А когда он настаивает, дела делаются.
– Когда возобновится война? – спросил Уайетт.
– Как только Рокамбо начнет наступление. Мы сейчас будем обороняться, у нас нет сил для атаки.
– А что делают правительственные войска на западе?
– Они сосредоточены около базы. Серрюрье все еще боится, что янки вылезут оттуда и ударят его с тыла.
– Пойдут ли они на это?
– Да нет, что вы! Это местная война, американцам в ней делать нечего. Они, конечно, предпочитают Фавеля Серрюрье, а кто нет? Но вмешиваться в их борьбу не будут. Слава Богу, Серрюрье придерживается другого мнения.
Уайетта заинтересовал Фуллер. Он говорил авторитетно, как представитель командования и человек, безусловно, близкий Фавелю. Но задавать ему много вопросов было сейчас не время, были вещи гораздо более серьезные. Самое главное – Фавель хочет его видеть. И Уайетт решил мысленно повторить то, что он скажет Фавелю.
Фуллер остановил машину возле «Империала», и они вылезли из нее. Люди постоянно входили в отель, выходили из него, и Уайетт обратил внимание на то, что дверь-вертушка была снята, чтобы не мешать проходу. Он отметил про себя эту небольшую, но значительную деталь как знак деловитости и расторопности Фавеля. Он последовал за Фуллером в фойе и увидел, что внутри произошли изменения. Фойе было очищено от посторонних предметов, а бар превращен в помещение для стратегических карт.
Фуллер сказал:
– Подождите. Я пойду доложу, что вы прибыли.
Он ушел, и Доусон заметил:
– Здесь война мне больше нравится.
– Вполне вероятно, вы измените свое мнение, когда Рокамбо начнет наступление.
– Очень может быть, – сказал Доусон, – но я не собираюсь горевать по этому поводу.
На лестнице раздался приветливый окрик, и они увидели Костона, спешащего к ним.
– Рад вас видеть. Здорово, что вам удалось вырваться из кутузки.
Уайетт улыбнулся.
– Нас выбили оттуда.
– Не верьте ему, – сказал Доусон. – Уайетт сделал большое дело. Он, собственно, вызволил нас обоих оттуда. – Он уставился на Костона. – Что это у вас на лице?
– Сапожный крем. Никак не могу его смыть. Вы, наверное, хотите умыться и переодеться?
– А где Джули и Росторн? – спросил Уайетт.
Костон помрачнел.
– Мы очень скоро потеряли друг друга из виду. Сначала мы планировали двигаться на восток.
– Они и двинулись на восток, – сказал Уайетт. – Но там сейчас армия Серрюрье.
Наступило неловкое молчание, потом Костон сказал:
– Сходите оба помойтесь, пока есть время. Фавель все равно сейчас вас не примет, у него совещание. Они стараются выжать из ситуации все, что возможно.
Он провел их в свою комнату, где их ожидали вода и мыло. Одного взгляда на руки Доусона было достаточно, чтобы появился врач и увел его к себе. Костон подал Уайетту чистую рубашку и механическую бритву. Уайетт сел на постель и, когда начал бриться, сразу почувствовал себя лучше.
– Как вы отделились от других? – спросил он Костона.
Костон поведал Уайетту о своих приключениях и, заканчивая, сказал:
– В конце концов, добрался до Фавеля, и мне удалось убедить его в том, что ему нужно поговорить с вами. – Он почесал затылок. – То ли вообще его не нужно было убеждать, то ли моя сила убеждения больше, чем я думал, не знаю. Во всяком случае он быстро все схватил. Интересный парень.
– Если не принимать во внимание ураган, как вы думаете, есть у него шанс победить в этой войне?
Костон усмехнулся.
– На этот вопрос невозможно ответить. Правительственная армия куда сильней, и покамест он выигрывает за счет неожиданности действий и тонкого расчета. Он планирует каждый свой шаг, основы его наступательной операции были заложены несколько месяцев тому назад. – Он помолчал. – Вы знаете, ведь главные силы правительственной артиллерии до сих пор так и не были введены в дело. Пушки стреляли в какой-то жуткой каше почти у самого устья Негрито, и Фавель захватил их. Я сначала думал, что ему так повезло, но теперь знаю, что он никогда не полагается на удачу. Он и в данном случае все организовал. Он подкупил Лескюйе, командующего правительственной артиллерией; тот издал серию противоречащих один другому приказов, и две колонны артиллерии столкнулись лоб в лоб на узкой дороге. Затем Лескюйе сбежал, и пока Дейрюйе разбирался, что к чему, все было кончено. К тому же сам Дерюйе погиб.
