— В первый день медового месяца всякая заулыбается.— Вы думаете, они влюблены друг в друга? — оживилась экономка. — Что ж, бывает и такое.— Не знаю, миссис Дорси, ей-богу, не знаю. За ужином я прислушивался к их разговору. Такое ощущение, что им совершенно не о чем поговорить. Все о свадьбе да о свадьбе, как будто чужие какие. Она ему: «Я была так рада снова встретить кузена Бертрама. Сто лет его не видела». А его светлость в ответ: «Шампанское было замечательное. И фазан удался». Тут она покивает, помолчит, и разговор заходит о погоде. По-моему, они обсудили каждое облако, какое появлялось на небе.— Да, это странно, — согласилась экономка. — Но этих аристократов никогда не поймешь.Дворецкий извлек из кармана часы:— Пора подавать им чай. Господин сказал, в малую гостиную. А потом отправятся в спальню. Скажу вам по правде, миссис Дорси, не больно-то они радуются этому обстоятельству.
Люси и в самом деле думала о предстоящей ночи с ужасом. С момента венчания она последовательно прошла следующие стадии: от радостного любопытства через оцепенение к болезненной нервозности. «Если не произойдет чуда, — угрюмо думала она, — первую брачную ночь я проведу, обсуждая особенности английского климата».Разговор в поезде был уже несколько скованным, но это еще можно было понять: в конце концов, оба еще не привыкли к своему новому состоянию. Люси думала, что со временем они расслабятся и между ними установится истинная близость.Перед ужином супруги разошлись, чтобы переодеться, и Люси надеялась, что эта вынужденная пауза поможет ей взять себя в руки. Все будет хорошо, говорила она себе, пока Роза безмолвно раздевала ее и прятала шелковую шляпу со страусиным пером в коробку. Эдуард знает, как себя вести, говорила себе Люси. Он мужчина опытный, всякое повидал. Наверняка Эдуард найдет способ разрядить обстановку.Однако, к глубочайшему разочарованию молодой супруги, спальня, в которой предстояло свершиться великому событию, выглядела весьма негостеприимно: огромная, сырая, со стенами, обитыми тоскливым зеленым бархатом, спальня по части уюта могла бы соперничать с Центральным вокзалом. За окном пошел дождь, и в доме стало совсем серо и уныло. Даже Роза, всегда такая жизнерадостная, испуганно озиралась по сторонам, похожая на городскую мышку, которую злая судьба забросила в деревенские просторы.А больше всего Люси перепугалась, увидев гигантскую старинную кровать. Ложе возвышалось на позолоченных ножках, подозрительно смахивая на какой-то чудовищный эшафот.В отличие от большинства девушек ее круга Люси испытывала живейший интерес к таинствам супружеской жизни. Судя по ощущениям, которые она испытывала, целуясь с Эдуардом, можно было предположить, что эти самые таинства при определенных обстоятельствах могут быть не лишены приятности. Но чудовищная постель свидетельствовала об обратном. Люси вспомнила, как плакали афганские невесты перед первой брачной ночью, какими измученными и окровавленными выползали они из супружеской спальни наутро.Вдруг она ошиблась в Эдуарде? Вот о чем думала Люси, вытираясь полотенцем, которое подала ей Роза. А что, если окажется, что Эдуард сам ничего толком не знает и не умеет? Вдруг он сделает ей больно? Многие дамы втихомолку шептались, что всю свою жизнь вынуждены терпеть домогательства своих ненасытных мужей. Роза расчесывала своей хозяйке волосы, а Люси всерьез подумывала, ке слечь ли ей на всякий случай с приступом острейшей мигрени.
Возможно, все бы и устроилось, если бы молодым дали возможность спокойно поужинать вдвоем, но, к сожалению, шеф-повар решил отличиться и закатил банкет с пятью переменами блюд. Со всех сторон топтались лакеи, а дворецкий имел вид настолько устрашающий, что по сравнению с ним Флетчер показался бы сущим агнцем. Каждое слово, которым обменивались Люси и Эдуард, становилось достоянием по меньшей мере десяти пар чужих ушей. Вот почему беседа получилась крайне вымученной. Боже, тоскливо думала Люси, ну что еще можно сказать про погоду? Насколько Афганистан в этом смысле предпочтительнее: там или жаркий сезон, или холодный, один день похож на другой, и потому разговор о погоде лишен всякого смысла.