– Город все знает про вас, миссис. Мистер Эйвери устроил так, что все знают.
Кофе выплеснулся из чашки на руку Стефани, но она даже не моргнула.
– Я пришлю вам чек на сумму моего долга, миссис Кросс. – Ее голос был звонким и твердым.
Будь она проклята, если сломается сейчас.
– Мне ничего не надо от вас.
Миссис Кросс круто повернулась и вышла. Стефани не шевельнулась, пока до нее доносился топот ее шагов по мраморному полу холла. Но как только захлопнулась входная дверь, Стефани выдвинула стул из-под стола и опустилась на него.
– Ну и прекрасно, что вам ничего не надо, миссис Кросс, – прошептала она дрожащим голосом, – потому что у меня ничего не осталось и нечего вам дать.
Ее глаза наполнились слезами.
– Ладно, – сказала она поспешно и провела руками по лицу.
Что сделано, то сделано. Надо продолжать жить и не думать, о чем судачат в городе, что сделал Эйвери… и не предаваться воспоминаниям, что же это такое произошло между ней и Дэвидом Чэмберсом. Не стоил он того, чтобы думать о нем. Со всей своей привлекательностью, деньгами и обаянием, он был ничем иным, как еще одним представителем мужского братства – лживым, подлым, эгоистичным, обремененным мужскими гормонами, никчемным предателем.
Стефани с силой провела рукой по глазам и потянулась за письмом, которое пришло от адвокатов Клэр.
«Уважаемая миссис Уиллингхэм, извещаем Вас, что по настоянию нашей клиентки, Клэр Уиллингхэм, Вы должны освободить ее собственность не позднее пятницы, тринадцатого числа. Уведомляем Вас также о том, что с этого же числа прекращаются регулярные поступления на Ваш банковский счет».
– Подходящая дата, тебе не кажется? – промурлыкала Клэр, позвонив ей, чтобы иметь удовольствие первой сообщить приятную новость.
Стефани пыталась бороться. Много месяцев назад, когда Клэр стала намекать, что дни ее в «Севен оукс» сочтены, она отправилась к Амосу Тернеру, у которого в городе была адвокатская контора.
– Мне совершенно не нужен этот дом, – сказала она ему. – Я только хочу получить то, что полагается мне по закону. Эйвери обещал переводить оговоренную сумму ежемесячно на мой банковский счет.
– Сколько? – спросил Тернер с сальной улыбкой.
Стефани глубоко вздохнула.
– Две с половиной тысячи долларов.
Адвокат улыбнулся.
– Вот это да! – промурлыкал он. – Такая огромная сумма на содержание жены.
– Это не содержание.
– Серьезно? А что же тогда, моя дорогая?
Плата. Плата за то, что она продала свою душу…
– Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору, мистер Тернер, – холодно ответила Стефани.
Глаза-бусинки Тернера сияли.
– Приятно, наверное, так высоко себя оценивать, – сказал он, откинувшись на стуле так, что его жирное брюхо выпятилось.
Стефани покраснела, но сдаваться не собиралась. Какой смысл? Город уже давно составил о ней мнение.
– Бьюсь об заклад, что вы заслужили все эти деньги до последнего цента, – хмыкнул Тернер.
Она посмотрела ему прямо в глаза и подтвердила, что он, черт побери, прав. Заслужила.
«Смелый разговор, – подумала она сейчас. – И такой бесполезный».
Тернер заговорил по-другому после встречи с Клэр и (она не сомневалась в этом) с ее чековой книжкой. Судья Паркер тоже не стал чинить препятствий судопроизводству.
Итак, все кончено. Она осталась ни с чем. У нее не было ни крыши над головой, ни денег. И возможности оплачивать лечение Пола.
Ее сердце билось в панике.
Должен же быть выход! Разве она не вдова Эйвери? У вдовы есть какие-то права. Уиллингхэмы, конечно, правят этим городом, но не всем же миром.
Стефани встала. Она однажды познакомилась с адвокатом. Это было на одной из тех вечеринок, которые она устраивала для Эйвери. Контора у этого человека была не здесь, он работал… где? В Вашингтоне. Точно. Как же его звали?
Хасл? Фассл?
Расселл. Вот как. Джек Расселл. Собачье имя. Она выпалила это, когда их знакомили, и рука Эйвери сжала ее талию. Он ущипнул ее, но так, чтобы никто не заметил. Она попыталась пробормотать извинения, но Расселл склонился к ее руке и заверил, что ничего не имеет против сравнения с каким-нибудь симпатичным злющим маленьким терьером, особенно когда это говорит такая красивая женщина.