– Именно тогда командующим стал Рокамбо, – сказал Уайетт.
Костон кивнул головой.
– Да, к сожалению. Потому что Рокамбо – чертовски умелый командир, он намного лучше Дерюйе. Он вывел правительственную армию из ловушки. И что теперь будет, Бог знает.
– А бронетехника сильно беспокоила Фавеля, когда он вышел на равнину?
– Да нет. Он отсортировал захваченные им пушки, безжалостно выбросил всякую рухлядь, а из оставшихся сформировал шесть мобильных колонн и начал поливать огнем бронетехнику Серрюрье. Стоило какому-нибудь танку или броневику только показаться на поле боя, как дюжина орудий начинала их обрабатывать. В общем, Фавель с самого начала держал все в своих руках, правительственные генералы плясали под его дудку до тех пор, пока не появился Рокамбо. Вот, к примеру, как Фавель расправился с третьим полком на площади Черной Свободы. Он заранее заслал в город корректировщиков огня, снабдил их рациями, и они зажали этот полк в клещи, когда он еще только формировался.
– Я знаю, – сказал Уайетт сумрачно. – Я видел результат.
Лицо Костона расплылось в улыбке.
– Столь же эффективно Фавель расправился с опереточными военно-воздушными силами Серрюрье. Самолеты поднялись в воздух, провели по три боевые атаки, это верно, но затем обнаружилось, что в их баках нет горючего. Бросились открывать запасные емкости, заправили баки, и тут же выяснилось, что в горючем растворен сахар – его, как вы знаете, на Сан-Фернандесе навалом, так что все самолеты застыли на земле с заклиненными моторами.
– Что ж, ему надо поставить пятерку за прилежание, – заметил Уайетт.
– А какова роль Мэннинга и Фуллера во всем этом?
– Мне еще не все до конца ясно. Я думаю, что они связаны с поставками вооружения. У Фавеля четкое представление о том, что ему нужно, – винтовки, автоматы, подвижная артиллерия, в том числе горные пушки и минометы, ну и, конечно, боеприпасы. Все это, разумеется, стоит дорого, и мне пока не удалось выяснить, кто финансировал поставки. Полиция, кажется, подозревала, что Мэннинг и Фуллер связаны с Фавелем. Они избили Доусона до полусмерти, пытаясь добыть у него информацию.
– Я видел его руки, – сказал Костон. – И что он им сказал?
– А что он им мог сказать? Он просто уперся и все.
– Удивительно. У журналистов он имел репутацию мыльного пузыря. Мы знаем, к примеру, что авиакатастрофа на Аляске пару лет тому назад была срежиссирована для того, чтобы поднять тиражи его книг. Ее организовал Дон Вайсман, а исполнил один оставшийся без работы летчик.
– А кто это Дон Вайсман?
– Агент Доусона по прессе. Я всегда полагал, что нам приходится видеть Доусона в образе, который создает Вайсман.
– Я думаю, что теперь Вайсман может считаться бывшим агентом Доусона, – заметил Уайетт.
Костон поднял брови.
– А что, с Доусоном что-нибудь не в порядке?
– Нет, с Доусоном все в порядке. – Он отложил бритву. – Когда же я увижусь с Фавелем?
Костон пожал плечами.
– Когда он будет готов вас принять. У него сейчас забот по горло. Мне кажется, запас его военных хитростей подошел к концу. Его первоначальный план был хорош, но он уже выполнен, и дела могут обернуться не в пользу Фавеля. Перед ним маячит угроза прямого военного столкновения с Рокамбо, а он не в той форме, чтобы рассчитывать в нем на успех. У него всего пять тысяч человек, а у правительства – пятнадцать. Если он станет меряться силами с Рокамбо, ему конец. Уж лучше ему сразу отойти к себе в горы.
Уайетт застегнул рубашку.
– Ему надо принимать решение быстрее, – сказал он мрачно. – Мейбл не будет ждать.
Костон некоторое время молчал, затем с чувством спросил:
– Кроме ваших догадок, у вас все же есть какие-нибудь конкретные данные? Что вы можете предложить Фавелю?
Уайетт подошел к окну и посмотрел на горячее синее небо.
– Немного, – сказал он. – Если бы я был на базе, я бы посмотрел на свои приборы, их показания дали бы мне что-то, а так... – Он пожал плечами.
Костон выглядел разочарованным. Уайетт сказал:
– А знаете, сейчас погода – как раз для урагана. Эта тишина и жара неестественны. Что-то остановило отток воздуха с юго-востока, и я полагаю, это Мейбл. – Он кивнул в сторону моря. – Он там, за горизонтом. Я не могу ничем доказать, что он движется сюда, но это, безусловно, так.
