Что-то подсказывает мне, что она вряд ли будет польщена.Джек ловко вскочил в седло, не собираясь делиться с другом прочими соображениями. А именно, что мисс Элизабет Уилкинс ему вообще не нравится. Ни одна из женщин, с которыми его знакомили, ни одна из тех, с кем он ложился в постель, его ничуть не интересовала.— Ну, нам пора. Я хочу, чтобы мы заняли нужную позицию до того, как станет совсем темно.— Ах, как же несправедливо было называть мою Мери помехой, — сказал Клуни, когда они с Клэнси вышли из своего укрытия в конюшне. Оскорбленный до глубины души, Клуни стал бить себя в грудь кулаками. — Эти слова полоснули по моему сердцу словно лезвием.— Джек говорил так о Мери только потому, — успокаивал его Клэнси, — что не хотел, чтобы Кипп знал, как сильно он ее любит. А ты знаешь, что любит. Но иногда она и вправду может быть чумой. Признайся, Клуни. Ведь может.Клуни опустил голову.— Она не собиралась подкарауливать Джека, когда он целовал белокурую Молли Берне за конюшней. Танцовщицу из «Ковент-Гардена», клянусь, мы нанимали в последний раз.— Согласен, Мери не хотела подглядывать за Джеком, но он с ней потом неделю не разговаривал. Давай, Клуни, торопись. Они уже довольно далеко отъехали, мы же не хотим пропустить такое зрелище. Или ты останешься и будешь следить за каждым шагом Мери, как ты это делаешь, когда отец Джека в замке? Как будто этому чертенку нужна защита. Ты видел, как она вчера направила пистолет на жирного дружка Августа, когда тот попытался поцеловать ее? Упаси Господи узнать об этом Джеку.— Она уже давно научилась не рассказывать ему подобные истории. Особенно после того, что случилось, — напомнил Клуни. — Ужасный Август и те два негодяя могли бы убить мальчика, если бы мы не сломали дверь и не спасли его.— Я думал, что тогда все и кончится, Клуни, — вздохнул Клэнси. — Я думал, что как только Джек поправится, он навсегда уедет из Колтрейн-Хауса. Но это не в характере моего мальчика, Клуни. Даже тогда он не сбежал. «Бейся до последнего вздоха» — вот девиз моего Джека, как и у одного из лучших героев старины Уилла. Ну а теперь поехали. Спрячемся где обычно.Клуни забрался в седло. У него болело бедро при ходьбе, а в седле почему-то меньше. Клэнси так и не выучился ездить верхом, хотя поскакал бы на край света, только бы быть рядом со своим любимым Джеком.— Я за тобой, — сказал Клуни, наблюдая с усмешкой, как тощая фигура Клэнси подпрыгивает в седле, совершенно не в такт шагам лошаденки с отвисшим животом.Клуни затянул было «Скажи мне, где любви начало?», но Клэнси обернулся и взмолился:— Ради Бога, старик, перестань петь. И без тебя тошно. Глава 7 Джек сидел на земле на обочине дороги, прислонившись к дереву. Он заранее выбрал это место: с него на целую милю была видна дорога, вившаяся вниз по холму по направлению к Колтрейн-Хаусу.— Мне будет этого не хватать, когда все закончится, — сказал Кипп, садясь рядом. Он держал в зубах манильскую сигару, втайне надеясь, что так больше похож на виконта Уиллоуби, чем на ребенка, который любит надевать большие сапоги своего отца. — Лунный свет придает всему загадочность. И мне определенно нравятся маски, несмотря на то что ты всего лишь разрешил мне любоваться на твою спину из-за кустов. Одинокий путник — такая романтическая фигура. Кого мы ждем? Кто настолько глуп, что покинет Колтрейн с наступлением темноты, а не при свете дня? Я, конечно, понимаю всю романтичность грабежа лунной ночью. А что похищено в качестве платы за долг? Джек забрал у друга сигару и сунул ее себе в зубы.— Это барон Хартли, — сказал он, и его глаза превратились в щелки. — Он был слишком пьян днем, чтобы уехать. Что касается твоего вопроса, барону приглянулись серебряные канделябры и еще кое-что другое.— Что, например?— Хани Максвелл, — зло усмехнулся Джек, покусывая сигару. — Она, правда, не разделяет его восхищения. И родители Хани не считают свою дочь собственностью Колтрейна, которую можно обменять на пачку долговых расписок. — Улыбка сошла с лица Джека. — Но это не остановило барона: он затащил ее в свою карету и приставил к ней охранника до времени отъезда. То ли он намерен везти ее в Лондон, то ли просто воспользуется ею и вышвырнет где-нибудь по дороге.