Конечно, я не запаслась твоим любимым, с какой-нибудь клейкой гадостью внутри.
– Я буду пить просто чай, – ответил он, отказываясь принять вызов. – Что сказала Дон?
Энни закрыла шкаф и открыла холодильник.
– Может быть, сэндвич?.. С сыром? Или предпочитаешь с ветчиной?
– Энни…
– Его лучше делать с ржаным хлебом, хотя ты всегда говорил…
– …что я к нему не притронусь, пока кто-нибудь не повесит перед моим ртом мешок с сеном и не оседлает меня. Нет, большое спасибо. Я не хочу сэндвич. Я только хочу знать, что тебе сказала наша дочь… и что ты не желаешь рассказывать мне. – Чейз прищурился. – Ник обидел ее?
– Нет, конечно, нет. – Энни закрыла дверцу холодильника. Чайник начал закипать, и она схватила его, пока он не засвистел. – Передай мне две кружки, будь добр. Они в шкафу за тобой.
– Не похоже, чтобы он мог обидеть ее. – Чейз достал две белые фарфоровые кружки и подтолкнул их по столу к Энни. – Но если хоть один волос упадет с головы нашей дочери, то, видит Бог…
– Успокойся, пожалуйста. Говорю тебе, что дело не в этом. Ник замечательный парень.
– Хорошо, тогда в чем же дело?
Энни посмотрела на него, потом отвела глаза.
– Это… э-э-э…. сложно.
– Сложно? – Чейз опять нахмурился. – Что ты имеешь в виду? Он – что?..
– Ты по-прежнему кладешь две ложки сахара или наконец привык обходиться без него?
– Две ложки. И прекрати придираться ко мне.
Энни положила в чай сахар и быстро размешала.
– Ты прав. Мне все равно. Твое здоровье меня не волнует. Это ее проблема.
– Ее?
– Дженет Пендлтон.
– Дженет Пен… – Он побагровел. – А, да. Ее.
Энни опустила кружку на стол перед ним с такой силой, что горячая жидкость выплеснулась через край ему на пальцы.
– Да. Пусть о твоем весе заботится твоя невеста.
– Мой вес – это моя проблема, – сказал Чейз, тайком радуясь, что Энни злится.
Он прав, подумала с грустью Энни, садясь на стул рядом с ним. Он выглядел таким же подтянутым и красивым, как в день их свадьбы. Или в день их развода. Еще одно преимущество мужчин. Мужчины не отмечают у себя тех ужасных перемен, которые открываются на пороге средних лет. Стрелка напольных весов, отклоняющаяся все правее… Тело, теряющее упругость… Морщинки, которых нет у Дженет Пендлтон. Мешки под глазами, которых не было у хорошенькой секретарши Чейза.
– …приведет его в норму. Может, так и с Ником, а? – донеслось до Энни.
Она очнулась.
– О чем ты говоришь?
– О реальности, вот о чем. Я недавно слышал о парне, который женился на девушке, зная, что у него определенные наклонности. Он надеялся, что, когда женится, это приведет его в норму.
Энни подавилась чаем.
– Господи, – сказала она, когда откашлялась, – какой ты высокопарный, Чейз Купер! Нет, у Николаса нет, как ты деликатно выразился, определенных наклонностей.
– Ты уверена?
– Да.
– Ну, может быть, стоило поинтересоваться?
– Ник и Дон последние три месяца жили вместе. И Дон никогда не намекала на какие-либо проблемы в постели. Совсем наоборот. – Энни покраснела. – Я раза два заходила к ним, конечно не утром или поздно вечером, и точно могу сказать: судя по тому, сколько времени им требовалось, чтобы открыть дверь, и как они при этом выглядели, с постелью у них было все прекрасно. – Энни посмотрела на свой чай. – С тех пор я всегда сначала звоню им по телефону, предупреждая о приходе.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что они жили вместе?
– Именно то, что я сказала. Разве ты не слышал от Дон? Они сняли квартиру.
– Черт побери, Энни, как ты могла позволить нашей дочери сделать это?
– Что сделать? Жить с мужчиной, за которого она собирается замуж?
– Разве ты ей не запретила?
– Ей восемнадцать лет, Чейз. Она совершеннолетняя. Достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно.
– Ну и что?
– Что значит – ну и что?
– Ты могла бы сказать ей, что она ошибается.
– Любовь – это не ошибка.
– Любовь… – Чейз покачал головой. – Скорее, тут секс.
– Я просила ее подождать и подумать, как следует, чтобы убедиться, что она поступает правильно. Она сказала, что уже подумала и решила.
– Секс, – повторил Чейз.
Энни вздохнула.
– Секс и любовь идут рука об руку.