– Там внизу есть барометр. Может, взглянуть на него? – с некоторой надеждой в голосе предложил Костон.
– Я взгляну, – сказал Уайетт. – Но думаю, это вряд ли что-нибудь даст.
Они спустились вниз, в суматоху армейского штаба, и Костон показал Уайетту барометр, висевший на стене в кабинете метрдотеля.
– Господи Боже мой! Барометр Торичелли! Это же музейная редкость. – Он прикоснулся к нему рукой. – Ему никак не меньше ста лет. – Вглядевшись в него внимательнее, он поправился. – Нет, чуть меньше. Вот: Адамеус Копенганс – Амстердам – 1872.
– Ну, а им можно пользоваться? – спросил Костон.
– Это, знаете ли, все равно, что предложить физику топор для расщепления атома. – Он постучал по стеклу рукой. – Эта штука сообщает нам о том, что происходит сейчас, а это не так важно. Важно знать, что произошло за последние двадцать четыре часа. Я бы сейчас дорого дал за анероид с барографом и с данными за последние три дня.
– Значит, этот бесполезен?
– Боюсь, что да. К тому же его показания, думаю, не точны. Не представляю себе, чтобы кто-нибудь здесь следил за ним, корректировал его, учитывая температуру, влажность.
Голос Костона звучал иронически.
– Беда с вами, учеными, состоит в том, что вы усовершенствовали ваши приборы до такой степени, что теперь не можете без них обойтись. Что же вы делали раньше без спутников и электронных устройств?
– Полагались на опыт и инстинкт, – спокойно парировал Уайетт, – что я сейчас и делаю. Если бы вы имели дело со столькими ураганами, со сколькими я, то у вас возникло бы шестое чувство, которое без всяких приборов подсказало бы вам, как поведет себя тот или иной ураган. Глас опыта, я бы сказал.
– Я-то вам верю, – протянул Костон задумчиво. – Но вопрос в том, сможем ли мы убедить Фавеля?
– Меня волнует и другое. Что предпримет Фавель если мы его убедим. Он между двух огней.
– Давайте посмотрим, закончилось ли совещание, – сказал Костон. – Как журналисту, мне интересно знать, что он делает. – Он провел рукой по лбу. – Да, вы правы, погода какая-то необычная.
Фавель еще не освободился, и они ждали в фойе, наблюдая, как между залом ресторана, где проходило совещание, и входом в отель постоянно курсировали вестовые. Наконец, из зала вышел Фуллер и позвал их.
– Вы следующие, – сказал он. – И постарайтесь побыстрее. – Он посмотрел на Уайетта своими чистыми голубыми глазами. – Лично я думаю, что это потеря времени. Здесь не бывает ураганов.
– Серрюрье говорил мне то же самое и почти теми же словами, – сказал Уайетт. – Он тоже не метеоролог, знаете ли.
Фуллер хмыкнул.
– Ладно, входите. Поговорим, и дело с концом.
Он проводил их в обеденный зал. Посередине его на столах, составленных вместе, были разложены карты, в дальнем углу стояла группа людей, тихо переговаривавшихся между собой. Сцена чем-то напомнила Уайетту совещание у Серрюрье, проходившее в богато орнаментированном зале дворца. Но были отличия: не было видно золотых галунов, не было атмосферы истерии.
Костон тронул Уайетта за локоть.
– Вон Мэннинг, – сказал он, указывая на высокого белого человека. – А рядом с ним Фавель.
Фавель оказался худым жилистым человеком ниже среднего роста. Кожа его была светлее, чем у обыкновенного жителя Сан-Фернандеса, а глаза были неожиданно пронзительно голубыми, нечто совершенно необычное для представителя негроидной расы. Он был одет в простую полевую форму цвета хаки, открытый ворот рубашки обнажал колонну сильной жилистой шеи. Когда он повернулся, чтобы, приветствовать Уайетта, сеть морщинок вокруг глаз пришла в движение, и на его лице появилась улыбка.
– А, мистер Уайетт, – сказал он. – А я ищу вас. Я хочу знать, что вы собираетесь мне сообщить, и, судя по словам мистера Костона, боюсь, что это мне не понравится. – Его английский язык был правильным и лишенным акцента.
– На нас идет ураган, – выпалил Уайетт без всяких околичностей.
Выражение лица Фавеля не изменилось. Он продолжал смотреть на Уайетта с легкой улыбкой.
– Да ну! – сказал он иронично.