Когда кошмарный ужин закончился, Эдуард не покинул свою супругу, отказался от бренди и сигары, а вместо этого сопроводил Люсинду в малую гостиную, где весело пылал камин.— Я попросил Тиммса, чтобы он подал сегодня чай пораньше, — сказал Эдуард, опускаясь в кресло. — Представляю, как вы устали после этого утомительного дня. Должно быть, вам хочется пораньше лечь в кровать.«Что ответить? — всполошилась Люси. — Согласишься — он еще подумает, что жене не терпится предаться утехам любви. Или, может быть, он ничего такого в виду не имеет и даст ей возможность поспать одной?» Люси сама не знала, действительно ли она хочет отсрочить церемонию посвящения в таинства брака.Чувствуя, что сейчас разрыдается или расхохочется, она подумала, что в жизни еще не испытывала таких мук при ответе на самый простой вопрос.Эдуард избавил ее от страданий:— О Господи, Люси, это просто смешно! — вскричал он, вскакивая на ноги.Несколько раз пройдясь взад-вперед по комнате, он опустился на колени возле ее кресла и нервно провел рукой по шее.— Люси, будем откровенны друг с другом. Еще один разговор о погоде, и это может плохо отразиться на нашем здоровье! Или со мной, или с вами случится апоплексический удар. Ей-богу, мы уже обсудили каждую каплю дождя, упавшую сегодня с неба.Люси слабо улыбнулась:— Мы еще не успели сравнить английский дождь с индийскими ливнями.— Только не это! — Эдуард взял ее за руку и слегка потер ей ладонь. — Мы теперь муж и жена, нам нужно научиться быть честными друг с другом. Я не хочу воскрешать в вашей памяти скверные воспоминания, но я могу себе представить, что вам пришлось вынести за годы плена. Неудивительно, что предстоящая ночь вас пугает.Он поднес ее пальцы к губам и нежно поцеловал.— Люси, пообещайте мне, что никогда не будете воспринимать меня как вашего мучителя. Я ни за что не хочу пугать вас или делать вам больно…Не договорив, он вскочил на ноги и раздраженно воскликнул:— Тиммс, что там еще?!— Чай, милорд.— Оставьте поднос около камина. И вот еще что, Тиммс…— Да, милорд?— Нам с баронессой больше ваши услуги сегодня не понадобятся.— Слушаюсь, милорд.— Тиммс!— Да, милорд?— Закройте за собой дверь!Дворецкому понадобилась целая минута, чтобы убраться, и за это время, к глубокому огорчению Люсинды, едва наметившаяся доверительность растаяла бесследно. Эдуард уселся на диван и угрюмо уставился на пылающие поленья.— Нальете мне чаю? — спросил он.— С удовольствием.И тут Люсинде пришла в голову гениальная идея. Она налила из серебряного чайника душистый китайский чай, пересекла комнату, и, опустившись перед Эдуардом на колени, прошептала по-пуштунски:— Угодно ли будет господину добавить в чай сахару?Эдуард важно кивнул, два или три раза шумно отхлебнул и отставил чашку в сторону.— Спасибо, но сахара не нужно, — ответил он на том же языке. — В твоем присутствии чай и так сладок. Выпьешь ли ты из моей чашки?— Если тебе будег угодно, господин.Она не поднялась с колен, и Эдуард поднес чашку к ее губам. Когда Люси допила до дна, он поставил чашку в сторону, наклонился и крепко взял ее за руки.— О свет моей жизни, — тихо сказал он. — Я хочу только одного — чтобы ты была счастлива. Ты счастлива, Люси?— Очень счастлива, господин.— Да будет так всегда, о женщина моего сердца.— Быть твоей женой — уже счастье, — сказала Люси, думая, что на цветистом, певучем языке афганцев говорить гораздо проще, чем по-английски. Должно быть, Эдуард чувствовал то же самое, потому что вновь заговорил на пушту:— Мое сердце бьется быстрее, когда я вижу красу моей любимой, — сказал он и провел пальцем по ее щеке. — О прекраснейшая из женщин, я тону в томной неге твоих глаз.Прикосновение его руки обжигало ей кожу, пульс забился учащенно. Охваченная дрожью удовольствия, Люси откинула голову назад, чтобы Эдуард мог ее поцеловать. Глаза она закрыла, и в следующий миг ощутила, как его палец обрисовывает контур ее губ.— Посмотри на меня, красивейшая из женщин, — нежно приказал Эдуард. — О, владычица моего сердца, посмотри на меня еще раз, а потом я тебя поцелую.