– Ну, у Дон с Ником могло быть что-то одно. И надежда, что второе придет после свадьбы. – Чейз уставился на свой чай. – Впрочем, наверное, это слишком старомодно.
– Так было у нас.
Чейз зло посмотрел на нее. Кровь бросилась ему в лицо.
– То, что мы сделали… или не сделали, не имеет никакого отношения к данной ситуации.
– А вот тут ты ошибаешься. – Энни встала, взяла свою кружку, обхватила ее обеими руками и подошла к окну, которое выходило в сад. – Боюсь, что как раз имеет самое прямое отношение…
– О чем ты говоришь?
– Сделай одолжение, погаси свет. У меня в голове словно молоток стучит.
– Прими аспирин.
– Я уже приняла. – Она села на подоконник, подтянула колени к подбородку. Ее взгляд был устремлен в темноту за окном. – Ты хочешь знать, что сказала Дон? Хорошо, я расскажу. Но тебе это вряд ли понравится.
– Мне и так не нравится большая часть того, что произошло сегодня, – сказал Чейз, поднимаясь и направляясь к ней. – Так что какая разница?
– Первое, что она сказала, – это что любит Ника.
– Угу. – Чейз скрестил руки на груди и прислонился к оконной раме.
– Она сказала, что знает, что и он ее любит. А сбежала от него по той же самой причине.
Брови Чейза подскочили вверх.
– Стой-стой, я правильно понял? Наша дочь влюбилась, была помолвлена с парнем, жила с ним, вышла за него замуж, отправилась с ним в свадебное путешествие, а затем решила сбежать, потому что… они любят друг друга?
Энни вздохнула.
– Ну, немного сложнее.
– Ты сняла камень с моей души. А то я уже подумал, что схожу с ума. И что же еще?
– Она боится.
– Она боится, – повторил он, стараясь оставаться спокойным. У него было ощущение, что он погружается в омут эмоций, из которого женщины легко выплывают, но в котором мужчины тонут. – Чего?..
– Боится, что они разлюбят друг друга.
– Энни… – Чейз сел рядом с ней. Их колени соприкасались. – Ты сейчас сказала, что дети любят друг друга. У них все только начинается. У нее нет повода думать…
– Она боится того, что случится. Их любовь завянет и умрет.
– Это смешно.
– Я ответила ей то же самое. А она мне сказала… – Энни проглотила комок в горле, – сказала, что наблюдала за нами на свадьбе сегодня.
– Значит, наблюдала, – кивнул Чейз, как будто наконец-то понял, о чем она говорит. – За мной и за тобой?
– Да, – подтвердила Энни, – за тобой и за мной. – Говорит, что ей было очень больно смотреть, как неприятно нам было, когда нас заставили танцевать друг с другом.
– Ну конечно, неприятно. Никто нас не предупредил. Ты объяснила ей это?
– Да.
Чейз вспомнил тот момент, когда он обнял Энни. И еще вспомнил, какое удовольствие при этом испытал. Он хмыкнул.
– Но мы ведь справились, правда?
– Конечно. Так и я сказала ей.
– А она?
– А она сказала, что… видела, как мы притворялись, что нам нравится танцевать друг с другом снова. – Щеки Энни горели. Она ясно вспомнила миг, когда объятия Чейза из нежеланных превратились вдруг… превратились вдруг… Она сделала глубокий вдох. – Я сказала, что ей не о чем беспокоиться.
– А она?
– С этого все и началось. – Энни поставила кружку рядом с собой и сжала обе руки между коленей.
– Что началось? Я по-прежнему не понимаю, о чем…
– Дон начала рассказывать, как она стояла в аэропорту, пока Ник сдавал багаж и регистрировал билеты, и внезапно ее поразила мысль, что самое печальное в наших с тобой отношениях – это то, что когда-то мы с тобой очень сильно любили друг друга.
– Ей бы было приятнее, если бы мы не любили?
Энни сглотнула. В горле у нее пересохло.
– Она говорит… говорит, что в первый раз поняла, что мы с тобой чувствовали то же, что они с Ником. И если уж ее родители могли перейти от этого чувства к тому, что они испытывают друг к другу сегодня, то тогда она не хочет, чтобы такое случилось с ней и с Ником.
Чейз уставился на Энни. В ее глазах стояли слезы. Она тоже вспоминала то, что когда-то было между ними? Радость? Страсть? После долгого молчания он прохрипел:
– А что ты ей сказала?
– Что я могла сказать?
– Для начала – что наши ошибки не имеют к ним никакого отношения.
Энни махнула рукой.
– Дон заявила, что лучше все прекратить сейчас, пока они любят друг друга, чем дожидаться, когда… когда они будут друг друга ненавидеть.
