Лишь кое-где виднелась группа полицейских и людей, одетых в штатское – агентов тайной полиции Серрюрье. Обычная здесь веселая разноголосица толпы сменилась мерным стуком солдатских ботинок. Все кафе и ресторанчики были закрыты, окна их зашторены, и площадь выглядела темной и угрюмой.
– Да, что-то происходит, – согласился он. – Такое уже было полгода назад. Я так и не понял, почему.
– Серрюрье – довольно нервный тип, – заметил Хансен. – Боится собственной тени. Говорят, что он больше года уже не вылезает из президентского дворца.
– Видимо, у него новый кошмар.
Колонна марширующих кончилась, и Уайетт, выжав сцепление, повел машину вокруг площади мимо напыщенно-героической бронзовой статуи Серрюрье и выехал на дорогу, ведущую к базе. Всю дорогу до мыса Саррат он думал о Джули, о странном ее поведении.
Думал он и о Мейбл.
Глава 2
I
Костон на следующий день поднялся рано и после обычного гостиничного завтрака, посмотрев в записной книжке пару адресов, вышел в город. Он вернулся в «Империал» задумчивым и рассеянным, так что когда они ехали на мыс Саррат в нанятом им автомобиле, разговора не получилось. У ворот базы их остановили, но после разговора по телефону дежурный дал знак матросу, и тот проводил их до кабинета Уайетта.
Джули с любопытством рассматривала таблицы на стенах, старенький стол и поцарапанные стулья.
– Вы тут не роскошествуете, – заметила она.
– Это просто рабочий кабинет, – сказал Уайетт. – Присаживайтесь.
Костон уставился на таблицы с выражением некоторого скепсиса на лице.
– Меня поражают эти ученые, – сказал он. – Они всегда говорят о простых вещах так, что мы, простые смертные, ни черта не можем понять.
Уайетт рассмеялся, но ответил серьезно.
– Дело обстоит как раз наоборот. Наша задача – упростить то, что на самом деле невероятно сложно.
– Да уж, постарайтесь, пожалуйста, подбирать слова попроще, – попросил Костон. – Я слышал, что вы недавно летали на личную встречу с ураганом. Как вам удалось узнать его месторасположение? Он ведь в тысяче миль отсюда.
– Это совсем просто. Раньше об образовании циклона узнавали только тогда, когда его замечали на каком-нибудь корабле или на острове. В наши дни мы их обнаруживаем рано. – Уайетт разложил на столе фотографии. – Это снимки из космоса. Мы их получаем со спутников – либо серии Тирос, либо – Нимбус.
Джули смотрела на фотографии, ничего не понимая. Уайетт начал объяснять.
– Здесь все, что нам нужно знать. Вот здесь, в углу, – время, когда это снято, вот это – масштаб. Этот конкретный ураган – около трехсот миль в поперечнике. А вот это – широта и долгота. Так что мы точно знаем, где он находится.
Костон щелкнул ногтем по одной из фотографий.
– Это как раз тот ураган, которым вы сейчас занимаетесь?
– Именно. Это Мейбл. Я только что закончил расчеты по его теперешнему местонахождению и курсу. Он сейчас находится менее, чем в шестистах милях к юго-востоку от нас и движется на северо-запад со скоростью, чуть превышающей десять миль в час. Это вполне согласуется с теорией.
– А я думала, ураганы движутся быстрее, – сказала Джули с удивлением.
– Нет-нет, речь идет не о скорости ветра: Это скорость всего урагана в целом относительно поверхности Земли. А ветра внутри него чрезвычайно сильные, более ста семидесяти миль в час.
Костон был погружен в раздумье.
– Мне это как-то не нравится, – сказал он. – Вы говорите, что он идет на северо-запад. Такое впечатление, что он движется прямо на нас.
– Да, – подтвердил Уайетт. – Но учтите, что ураган обычно движется не по прямой. – Он взял со стола большую плоскую книгу. – Это атлас ураганов. Мы фиксируем их траектории и, анализируя их, пытаемся делать обобщения. Иногда нам это удается. Вот к примеру – 1955 год. – Он открыл атлас, полистал его. – Вот Флора и Эдит – хрестоматийные случаи. Они шли с юго-востока, затем повернули к северо-востоку по параболе. Такая траектория определяется несколькими факторами. На ранней стадии ураган устремляется на север, но затем вынужден повернуть к западу под воздействием вращения Земли. Позже он попадает под влияние северо-атлантической системы ветров и поворачивает к востоку.
Костон пристально вглядывался в таблицы.
– А что вы скажите про этот?