Веки были такими тяжелыми, что Люси с трудом открыла глаза и увидела устремленный на нее обжигающий взгляд Эдуарда. Нежность на его лице сменилась страстью, смуглые черты исказились от прилива чувственности. Люси коснулась рукой его лица, но Эдуард перехватил ее пальцы и прижал их к своему сердцу.— О самая восхитительная из женщин, послушай, как бьется мое сердце. Я схожу с ума от желания.Пораженная собственной смелостью, Люси положила его руку на свою пышную грудь:— Послушай и ты, господин, как стучит мое сердце. Я с нетерпением жду мига, когда буду тебе принадлежать.Эдуард впился в нее взглядом и после долгой паузы, судорожно вздохнув, накрыл ладонями ее груди, а большими пальцами слегка провел по соскам. Те немедленно напряглись, но у девушки не было времени как следует привыкнуть к этому новому ощущению, потому что в следующий миг Эдуард притянул ее к себе.Глядя на нее сверху вниз затуманенными глазами, он прошептал:— О свет моей жизни, твои губы сулят мне райские наслаждения. Напои меня своей сладостью.Не встретив ни малейшего сопротивления, Эдуард потянулся к ее устам. Когда их губы соприкоснулись, Люси инстинктивно почувствовала, что этот поцелуй будет непохож на прежние. На сей раз Эдуард не сдерживался, не выказывал ни малейших колебаний. Он неспешно вкушал медовую сладость ее рта, а Люси ощущала странный, не поддающийся описанию голод, но не знала, как этот голод удовлетворить. Почувствовав ее реакцию, Эдуард удвоил пыл лобзаний, и у нее закружилась голова от чувственного дурмана.— Лю-си, мы не можем здесь оставаться, — хрипло прошептал он, вырвав ее из забвения.— А куда мы должны идти? — пролепетала она, охваченная лихорадкой.— В спальню. В кровать.Он встал, легко поднял ее на руки и понес к двери. Однако дверь распахнулась сама, и лакей с каменным лицом сказал:— Спокойной ночи, милорд. Спокойной ночи, миледи.— Спокойной ночи, Джеймс, — беззаботно откликнулся Эдуард, но Люси, увидев слугу, побагровела от смущения и забарахталась в объятиях мужа.— Эдуард, что он подумает? — в ужасе прошептала она. — Немедленно отпустите меня. Я пойду сама!Его глаза весело блеснули.— Ты уверена, что сможешь идти, дорогая? Значит, я слишком плохо тебя целовал. Когда поднимемся наверх, попробую еще раз.Он быстро поднялся по лестнице, неся Люси на руках. В спальне ждала горничная. Увидев свою госпожу в столь непривычном виде, она испуганно ахнула:— Доброй ночи, Роза, — поспешно сказал ей Эдуард. — Сегодня ваши услуги баронессе не понадобятся.— Хорошо, милорд, — пролепетала Роза. — Приятной ночи… То есть, я хотела сказать, спокойной ночи, миледи.Бедная Люси была готова умереть от стыда.— Эдуард, ради Бога! Выпустите меня!— Конечно, любимая.Он шагнул в спальню и закрыл за собой дверь ногой. Потом положил Люси на постель, а сам сел рядом. Откинул прядь с ее лба, наклонился и тут же поцеловал волосы.— О Боже, Люси, — сказал он очень серьезно. — Как долго мечтал я заняться с тобой любовью. Поцелуй меня, любимая. Ради всего святого, поцелуй меня. 14 «Это может продолжаться всю ночь, — угрюмо подумал Эдуард, на миг оторвавшись от страстных поцелуев жены. — Господи Боже, как наскрести силы воли и не дать вырваться наружу непреодолимому желанию немедленно заняться любовью?»Он взглянул на Люси. Она лежала на кровати, из-под смявшегося платья соблазнительно выглядывала щиколотка; шпильки, поддерживавшие прическу, выпали, и волосы свободно разметались по плечам. Его захлестнула волна горячего желания. Она — его жена! Господи, как же он жаждал не просто назвать эту женщину своей женой, но и самом деле сделать ее таковой.Лицо Эдуарда страдальчески искривилось. Чего стоят все те прекраснодушные клятвы, которые он мысленно давал, уверяя себя, что не станет заниматься с Люси любовью до тех пор, пока не вернется из Афганистана? Ведь в глубине души он всегда знал, что лжет самому себе.