– Бог мой, Энни, разве мы ненавидим друг друга? Ты же ей это сказала?
Энни кивнула.
– А она считает, что я обманываю себя, твердит, что любовь и ненависть – две стороны одной медали и середины тут нет.
Чейз вздохнул.
– Моя дочь – философ.
– Что нам делать? – шепотом спросила Энни. – Сердце Дон разбито. Должен же быть какой-нибудь выход. Мы не можем позволить ей расстаться с Ником. Она любит его, а он любит ее.
– Знаю. – Чейз запустил руку в волосы. – Дай мне подумать минутку.
– Наша дочь боится замужества, и это наша вина!
Чейз поднялся.
– Глупости. Конечно, плохо, что мы не смогли сохранить наш брак. Но, черт побери, с какой стати мне чувствовать себя виноватым в том, что брак Дон под угрозой? Ты меня слышишь, Энни?
– Тебя слышит весь дом, – шикнула она. – Говори тише, а то разбудишь детей.
– Они не дети. Не ты ли мне только что это сказала? Наша дочь достаточно взрослая, чтобы решить, готова ли она к браку. Хотя, если верить тебе, ты ее отговаривала.
– Если верить?.. – Энни соскочила с подоконника, уперла руки в бока. – Я действительно старалась отговорить ее. Но ты уже вмешался со своей чепухой! «Следуй своему сердцу». Ты посоветовал ей поступать так, как она хочет.
– Это неправда. – Чейз шагнул к Энни, его глаза сверкали. – Я просил ее подумать еще и еще. Говорил, что она чертовски молода, чтобы сделать такой серьезный шаг. И был прав.
Энни опустила плечи.
– Хорошо, хорошо. Значит, мы оба старались внушить ей, чтобы она подождала. Она могла бы нас послушать, но не стала.
– Да, не стала. Поступила по-своему. А потом вдруг видит, как мы танцуем, превращается в Зигмунда Фрейда и осознает, что совершила ужасную ошибку. Дон поступила так, как хотела, а теперь пытается свалить свою вину на нас… Из-за нашего развода.
– Она не старается свалить вину на кого-то. Просто расстроена.
– Она расстроена? А как насчет остальных? Она думает, мы тут получаем удовольствие от легкой болтовни? – Лицо Чейза потемнело. – Ты знаешь, каково мне было увидеть у своих дверей Ника и услышать, что Дон сбежала и он не мог ее найти? Ты представляешь себе, что мы с ним выдержали?
– Криком здесь не поможешь.
– Но и быть козлом отпущения тоже не выход. – Он ударил кулаком в стену. – Если бы только ты решительно этому воспротивилась…
– Черт побери, – горячо возразила она, – но так и было!
– Не знаю. Я ведь не был здесь последние пять лет.
– И чья это вина?
Они уставились друг на друга, потом Энни махнула рукой.
– Ладно, бессмысленно ворошить прошлое. Дон нуждается в нашей помощи. Мы не можем позволить ей бросить Ника и разрушить брак из-за каких-то глупых домыслов.
– Я согласен. Черт, почему они просто не пожили какое-то время вместе? Зачем нужно было жениться?
– Совсем недавно ты был в ярости из-за того, что она жила с ним!
– Ты не учила ее держать себя в руках? Если бы она не позволила своим гормонам управлять собой…
– Как ты смеешь? Как ты смеешь так говорить? Если бы ты держал себя в руках, мы могли бы сохранить наш брак!
– Я устал оправдываться, Энни. Кроме того, если бы ты не обращалась со мной как с прокаженным…
– Правильно. Сваливай все на меня.
– Ну а на кого же еще?!
– Я тебя ненавижу, Чейз Купер. Я тебя ненавижу, слышишь? И сожалею о том, что позволяла тебе прикасаться ко мне!
– Ты лжешь!
– Я лгу?
Чейз приблизился к ней, схватил ее за плечи и рывком привлек к себе.
– С самого начала ты таяла в моих руках.
– Только потому, что была так неопытна! – Энни сжала зубы и попыталась вырваться. – Я была ребенком, когда мы встретились. Или ты об этом забыл?
– Ты была самым чувственным ребенком, которого я когда-либо видел. Первый раз, когда я тебя поцеловал, ты взорвалась как фейерверк. Все, о чем я мог думать, – это чтобы быть с тобой всю оставшуюся жизнь.
– До того, как обнаружил, что жизнь – это больше, чем постель.
– О да, – сказал он, скривив рот. – Да, этот урок преподала мне ты. «Не сейчас, Чейз… У меня нет настроения, Чейз».
– И кто же был в этом виноват, по-твоему?
– Ведь это не я поворачивался к тебе спиной, правда, детка?