Уайетт улыбнулся.
– Я так и думал, что вы обратите на него внимание. Это Алиса. Он двигался к югу, а завершился в Северной Бразилии, – мы до сих пор не знаем, почему. А вот Джанет и Хильда. Они не поворачивали назад, а вопреки теории прошли прямо над Юкатаном в Северную Мексику и Техас. Они погубили массу людей.
– Мне кажется, ваша теория сильно хромает, – проворчал Костон. – А что вы скажите про эту завитушку?
– Айона? Я как раз вчера вспоминал его. Он шел, извиваясь, как змея, и если распрямить извивы, получится курс, вполне соответствующий теории. Но мы пока не знаем, что в точности является причиной таких резких поворотов ураганов. У меня есть идея о том, что, может, на них оказывают влияние газовые струи реактивных самолетов, но это трудно проверить. Вообще ураган – весьма чувствительная вещь. Он ведь представляет собой довольно тонкий слой, всего несколько тысяч футов высотой. Поэтому, скажем, контакт с Землей разрушает его. Стоит ему налететь на горную цепь, он разобьется об нее до смерти . Правда, при этом успеет наделать бед.
Джули тоже внимательно рассматривала таблицы.
– Они похожи на больших животных, правда? Ей-богу, такое впечатление, что этот Айона сначала хотел разрушить мыс Гаттерас, но потом повернул, потому что он ему не понравился.
– Было бы здорово, если бы они обладали разумом. Тогда нам, может быть, лучше удавалось бы предсказывать их поведение. А это необходимо. Ведь ураган – это гигантская тепловая машина, самая большая и мощная динамическая система на Земле. – Он кивнул на таблицы. – Мейбл, к примеру, имеет энергию большую, чем энергия тысячи водородных бомб.
– Ты так восторгаешься ураганами, словно влюблен в них, – заметила Джули.
– Чепуха! – воскликнул Уайетт. – Я их ненавижу. Как и все население Вест-Индии.
– А здесь, на Сан-Фернандесе, бывали ураганы? – спросил Костон.
– На моей памяти нет. В последний раз ураган налетел на Сан-Фернандес в 1910 году. Он разрушил Сен-Пьер до основания и убил шесть тысяч человек.
– Один ураган за шестьдесят лет, – протянул Костон. – А скажите, мне просто интересно это знать, какова вероятность того, что этот ваш приятель Мейбл завернет прямо сюда?
Уайетт улыбнулся.
– Это возможно, но маловероятно.
– Ага, – сказал Костон, глядя на таблицу. – Получается, что Серрюрье гораздо более опасен для острова, чем любой из ваших ураганов. Он в общей сложности погубил здесь больше, чем 20 000 человек. Если бы ураган помог избавиться от него, то лучше в он пришел сюда.
– Может быть, – сказал Уайетт. – Но это не моя область. Я с политикой дела не имею. – Он снова начал говорить об ураганах, но теперь интерес его слушателей не был таким горячим, они явно устали от обилия научной информации, и он предложил завершить их встречу и пойти на ланч.
Они расположились в офицерской столовой, куда Хансен, который согласился к ним присоединиться, пришел с опозданием.
– Извините, друзья, я был занят. – Он обратился к Уайетту.
– Кто-то, видимо, спятил. Пришел приказ – срочно подготовить к полету все вышедшие из строя самолеты. Мою машину они уже сделали. Утром я осмотрел ее, а днем – контрольный полет. – Он притворно закатил глаза. – А я-то мечтал о неделе отдыха.
Костон был явно заинтересован.
– Что-нибудь серьезное? – спросил он.
Хансен пожал плечами.
– Да, по-моему, нет. Брукс вообще не склонен к панике.
– Брукс?
– Капитан первого ранга Брукс – командующий базой.
Уайетт тихо спросил Джули:
– Что ты сегодня делаешь днем?
– Ничего особенного. А что?
– Я устал от кабинетной работы. Не прокатиться ли нам на Сен-Мишель? По-моему, ты любила бывать на этом пляже. Сегодня вполне подходящий день для купания.
– Прекрасная мысль, – согласилась она. – Хорошо.
– После ланча и поедем.
– Что там с Мейбл? – спросил Хансен.
– Ничего нового, – сказал Уайетт. – Пока он ведет себя вполне прилично. Только что прошел мимо Гренады, как мы и предсказывали. Скорость, впрочем, немного увеличилась. Шеллинг слегка обеспокоен этим.
– А своим предсказанием он не обеспокоен? Впрочем, он себя обезопасил, будь уверен.