Расселл улыбался ей весь вечер. Не так, как это делали другие мужчины. Его улыбка была доброй, великодушной и немного печальной.
– Если этот старый людоед будет когда-нибудь плохо обращаться с вами, моя дорогая, – сказал он, целуя ее в щеку, когда вечер закончился и они с Эйвери стояли у двери, прощаясь со своими гостями, – только дайте мне знать, и я немедленно приду к вам на помощь.
Эйвери засмеялся так, что у нее при воспоминании об этом до сих пор бегают мурашки по коже.
– Беспокоиться не о чем, – улыбался тот, – я прекрасно знаю, как вести себя с такими девчонками, как эта.
Стефани отогнала от себя воспоминания и направилась в библиотеку, где Эйвери держал свою записную книжку.
Порывшись в ней, она нашла фамилию «Расселл» и номер его вашингтонского телефона.
Жизнь преподала Дэвиду целую серию уроков.
Красное вино лучше, чем белое.
«Порше» старых выпусков лучше, чем новые.
Весна в столице восхитительна.
«Но не в этом году», – подумал Дэвид, отвернувшись от своего рабочего стола и глядя в окно кабинета.
Погода стояла мягкая. Небо ясное. Вишня во всей красе, как каждый год. Немного позже, чем обычно, но туристов это не слишком беспокоило.
А настроение у него тем не менее отвратительное.
Все говорят ему это, включая его секретаршу. Он всегда недолюбливал эту недотепу мисс Марчисон, но тут она права. У него действительно есть проблемы. И у этих проблем есть имя – Стефани Уиллингхэм. Эта женщина не выходит у него из головы ни днем, ни ночью. Ну, разве это не смешно? Допустим, его влечет к ней. Допустим, он влюбился…
Дэвид застонал и откинулся в кресле. К черту все. Он вел себя как подонок. Целовал ее в самолете. Чуть не овладел ею… Кто знает, что могло бы произойти, если бы свет не включился в нужный момент?
И все почему? Потому что она привлекательна? Но привлекательна половина женщин планеты. Таковы все женщины, имена которых занесены в его маленькую черную записную книжку, но он никогда не попадал в столь глупое положение ни с одной из них.
Может быть, ему требуется отдых? Да, правильно, требуется.
– Мы работаем на износ, – сказал ему Джек Расселл, когда Дэвид перебрался в этот город много весен назад и уважаемая юридическая фирма «Расселл, Расселл и Хэнли» стала называться «Расселл, Расселл, Хэнли и Чэмберс». – И если тебе, Дэвид, нравится жить на пределе сил, твое место здесь.
Дэвид улыбнулся и сказал, что да, нравится.
– Нет места прекраснее, чем округ Колумбия весной, – сказал Джек, когда взгляд Дэвида остановился на цветущей вишне за окном.
И Дэвид снова улыбнулся и спросил Джека, доводилось ли тому когда-нибудь видеть Вайоминг в это время года.
– Нет, – ответил Джек. – Бьюсь об заклад, что там сплошной снег и ледяные ветры.
«Снег, – подумал Дэвид, глядя в окно. – Возможно. Горы, окружавшие его ранчо, наверное, все еще под покровом снега… но если бы он оседлал коня и помчался верхом, то наверняка заметил бы приметы весны».
– Черт, – пробормотал Дэвид и снова повернулся вместе с креслом к письменному столу.
Сидя здесь и таращась в окно, много не наработаешь. А у него полно работы. Тонны дел, если заглянуть в памятку, где прямо сверху значится «Нанять секретаршу».
Настроение было ужасное. Со дня свадьбы Куперов прошло уже две недели, но забыть Стефани Уиллингхэм так и не удалось. Да еще эти мысли, что он едва не изнасиловал ее.
Дэвид чертыхнулся, встал и прошел в другой конец кабинета. Там, на старинном бюро красного дерева стоял кофейник со свежим кофе, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что это не жалкие помои, которые мисс Марчисон подавала вместо кофе, а настоящий кофе, который он сварил себе сам. Он налил чашку, отпил глоток и опустился на один из двух небольших кожаных диванчиков.
Хватит всей этой чепухи. Он столько времени изводит себя! То ест поедом за то, что по-идиотски вел себя со Стефани, то предается фантазиям о том, как бы все обернулось, окажись они не в самолете, а в его городском доме. Пора переключиться на что-нибудь другое. Позаниматься в тренажерном зале. А может быть, провести выходные дома.