– Не называй меня «детка», – сердито сказала Энни. – И если я поворачивалась к тебе спиной, значит, у меня на то были достаточно веские причины. Ты мне был безразличен. Ты хотел, чтобы я притворялась?
– А разве не так ты ведешь себя с Хофманом? Разве не притворяешься, что он тебя возбуждает? – Рука Энни мелькнула в воздухе, но Чейз успел схватить ее за запястье до того, как она достала до его скулы. – Тебе не надо было притворяться, когда мы с тобой занимались любовью, – прорычал он. – Даже в конце, перед разводом. Но ты, конечно, была слишком горда, чтобы в этом признаться.
– Бедный Чейз. Твое «я» не может вынести правды?
– Я покажу тебе «правду»!
– Нет! – вскрикнула Энни, но было слишком поздно. Чейз уже притянул ее к себе и прижался губами к ее губам.
Его поцелуй был полон ярости. Энни боролась с Чейзом, упираясь кулаками ему в грудь, стараясь оторваться от него…
Но вдруг она почувствовала, что с нее спали какие-то внутренние оковы. Может быть, сказалось спокойствие ночи за окном. Или безысходное напряжение бесконечного дня. Внезапно на смену гневу пришло другое, более опасное чувство. Голод. Тот голод, который всегда сжигал их в прошлом и которого, она думала, уже больше нет.
Чейз тоже почувствовал это.
– Энни, – прошептал он. Его руки погрузились в ее волосы, приподнимая лицо. Со вздохом поражения она обвила руками его шею, их губы снова встретились, и она отдалась поцелую.
Это было похоже на танец, который они разучили когда-то… и уже не смогут забыть. Их тела устремились друг к другу с той легкостью, которую дарит взаимная страсть. Энни сцепила руки на его шее, а он медленно провел руками по ее телу, обхватил за бедра и приподнял ее. Она всхлипнула, почувствовав его твердую плоть, он застонал, когда она крепко прижалась бедрами к его бедрам.
На какое-то время они забыли обо всем. Потом, тяжело дыша, отстранились друг от друга. Кожа Энни горела, когда Чейз взял ее лицо в свои руки и коснулся ее губ легким поцелуем. Чейзу больше всего сейчас хотелось взять ее на руки и унести в темноту.
– Энни? – прошептал он, и она улыбнулась и сжала пальцами его запястье.
– Да, – вздохнула она.
Внезапно в кухне зажегся свет.
– Мама? Папа? Что вы делаете?
Энни и Чейз резко обернулись. На пороге стояли Дон и Ник с широко разинутыми от удивления ртами.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Это вопрос вопросов, подумала Энни. Действительно, что они делали, она и ее бывший муж? Ее щеки, и без того пунцовые, стали еще ярче.
Вели себя как парочка возбужденных юнцов, вот что. Обнимались так, как много лет назад, когда возвращались домой со свидания. В те дни даже после целого часа, проведенного в старенькой машине Чейза за городом, им не хватало еще одного поцелуя, еще одного объятия.
– Мама?
Дон по-прежнему таращилась на них, и на лице ее было написано такое удивление, словно она увидела не своих целующихся родителей, а полную кухню маленьких зеленых гуманоидов.
Во всем виноват Чейз, с горечью думала Энни. Он воспользовался ее отчаянием, сыграл на расстроенных чувствах. И зачем? Чтобы заткнуть ей рот.
Это был старый прием, к которому он прибегал в течение многих лет, когда их брак катился под откос. Она старалась поговорить об их проблемах, а Чейз, который был всем доволен, отвечал, что им нечего обсуждать. Когда же она настаивала, он обнимал ее, закрывал ей рот поцелуем, и они… занимались любовью.
Это помогало, но не долго. До тех пор, пока она наивно верила, что поцелуи Чейза означают, что он любит ее. Потом она поняла, что это не так. Чейз просто старался заставить ее замолчать, пользуясь самым проверенным способом.
Секс. Примитивный секс.
Но одного секса, пусть самого зажигательного, недостаточно, когда все остальное ушло. Впрочем, ей потребовалось время, чтобы понять это.
Сегодня ночью он затеял ту же грязную игру. И она поддалась ему. Отвечала на его ласки, хотя все понимала. Целовала его, ничего при этом не чувствуя. Что бы ни произошло сейчас между ними, это был обман. Она действительно больше ничего не чувствует по отношению к Чейзу, кроме злости.
– Мама, с тобой все в порядке?
Энни сделала глубокий вдох.
– Все хорошо, – сказала она, кашлянув, – все прекрасно, Дон.
Удивленная улыбка появилась на губах Дон. Она обвела их взглядом.
– Чем вы занимались, ребята?