Костон, вытирая салфеткой углы рта, сказал:
– Если позволите, я переменю тему. Кто-нибудь из вас слышал о человеке по имени Фавель?
– Джулио Фавель? – переспросил Хансен. – Да он же мертв.
– В прошлом году люди Серрюрье схватили его в горах. Там происходила стычка, и пленников не брали. Фавеля убили. Об этом сообщали в газетах. – Он недоуменно поднял брови. – А почему вы им интересуетесь?
– Да ходят слухи, что он жив, – сказал Костон. – Я об этом слушал только сегодня утром.
Хансен посмотрел на Уайетта, Уайетт на Хансена. Уайетт сказал:
– Не этим ли объясняется кошмар прошлой ночи? – И, обращаясь к Костону, пояснил: – Прошлой ночью в городе было много войск.
– Я тоже видел, – сказал Костон. – А кто этот Фавель?
– Не притворяйтесь, – сказал Уайетт. – Вы же репортер, вы знаете это так же, как я.
Костон улыбнулся и сказал без тени смущения:
– А я хочу знать взгляды других. Так сказать, объективное мнение. Как ученый, вы должны ценить это.
– Так кто же такой этот Фавель? – вмешалась Джули.
Костон сказал:
– Кость в горле Серрюрье. Серрюрье называет его бандитом, а Фавель предпочитает называть себя патриотом. Я думаю, что правда скорее на стороне Фавеля. До того, как сообщили о его смерти, он скрывался в горах и доставлял Серрюрье немало хлопот. После никаких сведений о нем не поступало – до сих пор.
– Не верю, что он жив, – сказал Хансен. – Мы бы, наверное, знали об этом.
– У него могло быть достаточно ума, чтобы, пользуясь слухами о своей смерти, залечь на дно и копить силы.
– А может, он болел, – сказал Уайетт.
– Может быть, – сказал Костон и обратился к Хансену, – ну и что вы думаете по этому поводу?
– Вся моя информация исходит из газет, – сказал Хансен: – к тому же мой французский не так уж хорош, – во всяком случае, это не тот французский, на котором изъясняются тут. – Он наклонился вперед. – Послушайте, мистер Костон. Мы ведь тут на базе подчиняемся военной дисциплине. Был приказ ни в коем случае не вмешиваться в местные дела, даже не интересоваться ими. Стоит нам сунуть свой нос во что-то, нас ждут крупные неприятности. Даже если мы сможем вырваться из лап головорезов Серрюрье, с нас сдерет шкуру командующий Брукс. Было тут несколько случаев, в основном с рядовыми. Их мгновенно выслали в Штаты, где их на год или два посадили за решетку. Я, кстати, собирался вам вчера об этом рассказать, но этот Доусон помешал.
– Понятно, – сказал Костон. – Что ж, прошу прощения. Я не представлял себе ваши трудности.
– Ничего, – ответил Хансен. – Вы ж не обязаны были знать. Но я должен еще добавить, что нас особенно предостерегают против разговоров с заезжими репортерами.
– Да, никто нас не любит, – сказал Костон со вздохом.
– Разумеется, – подтвердил Хансен. – Все обычно что-то скрывают, но наши причины особенные – мы стремимся не создавать здесь поводов для нарушения спокойствия. Вы же сами знаете лучше меня – там, где появляется репортер, жди беды.
– Я бы не сказал, дело обстоит как раз наоборот, где случается беда, появляется репортер. Беда приходит вначале. – Он резко переменил тему. – Кстати, о Доусоне. Он, оказывается, тоже остановился в «Империале». Когда мы сегодня утром выходили из отеля, мы видели его в ресторане. Он боролся с похмельем с помощью сырых яиц и бутылки виски.
Уайетт спросил:
– Вы ведь на самом деле не в отпуске, а, Костон?
Костон вздохнул.
– Мой шеф считает, что я в отпуске. Но я прибыл сюда в порядке небольшого личного расследования. До меня доходили разные слухи и отголоски слухов. К примеру, в эти края направлялось довольно много оружия. Оно шло не на Кубу и не в Южную Америку, это я выяснил, – значит, оно оседает где-то здесь. Я рассказал об этом моему шефу, но он не согласился с моими доводами, или, как он выразился, домыслами. Однако я привык доверять себе, поэтому я взял отгул и вот я здесь.
– Ну, и нашли вы то, что ищете?
– Знаете, очень боюсь, что нашел.