Раскаяние мучило его весь вечер. Барон знал, что не имел права жениться на Люсинде, пока не исполнена миссия, которая может стоить ему жизни. Но мысль о нескольких неделях счастья оказалась слишком соблазнительной. Желание обладать прекраснейшей из женщин одержало верх над долгом перед страной. Честно говоря, Эдуард колебался недолго.Он не раз пытался вспомнить, когда же чувство вспыхнуло в нем впервые? Тогда ли, когда он увидел Люси, склонившуюся в поклоне перед Хасим-ханом, и инстинктивно понял, что девушка до глубины души презирает эту жирную гадину? Или когда поцеловал ее под звездным ночным небом? Или позже, когда послал Абдуллу передать Люси золотого верблюда? Во всяком случае, встретившись с Люсиндой в Лондоне, Эдуард понял, что глупо притворяться, будто она его совсем не интересует.Лорд Трисс пришел в ярость, узнав об увлечении племянника мисс Люсиндой Ларкин. Эдуард представлял для британского правительства огромную ценность — и в роли чванного английского дипломата, и в роли пенджабского торговца оружием. Лорд Трисс не собирался терять одного из своих самых перспективных агентов.— Ты согласился возложить на себя миссию, крайне важную для твоей страны, — с упреком обратился он к племяннику после бала у леди Маргарет. — Не увлекайся мисс Люсиндой Ларкин, Эдуард, это слишком опасно. Никогда еще ты не был так близок к саморазоблачению. Вы оба чуть не вешались друг на друга там, у входа в бальный зал. Ты не можешь сейчас позволить эмоциям возобладать над здравым смыслом. Господи Боже, не ты ли говорил мне, что на земле миллион прекрасных женщин, поэтому нет нужды ограничиваться лишь одной. Найди себе хорошенькую танцовщицу и расслабься. Тебя должны волновать русские, их планы в Афганистане. Забудь о Люсинде Ларкин.Эдуард, не желавший да»ке самому себе признаться в том, что из всех женщин мира ему нужна только Люси, попробовал прислушаться к дядиному совету. Однако попытка увенчалась полным крахом. Развеселые и многоопытные дамы полусвета вдруг потеряли всю свою привлекательность. Люси — мужественная, сообразительная — во всяком случае, она запомнилась Эдуарду именно такой — и прекрасная владела отныне его мечтами.Дядя настоятельно рекомендовал прекратить посещение дома Ларкинов, но Эдуард не послушался, клятвенно уверяя, что не позволит Люси раскусить его. Даже в этом он себя обманывал. Разумеется, он отлично понимал, что Люси достаточно проницательна и вряд ли ее введут в заблуждение роскошный костюм, аристократический выговор и огромный монокль. И разве сам Эдуард не желал втайне, чтобы она узнала его под этой маской? Именно в присутствии Люсинды ему из рук вон плохо удавалась роль надутого болвана. Для человека, чья жизнь напрямую зависела от того, насколько талантливо он вживется в образ, Эдуард на редкость бездарно маскировался, когда рядом оказывалась Лю-синда.Но вот, к худу или к добру, они поженились. Сегодня вечером он хотел забыть обо всех этих проблемах. В данный момент его занимало только одно: он желал заняться любовью со своей женой.Эдуард не сомневался, что в Куваре Люси была изнасилована. Он также догадывался, что насилию она подвергалась часто и на протяжении долгого времени. Ее поведение в ту ночь, при их первой встрече, недвусмысленно доказывало, что и от него она ожидала домогательств. Не требуется быть каким-то сверхчувствительным, думал Эдуард, чтобы догадаться, что для его жены секс почти наверняка ассоциируется с болью и унижением.Его удивляло и радовало, что Люси охотно отвечает на его поцелуи, но Эдуард не хотел себя обманывать. Он замечал, как мгновенно цепенело ее тело, стоило объятиям стать чуть более страстными, и предвидел, что понадобится еще много времени и изматывающего душу терпения, прежде чем удастся осуществить свое самое главное желание. А у них в запасе были не недели, а всего лишь дни.Эдуард насмешливо поморщился. Господи, ну и перспектива! Надо сохранять целомудрие, да еще имея перед глазами такое искушение! Но меньше всего на свете Эдуард хотел внушить жене страх, а она в данный момент выглядела очень испуганной.Двигаясь медленно, чтобы не напугать ее еще больше, он приблизился и осторожно вынул две шпильки из ее прически. Потом ласково улыбнулся, желая снизить накал страсти, возникшей между ними.