— Негодяй, — покачал головой Кипп. — И твой отец на все это смотрит сквозь пальцы.— Мой отец все это поощряет, Кипп, и ты это хорошо знаешь. — Джек встал, потягиваясь, и вернул сигару другу. — Это единственный способ, которым он может уладить свои долговые обязательства. Генри сейчас очень осторожно намекает ему, что поместье близко к банкротству, а дом больше заложить нельзя. Самое печальное, что Генри прав. Весь доход, получаемый от поместья, уходит на оплату расходов отца.— Может, Август скоро умрет? Он выглядит просто ужасно. Мери говорит, что его пожелтевшие глаза напоминают большие яичные желтки. Теперь уже недолго, Джек.— Возможно, Кипп. И будь я проклят, желая смерти собственному отцу, но у меня не осталось сил ждать. Генри рассказал мне о завещании Августа, по которому все переходит ко мне. О! Я уверен, он будет хохотать по дороге в ад при мысли, что оставил мне в наследство разрушенный дом и кучу долгов. На мои плечи также ляжет опекунство над Мери. Но в этом случае она по крайней мере получит наследство своего отца, когда ей исполнится двадцать один год.— Ты и вправду думаешь, что от этих денег что-то осталось?— Кое-какие деньги он по закону не имел права трогать. Она получит свое наследство, Кипп, даже если мне придется заложить душу. У нее будут деньги, и свой сезон в Лондоне, и возможность сделать хорошую партию — я дам ей все, что только смогу. Видит Бог, она это заслужила.— Этого ли она хочет? — Кипп покачал головой. — Я люблю тебя, Джек. Ты мне как брат. Но ты слепой осел.Джек промолчал, не желая начинать спор. Он вышел из-за деревьев на дорогу, чтобы в наступающей темноте получше рассмотреть свое «наследство».Колтрейн-Хаус, с семьюдесятью пятью комнатами и обширными садами, был самым красивым поместьем в Линкольншире. Джек вырос с этим чувством. Он любил свой дом, некогда бывший таким величественным, обширные поля, которые стараниями Генри Шерлока были прекрасно возделаны, и свою ежедневную тяжелую работу.Прежние владельцы превратили Колтрейн-Хаус в одно из лучших и доходных поместий в стране. Так было, пока поместье не унаследовал отец Джека.Нынче расточительство Августа приняло новый оборот. Он стал раздавать ценные вещи Колтрейн-Хауса в уплату нескончаемых карточных долгов.Гости, разгромив все, уезжали — и более того, забирали с собой столовое серебро, картины, льняные скатерти и фарфоровые статуэтки. Они выходили из дома, сгибаясь под тяжестью груза. А Август хохотал, помогая им донести нахватанное до карет.Грабеж. Другим словом это не назвать. Несколько раз в году, сколько себя Джек помнил, отец так или иначе грабил Колтрейн-Хаус. Обкрадывал своего сына. Растаскивал его наследство, покрывая позором само имя Колтрейнов.В течение многих лет Джек был вынужден молча наблюдать за этим. Он был слишком молод. Слишком слаб. Слишком бесправен.Все изменилось с того дня, как избитый отцом Джек смог проковылять вниз по лестнице после отъезда того в Лондон. Он прошел через весь дом, наступая на разбитые бутылки, оценивая урон, который Август нанес в очередной раз.В какую бы комнату Джек ни входил, каждая носила следы безумств. Стены были чем-то залиты, обои висели клочьями. Деревянные панели продырявлены пулями. Мебель и ковры отсутствовали. Не пожалели даже портрет матери Джека, висевший в музыкальном салоне: рама оторвана, а сам портрет был прибит гвоздями к стене в качестве мишени для стрельбы. Непристойное расположение на портрете дырок от пуль заставило Джека отвернуться. Он упал на колени и заплакал.Он больше не мог оправдывать отца и обманывать себя. Больше не мог притворяться, что однажды все изменится, что человек вдруг очнется и поймет, куда его завело безрассудство. К тому времени как старик умрет, не останется ничего. Ничего. Ни внутри Колтрейн-Хауса, ни внутри Джека.Он слишком много видел, слишком много страдал, слишком долго был бесправен. Его охватило желание нанести ответный удар.Сначала один — потом ему стал помогать Кипп, — в черном, с капюшоном, плаще разбойника он выезжал на дорогу, поджидал кареты, набитые доверху награбленным в Колтрейн-Хаусе. И отнимал все, что принадлежало ему.