II
Уайетт медленно вел машину по окраине Сен-Пьера. Толчея на улицах не позволяла ехать быстрее. Полуголые мальчишки, рискуя быть задавленными, перебегали дорогу прямо перед носом автомобиля и заливались веселым смехом, услышав тревожные гудки клаксона; повозки, запряженные быками, перегруженные грузовики постоянно создавали пробки; кругом стоял оглушительный шум, – словом, это была обычная городская суета. Выехав из города, Уайетт вздохнул с облегчением и прибавил скорость.
Дорога к Сен-Мишелю шла через цветущую долину Негрито, окаймленную плантациями бананов, ананасов и сахарного тростника, на которые хмуро взирали вершины Святых гор.
– Похоже, что тревога прошлой ночью была ложной, – заметил Уайетт. – Несмотря на то, что говорил утром Костон.
– Никак не могу понять, нравится мне Костон или нет, – сказала Джули задумчиво. – Вообще-то газетчики обычно напоминают мне стервятников.
– Я чувствую с ними какое-то родство, – сказал Уайетт. – Он зарабатывает на всяческих несчастьях, и я тоже.
Джули была шокирована.
– Нет, это совсем другое дело. Ты все же стараешься предупредить несчастья.
– Ну, и он тоже, так он во всяком случае сам говорит. Я читал кое-что из его статей. По-моему, очень неплохо. У него есть сочувствие к ближнему. Я думаю, он искренне огорчен тем, что оказался прав в данной ситуации, если все же он прав, конечно. Моли Бога, чтобы это оказалось не так.
Она нетерпеливо пожала плечами.
– Ладно, не будем больше о нем, хорошо? Давай на время забудем и о нем, и о Серрюрье, и об этом, как его, Фавеле.
Он притормозил, чтобы объехать почти загородившую дорогу повозку с камнями, и кивнул головой в сторону солдата, стоявшего у дороги.
– Серрюрье не так легко забыть. Напоминания о нем на каждом шагу.
Джули посмотрела назад.
– Что это?
– Это «корве» – принудительные работы на дорогах. Все крестьяне должны в них участвовать. Это отрыжка предреволюционной Франции, и Серрюрье использует ее на все сто. На Сан-Фернандесе всегда так было. – Он кивнул теперь в бок. – Так же обстоит дело и с плантациями. Когда-то ими владели иностранные компании, в основном американские и французские. Серрюрье, когда пришел к власти, произвел национализацию, а точнее, забрал все себе. Теперь он их использует как зону, где трудятся заключенные. А попасть в заключенью на острове – пара пустяков, поэтому недостатка в рабочей силе тут нет. Впрочем, сейчас участились побеги.
Тихим голосом она спросила:
– Как ты можешь жить здесь, среди всех этих ужасов?
– Здесь моя работа, Джули. То, что я делаю, помогает сохранить жизни людей по всему Карибскому морю и на побережье Америки. И лучшее место для этого – здесь. Я ничего не могу сделать с Серрюрье. Если бы я даже попытался, меня тут же убили бы или в лучшем случае арестовали. Ну, выслали бы отсюда. Никому от этого лучше не стало бы. Так что я, как Хансен и другие, держусь за базу и стараюсь сосредоточиться на своей работе. – Он замолчал, увидев впереди крутой поворот, потом закончил: – конечно, все это мне не нравится.
– Значит, ты не думаешь о том, чтобы уехать отсюда, скажем, в Штаты?
– Здесь наилучшие условия для моей работы, – сказал Уайетт, – я ведь уроженец Вест-Индии. Это – мой дом. Пусть плохой, но дом.
Несколько миль они ехали молча. Наконец он остановил машину на обочине.
– Помнишь это место?
– Его невозможно забыть, – сказала она, выйдя из машины и оглядывая раскинувшуюся перед ними панораму.
Вдали виднелось море, словно сверкающее громадное блюдо из чеканного серебра. Прямо перед ними лежали петли пыльной дороги, по которой они только что поднялись. А между дорогой и морем располагалась роскошная долина реки Негрито, спускавшаяся к заливу Сантего с мысом Саррат в дальнем конце, и уютно устроившимся в изгибе маленьким городком – Сен-Пьером.
Уайетт не смотрел вниз. Вид Джули, стоявшей на ветру у края обрыва в платье, облепившем ее фигуру, привлекал его гораздо больше. Она вытянула руку, показывая через долину на место, где солнце ярко отражалось в потоке воды.
– Что это?
– Это Серебряный водопад на Малой Негрито. – Он подошел к ней. – Малая Негрито соединяется с Большой ниже по долине. Отсюда их слияние не видно.
Она перевела дыхание.
– Это один из самых замечательных видов, какие мне приходилось видеть. Я как раз думала, привезешь ли ты меня сюда вновь.
