– Почему бы нам ни решить эту проблему прямо сейчас, Рэйф? Ты считаешь, это не твой ребенок? Отлично. Он – не твой.
Он ждал этих слов, но ему не понравилось, что она бросала их в него, как камни. Он тоже скрестил руки на груди.
– Я проделал долгий путь не для того, чтобы играть в подобные игры, Карин. Я настаиваю на проведении теста.
Господи, подумала Карин, сколько мне еще терпеть все это? Она презирала Рафаэля Альвареса. Его высокомерие. Его невыносимую уверенность в том, что мир вращается вокруг него. Неужели она мечтала об этом мужчине? Нет, подумала она холодно. Главным в ее мечтах был секс, и единственная причина, по которой воспоминания о той ночи преследовали ее, состояла в том, что в объятиях Рэйфа она впервые почувствовала себя желанной с тех пор, как Фрэнк бросил ее.
Кого она обманывает? Конечно, она мечтала о Рафаэле Альваресе, но теперь с этим покончено. Встретив его лицом к лицу, услышав, как он обвиняет ее во лжи, Карин убедилась, что была права, решив ничего ему не говорить. Чем скорее она избавится от него, тем лучше.
– Ты слышала, что я сказал? – Рэйф сжал ее плечи. – Я настаиваю на тесте на отцовство. Это мое право.
– Твое право? – Она засмеялась и вырвалась из его рук. – У тебя нет никаких прав. Пойми это, наконец.
– Твоя семья с этим не согласится.
– Моя семья не принимает за меня решений.
– А что ты скажешь дочери, когда она вырастет? Что мужчина, которого ты назвала ее отцом, пришел к тебе и попросил провести тест на отцовство, а ты отказалась?
– Я ей скажу, что для нее было лучше не знать тебя.
Глаза Рэйфа предостерегающе сузились.
– Я не должен просить тебя об этом. Я хотел сделать все по-человечески, но если ты отказываешь мне…
– Я уже отказала тебе. Просто ты не привык слышать «нет».
– Что ж, суд подтвердит мое право на тест. – Он кивнул на телефон. – Если не веришь мне, позвони своему сводному брату, тому, который адвокат. Я уверен, он подтвердит это.
Одну долгую минуту она неотрывно смотрела на Рэйфа. Затем устало опустилась на краешек кровати.
– Зачем ты делаешь это? – прошептала она.
– Я хочу сделать все, как полагается. Если окажется, что ребенок мой, я должен быть уверен, что он воспитывается должным образом. Ты хочешь отказать дочери в этом?
– Я ни в чем не буду отказывать ей. Я отказываю тебе.
На виске Рэйфа забилась жилка.
– Обсуждение окончено. Я больше не прошу тебя сделать анализ, я велю тебе его сделать.
– Может такой подход и срабатывает там, откуда ты приехал, но здесь твои слова – пустой звук. – Карин снова встала на ноги и шагнула к Рэйфу. От ярости щеки ее пылали, глаза сверкали. – Убирайся, – прошипела она. Поскольку Рэйф не двинулся, она ткнула его пальцем в грудь и закричала: – Убирайся!
Рэйф поймал ее руку за запястье и крепко прижал к своей груди.
– Не смей тыкать в меня пальцем. Я не люблю этого.
– А я не люблю, когда мне отдают приказания.
– В моей стране, – сказал Рэйф, – женщины знают свое место.
– О, я в этом даже не сомневаюсь. Открывать рот можно только тогда, когда к тебе обращаются. Идти следует на два шага позади своего хозяина и господина. А ночью, в постели следует быть покорной и угодливой… – Остаток тирады застрял у нее в горле, когда она увидела, каким взглядом он смотрит на ее рот.
– Да, покорной быть следует, – сказал Рэйф низким и хриплым голосом, – но только не в постели.
Внезапно те несколько дюймов, разделяющие их, будто заискрили электрическими разрядами. Рэйф отпустил ее руку и отступил.
– Я приехал сюда потому, что, как я думал, ты позвала меня, – холодно произнес он.
– А если так? – сердце Карин гулко колотилось из-за того, каким взглядом он смотрел на нее. Понимая это, Карин разозлилась еще больше. – Что ты станешь тогда делать?
Действительно, что? Он вспомнил, как бросил телефонную трубку после разговора с Амандой и бегом побежал сказать своему пилоту, чтобы тот немедленно готовил самолет…
– Я бы делал все то же самое, – ответил он. – Я бы потребовал ответов.
– Все ответы я тебе уже дала. И не моя проблема, что они не пришлись тебе по вкусу.
– Почему ты не сообщила мне о своей беременности, как только узнала о ней?
– Зачем? Разве ты поверил бы мне больше, чем сейчас? – В ее глазах сверкнул вызов. – Я для тебя никто, Рэйф, как и ты для меня. И давай оставим все, как есть.
– Если это наш общий ребенок, это все меняет.
– Скажу честно, я подумывала о том, чтобы связаться с тобой, но…
– Но что?
– Но… – Карин заколебалась, вспомнив шок, испытанный ею, когда она узнала о своей беременности. В какой-то момент ее рука действительно потянулась к телефону, но она вовремя осознала невозможность сказать мужчине, которого практически не знает, который живет за тысячу миль от нее, который ни разу не проявил желания увидеть ее, что она ждет от него ребенка. – Но, – сказала она и слегка пожала плечами, – я решила не делать этого, потому что мы с тобой абсолютно чужие люди.
– Но эти чужие люди однажды занимались сексом, – холодно возразил Рэйф, – и зачали ребенка. Ведь именно в это я должен поверить, не так ли?
– Но это правда!
– Вот пусть анализы и подтвердят это.
