падла! А то спички вставлю.
Ольга закричала, ей сделали больно.
- Отстегивай ее, Юрик. Вали наземь, не хрена в стояка играть.
Юрик обхватил Ольгу лапами, рванул на себя, повалился вместе с ней на землю. Второй бросился сверху. Ольга, худенькая, исчезла меж громадных тяжелых вонючих тел.
- Зря ты, парень, - сквозь горячий туман в голове услышал Путанин злорадный, возбужденный голос "инспектора". - Сам виноват. Такую гладкую девку чужим на растерзание отдал.
Путанин не смог разжать зубы для ответа - удерживал в себе рвущийся на волю звериный вой; не мог оторвать глаз от барахтающихся на земле сплетенных тел, не мог не слышать жалобные стоны и алчный рык. Одна мысль мелькала обрывком: он совсем недавно горячо говорил Сергееву, что преступники тоже люди...
- Вы там не очень, - "инспектор" закурил, присел рядом, наблюдая страшную сцену с азартным интересом. - Не заваляйте девку по первому разу. Про начальство помните.
Сказал последние слова в своей жизни.
На полянке, со всех сторон, беззвучно возникли пятнистые призраки, медленно сомкнули кольцо.
Короткая автоматная очередь срезала "инспектора", опрокинула его на спину. Он дернул подвернувшейся ногой и застыл. Меж пальцев его мирно дымила сигарета.
Парень, что был сверху, вскочил и, долго не думая, сверкая голым задом, бросился в лес.
Короткая очередь догнала его, сбила с ног, свалила лицом в траву.
Юрик поднялся, не отпуская девушку, и прикрываясь ею, стал медленно, шаг за шагом, пятиться к кустам, путаясь в спущенных штанах, болтая опавшим хозяйством.
Никто из призраков не сделал ни шага, ни выстрела. Просто за спиной Юрика возникла еще одна пятнистая фигура - Юрик рухнул снопом, будто ему подрубили ноги.
Путанин почувствовал, что его освободили, бросился к Ольге, подхватил на руки, стал лихорадочно прикрывать ее обрывками одежды. Ольга была без сознания.
Кто-то из призраков постелил на траву куртку, кто-то другой чем-то укрыл девушку. Третий склонился над ней, вглядываясь в лицо, достал из кармана флакончик - видимо, с нашатырем. Ольга чуть слышно, коротко простонала, открыла глаза.
Здоровенный парень, стоящий рядом с Путаниным добродушно ткнул его локтем в бок, указывая на край поляны:
- Гляди! Живой!
Путанин отвел глаза от Ольги, обернулся.
Юрик, не вставая, отталкиваясь пятками, скреб по земле задницей, отступая в кусты.
Путанин выхватил из рук парня автомат, в два прыжка догнал Юрика, вскинул оружие.
- Не надо! - завопил тот. - Я ей не впер. Я не успел...
Путанин нажал спуск. И держал прыгающий в руках автомат, пока не опустел магазин. Тело Юрика превратилось в кровавое месиво.
Подошел здоровенный парень, забрал оружие, сменил магазин, усмехнулся:
- Сколько патронов пожег. Я б его одним пальцем удавил.
"Вот я и стал убийцей, - подумал журналист. - Убил безоружного человека. Не в бою. Не защищая жизнь или честь. Из мести. Из чувства справедливости".
Много лет спустя, когда перед его взором опять вставала та страшная картина, когда он видел голые дергающиеся ноги Ольги, ее нежное тело, зажатое меж двух грубых, грязных, беспощадных мужиков, когда он видел ее избитое лицо, искусанные груди - тогда на помощь измученным чувствам приходила другая картина: искаженное ужасом и болью лицо Юрика, его вздрагивающее под хлесткими ударами пуль тело, его брызжущая из паха, живота, головы кровь, куски его плоти, разлетающиеся лохмотьями в стороны. И его труп - только что живого негодяя, полного злой силы, - безразличный ко всему на свете, не опасный уже никому. Неспособный получать удовольствие, причиняя людям боль, страдание, унижение... И Путанин ловил себя на мысли, что ему иногда становится легче.
Неужели Сергеев был прав?
- Вы были правы, Алексей Дмитриевич, они перехватили их у поворота на Липовку. Пытались узнать у журналиста о наших планах. Ну и с девушкой...
- Вы успели? Все сделали как надо?
- Конечно.
- А журналист?