– Рад, что угодил тебе, – сказал он. – Из-за этого ты приехала на Сан-Фернандес?
Она засмеялась.
– Это одна из причин.
Он кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Да, что-то происходит, – согласился он. – Такое уже было полгода назад. Я так и не понял, почему.
– Серрюрье – довольно нервный тип, – заметил Хансен. – Боится собственной тени. Говорят, что он больше года уже не вылезает из президентского дворца.
– Видимо, у него новый кошмар.
Колонна марширующих кончилась, и Уайетт, выжав сцепление, повел машину вокруг площади мимо напыщенно-героической бронзовой статуи Серрюрье и выехал на дорогу, ведущую к базе. Всю дорогу до мыса Саррат он думал о Джули, о странном ее поведении.
Думал он и о Мейбл.
Глава 2
I
Костон на следующий день поднялся рано и после обычного гостиничного завтрака, посмотрев в записной книжке пару адресов, вышел в город. Он вернулся в «Империал» задумчивым и рассеянным, так что когда они ехали на мыс Саррат в нанятом им автомобиле, разговора не получилось. У ворот базы их остановили, но после разговора по телефону дежурный дал знак матросу, и тот проводил их до кабинета Уайетта.
Джули с любопытством рассматривала таблицы на стенах, старенький стол и поцарапанные стулья.
– Вы тут не роскошествуете, – заметила она.
– Это просто рабочий кабинет, – сказал Уайетт. – Присаживайтесь.
Костон уставился на таблицы с выражением некоторого скепсиса на лице.
– Меня поражают эти ученые, – сказал он. – Они всегда говорят о простых вещах так, что мы, простые смертные, ни черта не можем понять.
Уайетт рассмеялся, но ответил серьезно.
– Дело обстоит как раз наоборот. Наша задача – упростить то, что на самом деле невероятно сложно.
– Да уж, постарайтесь, пожалуйста, подбирать слова попроще, – попросил Костон. – Я слышал, что вы недавно летали на личную встречу с ураганом. Как вам удалось узнать его месторасположение? Он ведь в тысяче миль отсюда.
– Это совсем просто. Раньше об образовании циклона узнавали только тогда, когда его замечали на каком-нибудь корабле или на острове. В наши дни мы их обнаруживаем рано. – Уайетт разложил на столе фотографии. – Это снимки из космоса. Мы их получаем со спутников – либо серии Тирос, либо – Нимбус.
Джули смотрела на фотографии, ничего не понимая. Уайетт начал объяснять.
– Здесь все, что нам нужно знать. Вот здесь, в углу, – время, когда это снято, вот это – масштаб. Этот конкретный ураган – около трехсот миль в поперечнике. А вот это – широта и долгота. Так что мы точно знаем, где он находится.
Костон щелкнул ногтем по одной из фотографий.
– Это как раз тот ураган, которым вы сейчас занимаетесь?
– Именно. Это Мейбл. Я только что закончил расчеты по его теперешнему местонахождению и курсу. Он сейчас находится менее, чем в шестистах милях к юго-востоку от нас и движется на северо-запад со скоростью, чуть превышающей десять миль в час. Это вполне согласуется с теорией.
– А я думала, ураганы движутся быстрее, – сказала Джули с удивлением.
– Нет-нет, речь идет не о скорости ветра: Это скорость всего урагана в целом относительно поверхности Земли. А ветра внутри него чрезвычайно сильные, более ста семидесяти миль в час.
Костон был погружен в раздумье.
– Мне это как-то не нравится, – сказал он. – Вы говорите, что он идет на северо-запад. Такое впечатление, что он движется прямо на нас.
– Да, – подтвердил Уайетт. – Но учтите, что ураган обычно движется не по прямой. – Он взял со стола большую плоскую книгу. – Это атлас ураганов. Мы фиксируем их траектории и, анализируя их, пытаемся делать обобщения. Иногда нам это удается. Вот к примеру – 1955 год. – Он открыл атлас, полистал его. – Вот Флора и Эдит – хрестоматийные случаи. Они шли с юго-востока, затем повернули к северо-востоку по параболе. Такая траектория определяется несколькими факторами. На ранней стадии ураган устремляется на север, но затем вынужден повернуть к западу под воздействием вращения Земли. Позже он попадает под влияние северо-атлантической системы ветров и поворачивает к востоку.
Костон пристально вглядывался в таблицы.
– А что вы скажите про этот?
Уайетт улыбнулся.