— Принести тебе щетку для волос, пока ты вынимаешь остальные шпильки? Раз уж я отослал Розу спать, постараюсь быть образцовой горничной.Люси, казалось, была целиком поглощена разглаживанием складок на шелковой юбке, — Обычно я раздеваюсь, прежде чем Роза причесывает меня на ночь.Неужели она просит помочь ей раздеться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Люси и в самом деле думала о предстоящей ночи с ужасом. С момента венчания она последовательно прошла следующие стадии: от радостного любопытства через оцепенение к болезненной нервозности. «Если не произойдет чуда, — угрюмо думала она, — первую брачную ночь я проведу, обсуждая особенности английского климата».Разговор в поезде был уже несколько скованным, но это еще можно было понять: в конце концов, оба еще не привыкли к своему новому состоянию. Люси думала, что со временем они расслабятся и между ними установится истинная близость.Перед ужином супруги разошлись, чтобы переодеться, и Люси надеялась, что эта вынужденная пауза поможет ей взять себя в руки. Все будет хорошо, говорила она себе, пока Роза безмолвно раздевала ее и прятала шелковую шляпу со страусиным пером в коробку. Эдуард знает, как себя вести, говорила себе Люси. Он мужчина опытный, всякое повидал. Наверняка Эдуард найдет способ разрядить обстановку.Однако, к глубочайшему разочарованию молодой супруги, спальня, в которой предстояло свершиться великому событию, выглядела весьма негостеприимно: огромная, сырая, со стенами, обитыми тоскливым зеленым бархатом, спальня по части уюта могла бы соперничать с Центральным вокзалом. За окном пошел дождь, и в доме стало совсем серо и уныло. Даже Роза, всегда такая жизнерадостная, испуганно озиралась по сторонам, похожая на городскую мышку, которую злая судьба забросила в деревенские просторы.А больше всего Люси перепугалась, увидев гигантскую старинную кровать. Ложе возвышалось на позолоченных ножках, подозрительно смахивая на какой-то чудовищный эшафот.В отличие от большинства девушек ее круга Люси испытывала живейший интерес к таинствам супружеской жизни. Судя по ощущениям, которые она испытывала, целуясь с Эдуардом, можно было предположить, что эти самые таинства при определенных обстоятельствах могут быть не лишены приятности. Но чудовищная постель свидетельствовала об обратном. Люси вспомнила, как плакали афганские невесты перед первой брачной ночью, какими измученными и окровавленными выползали они из супружеской спальни наутро.Вдруг она ошиблась в Эдуарде? Вот о чем думала Люси, вытираясь полотенцем, которое подала ей Роза. А что, если окажется, что Эдуард сам ничего толком не знает и не умеет? Вдруг он сделает ей больно? Многие дамы втихомолку шептались, что всю свою жизнь вынуждены терпеть домогательства своих ненасытных мужей. Роза расчесывала своей хозяйке волосы, а Люси всерьез подумывала, ке слечь ли ей на всякий случай с приступом острейшей мигрени.
Возможно, все бы и устроилось, если бы молодым дали возможность спокойно поужинать вдвоем, но, к сожалению, шеф-повар решил отличиться и закатил банкет с пятью переменами блюд. Со всех сторон топтались лакеи, а дворецкий имел вид настолько устрашающий, что по сравнению с ним Флетчер показался бы сущим агнцем. Каждое слово, которым обменивались Люси и Эдуард, становилось достоянием по меньшей мере десяти пар чужих ушей. Вот почему беседа получилась крайне вымученной. Боже, тоскливо думала Люси, ну что еще можно сказать про погоду? Насколько Афганистан в этом смысле предпочтительнее: там или жаркий сезон, или холодный, один день похож на другой, и потому разговор о погоде лишен всякого смысла.Когда кошмарный ужин закончился, Эдуард не покинул свою супругу, отказался от бренди и сигары, а вместо этого сопроводил Люсинду в малую гостиную, где весело пылал камин.— Я попросил Тиммса, чтобы он подал сегодня чай пораньше, — сказал Эдуард, опускаясь в кресло. — Представляю, как вы устали после этого утомительного дня. Должно быть, вам хочется пораньше лечь в кровать.