Высокий человек, Мэннинг, подал свой голос:
– Это слишком смелое утверждение, мистер Уайетт. Здесь не было ураганов с 1910 года.
– Я уже устал от этих слов, – сказал Уайетт с досадой. – Что, в цифре 1910 есть что-то магическое? И не следует ли нам ожидать следующего урагана в 2010 году?
Фавель сказал примирительным тоном:
– Если не в 2010 году, то когда все же нам его ожидать?
– В течение двадцати четырех часов, – объявил Уайетт, – не больше.
Мэннинг презрительно-насмешливо присвистнул, но Фавель поднял руку.
– Чарльз, я знаю, что ты не любишь помех в разгар войны, но давай все же выслушаем мистера Уайетта. От этого может сильно зависеть весь план наших дальнейших действий. – Он облокотился на стол и ткнул свой коричневый палец в сторону Уайетта. – Давайте вашу информацию.
Уайетт глубоко вздохнул. Он чувствовал себя обязанным убедить этого худого черного человека, в глазах которого неожиданно появился теперь холодный металлический блеск.
– Ураган был замечен пять дней тому назад одним из метеорологических спутников. Спустя сутки я отправился на встречу с ним на специально оборудованном самолете и обнаружил, что этот ураган чрезвычайно опасен, один из самых опасных из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я держал его под контролем, пока мне не пришлось покинуть базу, и до тех пор он шел по расчетному курсу. Но потом я не имел возможности следить за ним.
– Этот расчетный курс, задевает он Сан-Фернандес? – спросил Фавель.
– Нет, – сказал Уайетт. – Но ураганы часто совершенно непредсказуемо меняют траекторию.
– Вы сообщили об этом командующему Бруксу? – спросил Мэннинг резким тоном.
– Да.
– Но он, кажется, не купился на вашу информацию. Он продолжает спокойно сидеть на мысе Саррат, вон там, за заливом.
Уайетт сказал, аккуратно подбирая слова:
– Командующий Брукс не вполне волен в своих решениях. Он должен принимать во внимание много разных обстоятельств, к примеру, войну, которую вы ведете. Он принимает на себя оправданный риск.
Фавель кивнул.
– Это верно. Я его понимаю. В такое время покидать базу нежелательно. – Он хитро улыбнулся. – Да я в и не хотел, чтобы он это сделал.
– Это не имеет значения, – опять вмешался Мэннинг. – Если в он был уверен, как, видимо, уверен мистер Уайетт, в том, что ураган приближается, он бы безусловно эвакуировал базу.
Фавель подался вперед.
– Вы абсолютно уверены в этом, мистер Уайетт?
– Да.
– Даже несмотря на то, что вы сейчас не имеете возможности свериться со своими приборами?
– Да, – сказал Уайетт и посмотрел Фавелю прямо в глаза. – Два дня назад я встретил старика около Сен-Мишель, прямо перед началом военных действий. Он укреплял крышу своей хижины.
– Я тоже видел человека, который занимался этим, – подтвердил Фавель. – Мне показалось...
– Ради Бога! – взорвался Мэннинг. – У нас тут не заседание этнографического общества. Решения, которые мы принимаем, должны быть основаны только на фактах.
– Помолчи, Чарльз, – сказал Фавель. – Я родился на этой земле так же, как и мистер Уайетт. Рыбак рыбака видит издалека. – Заметив, как вытянулось лицо Уайетта, он расхохотался. – Да, да. Я все о вас знаю. У меня заведено досье на каждого иностранца на острове. – Он стал серьезным. – Вы говорили с ним, с тем человеком?
– Да.
– Ну, и что он сказал?
– Он сказал, что идет большой ветер, что он, закончив укреплять крышу дома, присоединится к своей семье, укрывшейся в пещере в горах. Он сказал, что большой ветер придет через два дня.
– Как соотносится это с вашей оценкой?
– Полностью совпадает, – сказал Уайетт.
Фавель повернулся к Мэннингу.
– Этот человек пошел к пещере, где он будет молиться своему древнему богу, более древнему, чем те, которых мои предки принесли из Западной Африки, Хунракену – карибскому богу бури. – Обращаясь к Уайетту, он продолжал. – У меня есть вера в инстинкт моего народа. Может быть, – он поднял вверх свой тонкий коричневый палец, – всего лишь может быть, сюда придет ураган. Давайте предположим, что он придет. Каковы могут быть его последствия здесь?
– Мейбл – особенно опасный... – начал Уайетт.
– Мейбл? – перебил его Фавель, коротко засмеявшись. – Вы, ученые, лишены чувства драматического.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Когда возобновится война? – спросил Уайетт.