Дэвид поставил чашку, поднялся и направился к окну. Да. Вот что ему нужно. Пару дней ставить столбы для изгороди или натягивать провода, поврежденные зимой, – вот что позволит ему прийти в себя. Работа до седьмого пота всегда напоминает мужчине о реальных ценностях в этом сложном мире. Он в этом убежден, и это заставляет его проводить дома почти каждый уикенд с тех пор, как он приехал на восточное побережье, чтобы заниматься юридической практикой.
Настоящая жизнь, как подсказывал ему инстинкт, всегда будет проходить на западном побережье, в Вайоминге.
К сожалению, его жена – его бывшая жена – думала иначе. Настоящая жизнь, утверждала Крисси, была в Джорджтауне. Званые приемы и непритязательные уикенды в элегантных старинных загородных домах Вирджинии. Все то, от чего его бросало в дрожь, ее приводило в восторг.
Идеал уютного домашнего вечера, по мнению Крисси, – это вечер, проведенный в кругу двадцати-тридцати ее ближайших друзей.
Желваки вздулись на щеках Дэвида. Все было совсем иначе, когда он начинал ухаживать за ней.
Тогда она утверждала, будто ей нравится все, что любит он. Ранчо и прогулки верхом по фиолетовым холмам. Мирные ужины у камина, тихая магнитофонная музыка и еще горячий попкорн… и долгие часы, проведенные в объятиях друг друга.
Все обещало быть волшебной сказкой. Мужчина. Женщина. Вечная любовь.
Каким же дураком он был! Женщины, когда расставят свои силки, говорят то, что мужчина хочет услышать.
Он все терпел. Все – до тех пор, пока в один прекрасный день не вернулся домой рано и не застал ее в постели с другим мужчиной. То, что он не убил тогда этого сукина сына и не выгнал Крисси на улицу в чем мать родила, свидетельствовало о его выдержке.
Развод был скорым и грязным. Исцеление – долгим и мучительным. Но он исцелился, а урок, который получил, запомнил.
Женщинам нельзя доверять. Они говорят одно, а думают другое, и мужчина, который не помнит об этом постоянно, постоянно заслуживает то, что имеет.
Дэвид улыбнулся. Это вовсе не значит, что от женщин все же нет никакой пользы. Ему нравились женщины. Нравилось их слушать, нравился их запах. Нравился их нежный смех, их соблазнительные формы…
У Стефани роскошное тело. Кожа нежная, как шелк, и горячая, как огонь. А ее губы… Медовые. Сладкие. Такие пьянящие…
Стефани.
В конце прошлой недели он даже позвонил Энни Купер и после ничего не значащего разговора ввернул имя Стефани. Он спросил Энни о ней и приготовился, что она начнет его поддразнивать. Но Энни казалась озабоченной. Она сказала, что не слишком хорошо знает Стефани. Знает только, что она вдова и что ее муж умер сравнительно недавно.
– А тебе это важно? – спросила она – и добавила, что если это так, то она может, позвонить Стефани.
– Нет, – поспешно ответил Дэвид. – Нет, совершенно не важно.
Энни, что было абсолютно не в ее характере, тут же переменила тему. Он положил трубку и достал из папки визитку частного детектива, который иногда оказывал услуги их фирме. Но тут же понял, что ведет себя как невменяемый псих…
Дэвид вздохнул, сел за стол и взял карандаш. Не взглянув на визитку, он потянулся за своей личной записной книжкой. Он сделал несколько телефонных звонков, что позволило ему провести следующие вечера в обществе ярких, красивых женщин. Он приглашал их в город, приводил домой, вспомнил он, слегка улыбнувшись…
Его улыбка погасла. Ведь потом, не замечая готовности, которую читал в глазах этих женщин, он нежно целовал их, освобождался из их объятий, прощался и выпроваживал, чтобы, лежа в одиночестве в своей постели, мечтать о той, которую никогда больше не увидит, никогда не захочет увидеть…
– Черт, – проговорил он сквозь зубы и переломил карандаш пополам.
– Спокойно, парень. Возьми себя в руки.
Дэвид вскинул голову. В дверях стоял Джек Расселл и, засунув большие пальцы в карманы старомодного жилета, улыбался.
– Джек, – Дэвид заставил себя улыбнуться. – Доброе утро.
– Действительно доброе. – Джек вошел в комнату, сел на стул, стоявший напротив письменного стола Дэвида, и посмотрел в окно. – Хотя, должен сказать, вишня в этом году цветет не так, как должна бы.
– Все происходит не так, как должно бы, – безучастно ответил Дэвид. Джек бросил на него добродушно-насмешливый взгляд, и Дэвид постарался улыбнуться. – Чем могу быть полезен?