- Молодцом. Двоих мы сняли сами, а третьего он. Выхватил у Антона автомат и раскрошил насильника.
- И правильно сделал, как думаете?
Операция "Феликс"
Вечер выдался хлопотливым. Поэтому целиком послушать лекцию старого бабника и кобеля профессора Кусакина мне не удалось. Меж всяких мелких дел я время от времени заезжал в возрожденный Дом культуры и был вынужден довольствоваться лишь фрагментами яркого выступления выдающегося литературоведа перед молодежью.
Дом культуры имел ужасный вид. Запущенный, заброшенный, дикий. Как в свое время в церквах устраивали то склады, то мастерские, то овощехранилища, так и в наше - кто только не пользовался этим Домом.
Правда, сегодня на обшарпанном фасаде висел красивый плакат или, точнее, афиша, намалеванная кем-то из наших воинов. Большие буквы: "Лекция о любви и сексе". Буквы поменьше: "Выступает проф. А.И.Кусакин". Самые маленькие: "Приглашается вся желающая молодежь. Вход бесплатный". А рядом с этими буквами два рисунка - сердце, пробитое стрелой, с каплей крови и Купидончик с луком, крылышками и голой пипиской.
Желающей молодежи собралось навалом - хлебом мы город обеспечивали, а вот насчет зрелищ пока отставали.
Публика по составу была разная: и наивная, и нахальная, и дурная, и агрессивная. Но присутствие наших парней делало ее одинаковой сдержанно-ироничной.
В руках - банки с пивом, в зубах - жевательные резинки.
Профессор вышел на авансцену, откашлялся в кулак и начал:
- Вы, жвачные! А ну прекратить: с вами профессор беседует- не хер собачий.
Начало хорошее. Многообещающее, во всяком случае.
- Друзья мои! Наша милиция заставила меня прочитать вам лекцию о самом главном в жизни человека: о любви. Подчеркиваю - человека. Кто не согласен - может убираться вон. - Помолчал. Подождал. Никто не захотел отказаться от звания человека. - Любвей на свете много. К Родине. К матери. К своему делу. К мужчине или, наоборот, к женщине...
Тут меня дернула за рукав возникшая сзади Лялька и кивнула: на выход.
На самом интересном для меня месте прервала - о любви к женщине.
Вернуться на лекцию мне удалось в тот момент, когда какая-то робкая домашняя девчушка подняла руку и дрожащим от смущения голоском спросила:
- Скажите, пожалуйста, профессор, чем отличается любовь от секса.
- Знаю - да не скажу, - буркнул профессор. - Каждый из вас, если повезет конечно, узнает эту разницу в свое время.
- А вы? - выкрикнул какой-то бритый наголо парень. - А вы как узнали?
- Как узнал? - Кусакин сделал вид, что задумался, вспоминает. - В молодости я был страшный кобель. Девчонок у меня было без числа. И всяких блондинок и брюнеток не счесть, шатенок и того больше. Худенькие, полненькие, веселые, умные и глупые. Глазки - у какой карие, у какой синие. - Он перевел дыхание. - И что мы только с ними не вытворяли!.. В свободное, конечно, от основных занятий время. И так пробовали, и этак, и совсем по-другому. И все вперемешку. Хорошее было время. Но, признаюсь, начало мне это немножко надоедать. И девочки разные, и способы - а вроде выходит все одно и то же.
Аудиторией профессор овладел. Слушали его взахлеб. Особенно: про "и так, и этак, и по-всякому".
Я, честно говоря, рассчитывал совсем на другой его подход к молодежи. Учитывая профессию Кусакина, я полагал, что он очарует бесшабашную молодежь вечно красивыми сказками о любви из жизни литературных героев, с их чистотой и глубиной чувств.
А он? Кобель он, правда, старый.
- И вот, представьте, встречаю я одну милашку. Ну ни то ни се. Ни блондинка, ни брюнетка. Ни красавица, ни дурнушка. А вот зацепила меня чем-то. Появилась к ней какая-то неизъяснимая тяга. Думается о ней. Грустится иногда. Девчонок своих побросал. Только о ней мечтаю. Начал приударять. Обычно день-два - и победа. А тут нет - не дается. Но чтоб я отступил!.. - Гордо оглядел зал. - Затащил-таки я эту милашку в постель и...
Зал замер.
- ... И вот тут-то я понял, чем отличается любовь от секса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43