– Я так и думал, что вы обратите на него внимание. Это Алиса. Он двигался к югу, а завершился в Северной Бразилии, – мы до сих пор не знаем, почему. А вот Джанет и Хильда. Они не поворачивали назад, а вопреки теории прошли прямо над Юкатаном в Северную Мексику и Техас. Они погубили массу людей.
– Мне кажется, ваша теория сильно хромает, – проворчал Костон. – А что вы скажите про эту завитушку?
– Айона? Я как раз вчера вспоминал его. Он шел, извиваясь, как змея, и если распрямить извивы, получится курс, вполне соответствующий теории. Но мы пока не знаем, что в точности является причиной таких резких поворотов ураганов. У меня есть идея о том, что, может, на них оказывают влияние газовые струи реактивных самолетов, но это трудно проверить. Вообще ураган – весьма чувствительная вещь. Он ведь представляет собой довольно тонкий слой, всего несколько тысяч футов высотой. Поэтому, скажем, контакт с Землей разрушает его. Стоит ему налететь на горную цепь, он разобьется об нее до смерти . Правда, при этом успеет наделать бед.
Джули тоже внимательно рассматривала таблицы.
– Они похожи на больших животных, правда? Ей-богу, такое впечатление, что этот Айона сначала хотел разрушить мыс Гаттерас, но потом повернул, потому что он ему не понравился.
– Было бы здорово, если бы они обладали разумом. Тогда нам, может быть, лучше удавалось бы предсказывать их поведение. А это необходимо. Ведь ураган – это гигантская тепловая машина, самая большая и мощная динамическая система на Земле. – Он кивнул на таблицы. – Мейбл, к примеру, имеет энергию большую, чем энергия тысячи водородных бомб.
– Ты так восторгаешься ураганами, словно влюблен в них, – заметила Джули.
– Чепуха! – воскликнул Уайетт. – Я их ненавижу. Как и все население Вест-Индии.
– А здесь, на Сан-Фернандесе, бывали ураганы? – спросил Костон.
– На моей памяти нет. В последний раз ураган налетел на Сан-Фернандес в 1910 году. Он разрушил Сен-Пьер до основания и убил шесть тысяч человек.
– Один ураган за шестьдесят лет, – протянул Костон. – А скажите, мне просто интересно это знать, какова вероятность того, что этот ваш приятель Мейбл завернет прямо сюда?
Уайетт улыбнулся.
– Это возможно, но маловероятно.
– Ага, – сказал Костон, глядя на таблицу. – Получается, что Серрюрье гораздо более опасен для острова, чем любой из ваших ураганов. Он в общей сложности погубил здесь больше, чем 20 000 человек. Если бы ураган помог избавиться от него, то лучше в он пришел сюда.
– Может быть, – сказал Уайетт. – Но это не моя область. Я с политикой дела не имею. – Он снова начал говорить об ураганах, но теперь интерес его слушателей не был таким горячим, они явно устали от обилия научной информации, и он предложил завершить их встречу и пойти на ланч.
Они расположились в офицерской столовой, куда Хансен, который согласился к ним присоединиться, пришел с опозданием.
– Извините, друзья, я был занят. – Он обратился к Уайетту.
– Кто-то, видимо, спятил. Пришел приказ – срочно подготовить к полету все вышедшие из строя самолеты. Мою машину они уже сделали. Утром я осмотрел ее, а днем – контрольный полет. – Он притворно закатил глаза. – А я-то мечтал о неделе отдыха.
Костон был явно заинтересован.
– Что-нибудь серьезное? – спросил он.
Хансен пожал плечами.
– Да, по-моему, нет. Брукс вообще не склонен к панике.
– Брукс?
– Капитан первого ранга Брукс – командующий базой.
Уайетт тихо спросил Джули:
– Что ты сегодня делаешь днем?
– Ничего особенного. А что?
– Я устал от кабинетной работы. Не прокатиться ли нам на Сен-Мишель? По-моему, ты любила бывать на этом пляже. Сегодня вполне подходящий день для купания.
– Прекрасная мысль, – согласилась она. – Хорошо.
– После ланча и поедем.
– Что там с Мейбл? – спросил Хансен.
– Ничего нового, – сказал Уайетт. – Пока он ведет себя вполне прилично. Только что прошел мимо Гренады, как мы и предсказывали. Скорость, впрочем, немного увеличилась. Шеллинг слегка обеспокоен этим.
– А своим предсказанием он не обеспокоен? Впрочем, он себя обезопасил, будь уверен.
Костон, вытирая салфеткой углы рта, сказал:
– Если позволите, я переменю тему. Кто-нибудь из вас слышал о человеке по имени Фавель?
– Джулио Фавель? – переспросил Хансен. – Да он же мертв.