– Ну, для начала можешь сказать, где ты был вчера вечером.
– Где я был вчера… – наморщил лоб Дэвид. – О! Коктейль у Уэллеров! Извини, Джек.
– Все в порядке. Я извинился за тебя и сказал, что ты по горло завален, работой.
– Я перед тобой в долгу.
– Еще бы. Я неоднократно выгораживал тебя в последнее время, – усмехнулся Джек.
– Да. Ну, ты же знаешь, как это бывает. Я был… занят.
Джек откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
– Гм… кто же эта счастливица?
– И весь этот вздор я должен терпеть, – сказал Дэвид, пытаясь улыбнуться, – потому что я тут единственный холостяк…
– И поделом тебе, как говорит моя лучшая половина. Мэри уверена, что тебе нужна жена.
Дэвид засмеялся.
– Скажи Мэри, если кто мне действительно нужен, так это секретарша. Кто-то, кто будет следить за моим графиком и печатать быстрее, чем десять слов в минуту. Я уволил Марчисон. Ты уже слышал?
– Конечно. Остальные секретарши уже собирают деньги.
– Да, – сказал Дэвид и вздохнул. – Я не сомневаюсь, она с удовольствием примет цветы, или что там они ей собираются дарить. Передай им, что они могут рассчитывать и на мою долю.
Джек хмыкнул.
– Они собирают деньги для тебя, Дэвид. Считают, что ты заслужил букет за то, что терпел ее так долго. – Джек закусил губу. – Ну, и что теперь?
– Я позабочусь о замене. На следующей неделе позвоню в агентство, куда мы обычно обращаемся…
– Я имел в виду тебя. Марчисон уже не будет раздражать тебя и всех остальных. Значит, теперь ты не сможешь ходить с видом собаки, которой клещ вцепился в хвост?
Дэвид широко улыбнулся и откинулся в кресле.
– Хочешь подкинуть мне какое-то дело?
– Хочу. – Джек наклонился вперед, опершись руками о колени. – Помнишь ту ситуацию, которая возникла в прошлом году? Неразбериху с Андерсонами, когда умер старик, не оставив завещания, и неожиданно объявились трое родственников с тремя разными завещаниями?
– Конечно. Мы представляли сторону сына старика и выиграли. Только не говори мне, что один из родственников нанял себе нового адвоката!
– Нет-нет. Просто я хочу сказать, что ситуация сейчас немного похожа на ту. Мужик загибается. Оставляет жену и не оставляет завещания. И тут оказывается, что он владел своим поместьем совместно со своей сестрой, которой сейчас, естественно, переходят все права наследства. А вдова остается без гроша.
– Вот это да! – сказал Дэвид, представив себе убеленную сединами старушку, которую выбросили на улицу.
– Вот именно. Недавно мне позвонила вдова этого умершего старика. Он был моим старым другом… Хотя нет. Знакомым, правильнее сказать.
– И?..
– Она осталась без средств. Вдова не удивлена. Говорит, ей следовало ожидать, что он не оставит ей ничего.
Дэвид удивленно поднял брови.
– Любовью там и не пахло, я полагаю?
– Нет. – Джек встал и заходил по комнате, засунув руки в карманы. – Я встречал эту даму всего один раз, много лет назад. Это было юное существо, казавшееся очень печальным.
– Она хочет, чтобы ты представлял ее?
– Она спросила, не проверю ли я, имеет ли она хотя бы право на ежемесячное пособие, которое ее муж переводил ей. Я задавал не слишком много вопросов, потому что понял: дело чревато столкновением интересов. Понимаешь, сестра покойного была школьной подругой моей жены. А главное – я тоже знаю Клэр довольно хорошо. – Джек улыбнулся. – Я ей не симпатизирую, но знаю ее. В этом-то и проблема.
– Ну, если ты сказал об этом вдове…
– Я сказал ей, что это дело не для нас. Слишком запутанное. Это правда. Даже если у нее и есть шанс получить хоть что-то. Бедная молодая женщина…
– Сестра?
– Вдова.
– А я думал… по тому, что ты говорил, я решил, что она пожилая женщина.
– Молодая, – сказал Джек, – очень молодая. И больше чем просто симпатичная, насколько я помню. Ее история просто всколыхнула весь город. Красивая девушка – восемнадцати или девятнадцати лет – выходит замуж за человека, которому давно перевалило за шестьдесят. У невесты ни цента за душой, жених же – из самой известной семьи в городе.