– Как только Рокамбо начнет наступление. Мы сейчас будем обороняться, у нас нет сил для атаки.
– А что делают правительственные войска на западе?
– Они сосредоточены около базы. Серрюрье все еще боится, что янки вылезут оттуда и ударят его с тыла.
– Пойдут ли они на это?
– Да нет, что вы! Это местная война, американцам в ней делать нечего. Они, конечно, предпочитают Фавеля Серрюрье, а кто нет? Но вмешиваться в их борьбу не будут. Слава Богу, Серрюрье придерживается другого мнения.
Уайетта заинтересовал Фуллер. Он говорил авторитетно, как представитель командования и человек, безусловно, близкий Фавелю. Но задавать ему много вопросов было сейчас не время, были вещи гораздо более серьезные. Самое главное – Фавель хочет его видеть. И Уайетт решил мысленно повторить то, что он скажет Фавелю.
Фуллер остановил машину возле «Империала», и они вылезли из нее. Люди постоянно входили в отель, выходили из него, и Уайетт обратил внимание на то, что дверь-вертушка была снята, чтобы не мешать проходу. Он отметил про себя эту небольшую, но значительную деталь как знак деловитости и расторопности Фавеля. Он последовал за Фуллером в фойе и увидел, что внутри произошли изменения. Фойе было очищено от посторонних предметов, а бар превращен в помещение для стратегических карт.
Фуллер сказал:
– Подождите. Я пойду доложу, что вы прибыли.
Он ушел, и Доусон заметил:
– Здесь война мне больше нравится.
– Вполне вероятно, вы измените свое мнение, когда Рокамбо начнет наступление.
– Очень может быть, – сказал Доусон, – но я не собираюсь горевать по этому поводу.
На лестнице раздался приветливый окрик, и они увидели Костона, спешащего к ним.
– Рад вас видеть. Здорово, что вам удалось вырваться из кутузки.
Уайетт улыбнулся.
– Нас выбили оттуда.
– Не верьте ему, – сказал Доусон. – Уайетт сделал большое дело. Он, собственно, вызволил нас обоих оттуда. – Он уставился на Костона. – Что это у вас на лице?
– Сапожный крем. Никак не могу его смыть. Вы, наверное, хотите умыться и переодеться?
– А где Джули и Росторн? – спросил Уайетт.
Костон помрачнел.
– Мы очень скоро потеряли друг друга из виду. Сначала мы планировали двигаться на восток.
– Они и двинулись на восток, – сказал Уайетт. – Но там сейчас армия Серрюрье.
Наступило неловкое молчание, потом Костон сказал:
– Сходите оба помойтесь, пока есть время. Фавель все равно сейчас вас не примет, у него совещание. Они стараются выжать из ситуации все, что возможно.
Он провел их в свою комнату, где их ожидали вода и мыло. Одного взгляда на руки Доусона было достаточно, чтобы появился врач и увел его к себе. Костон подал Уайетту чистую рубашку и механическую бритву. Уайетт сел на постель и, когда начал бриться, сразу почувствовал себя лучше.
– Как вы отделились от других? – спросил он Костона.
Костон поведал Уайетту о своих приключениях и, заканчивая, сказал:
– В конце концов, добрался до Фавеля, и мне удалось убедить его в том, что ему нужно поговорить с вами. – Он почесал затылок. – То ли вообще его не нужно было убеждать, то ли моя сила убеждения больше, чем я думал, не знаю. Во всяком случае он быстро все схватил. Интересный парень.
– Если не принимать во внимание ураган, как вы думаете, есть у него шанс победить в этой войне?
Костон усмехнулся.
– На этот вопрос невозможно ответить. Правительственная армия куда сильней, и покамест он выигрывает за счет неожиданности действий и тонкого расчета. Он планирует каждый свой шаг, основы его наступательной операции были заложены несколько месяцев тому назад. – Он помолчал. – Вы знаете, ведь главные силы правительственной артиллерии до сих пор так и не были введены в дело. Пушки стреляли в какой-то жуткой каше почти у самого устья Негрито, и Фавель захватил их. Я сначала думал, что ему так повезло, но теперь знаю, что он никогда не полагается на удачу. Он и в данном случае все организовал. Он подкупил Лескюйе, командующего правительственной артиллерией; тот издал серию противоречащих один другому приказов, и две колонны артиллерии столкнулись лоб в лоб на узкой дороге. Затем Лескюйе сбежал, и пока Дейрюйе разбирался, что к чему, все было кончено. К тому же сам Дерюйе погиб.