«Что ответить? — всполошилась Люси. — Согласишься — он еще подумает, что жене не терпится предаться утехам любви. Или, может быть, он ничего такого в виду не имеет и даст ей возможность поспать одной?» Люси сама не знала, действительно ли она хочет отсрочить церемонию посвящения в таинства брака.Чувствуя, что сейчас разрыдается или расхохочется, она подумала, что в жизни еще не испытывала таких мук при ответе на самый простой вопрос.Эдуард избавил ее от страданий:— О Господи, Люси, это просто смешно! — вскричал он, вскакивая на ноги.Несколько раз пройдясь взад-вперед по комнате, он опустился на колени возле ее кресла и нервно провел рукой по шее.— Люси, будем откровенны друг с другом. Еще один разговор о погоде, и это может плохо отразиться на нашем здоровье! Или со мной, или с вами случится апоплексический удар. Ей-богу, мы уже обсудили каждую каплю дождя, упавшую сегодня с неба.Люси слабо улыбнулась:— Мы еще не успели сравнить английский дождь с индийскими ливнями.— Только не это! — Эдуард взял ее за руку и слегка потер ей ладонь. — Мы теперь муж и жена, нам нужно научиться быть честными друг с другом. Я не хочу воскрешать в вашей памяти скверные воспоминания, но я могу себе представить, что вам пришлось вынести за годы плена. Неудивительно, что предстоящая ночь вас пугает.Он поднес ее пальцы к губам и нежно поцеловал.— Люси, пообещайте мне, что никогда не будете воспринимать меня как вашего мучителя. Я ни за что не хочу пугать вас или делать вам больно…Не договорив, он вскочил на ноги и раздраженно воскликнул:— Тиммс, что там еще?!— Чай, милорд.— Оставьте поднос около камина. И вот еще что, Тиммс…— Да, милорд?— Нам с баронессой больше ваши услуги сегодня не понадобятся.— Слушаюсь, милорд.— Тиммс!— Да, милорд?— Закройте за собой дверь!Дворецкому понадобилась целая минута, чтобы убраться, и за это время, к глубокому огорчению Люсинды, едва наметившаяся доверительность растаяла бесследно. Эдуард уселся на диван и угрюмо уставился на пылающие поленья.— Нальете мне чаю? — спросил он.— С удовольствием.И тут Люсинде пришла в голову гениальная идея. Она налила из серебряного чайника душистый китайский чай, пересекла комнату, и, опустившись перед Эдуардом на колени, прошептала по-пуштунски:— Угодно ли будет господину добавить в чай сахару?Эдуард важно кивнул, два или три раза шумно отхлебнул и отставил чашку в сторону.— Спасибо, но сахара не нужно, — ответил он на том же языке. — В твоем присутствии чай и так сладок. Выпьешь ли ты из моей чашки?— Если тебе будег угодно, господин.Она не поднялась с колен, и Эдуард поднес чашку к ее губам. Когда Люси допила до дна, он поставил чашку в сторону, наклонился и крепко взял ее за руки.— О свет моей жизни, — тихо сказал он. — Я хочу только одного — чтобы ты была счастлива. Ты счастлива, Люси?— Очень счастлива, господин.— Да будет так всегда, о женщина моего сердца.— Быть твоей женой — уже счастье, — сказала Люси, думая, что на цветистом, певучем языке афганцев говорить гораздо проще, чем по-английски. Должно быть, Эдуард чувствовал то же самое, потому что вновь заговорил на пушту:— Мое сердце бьется быстрее, когда я вижу красу моей любимой, — сказал он и провел пальцем по ее щеке. — О прекраснейшая из женщин, я тону в томной неге твоих глаз.Прикосновение его руки обжигало ей кожу, пульс забился учащенно. Охваченная дрожью удовольствия, Люси откинула голову назад, чтобы Эдуард мог ее поцеловать. Глаза она закрыла, и в следующий миг ощутила, как его палец обрисовывает контур ее губ.— Посмотри на меня, красивейшая из женщин, — нежно приказал Эдуард. — О, владычица моего сердца, посмотри на меня еще раз, а потом я тебя поцелую.Веки были такими тяжелыми, что Люси с трудом открыла глаза и увидела устремленный на нее обжигающий взгляд Эдуарда. Нежность на его лице сменилась страстью, смуглые черты исказились от прилива чувственности. Люси коснулась рукой его лица, но Эдуард перехватил ее пальцы и прижал их к своему сердцу.— О самая восхитительная из женщин, послушай, как бьется мое сердце. Я схожу с ума от желания.