Рыцарь Ночи — такую глупую, романтическую кличку дал Джеку Кипп, и ее уже повторяли шепотом в тавернах Линкольншира. Истории о его подвигах были столь же фантастическими, сколь лестными. Джек брал только свое — и, конечно, кошельки жертв, чтобы не вызвать подозрений, будто это не настоящий разбой.До сего времени он опустошил более дюжины карет, хотя, по слухам, число их было вдвое больше. Он прятал отнятое на чердаке, а пустые кошельки оставлял на ступенях церкви. Все это очень забавляло романтика Киппа.— Я вижу пыль. Минуты через две карета будет на холме, — предупредил Джек, натягивая на лицо черную маску и проверяя, на месте ли заткнутые за пояс пистолеты.Он выбрал то место в двух милях от Колтрейн-Хауса, где тяжело груженные кареты замедляли свой ход, поднимаясь вверх, за поворотом же начинался довольно крутой спуск. Это облегчало Джеку задачу. Он выходил из-за деревьев, наставлял свои пистолеты и зычно выкрикивал: «Жизнь или кошелек!» Конечно лучше, если бы он сидел на коне, но Макбет был слишком узнаваем, а денег на покупку другого коня у Джека не было.Его операции проходили довольно успешно. Правда, первая попытка оказалась неудачной: кучер, чуть не умирая со смеху, проехал мимо одинокой фигуры разбойника, который поспешно скрылся за деревьями, чтобы не попасть под колеса кареты. Пассажиры кареты при этом вообще ничего не заметили.Да, теперь он стал более опытным «грабителем». Можно сказать, преуспел в своем деле. Помогал костюм: черный плащ, надвинутая на лоб шляпа, маска на лице — все это производило впечатление. Самой удачной идеей было выкатить на дорогу бревно, преградив тем самым путь.Можно сказать, ему даже нравились эти смелые вылазки, но даже самому себе он не признавался в этом.У него была цель: сохранить Колтрейн-Хаус любой ценой. И так будет продолжаться до тех пор, пока его отец либо умрет от апоплексического удара, либо он убьет его, если этот ублюдок зайдет слишком далеко в своем непотребстве.— Еще минута, — сказал Джек, когда Кипп занял позицию на суке дерева, держа наготове пистолет.Они были готовы.Клуни и Клэнси тоже были готовы. Они спрятались под кустами по другую сторону дороги, откуда могли наблюдать за действиями Рыцаря Ночи. Готовы они были и прийти на помощь в любую минуту — если, конечно, не помешает ревматизм.— О-хо! — Клуни толкнул локтем Клэнси под тощее ребро. — «Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет».Клэнси скорчил гримасу и с удивлением глянул на товарища.— О чем ты, черт возьми, болтаешь? Какой балкон?— Вон там, — кивнул Клуни в сторону стоявшего в нескольких шагах от них дерева. — Взгляни на ветки. Разве ты ее не видишь? Это Мери. Как ты думаешь, что она там делает?— Мери? Где? — спросил Клэнси, вглядываясь в темноту. — Погоди! Я вижу ее! Ну и дела! — прошептал он и сплюнул. — Тебе следовало бы остаться с ней, Клуни. Запереть дверь. Выбросить ключ. Она что-то затевает. Это так же точно, как то, что мы здесь. Джеку это не понравится. — Клэнси толкнул Клуни в бок. — Чего расселся и раззявил рот? Иди к ней и привяжи ее к дереву. Сделай хоть что-нибудь.Клуни тяжело вздохнул — он знал, что должен выполнить свой долг, — и сказал:— Хорошо, хорошо. Уже иду. — Приложив руку к груди, он печально продекламировал: — «Прощай! Прощай, прощай, а разойтись нет мочи! Так и твердил бы век: Спокойной ночи!»— Неудивительно, что нас освистали в Брайтоне, — пробормотал Клэнси, глядя, как Клуни, низко пригнувшись и опираясь на палку, тихо и осторожно шел к дереву. Староваты они для этих дел, подумал Клэнси.Между тем Клуни подошел к дереву и только что не прилип к его стволу. С дороги его было не видно. Мери тоже его не заметила. Он посмотрел на Клэнси, развел руками и прошелестел одними губами, спрашивая: «Что же мне делать дальше?»Вряд ли Мери вообще могла его услышать: ее внимание было целиком поглощено Джеком. Клуни сделал несколько шажков вокруг дерева и посмотрел вверх. Он увидел, что Мери сидит на большой ветке в черной рубашке и черных бриджах. Ее длинные волосы были подоткнуты и убраны под шляпку. Кроме того, эта несносная девчонка измазала черным щеки, лоб, нос и подбородок.