– Именно тогда командующим стал Рокамбо, – сказал Уайетт.
Костон кивнул головой.
– Да, к сожалению. Потому что Рокамбо – чертовски умелый командир, он намного лучше Дерюйе. Он вывел правительственную армию из ловушки. И что теперь будет, Бог знает.
– А бронетехника сильно беспокоила Фавеля, когда он вышел на равнину?
– Да нет. Он отсортировал захваченные им пушки, безжалостно выбросил всякую рухлядь, а из оставшихся сформировал шесть мобильных колонн и начал поливать огнем бронетехнику Серрюрье. Стоило какому-нибудь танку или броневику только показаться на поле боя, как дюжина орудий начинала их обрабатывать. В общем, Фавель с самого начала держал все в своих руках, правительственные генералы плясали под его дудку до тех пор, пока не появился Рокамбо. Вот, к примеру, как Фавель расправился с третьим полком на площади Черной Свободы. Он заранее заслал в город корректировщиков огня, снабдил их рациями, и они зажали этот полк в клещи, когда он еще только формировался.
– Я знаю, – сказал Уайетт сумрачно. – Я видел результат.
Лицо Костона расплылось в улыбке.
– Столь же эффективно Фавель расправился с опереточными военно-воздушными силами Серрюрье. Самолеты поднялись в воздух, провели по три боевые атаки, это верно, но затем обнаружилось, что в их баках нет горючего. Бросились открывать запасные емкости, заправили баки, и тут же выяснилось, что в горючем растворен сахар – его, как вы знаете, на Сан-Фернандесе навалом, так что все самолеты застыли на земле с заклиненными моторами.
– Что ж, ему надо поставить пятерку за прилежание, – заметил Уайетт.
– А какова роль Мэннинга и Фуллера во всем этом?
– Мне еще не все до конца ясно. Я думаю, что они связаны с поставками вооружения. У Фавеля четкое представление о том, что ему нужно, – винтовки, автоматы, подвижная артиллерия, в том числе горные пушки и минометы, ну и, конечно, боеприпасы. Все это, разумеется, стоит дорого, и мне пока не удалось выяснить, кто финансировал поставки. Полиция, кажется, подозревала, что Мэннинг и Фуллер связаны с Фавелем. Они избили Доусона до полусмерти, пытаясь добыть у него информацию.
– Я видел его руки, – сказал Костон. – И что он им сказал?
– А что он им мог сказать? Он просто уперся и все.
– Удивительно. У журналистов он имел репутацию мыльного пузыря. Мы знаем, к примеру, что авиакатастрофа на Аляске пару лет тому назад была срежиссирована для того, чтобы поднять тиражи его книг. Ее организовал Дон Вайсман, а исполнил один оставшийся без работы летчик.
– А кто это Дон Вайсман?
– Агент Доусона по прессе. Я всегда полагал, что нам приходится видеть Доусона в образе, который создает Вайсман.
– Я думаю, что теперь Вайсман может считаться бывшим агентом Доусона, – заметил Уайетт.
Костон поднял брови.
– А что, с Доусоном что-нибудь не в порядке?
– Нет, с Доусоном все в порядке. – Он отложил бритву. – Когда же я увижусь с Фавелем?
Костон пожал плечами.
– Когда он будет готов вас принять. У него сейчас забот по горло. Мне кажется, запас его военных хитростей подошел к концу. Его первоначальный план был хорош, но он уже выполнен, и дела могут обернуться не в пользу Фавеля. Перед ним маячит угроза прямого военного столкновения с Рокамбо, а он не в той форме, чтобы рассчитывать в нем на успех. У него всего пять тысяч человек, а у правительства – пятнадцать. Если он станет меряться силами с Рокамбо, ему конец. Уж лучше ему сразу отойти к себе в горы.
Уайетт застегнул рубашку.
– Ему надо принимать решение быстрее, – сказал он мрачно. – Мейбл не будет ждать.
Костон некоторое время молчал, затем с чувством спросил:
– Кроме ваших догадок, у вас все же есть какие-нибудь конкретные данные? Что вы можете предложить Фавелю?
Уайетт подошел к окну и посмотрел на горячее синее небо.
– Немного, – сказал он. – Если бы я был на базе, я бы посмотрел на свои приборы, их показания дали бы мне что-то, а так... – Он пожал плечами.
Костон выглядел разочарованным. Уайетт сказал:
– А знаете, сейчас погода – как раз для урагана. Эта тишина и жара неестественны. Что-то остановило отток воздуха с юго-востока, и я полагаю, это Мейбл. – Он кивнул в сторону моря. – Он там, за горизонтом. Я не могу ничем доказать, что он движется сюда, но это, безусловно, так.