Пораженная собственной смелостью, Люси положила его руку на свою пышную грудь:— Послушай и ты, господин, как стучит мое сердце. Я с нетерпением жду мига, когда буду тебе принадлежать.Эдуард впился в нее взглядом и после долгой паузы, судорожно вздохнув, накрыл ладонями ее груди, а большими пальцами слегка провел по соскам. Те немедленно напряглись, но у девушки не было времени как следует привыкнуть к этому новому ощущению, потому что в следующий миг Эдуард притянул ее к себе.Глядя на нее сверху вниз затуманенными глазами, он прошептал:— О свет моей жизни, твои губы сулят мне райские наслаждения. Напои меня своей сладостью.Не встретив ни малейшего сопротивления, Эдуард потянулся к ее устам. Когда их губы соприкоснулись, Люси инстинктивно почувствовала, что этот поцелуй будет непохож на прежние. На сей раз Эдуард не сдерживался, не выказывал ни малейших колебаний. Он неспешно вкушал медовую сладость ее рта, а Люси ощущала странный, не поддающийся описанию голод, но не знала, как этот голод удовлетворить. Почувствовав ее реакцию, Эдуард удвоил пыл лобзаний, и у нее закружилась голова от чувственного дурмана.— Лю-си, мы не можем здесь оставаться, — хрипло прошептал он, вырвав ее из забвения.— А куда мы должны идти? — пролепетала она, охваченная лихорадкой.— В спальню. В кровать.Он встал, легко поднял ее на руки и понес к двери. Однако дверь распахнулась сама, и лакей с каменным лицом сказал:— Спокойной ночи, милорд. Спокойной ночи, миледи.— Спокойной ночи, Джеймс, — беззаботно откликнулся Эдуард, но Люси, увидев слугу, побагровела от смущения и забарахталась в объятиях мужа.— Эдуард, что он подумает? — в ужасе прошептала она. — Немедленно отпустите меня. Я пойду сама!Его глаза весело блеснули.— Ты уверена, что сможешь идти, дорогая? Значит, я слишком плохо тебя целовал. Когда поднимемся наверх, попробую еще раз.Он быстро поднялся по лестнице, неся Люси на руках. В спальне ждала горничная. Увидев свою госпожу в столь непривычном виде, она испуганно ахнула:— Доброй ночи, Роза, — поспешно сказал ей Эдуард. — Сегодня ваши услуги баронессе не понадобятся.— Хорошо, милорд, — пролепетала Роза. — Приятной ночи… То есть, я хотела сказать, спокойной ночи, миледи.Бедная Люси была готова умереть от стыда.— Эдуард, ради Бога! Выпустите меня!— Конечно, любимая.Он шагнул в спальню и закрыл за собой дверь ногой. Потом положил Люси на постель, а сам сел рядом. Откинул прядь с ее лба, наклонился и тут же поцеловал волосы.— О Боже, Люси, — сказал он очень серьезно. — Как долго мечтал я заняться с тобой любовью. Поцелуй меня, любимая. Ради всего святого, поцелуй меня. 14 «Это может продолжаться всю ночь, — угрюмо подумал Эдуард, на миг оторвавшись от страстных поцелуев жены. — Господи Боже, как наскрести силы воли и не дать вырваться наружу непреодолимому желанию немедленно заняться любовью?»Он взглянул на Люси. Она лежала на кровати, из-под смявшегося платья соблазнительно выглядывала щиколотка; шпильки, поддерживавшие прическу, выпали, и волосы свободно разметались по плечам. Его захлестнула волна горячего желания. Она — его жена! Господи, как же он жаждал не просто назвать эту женщину своей женой, но и самом деле сделать ее таковой.Лицо Эдуарда страдальчески искривилось. Чего стоят все те прекраснодушные клятвы, которые он мысленно давал, уверяя себя, что не станет заниматься с Люси любовью до тех пор, пока не вернется из Афганистана? Ведь в глубине души он всегда знал, что лжет самому себе.Раскаяние мучило его весь вечер. Барон знал, что не имел права жениться на Люсинде, пока не исполнена миссия, которая может стоить ему жизни. Но мысль о нескольких неделях счастья оказалась слишком соблазнительной. Желание обладать прекраснейшей из женщин одержало верх над долгом перед страной. Честно говоря, Эдуард колебался недолго.Он не раз пытался вспомнить, когда же чувство вспыхнуло в нем впервые? Тогда ли, когда он увидел Люси, склонившуюся в поклоне перед Хасим-ханом, и инстинктивно понял, что девушка до глубины души презирает эту жирную гадину? Или когда поцеловал ее под звездным ночным небом? Или позже, когда послал Абдуллу передать Люси золотого верблюда? Во всяком случае, встретившись с Люсиндой в Лондоне, Эдуард понял, что глупо притворяться, будто она его совсем не интересует.