Энни ждала, что Чейз ответит, но он молчал. Ну конечно, сердито думала она. Опять мне выкручиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
– Я буду пить просто чай, – ответил он, отказываясь принять вызов. – Что сказала Дон?
Энни закрыла шкаф и открыла холодильник.
– Может быть, сэндвич?.. С сыром? Или предпочитаешь с ветчиной?
– Энни…
– Его лучше делать с ржаным хлебом, хотя ты всегда говорил…
– …что я к нему не притронусь, пока кто-нибудь не повесит перед моим ртом мешок с сеном и не оседлает меня. Нет, большое спасибо. Я не хочу сэндвич. Я только хочу знать, что тебе сказала наша дочь… и что ты не желаешь рассказывать мне. – Чейз прищурился. – Ник обидел ее?
– Нет, конечно, нет. – Энни закрыла дверцу холодильника. Чайник начал закипать, и она схватила его, пока он не засвистел. – Передай мне две кружки, будь добр. Они в шкафу за тобой.
– Не похоже, чтобы он мог обидеть ее. – Чейз достал две белые фарфоровые кружки и подтолкнул их по столу к Энни. – Но если хоть один волос упадет с головы нашей дочери, то, видит Бог…
– Успокойся, пожалуйста. Говорю тебе, что дело не в этом. Ник замечательный парень.
– Хорошо, тогда в чем же дело?
Энни посмотрела на него, потом отвела глаза.
– Это… э-э-э…. сложно.
– Сложно? – Чейз опять нахмурился. – Что ты имеешь в виду? Он – что?..
– Ты по-прежнему кладешь две ложки сахара или наконец привык обходиться без него?
– Две ложки. И прекрати придираться ко мне.
Энни положила в чай сахар и быстро размешала.
– Ты прав. Мне все равно. Твое здоровье меня не волнует. Это ее проблема.
– Ее?
– Дженет Пендлтон.
– Дженет Пен… – Он побагровел. – А, да. Ее.
Энни опустила кружку на стол перед ним с такой силой, что горячая жидкость выплеснулась через край ему на пальцы.
– Да. Пусть о твоем весе заботится твоя невеста.
– Мой вес – это моя проблема, – сказал Чейз, тайком радуясь, что Энни злится.
Он прав, подумала с грустью Энни, садясь на стул рядом с ним. Он выглядел таким же подтянутым и красивым, как в день их свадьбы. Или в день их развода. Еще одно преимущество мужчин. Мужчины не отмечают у себя тех ужасных перемен, которые открываются на пороге средних лет. Стрелка напольных весов, отклоняющаяся все правее… Тело, теряющее упругость… Морщинки, которых нет у Дженет Пендлтон. Мешки под глазами, которых не было у хорошенькой секретарши Чейза.
– …приведет его в норму. Может, так и с Ником, а? – донеслось до Энни.
Она очнулась.
– О чем ты говоришь?
– О реальности, вот о чем. Я недавно слышал о парне, который женился на девушке, зная, что у него определенные наклонности. Он надеялся, что, когда женится, это приведет его в норму.
Энни подавилась чаем.
– Господи, – сказала она, когда откашлялась, – какой ты высокопарный, Чейз Купер! Нет, у Николаса нет, как ты деликатно выразился, определенных наклонностей.
– Ты уверена?
– Да.
– Ну, может быть, стоило поинтересоваться?
– Ник и Дон последние три месяца жили вместе. И Дон никогда не намекала на какие-либо проблемы в постели. Совсем наоборот. – Энни покраснела. – Я раза два заходила к ним, конечно не утром или поздно вечером, и точно могу сказать: судя по тому, сколько времени им требовалось, чтобы открыть дверь, и как они при этом выглядели, с постелью у них было все прекрасно. – Энни посмотрела на свой чай. – С тех пор я всегда сначала звоню им по телефону, предупреждая о приходе.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что они жили вместе?
– Именно то, что я сказала. Разве ты не слышал от Дон? Они сняли квартиру.
– Черт побери, Энни, как ты могла позволить нашей дочери сделать это?
– Что сделать? Жить с мужчиной, за которого она собирается замуж?
– Разве ты ей не запретила?
– Ей восемнадцать лет, Чейз. Она совершеннолетняя. Достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно.
– Ну и что?
– Что значит – ну и что?
– Ты могла бы сказать ей, что она ошибается.
– Любовь – это не ошибка.
– Любовь… – Чейз покачал головой. – Скорее, тут секс.
– Я просила ее подождать и подумать, как следует, чтобы убедиться, что она поступает правильно. Она сказала, что уже подумала и решила.
– Секс, – повторил Чейз.
Энни вздохнула.
– Секс и любовь идут рука об руку.