– В прошлом году люди Серрюрье схватили его в горах. Там происходила стычка, и пленников не брали. Фавеля убили. Об этом сообщали в газетах. – Он недоуменно поднял брови. – А почему вы им интересуетесь?
– Да ходят слухи, что он жив, – сказал Костон. – Я об этом слушал только сегодня утром.
Хансен посмотрел на Уайетта, Уайетт на Хансена. Уайетт сказал:
– Не этим ли объясняется кошмар прошлой ночи? – И, обращаясь к Костону, пояснил: – Прошлой ночью в городе было много войск.
– Я тоже видел, – сказал Костон. – А кто этот Фавель?
– Не притворяйтесь, – сказал Уайетт. – Вы же репортер, вы знаете это так же, как я.
Костон улыбнулся и сказал без тени смущения:
– А я хочу знать взгляды других. Так сказать, объективное мнение. Как ученый, вы должны ценить это.
– Так кто же такой этот Фавель? – вмешалась Джули.
Костон сказал:
– Кость в горле Серрюрье. Серрюрье называет его бандитом, а Фавель предпочитает называть себя патриотом. Я думаю, что правда скорее на стороне Фавеля. До того, как сообщили о его смерти, он скрывался в горах и доставлял Серрюрье немало хлопот. После никаких сведений о нем не поступало – до сих пор.
– Не верю, что он жив, – сказал Хансен. – Мы бы, наверное, знали об этом.
– У него могло быть достаточно ума, чтобы, пользуясь слухами о своей смерти, залечь на дно и копить силы.
– А может, он болел, – сказал Уайетт.
– Может быть, – сказал Костон и обратился к Хансену, – ну и что вы думаете по этому поводу?
– Вся моя информация исходит из газет, – сказал Хансен: – к тому же мой французский не так уж хорош, – во всяком случае, это не тот французский, на котором изъясняются тут. – Он наклонился вперед. – Послушайте, мистер Костон. Мы ведь тут на базе подчиняемся военной дисциплине. Был приказ ни в коем случае не вмешиваться в местные дела, даже не интересоваться ими. Стоит нам сунуть свой нос во что-то, нас ждут крупные неприятности. Даже если мы сможем вырваться из лап головорезов Серрюрье, с нас сдерет шкуру командующий Брукс. Было тут несколько случаев, в основном с рядовыми. Их мгновенно выслали в Штаты, где их на год или два посадили за решетку. Я, кстати, собирался вам вчера об этом рассказать, но этот Доусон помешал.
– Понятно, – сказал Костон. – Что ж, прошу прощения. Я не представлял себе ваши трудности.
– Ничего, – ответил Хансен. – Вы ж не обязаны были знать. Но я должен еще добавить, что нас особенно предостерегают против разговоров с заезжими репортерами.
– Да, никто нас не любит, – сказал Костон со вздохом.
– Разумеется, – подтвердил Хансен. – Все обычно что-то скрывают, но наши причины особенные – мы стремимся не создавать здесь поводов для нарушения спокойствия. Вы же сами знаете лучше меня – там, где появляется репортер, жди беды.
– Я бы не сказал, дело обстоит как раз наоборот, где случается беда, появляется репортер. Беда приходит вначале. – Он резко переменил тему. – Кстати, о Доусоне. Он, оказывается, тоже остановился в «Империале». Когда мы сегодня утром выходили из отеля, мы видели его в ресторане. Он боролся с похмельем с помощью сырых яиц и бутылки виски.
Уайетт спросил:
– Вы ведь на самом деле не в отпуске, а, Костон?
Костон вздохнул.
– Мой шеф считает, что я в отпуске. Но я прибыл сюда в порядке небольшого личного расследования. До меня доходили разные слухи и отголоски слухов. К примеру, в эти края направлялось довольно много оружия. Оно шло не на Кубу и не в Южную Америку, это я выяснил, – значит, оно оседает где-то здесь. Я рассказал об этом моему шефу, но он не согласился с моими доводами, или, как он выразился, домыслами. Однако я привык доверять себе, поэтому я взял отгул и вот я здесь.
– Ну, и нашли вы то, что ищете?
– Знаете, очень боюсь, что нашел.
II
Уайетт медленно вел машину по окраине Сен-Пьера. Толчея на улицах не позволяла ехать быстрее. Полуголые мальчишки, рискуя быть задавленными, перебегали дорогу прямо перед носом автомобиля и заливались веселым смехом, услышав тревожные гудки клаксона; повозки, запряженные быками, перегруженные грузовики постоянно создавали пробки; кругом стоял оглушительный шум, – словом, это была обычная городская суета. Выехав из города, Уайетт вздохнул с облегчением и прибавил скорость.