Ни для чего хорошего она бы так не вырядилась, смекнул Клуни. В отличие от него и дяди Клэнси, которые намеревались быть всего лишь заинтересованными наблюдателями, Мери явно настроилась на что-то очень серьезное, предвещавшее беду. Беду с большой буквы.И тут Клуни увидел самое страшное. Прикрыв одной рукой рот, чтобы не закричать, он снова низко наклонился и быстро перебежал обратно к Клэнси.— У нее за поясом пистолет! — дрожащим голосом объявил он. — Это плохо кончится!— Пистолет? — Клэнси так побледнел, что его щеки почти слились с лунным светом. — И можно не сомневаться, что она им воспользуется, ведь Джек научил ее стрелять. Нас всех повесят. Надо ее остановить.— Но как?— Не знаю. — Клэнси вздрогнул, услышав стук колес приближающейся кареты. — Сунь ей в рот кляп, стащи с дерева, свяжи, сядь на нее верхом! Сделай хоть что-нибудь!Но было уже поздно. Все, что Клэнси и Клуни оставалось, — это наблюдать.Хорошие вещи случаются редко и обычно по одной за раз в течение многих лет, так что человек, с которым эти хорошие вещи происходят, как правило, бывает благодарен. А вот плохие вещи — и Клэнси уже давно пришел к этому выводу — случаются то и дело, следуют одно за другим, проливая на человека либо горячее масло, либо ледяную воду, не давая ему опомниться.Именно это и случилось, когда появилась карета. Кучер заметил бревно на дороге и, натянув поводья, остановил лошадей. Джек вышел на середину дороги и громко крикнул:— Жизнь или кошелек!Кучер же, будучи, очевидно, человеком не робкого десятка, поднял короткоствольное ружье, готовясь выстрелить в Джека и отправить его на тот свет.В этот момент Кипп, который скрывался за ветвями дерева, со страшным криком спрыгнул с ветки, одновременно выстрелив из пистолета. Пуля просвистела почти у самого уха кучера.Кучер опомнился и немного опустил ружье, целясь прямо в грудь Джеку.И тут кувырком с дерева скатилась Мери. Ее крик, громкий и пронзительный длился до тех пор, пока она не хлопнулась на землю. Тут у нее перехватило дыхание, и она замолчала.От звука выстрела, вопля Мери и грохота ее падения лошади заржали и рванули с места, а кучер упал на дно ящика.Передние колеса кареты с силой ударились о бревно. И тут случилось то, что и следовало ожидать: карета начала медленно заваливаться набок. Джек, как всегда смелый, неблагоразумно, схватился за вожжи, пытаясь сдержать лошадей.Лошади рванули назад, и Джек упал, получив значительный удар в плечо копытом. Очнувшаяся к этому моменту Мери снова завопила. Кипп направил пистолет на пьяного барона Хартли, с диким ревом выкарабкивавшегося из кареты. Хани, сидевшая внутри, изо всех сил старалась перекричать Мери. Клэнси, всегда готовый защищать своего любимца Джека, выскочил из-за кустов и стал махать руками перед коренником.И без того насмерть перепуганные лошади, вращая покрасневшими глазами, с новой силой попытались освободиться и умчаться.— Зачем ты это сделал, Клэнси? — вопрошал Клуни, помогая встать Мери. Она молча на него посмотрела, потом вырвалась и помчалась спасать Джека.— Возьми вожжи! Вожжи возьми! — кричала она.Кипп посмотрел на барона Хартли, потом на обезумевших от страха лошадей и на все еще лежавшего на земле Джека, который, прикрывая голову руками, пытался скатиться с дороги.Клэнси хотел помочь Джеку встать, но тут же получил удар копытом по спине. Он зашатался, прошел, спотыкаясь, несколько шагов и рухнул на землю.События принимали серьезный оборот.Кипп отшвырнул пистолет — он был ему не нужен, — взобрался на переднее колесо кареты, и, бросившись между каретой и лошадьми, попытался схватить вожжи.В проеме дверей кареты рядом с головой барона Хартли появилась голова Хани. Сметливая, как всякая деревенская девушка, она, не задумываясь, ударила барона по голове своим деревянным башмаком, так что барон закатил глаза, обмяк и медленно завалился обратно в карету.Кипп наконец завладел вожжами, громко оповестив всех о своей удаче, но в это время Мери бросилась под копыта лошадей, стремясь, очевидно, защитить Джека собственным телом.Клуни, спешивший помочь пострадавшему другу, отпустил спотыкающегося Клэнси и переключился на Мери.Клэнси сделал два шага, а его длинное тело довольно грациозно сложилось пополам после чего упало на землю.Коренник опять встал на дыбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30