– Ну, у Дон с Ником могло быть что-то одно. И надежда, что второе придет после свадьбы. – Чейз уставился на свой чай. – Впрочем, наверное, это слишком старомодно.
– Так было у нас.
Чейз зло посмотрел на нее. Кровь бросилась ему в лицо.
– То, что мы сделали… или не сделали, не имеет никакого отношения к данной ситуации.
– А вот тут ты ошибаешься. – Энни встала, взяла свою кружку, обхватила ее обеими руками и подошла к окну, которое выходило в сад. – Боюсь, что как раз имеет самое прямое отношение…
– О чем ты говоришь?
– Сделай одолжение, погаси свет. У меня в голове словно молоток стучит.
– Прими аспирин.
– Я уже приняла. – Она села на подоконник, подтянула колени к подбородку. Ее взгляд был устремлен в темноту за окном. – Ты хочешь знать, что сказала Дон? Хорошо, я расскажу. Но тебе это вряд ли понравится.
– Мне и так не нравится большая часть того, что произошло сегодня, – сказал Чейз, поднимаясь и направляясь к ней. – Так что какая разница?
– Первое, что она сказала, – это что любит Ника.
– Угу. – Чейз скрестил руки на груди и прислонился к оконной раме.
– Она сказала, что знает, что и он ее любит. А сбежала от него по той же самой причине.
Брови Чейза подскочили вверх.
– Стой-стой, я правильно понял? Наша дочь влюбилась, была помолвлена с парнем, жила с ним, вышла за него замуж, отправилась с ним в свадебное путешествие, а затем решила сбежать, потому что… они любят друг друга?
Энни вздохнула.
– Ну, немного сложнее.
– Ты сняла камень с моей души. А то я уже подумал, что схожу с ума. И что же еще?
– Она боится.
– Она боится, – повторил он, стараясь оставаться спокойным. У него было ощущение, что он погружается в омут эмоций, из которого женщины легко выплывают, но в котором мужчины тонут. – Чего?..
– Боится, что они разлюбят друг друга.
– Энни… – Чейз сел рядом с ней. Их колени соприкасались. – Ты сейчас сказала, что дети любят друг друга. У них все только начинается. У нее нет повода думать…
– Она боится того, что случится. Их любовь завянет и умрет.
– Это смешно.
– Я ответила ей то же самое. А она мне сказала… – Энни проглотила комок в горле, – сказала, что наблюдала за нами на свадьбе сегодня.
– Значит, наблюдала, – кивнул Чейз, как будто наконец-то понял, о чем она говорит. – За мной и за тобой?
– Да, – подтвердила Энни, – за тобой и за мной. – Говорит, что ей было очень больно смотреть, как неприятно нам было, когда нас заставили танцевать друг с другом.
– Ну конечно, неприятно. Никто нас не предупредил. Ты объяснила ей это?
– Да.
Чейз вспомнил тот момент, когда он обнял Энни. И еще вспомнил, какое удовольствие при этом испытал. Он хмыкнул.
– Но мы ведь справились, правда?
– Конечно. Так и я сказала ей.
– А она?
– А она сказала, что… видела, как мы притворялись, что нам нравится танцевать друг с другом снова. – Щеки Энни горели. Она ясно вспомнила миг, когда объятия Чейза из нежеланных превратились вдруг… превратились вдруг… Она сделала глубокий вдох. – Я сказала, что ей не о чем беспокоиться.
– А она?
– С этого все и началось. – Энни поставила кружку рядом с собой и сжала обе руки между коленей.
– Что началось? Я по-прежнему не понимаю, о чем…
– Дон начала рассказывать, как она стояла в аэропорту, пока Ник сдавал багаж и регистрировал билеты, и внезапно ее поразила мысль, что самое печальное в наших с тобой отношениях – это то, что когда-то мы с тобой очень сильно любили друг друга.
– Ей бы было приятнее, если бы мы не любили?
Энни сглотнула. В горле у нее пересохло.
– Она говорит… говорит, что в первый раз поняла, что мы с тобой чувствовали то же, что они с Ником. И если уж ее родители могли перейти от этого чувства к тому, что они испытывают друг к другу сегодня, то тогда она не хочет, чтобы такое случилось с ней и с Ником.
Чейз уставился на Энни. В ее глазах стояли слезы. Она тоже вспоминала то, что когда-то было между ними? Радость? Страсть? После долгого молчания он прохрипел:
– А что ты ей сказала?
– Что я могла сказать?
– Для начала – что наши ошибки не имеют к ним никакого отношения.
Энни махнула рукой.
– Дон заявила, что лучше все прекратить сейчас, пока они любят друг друга, чем дожидаться, когда… когда они будут друг друга ненавидеть.
– Бог мой, Энни, разве мы ненавидим друг друга? Ты же ей это сказала?