– Она продалась за деньги и власть, Джек, это древнейшая в мире профессия. Вторая древнейшая профессия, которой люди придают законность при помощи свидетельства о браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Кофе выплеснулся из чашки на руку Стефани, но она даже не моргнула.
– Я пришлю вам чек на сумму моего долга, миссис Кросс. – Ее голос был звонким и твердым.
Будь она проклята, если сломается сейчас.
– Мне ничего не надо от вас.
Миссис Кросс круто повернулась и вышла. Стефани не шевельнулась, пока до нее доносился топот ее шагов по мраморному полу холла. Но как только захлопнулась входная дверь, Стефани выдвинула стул из-под стола и опустилась на него.
– Ну и прекрасно, что вам ничего не надо, миссис Кросс, – прошептала она дрожащим голосом, – потому что у меня ничего не осталось и нечего вам дать.
Ее глаза наполнились слезами.
– Ладно, – сказала она поспешно и провела руками по лицу.
Что сделано, то сделано. Надо продолжать жить и не думать, о чем судачат в городе, что сделал Эйвери… и не предаваться воспоминаниям, что же это такое произошло между ней и Дэвидом Чэмберсом. Не стоил он того, чтобы думать о нем. Со всей своей привлекательностью, деньгами и обаянием, он был ничем иным, как еще одним представителем мужского братства – лживым, подлым, эгоистичным, обремененным мужскими гормонами, никчемным предателем.
Стефани с силой провела рукой по глазам и потянулась за письмом, которое пришло от адвокатов Клэр.
«Уважаемая миссис Уиллингхэм, извещаем Вас, что по настоянию нашей клиентки, Клэр Уиллингхэм, Вы должны освободить ее собственность не позднее пятницы, тринадцатого числа. Уведомляем Вас также о том, что с этого же числа прекращаются регулярные поступления на Ваш банковский счет».
– Подходящая дата, тебе не кажется? – промурлыкала Клэр, позвонив ей, чтобы иметь удовольствие первой сообщить приятную новость.
Стефани пыталась бороться. Много месяцев назад, когда Клэр стала намекать, что дни ее в «Севен оукс» сочтены, она отправилась к Амосу Тернеру, у которого в городе была адвокатская контора.
– Мне совершенно не нужен этот дом, – сказала она ему. – Я только хочу получить то, что полагается мне по закону. Эйвери обещал переводить оговоренную сумму ежемесячно на мой банковский счет.
– Сколько? – спросил Тернер с сальной улыбкой.
Стефани глубоко вздохнула.
– Две с половиной тысячи долларов.
Адвокат улыбнулся.
– Вот это да! – промурлыкал он. – Такая огромная сумма на содержание жены.
– Это не содержание.
– Серьезно? А что же тогда, моя дорогая?
Плата. Плата за то, что она продала свою душу…
– Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору, мистер Тернер, – холодно ответила Стефани.
Глаза-бусинки Тернера сияли.
– Приятно, наверное, так высоко себя оценивать, – сказал он, откинувшись на стуле так, что его жирное брюхо выпятилось.
Стефани покраснела, но сдаваться не собиралась. Какой смысл? Город уже давно составил о ней мнение.
– Бьюсь об заклад, что вы заслужили все эти деньги до последнего цента, – хмыкнул Тернер.
Она посмотрела ему прямо в глаза и подтвердила, что он, черт побери, прав. Заслужила.
«Смелый разговор, – подумала она сейчас. – И такой бесполезный».
Тернер заговорил по-другому после встречи с Клэр и (она не сомневалась в этом) с ее чековой книжкой. Судья Паркер тоже не стал чинить препятствий судопроизводству.
Итак, все кончено. Она осталась ни с чем. У нее не было ни крыши над головой, ни денег. И возможности оплачивать лечение Пола.
Ее сердце билось в панике.
Должен же быть выход! Разве она не вдова Эйвери? У вдовы есть какие-то права. Уиллингхэмы, конечно, правят этим городом, но не всем же миром.
Стефани встала. Она однажды познакомилась с адвокатом. Это было на одной из тех вечеринок, которые она устраивала для Эйвери. Контора у этого человека была не здесь, он работал… где? В Вашингтоне. Точно. Как же его звали?
Хасл? Фассл?
Расселл. Вот как. Джек Расселл. Собачье имя. Она выпалила это, когда их знакомили, и рука Эйвери сжала ее талию. Он ущипнул ее, но так, чтобы никто не заметил. Она попыталась пробормотать извинения, но Расселл склонился к ее руке и заверил, что ничего не имеет против сравнения с каким-нибудь симпатичным злющим маленьким терьером, особенно когда это говорит такая красивая женщина.