– Там внизу есть барометр. Может, взглянуть на него? – с некоторой надеждой в голосе предложил Костон.
– Я взгляну, – сказал Уайетт. – Но думаю, это вряд ли что-нибудь даст.
Они спустились вниз, в суматоху армейского штаба, и Костон показал Уайетту барометр, висевший на стене в кабинете метрдотеля.
– Господи Боже мой! Барометр Торичелли! Это же музейная редкость. – Он прикоснулся к нему рукой. – Ему никак не меньше ста лет. – Вглядевшись в него внимательнее, он поправился. – Нет, чуть меньше. Вот: Адамеус Копенганс – Амстердам – 1872.
– Ну, а им можно пользоваться? – спросил Костон.
– Это, знаете ли, все равно, что предложить физику топор для расщепления атома. – Он постучал по стеклу рукой. – Эта штука сообщает нам о том, что происходит сейчас, а это не так важно. Важно знать, что произошло за последние двадцать четыре часа. Я бы сейчас дорого дал за анероид с барографом и с данными за последние три дня.
– Значит, этот бесполезен?
– Боюсь, что да. К тому же его показания, думаю, не точны. Не представляю себе, чтобы кто-нибудь здесь следил за ним, корректировал его, учитывая температуру, влажность.
Голос Костона звучал иронически.
– Беда с вами, учеными, состоит в том, что вы усовершенствовали ваши приборы до такой степени, что теперь не можете без них обойтись. Что же вы делали раньше без спутников и электронных устройств?
– Полагались на опыт и инстинкт, – спокойно парировал Уайетт, – что я сейчас и делаю. Если бы вы имели дело со столькими ураганами, со сколькими я, то у вас возникло бы шестое чувство, которое без всяких приборов подсказало бы вам, как поведет себя тот или иной ураган. Глас опыта, я бы сказал.
– Я-то вам верю, – протянул Костон задумчиво. – Но вопрос в том, сможем ли мы убедить Фавеля?
– Меня волнует и другое. Что предпримет Фавель если мы его убедим. Он между двух огней.
– Давайте посмотрим, закончилось ли совещание, – сказал Костон. – Как журналисту, мне интересно знать, что он делает. – Он провел рукой по лбу. – Да, вы правы, погода какая-то необычная.
Фавель еще не освободился, и они ждали в фойе, наблюдая, как между залом ресторана, где проходило совещание, и входом в отель постоянно курсировали вестовые. Наконец, из зала вышел Фуллер и позвал их.
– Вы следующие, – сказал он. – И постарайтесь побыстрее. – Он посмотрел на Уайетта своими чистыми голубыми глазами. – Лично я думаю, что это потеря времени. Здесь не бывает ураганов.
– Серрюрье говорил мне то же самое и почти теми же словами, – сказал Уайетт. – Он тоже не метеоролог, знаете ли.
Фуллер хмыкнул.
– Ладно, входите. Поговорим, и дело с концом.
Он проводил их в обеденный зал. Посередине его на столах, составленных вместе, были разложены карты, в дальнем углу стояла группа людей, тихо переговаривавшихся между собой. Сцена чем-то напомнила Уайетту совещание у Серрюрье, проходившее в богато орнаментированном зале дворца. Но были отличия: не было видно золотых галунов, не было атмосферы истерии.
Костон тронул Уайетта за локоть.
– Вон Мэннинг, – сказал он, указывая на высокого белого человека. – А рядом с ним Фавель.
Фавель оказался худым жилистым человеком ниже среднего роста. Кожа его была светлее, чем у обыкновенного жителя Сан-Фернандеса, а глаза были неожиданно пронзительно голубыми, нечто совершенно необычное для представителя негроидной расы. Он был одет в простую полевую форму цвета хаки, открытый ворот рубашки обнажал колонну сильной жилистой шеи. Когда он повернулся, чтобы, приветствовать Уайетта, сеть морщинок вокруг глаз пришла в движение, и на его лице появилась улыбка.
– А, мистер Уайетт, – сказал он. – А я ищу вас. Я хочу знать, что вы собираетесь мне сообщить, и, судя по словам мистера Костона, боюсь, что это мне не понравится. – Его английский язык был правильным и лишенным акцента.
– На нас идет ураган, – выпалил Уайетт без всяких околичностей.
Выражение лица Фавеля не изменилось. Он продолжал смотреть на Уайетта с легкой улыбкой.
– Да ну! – сказал он иронично.