Энни кивнула.
– А она считает, что я обманываю себя, твердит, что любовь и ненависть – две стороны одной медали и середины тут нет.
Чейз вздохнул.
– Моя дочь – философ.
– Что нам делать? – шепотом спросила Энни. – Сердце Дон разбито. Должен же быть какой-нибудь выход. Мы не можем позволить ей расстаться с Ником. Она любит его, а он любит ее.
– Знаю. – Чейз запустил руку в волосы. – Дай мне подумать минутку.
– Наша дочь боится замужества, и это наша вина!
Чейз поднялся.
– Глупости. Конечно, плохо, что мы не смогли сохранить наш брак. Но, черт побери, с какой стати мне чувствовать себя виноватым в том, что брак Дон под угрозой? Ты меня слышишь, Энни?
– Тебя слышит весь дом, – шикнула она. – Говори тише, а то разбудишь детей.
– Они не дети. Не ты ли мне только что это сказала? Наша дочь достаточно взрослая, чтобы решить, готова ли она к браку. Хотя, если верить тебе, ты ее отговаривала.
– Если верить?.. – Энни соскочила с подоконника, уперла руки в бока. – Я действительно старалась отговорить ее. Но ты уже вмешался со своей чепухой! «Следуй своему сердцу». Ты посоветовал ей поступать так, как она хочет.
– Это неправда. – Чейз шагнул к Энни, его глаза сверкали. – Я просил ее подумать еще и еще. Говорил, что она чертовски молода, чтобы сделать такой серьезный шаг. И был прав.
Энни опустила плечи.
– Хорошо, хорошо. Значит, мы оба старались внушить ей, чтобы она подождала. Она могла бы нас послушать, но не стала.
– Да, не стала. Поступила по-своему. А потом вдруг видит, как мы танцуем, превращается в Зигмунда Фрейда и осознает, что совершила ужасную ошибку. Дон поступила так, как хотела, а теперь пытается свалить свою вину на нас… Из-за нашего развода.
– Она не старается свалить вину на кого-то. Просто расстроена.
– Она расстроена? А как насчет остальных? Она думает, мы тут получаем удовольствие от легкой болтовни? – Лицо Чейза потемнело. – Ты знаешь, каково мне было увидеть у своих дверей Ника и услышать, что Дон сбежала и он не мог ее найти? Ты представляешь себе, что мы с ним выдержали?
– Криком здесь не поможешь.
– Но и быть козлом отпущения тоже не выход. – Он ударил кулаком в стену. – Если бы только ты решительно этому воспротивилась…
– Черт побери, – горячо возразила она, – но так и было!
– Не знаю. Я ведь не был здесь последние пять лет.
– И чья это вина?
Они уставились друг на друга, потом Энни махнула рукой.
– Ладно, бессмысленно ворошить прошлое. Дон нуждается в нашей помощи. Мы не можем позволить ей бросить Ника и разрушить брак из-за каких-то глупых домыслов.
– Я согласен. Черт, почему они просто не пожили какое-то время вместе? Зачем нужно было жениться?
– Совсем недавно ты был в ярости из-за того, что она жила с ним!
– Ты не учила ее держать себя в руках? Если бы она не позволила своим гормонам управлять собой…
– Как ты смеешь? Как ты смеешь так говорить? Если бы ты держал себя в руках, мы могли бы сохранить наш брак!
– Я устал оправдываться, Энни. Кроме того, если бы ты не обращалась со мной как с прокаженным…
– Правильно. Сваливай все на меня.
– Ну а на кого же еще?!
– Я тебя ненавижу, Чейз Купер. Я тебя ненавижу, слышишь? И сожалею о том, что позволяла тебе прикасаться ко мне!
– Ты лжешь!
– Я лгу?
Чейз приблизился к ней, схватил ее за плечи и рывком привлек к себе.
– С самого начала ты таяла в моих руках.
– Только потому, что была так неопытна! – Энни сжала зубы и попыталась вырваться. – Я была ребенком, когда мы встретились. Или ты об этом забыл?
– Ты была самым чувственным ребенком, которого я когда-либо видел. Первый раз, когда я тебя поцеловал, ты взорвалась как фейерверк. Все, о чем я мог думать, – это чтобы быть с тобой всю оставшуюся жизнь.
– До того, как обнаружил, что жизнь – это больше, чем постель.
– О да, – сказал он, скривив рот. – Да, этот урок преподала мне ты. «Не сейчас, Чейз… У меня нет настроения, Чейз».
– И кто же был в этом виноват, по-твоему?
– Ведь это не я поворачивался к тебе спиной, правда, детка?