Расселл улыбался ей весь вечер. Не так, как это делали другие мужчины. Его улыбка была доброй, великодушной и немного печальной.
– Если этот старый людоед будет когда-нибудь плохо обращаться с вами, моя дорогая, – сказал он, целуя ее в щеку, когда вечер закончился и они с Эйвери стояли у двери, прощаясь со своими гостями, – только дайте мне знать, и я немедленно приду к вам на помощь.
Эйвери засмеялся так, что у нее при воспоминании об этом до сих пор бегают мурашки по коже.
– Беспокоиться не о чем, – улыбался тот, – я прекрасно знаю, как вести себя с такими девчонками, как эта.
Стефани отогнала от себя воспоминания и направилась в библиотеку, где Эйвери держал свою записную книжку.
Порывшись в ней, она нашла фамилию «Расселл» и номер его вашингтонского телефона.
Жизнь преподала Дэвиду целую серию уроков.
Красное вино лучше, чем белое.
«Порше» старых выпусков лучше, чем новые.
Весна в столице восхитительна.
«Но не в этом году», – подумал Дэвид, отвернувшись от своего рабочего стола и глядя в окно кабинета.
Погода стояла мягкая. Небо ясное. Вишня во всей красе, как каждый год. Немного позже, чем обычно, но туристов это не слишком беспокоило.
А настроение у него тем не менее отвратительное.
Все говорят ему это, включая его секретаршу. Он всегда недолюбливал эту недотепу мисс Марчисон, но тут она права. У него действительно есть проблемы. И у этих проблем есть имя – Стефани Уиллингхэм. Эта женщина не выходит у него из головы ни днем, ни ночью. Ну, разве это не смешно? Допустим, его влечет к ней. Допустим, он влюбился…
Дэвид застонал и откинулся в кресле. К черту все. Он вел себя как подонок. Целовал ее в самолете. Чуть не овладел ею… Кто знает, что могло бы произойти, если бы свет не включился в нужный момент?
И все почему? Потому что она привлекательна? Но привлекательна половина женщин планеты. Таковы все женщины, имена которых занесены в его маленькую черную записную книжку, но он никогда не попадал в столь глупое положение ни с одной из них.
Может быть, ему требуется отдых? Да, правильно, требуется.
– Мы работаем на износ, – сказал ему Джек Расселл, когда Дэвид перебрался в этот город много весен назад и уважаемая юридическая фирма «Расселл, Расселл и Хэнли» стала называться «Расселл, Расселл, Хэнли и Чэмберс». – И если тебе, Дэвид, нравится жить на пределе сил, твое место здесь.
Дэвид улыбнулся и сказал, что да, нравится.
– Нет места прекраснее, чем округ Колумбия весной, – сказал Джек, когда взгляд Дэвида остановился на цветущей вишне за окном.
И Дэвид снова улыбнулся и спросил Джека, доводилось ли тому когда-нибудь видеть Вайоминг в это время года.
– Нет, – ответил Джек. – Бьюсь об заклад, что там сплошной снег и ледяные ветры.
«Снег, – подумал Дэвид, глядя в окно. – Возможно. Горы, окружавшие его ранчо, наверное, все еще под покровом снега… но если бы он оседлал коня и помчался верхом, то наверняка заметил бы приметы весны».
– Черт, – пробормотал Дэвид и снова повернулся вместе с креслом к письменному столу.
Сидя здесь и таращась в окно, много не наработаешь. А у него полно работы. Тонны дел, если заглянуть в памятку, где прямо сверху значится «Нанять секретаршу».
Настроение было ужасное. Со дня свадьбы Куперов прошло уже две недели, но забыть Стефани Уиллингхэм так и не удалось. Да еще эти мысли, что он едва не изнасиловал ее.
Дэвид чертыхнулся, встал и прошел в другой конец кабинета. Там, на старинном бюро красного дерева стоял кофейник со свежим кофе, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что это не жалкие помои, которые мисс Марчисон подавала вместо кофе, а настоящий кофе, который он сварил себе сам. Он налил чашку, отпил глоток и опустился на один из двух небольших кожаных диванчиков.
Хватит всей этой чепухи. Он столько времени изводит себя! То ест поедом за то, что по-идиотски вел себя со Стефани, то предается фантазиям о том, как бы все обернулось, окажись они не в самолете, а в его городском доме. Пора переключиться на что-нибудь другое. Позаниматься в тренажерном зале. А может быть, провести выходные дома.