Лорд Трисс пришел в ярость, узнав об увлечении племянника мисс Люсиндой Ларкин. Эдуард представлял для британского правительства огромную ценность — и в роли чванного английского дипломата, и в роли пенджабского торговца оружием. Лорд Трисс не собирался терять одного из своих самых перспективных агентов.— Ты согласился возложить на себя миссию, крайне важную для твоей страны, — с упреком обратился он к племяннику после бала у леди Маргарет. — Не увлекайся мисс Люсиндой Ларкин, Эдуард, это слишком опасно. Никогда еще ты не был так близок к саморазоблачению. Вы оба чуть не вешались друг на друга там, у входа в бальный зал. Ты не можешь сейчас позволить эмоциям возобладать над здравым смыслом. Господи Боже, не ты ли говорил мне, что на земле миллион прекрасных женщин, поэтому нет нужды ограничиваться лишь одной. Найди себе хорошенькую танцовщицу и расслабься. Тебя должны волновать русские, их планы в Афганистане. Забудь о Люсинде Ларкин.Эдуард, не желавший да»ке самому себе признаться в том, что из всех женщин мира ему нужна только Люси, попробовал прислушаться к дядиному совету. Однако попытка увенчалась полным крахом. Развеселые и многоопытные дамы полусвета вдруг потеряли всю свою привлекательность. Люси — мужественная, сообразительная — во всяком случае, она запомнилась Эдуарду именно такой — и прекрасная владела отныне его мечтами.Дядя настоятельно рекомендовал прекратить посещение дома Ларкинов, но Эдуард не послушался, клятвенно уверяя, что не позволит Люси раскусить его. Даже в этом он себя обманывал. Разумеется, он отлично понимал, что Люси достаточно проницательна и вряд ли ее введут в заблуждение роскошный костюм, аристократический выговор и огромный монокль. И разве сам Эдуард не желал втайне, чтобы она узнала его под этой маской? Именно в присутствии Люсинды ему из рук вон плохо удавалась роль надутого болвана. Для человека, чья жизнь напрямую зависела от того, насколько талантливо он вживется в образ, Эдуард на редкость бездарно маскировался, когда рядом оказывалась Лю-синда.Но вот, к худу или к добру, они поженились. Сегодня вечером он хотел забыть обо всех этих проблемах. В данный момент его занимало только одно: он желал заняться любовью со своей женой.Эдуард не сомневался, что в Куваре Люси была изнасилована. Он также догадывался, что насилию она подвергалась часто и на протяжении долгого времени. Ее поведение в ту ночь, при их первой встрече, недвусмысленно доказывало, что и от него она ожидала домогательств. Не требуется быть каким-то сверхчувствительным, думал Эдуард, чтобы догадаться, что для его жены секс почти наверняка ассоциируется с болью и унижением.Его удивляло и радовало, что Люси охотно отвечает на его поцелуи, но Эдуард не хотел себя обманывать. Он замечал, как мгновенно цепенело ее тело, стоило объятиям стать чуть более страстными, и предвидел, что понадобится еще много времени и изматывающего душу терпения, прежде чем удастся осуществить свое самое главное желание. А у них в запасе были не недели, а всего лишь дни.Эдуард насмешливо поморщился. Господи, ну и перспектива! Надо сохранять целомудрие, да еще имея перед глазами такое искушение! Но меньше всего на свете Эдуард хотел внушить жене страх, а она в данный момент выглядела очень испуганной.Двигаясь медленно, чтобы не напугать ее еще больше, он приблизился и осторожно вынул две шпильки из ее прически. Потом ласково улыбнулся, желая снизить накал страсти, возникшей между ними.— Принести тебе щетку для волос, пока ты вынимаешь остальные шпильки? Раз уж я отослал Розу спать, постараюсь быть образцовой горничной.Люси, казалось, была целиком поглощена разглаживанием складок на шелковой юбке, — Обычно я раздеваюсь, прежде чем Роза причесывает меня на ночь.Неужели она просит помочь ей раздеться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33