– Не называй меня «детка», – сердито сказала Энни. – И если я поворачивалась к тебе спиной, значит, у меня на то были достаточно веские причины. Ты мне был безразличен. Ты хотел, чтобы я притворялась?
– А разве не так ты ведешь себя с Хофманом? Разве не притворяешься, что он тебя возбуждает? – Рука Энни мелькнула в воздухе, но Чейз успел схватить ее за запястье до того, как она достала до его скулы. – Тебе не надо было притворяться, когда мы с тобой занимались любовью, – прорычал он. – Даже в конце, перед разводом. Но ты, конечно, была слишком горда, чтобы в этом признаться.
– Бедный Чейз. Твое «я» не может вынести правды?
– Я покажу тебе «правду»!
– Нет! – вскрикнула Энни, но было слишком поздно. Чейз уже притянул ее к себе и прижался губами к ее губам.
Его поцелуй был полон ярости. Энни боролась с Чейзом, упираясь кулаками ему в грудь, стараясь оторваться от него…
Но вдруг она почувствовала, что с нее спали какие-то внутренние оковы. Может быть, сказалось спокойствие ночи за окном. Или безысходное напряжение бесконечного дня. Внезапно на смену гневу пришло другое, более опасное чувство. Голод. Тот голод, который всегда сжигал их в прошлом и которого, она думала, уже больше нет.
Чейз тоже почувствовал это.
– Энни, – прошептал он. Его руки погрузились в ее волосы, приподнимая лицо. Со вздохом поражения она обвила руками его шею, их губы снова встретились, и она отдалась поцелую.
Это было похоже на танец, который они разучили когда-то… и уже не смогут забыть. Их тела устремились друг к другу с той легкостью, которую дарит взаимная страсть. Энни сцепила руки на его шее, а он медленно провел руками по ее телу, обхватил за бедра и приподнял ее. Она всхлипнула, почувствовав его твердую плоть, он застонал, когда она крепко прижалась бедрами к его бедрам.
На какое-то время они забыли обо всем. Потом, тяжело дыша, отстранились друг от друга. Кожа Энни горела, когда Чейз взял ее лицо в свои руки и коснулся ее губ легким поцелуем. Чейзу больше всего сейчас хотелось взять ее на руки и унести в темноту.
– Энни? – прошептал он, и она улыбнулась и сжала пальцами его запястье.
– Да, – вздохнула она.
Внезапно в кухне зажегся свет.
– Мама? Папа? Что вы делаете?
Энни и Чейз резко обернулись. На пороге стояли Дон и Ник с широко разинутыми от удивления ртами.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Это вопрос вопросов, подумала Энни. Действительно, что они делали, она и ее бывший муж? Ее щеки, и без того пунцовые, стали еще ярче.
Вели себя как парочка возбужденных юнцов, вот что. Обнимались так, как много лет назад, когда возвращались домой со свидания. В те дни даже после целого часа, проведенного в старенькой машине Чейза за городом, им не хватало еще одного поцелуя, еще одного объятия.
– Мама?
Дон по-прежнему таращилась на них, и на лице ее было написано такое удивление, словно она увидела не своих целующихся родителей, а полную кухню маленьких зеленых гуманоидов.
Во всем виноват Чейз, с горечью думала Энни. Он воспользовался ее отчаянием, сыграл на расстроенных чувствах. И зачем? Чтобы заткнуть ей рот.
Это был старый прием, к которому он прибегал в течение многих лет, когда их брак катился под откос. Она старалась поговорить об их проблемах, а Чейз, который был всем доволен, отвечал, что им нечего обсуждать. Когда же она настаивала, он обнимал ее, закрывал ей рот поцелуем, и они… занимались любовью.
Это помогало, но не долго. До тех пор, пока она наивно верила, что поцелуи Чейза означают, что он любит ее. Потом она поняла, что это не так. Чейз просто старался заставить ее замолчать, пользуясь самым проверенным способом.
Секс. Примитивный секс.
Но одного секса, пусть самого зажигательного, недостаточно, когда все остальное ушло. Впрочем, ей потребовалось время, чтобы понять это.
Сегодня ночью он затеял ту же грязную игру. И она поддалась ему. Отвечала на его ласки, хотя все понимала. Целовала его, ничего при этом не чувствуя. Что бы ни произошло сейчас между ними, это был обман. Она действительно больше ничего не чувствует по отношению к Чейзу, кроме злости.
– Мама, с тобой все в порядке?
Энни сделала глубокий вдох.
– Все хорошо, – сказала она, кашлянув, – все прекрасно, Дон.
Удивленная улыбка появилась на губах Дон. Она обвела их взглядом.
– Чем вы занимались, ребята?
Энни ждала, что Чейз ответит, но он молчал. Ну конечно, сердито думала она. Опять мне выкручиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14