Дэвид поставил чашку, поднялся и направился к окну. Да. Вот что ему нужно. Пару дней ставить столбы для изгороди или натягивать провода, поврежденные зимой, – вот что позволит ему прийти в себя. Работа до седьмого пота всегда напоминает мужчине о реальных ценностях в этом сложном мире. Он в этом убежден, и это заставляет его проводить дома почти каждый уикенд с тех пор, как он приехал на восточное побережье, чтобы заниматься юридической практикой.
Настоящая жизнь, как подсказывал ему инстинкт, всегда будет проходить на западном побережье, в Вайоминге.
К сожалению, его жена – его бывшая жена – думала иначе. Настоящая жизнь, утверждала Крисси, была в Джорджтауне. Званые приемы и непритязательные уикенды в элегантных старинных загородных домах Вирджинии. Все то, от чего его бросало в дрожь, ее приводило в восторг.
Идеал уютного домашнего вечера, по мнению Крисси, – это вечер, проведенный в кругу двадцати-тридцати ее ближайших друзей.
Желваки вздулись на щеках Дэвида. Все было совсем иначе, когда он начинал ухаживать за ней.
Тогда она утверждала, будто ей нравится все, что любит он. Ранчо и прогулки верхом по фиолетовым холмам. Мирные ужины у камина, тихая магнитофонная музыка и еще горячий попкорн… и долгие часы, проведенные в объятиях друг друга.
Все обещало быть волшебной сказкой. Мужчина. Женщина. Вечная любовь.
Каким же дураком он был! Женщины, когда расставят свои силки, говорят то, что мужчина хочет услышать.
Он все терпел. Все – до тех пор, пока в один прекрасный день не вернулся домой рано и не застал ее в постели с другим мужчиной. То, что он не убил тогда этого сукина сына и не выгнал Крисси на улицу в чем мать родила, свидетельствовало о его выдержке.
Развод был скорым и грязным. Исцеление – долгим и мучительным. Но он исцелился, а урок, который получил, запомнил.
Женщинам нельзя доверять. Они говорят одно, а думают другое, и мужчина, который не помнит об этом постоянно, постоянно заслуживает то, что имеет.
Дэвид улыбнулся. Это вовсе не значит, что от женщин все же нет никакой пользы. Ему нравились женщины. Нравилось их слушать, нравился их запах. Нравился их нежный смех, их соблазнительные формы…
У Стефани роскошное тело. Кожа нежная, как шелк, и горячая, как огонь. А ее губы… Медовые. Сладкие. Такие пьянящие…
Стефани.
В конце прошлой недели он даже позвонил Энни Купер и после ничего не значащего разговора ввернул имя Стефани. Он спросил Энни о ней и приготовился, что она начнет его поддразнивать. Но Энни казалась озабоченной. Она сказала, что не слишком хорошо знает Стефани. Знает только, что она вдова и что ее муж умер сравнительно недавно.
– А тебе это важно? – спросила она – и добавила, что если это так, то она может, позвонить Стефани.
– Нет, – поспешно ответил Дэвид. – Нет, совершенно не важно.
Энни, что было абсолютно не в ее характере, тут же переменила тему. Он положил трубку и достал из папки визитку частного детектива, который иногда оказывал услуги их фирме. Но тут же понял, что ведет себя как невменяемый псих…
Дэвид вздохнул, сел за стол и взял карандаш. Не взглянув на визитку, он потянулся за своей личной записной книжкой. Он сделал несколько телефонных звонков, что позволило ему провести следующие вечера в обществе ярких, красивых женщин. Он приглашал их в город, приводил домой, вспомнил он, слегка улыбнувшись…
Его улыбка погасла. Ведь потом, не замечая готовности, которую читал в глазах этих женщин, он нежно целовал их, освобождался из их объятий, прощался и выпроваживал, чтобы, лежа в одиночестве в своей постели, мечтать о той, которую никогда больше не увидит, никогда не захочет увидеть…
– Черт, – проговорил он сквозь зубы и переломил карандаш пополам.
– Спокойно, парень. Возьми себя в руки.
Дэвид вскинул голову. В дверях стоял Джек Расселл и, засунув большие пальцы в карманы старомодного жилета, улыбался.
– Джек, – Дэвид заставил себя улыбнуться. – Доброе утро.
– Действительно доброе. – Джек вошел в комнату, сел на стул, стоявший напротив письменного стола Дэвида, и посмотрел в окно. – Хотя, должен сказать, вишня в этом году цветет не так, как должна бы.
– Все происходит не так, как должно бы, – безучастно ответил Дэвид. Джек бросил на него добродушно-насмешливый взгляд, и Дэвид постарался улыбнуться. – Чем могу быть полезен?