Дорога к Сен-Мишелю шла через цветущую долину Негрито, окаймленную плантациями бананов, ананасов и сахарного тростника, на которые хмуро взирали вершины Святых гор.
– Похоже, что тревога прошлой ночью была ложной, – заметил Уайетт. – Несмотря на то, что говорил утром Костон.
– Никак не могу понять, нравится мне Костон или нет, – сказала Джули задумчиво. – Вообще-то газетчики обычно напоминают мне стервятников.
– Я чувствую с ними какое-то родство, – сказал Уайетт. – Он зарабатывает на всяческих несчастьях, и я тоже.
Джули была шокирована.
– Нет, это совсем другое дело. Ты все же стараешься предупредить несчастья.
– Ну, и он тоже, так он во всяком случае сам говорит. Я читал кое-что из его статей. По-моему, очень неплохо. У него есть сочувствие к ближнему. Я думаю, он искренне огорчен тем, что оказался прав в данной ситуации, если все же он прав, конечно. Моли Бога, чтобы это оказалось не так.
Она нетерпеливо пожала плечами.
– Ладно, не будем больше о нем, хорошо? Давай на время забудем и о нем, и о Серрюрье, и об этом, как его, Фавеле.
Он притормозил, чтобы объехать почти загородившую дорогу повозку с камнями, и кивнул головой в сторону солдата, стоявшего у дороги.
– Серрюрье не так легко забыть. Напоминания о нем на каждом шагу.
Джули посмотрела назад.
– Что это?
– Это «корве» – принудительные работы на дорогах. Все крестьяне должны в них участвовать. Это отрыжка предреволюционной Франции, и Серрюрье использует ее на все сто. На Сан-Фернандесе всегда так было. – Он кивнул теперь в бок. – Так же обстоит дело и с плантациями. Когда-то ими владели иностранные компании, в основном американские и французские. Серрюрье, когда пришел к власти, произвел национализацию, а точнее, забрал все себе. Теперь он их использует как зону, где трудятся заключенные. А попасть в заключенью на острове – пара пустяков, поэтому недостатка в рабочей силе тут нет. Впрочем, сейчас участились побеги.
Тихим голосом она спросила:
– Как ты можешь жить здесь, среди всех этих ужасов?
– Здесь моя работа, Джули. То, что я делаю, помогает сохранить жизни людей по всему Карибскому морю и на побережье Америки. И лучшее место для этого – здесь. Я ничего не могу сделать с Серрюрье. Если бы я даже попытался, меня тут же убили бы или в лучшем случае арестовали. Ну, выслали бы отсюда. Никому от этого лучше не стало бы. Так что я, как Хансен и другие, держусь за базу и стараюсь сосредоточиться на своей работе. – Он замолчал, увидев впереди крутой поворот, потом закончил: – конечно, все это мне не нравится.
– Значит, ты не думаешь о том, чтобы уехать отсюда, скажем, в Штаты?
– Здесь наилучшие условия для моей работы, – сказал Уайетт, – я ведь уроженец Вест-Индии. Это – мой дом. Пусть плохой, но дом.
Несколько миль они ехали молча. Наконец он остановил машину на обочине.
– Помнишь это место?
– Его невозможно забыть, – сказала она, выйдя из машины и оглядывая раскинувшуюся перед ними панораму.
Вдали виднелось море, словно сверкающее громадное блюдо из чеканного серебра. Прямо перед ними лежали петли пыльной дороги, по которой они только что поднялись. А между дорогой и морем располагалась роскошная долина реки Негрито, спускавшаяся к заливу Сантего с мысом Саррат в дальнем конце, и уютно устроившимся в изгибе маленьким городком – Сен-Пьером.
Уайетт не смотрел вниз. Вид Джули, стоявшей на ветру у края обрыва в платье, облепившем ее фигуру, привлекал его гораздо больше. Она вытянула руку, показывая через долину на место, где солнце ярко отражалось в потоке воды.
– Что это?
– Это Серебряный водопад на Малой Негрито. – Он подошел к ней. – Малая Негрито соединяется с Большой ниже по долине. Отсюда их слияние не видно.
Она перевела дыхание.
– Это один из самых замечательных видов, какие мне приходилось видеть. Я как раз думала, привезешь ли ты меня сюда вновь.
– Рад, что угодил тебе, – сказал он. – Из-за этого ты приехала на Сан-Фернандес?
Она засмеялась.
– Это одна из причин.
Он кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29