Высокий человек, Мэннинг, подал свой голос:
– Это слишком смелое утверждение, мистер Уайетт. Здесь не было ураганов с 1910 года.
– Я уже устал от этих слов, – сказал Уайетт с досадой. – Что, в цифре 1910 есть что-то магическое? И не следует ли нам ожидать следующего урагана в 2010 году?
Фавель сказал примирительным тоном:
– Если не в 2010 году, то когда все же нам его ожидать?
– В течение двадцати четырех часов, – объявил Уайетт, – не больше.
Мэннинг презрительно-насмешливо присвистнул, но Фавель поднял руку.
– Чарльз, я знаю, что ты не любишь помех в разгар войны, но давай все же выслушаем мистера Уайетта. От этого может сильно зависеть весь план наших дальнейших действий. – Он облокотился на стол и ткнул свой коричневый палец в сторону Уайетта. – Давайте вашу информацию.
Уайетт глубоко вздохнул. Он чувствовал себя обязанным убедить этого худого черного человека, в глазах которого неожиданно появился теперь холодный металлический блеск.
– Ураган был замечен пять дней тому назад одним из метеорологических спутников. Спустя сутки я отправился на встречу с ним на специально оборудованном самолете и обнаружил, что этот ураган чрезвычайно опасен, один из самых опасных из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я держал его под контролем, пока мне не пришлось покинуть базу, и до тех пор он шел по расчетному курсу. Но потом я не имел возможности следить за ним.
– Этот расчетный курс, задевает он Сан-Фернандес? – спросил Фавель.
– Нет, – сказал Уайетт. – Но ураганы часто совершенно непредсказуемо меняют траекторию.
– Вы сообщили об этом командующему Бруксу? – спросил Мэннинг резким тоном.
– Да.
– Но он, кажется, не купился на вашу информацию. Он продолжает спокойно сидеть на мысе Саррат, вон там, за заливом.
Уайетт сказал, аккуратно подбирая слова:
– Командующий Брукс не вполне волен в своих решениях. Он должен принимать во внимание много разных обстоятельств, к примеру, войну, которую вы ведете. Он принимает на себя оправданный риск.
Фавель кивнул.
– Это верно. Я его понимаю. В такое время покидать базу нежелательно. – Он хитро улыбнулся. – Да я в и не хотел, чтобы он это сделал.
– Это не имеет значения, – опять вмешался Мэннинг. – Если в он был уверен, как, видимо, уверен мистер Уайетт, в том, что ураган приближается, он бы безусловно эвакуировал базу.
Фавель подался вперед.
– Вы абсолютно уверены в этом, мистер Уайетт?
– Да.
– Даже несмотря на то, что вы сейчас не имеете возможности свериться со своими приборами?
– Да, – сказал Уайетт и посмотрел Фавелю прямо в глаза. – Два дня назад я встретил старика около Сен-Мишель, прямо перед началом военных действий. Он укреплял крышу своей хижины.
– Я тоже видел человека, который занимался этим, – подтвердил Фавель. – Мне показалось...
– Ради Бога! – взорвался Мэннинг. – У нас тут не заседание этнографического общества. Решения, которые мы принимаем, должны быть основаны только на фактах.
– Помолчи, Чарльз, – сказал Фавель. – Я родился на этой земле так же, как и мистер Уайетт. Рыбак рыбака видит издалека. – Заметив, как вытянулось лицо Уайетта, он расхохотался. – Да, да. Я все о вас знаю. У меня заведено досье на каждого иностранца на острове. – Он стал серьезным. – Вы говорили с ним, с тем человеком?
– Да.
– Ну, и что он сказал?
– Он сказал, что идет большой ветер, что он, закончив укреплять крышу дома, присоединится к своей семье, укрывшейся в пещере в горах. Он сказал, что большой ветер придет через два дня.
– Как соотносится это с вашей оценкой?
– Полностью совпадает, – сказал Уайетт.
Фавель повернулся к Мэннингу.
– Этот человек пошел к пещере, где он будет молиться своему древнему богу, более древнему, чем те, которых мои предки принесли из Западной Африки, Хунракену – карибскому богу бури. – Обращаясь к Уайетту, он продолжал. – У меня есть вера в инстинкт моего народа. Может быть, – он поднял вверх свой тонкий коричневый палец, – всего лишь может быть, сюда придет ураган. Давайте предположим, что он придет. Каковы могут быть его последствия здесь?
– Мейбл – особенно опасный... – начал Уайетт.
– Мейбл? – перебил его Фавель, коротко засмеявшись. – Вы, ученые, лишены чувства драматического.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29