– Ну, для начала можешь сказать, где ты был вчера вечером.
– Где я был вчера… – наморщил лоб Дэвид. – О! Коктейль у Уэллеров! Извини, Джек.
– Все в порядке. Я извинился за тебя и сказал, что ты по горло завален, работой.
– Я перед тобой в долгу.
– Еще бы. Я неоднократно выгораживал тебя в последнее время, – усмехнулся Джек.
– Да. Ну, ты же знаешь, как это бывает. Я был… занят.
Джек откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
– Гм… кто же эта счастливица?
– И весь этот вздор я должен терпеть, – сказал Дэвид, пытаясь улыбнуться, – потому что я тут единственный холостяк…
– И поделом тебе, как говорит моя лучшая половина. Мэри уверена, что тебе нужна жена.
Дэвид засмеялся.
– Скажи Мэри, если кто мне действительно нужен, так это секретарша. Кто-то, кто будет следить за моим графиком и печатать быстрее, чем десять слов в минуту. Я уволил Марчисон. Ты уже слышал?
– Конечно. Остальные секретарши уже собирают деньги.
– Да, – сказал Дэвид и вздохнул. – Я не сомневаюсь, она с удовольствием примет цветы, или что там они ей собираются дарить. Передай им, что они могут рассчитывать и на мою долю.
Джек хмыкнул.
– Они собирают деньги для тебя, Дэвид. Считают, что ты заслужил букет за то, что терпел ее так долго. – Джек закусил губу. – Ну, и что теперь?
– Я позабочусь о замене. На следующей неделе позвоню в агентство, куда мы обычно обращаемся…
– Я имел в виду тебя. Марчисон уже не будет раздражать тебя и всех остальных. Значит, теперь ты не сможешь ходить с видом собаки, которой клещ вцепился в хвост?
Дэвид широко улыбнулся и откинулся в кресле.
– Хочешь подкинуть мне какое-то дело?
– Хочу. – Джек наклонился вперед, опершись руками о колени. – Помнишь ту ситуацию, которая возникла в прошлом году? Неразбериху с Андерсонами, когда умер старик, не оставив завещания, и неожиданно объявились трое родственников с тремя разными завещаниями?
– Конечно. Мы представляли сторону сына старика и выиграли. Только не говори мне, что один из родственников нанял себе нового адвоката!
– Нет-нет. Просто я хочу сказать, что ситуация сейчас немного похожа на ту. Мужик загибается. Оставляет жену и не оставляет завещания. И тут оказывается, что он владел своим поместьем совместно со своей сестрой, которой сейчас, естественно, переходят все права наследства. А вдова остается без гроша.
– Вот это да! – сказал Дэвид, представив себе убеленную сединами старушку, которую выбросили на улицу.
– Вот именно. Недавно мне позвонила вдова этого умершего старика. Он был моим старым другом… Хотя нет. Знакомым, правильнее сказать.
– И?..
– Она осталась без средств. Вдова не удивлена. Говорит, ей следовало ожидать, что он не оставит ей ничего.
Дэвид удивленно поднял брови.
– Любовью там и не пахло, я полагаю?
– Нет. – Джек встал и заходил по комнате, засунув руки в карманы. – Я встречал эту даму всего один раз, много лет назад. Это было юное существо, казавшееся очень печальным.
– Она хочет, чтобы ты представлял ее?
– Она спросила, не проверю ли я, имеет ли она хотя бы право на ежемесячное пособие, которое ее муж переводил ей. Я задавал не слишком много вопросов, потому что понял: дело чревато столкновением интересов. Понимаешь, сестра покойного была школьной подругой моей жены. А главное – я тоже знаю Клэр довольно хорошо. – Джек улыбнулся. – Я ей не симпатизирую, но знаю ее. В этом-то и проблема.
– Ну, если ты сказал об этом вдове…
– Я сказал ей, что это дело не для нас. Слишком запутанное. Это правда. Даже если у нее и есть шанс получить хоть что-то. Бедная молодая женщина…
– Сестра?
– Вдова.
– А я думал… по тому, что ты говорил, я решил, что она пожилая женщина.
– Молодая, – сказал Джек, – очень молодая. И больше чем просто симпатичная, насколько я помню. Ее история просто всколыхнула весь город. Красивая девушка – восемнадцати или девятнадцати лет – выходит замуж за человека, которому давно перевалило за шестьдесят. У невесты ни цента за душой, жених же – из самой известной семьи в городе.
– Она продалась за деньги и власть, Джек, это древнейшая в мире профессия. Вторая древнейшая профессия, которой люди придают законность при помощи свидетельства о браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15