Карин снова опустилась на кровать. Зачем только он приехал? Зачем Аманда позвонила ему? Его присутствие вносит смуту в ее с трудом налаженную жизнь. Поначалу известие о беременности привело ее в ужас, но затем она смирилась, а когда ребенок первый раз толкнулся в ее животе, обрадовалась. Она уже любила это маленькое существо внутри нее, и строила планы, предавалась мечтам…
А теперь появился Рафаэль Альварес, и все перевернул с ног на голову. Но в одном он был, безусловно, прав – ее дочка, как и Рэйф, имеет право знать правду. Укорив себя за эгоизм, Карин тихо произнесла: – Хорошо, я согласна на тест.
Рэйф кивнул, выражение его лица не изменилось.
– Я соглашаюсь, потому что моя дочь имеет право знать имя своего отца и потому, что ты подозреваешь меня во лжи. А я не способна солгать в таком серьезном вопросе.
– Еще как способна. Ты привыкла к свободе, а тут в твоей жизни появляется незапланированный ребенок. Теперь тебе придется дни проводить на работе, а ночи качать колыбель. – Его губы растянулись в хищной ухмылке. – Мы оба знаем, что я в силах изменить эту ситуацию.
Карин откинулась на подушки. Больничный халат распахнулся, и она увидела, как взгляд Рэйфа впился в ее полную грудь, налитую молоком. Первым ее побуждением было запахнуть халат, но она решила не доставлять ему удовольствия своим смущением. Вместо этого она медленно, как будто была одна в палате, привела свою одежду в порядок.
– Ты ошибаешься. Во всем.
– Неужели? – засунув руки в карманы, Рэйф медленно приблизился к ней. – В чем же, например?
– Моя жизнь совсем не такая, какой ты ее представляешь. У меня есть работа. Карьера. Я хорошо зарабатываю.
– Ты хотела сказать, у тебя была карьера.
– Извини?
– Ты теперь мать.
– И что?
– А то, что твоя карьера закончилась.
Карин рассмеялась. Впервые за долгое время она смеялась от всей души.
– Извините, но мне кажется, тебе никто не сообщил, что на дворе двадцать первый век. Многие женщины работают и растят детей одновременно.
– Женщины, которые вынуждены работать, работают. Женщины, у которых есть выбор, нет.
Карин вздернула подбородок.
– Что ж, у меня есть выбор и я собираюсь работать.
– Твоя уверенность потрясает. – Он остановился у самой кровати. – Похоже, ты так уверена во всем. Даже в том, кто является отцом ребенка.
– Хватит, Рэйф, – устало сказала она. – Не надо к этому возвращаться. Я же сказала, что согласна на тест…
– Мы были вместе лишь один раз. Разве возможно забеременеть после одного раза? – на его щеке заходил желвак. – Кроме того, ты пришла ко мне из постели другого мужчины. Обещаю тебе, что ты горько пожалеешь, если этот ребенок окажется не моим.
– Я ненавижу тебя, – прошептала Карин. В ее глазах вскипели слезы, и она сердито смахнула их рукой. – Черт тебя подери, Рэйф. Как же я тебя ненавижу!
– Совсем другое ты говорила мне той ночью, – холодно заметил он, – когда мы занимались любовью.
– Ты… Ты ублюдок!
Он хотел было сказать ей, что она даже представить себе не может, насколько права. Он есть именно тот, кем она его назвала, и единственная причина, по которой он здесь, заключается в том, что его ребенок – если только он его – будет носить его имя и не повторит его судьбы. Но потом подумал, что это очень личное, и Карин необязательно знать об этом.
– Я носила ее девять месяцев, – голос Карин дрожал от переизбытка эмоций, – Я дала ей жизнь чуть ли не ценой собственной. И только я буду принимать решение, определяющее жизнь моего ребенка. Тебе лучше согласиться с этим…
– Мы принадлежим к разным мирам. В твоем – мораль не больше, чем притворство, в моем – женщины знают свое место. Мужчины правят всем – домом, своей жизнью и жизнью своих женщин.
– Бедные ваши женщины.
Он засмеялся. Но этот смех был резким и, как показалось Карин, зловещим.
– Думай, как хочешь. Но если результаты теста подтвердят, что я на самом деле прихожусь отцом твоему ребенку, ты сама сможешь убедиться, что в такой жизни есть преимущества.
– Такое чувство, что ты рассказываешь о соседской кошке. Но ни одна нормальная женщина не захочет поменяться с ней местами.
– Ты привела замечательное сравнение. Кошка знает свое место, выполняет простые команды и держится поближе к дому, и за это ее вознаграждают – ее гладят и ласкают, дают лакомства и игрушки, а иногда даже разрешают провести ночь в кровати хозяина.
От ярости кровь прилила к голове Карин, а в глазах потемнело.
– О чем ты говоришь? Какое отношение имеет этот бред ко мне или моей дочери? И вообще, оставь меня, пожалуйста, Рэйф. Я очень устала.
Он видел, что это так. Ее кожа была бледна до прозрачности, губы мелко дрожали. Он почувствовал желание обнять ее, но не для того, чтобы заняться любовью… Впрочем, это лишь подтверждает, что рядом с такой женщиной мужчина становится слеп и глух к реальности и здравому смыслу.
Он решил, что остальное скажет ей, когда будут готовы результаты теста, и, конечно, только в том случае, если они будут положительными.
– Конечно. Отдыхай, как можно больше, потому что скоро ты покинешь больницу, и твоя жизнь изменится. Тебе лучше подготовиться к этому.
– Конечно, моя жизнь изменится, – быстро ответила Карин. – Я знаю это и готова к переменам.
Рэйф, рука которого уже легла на дверную ручку, остановился, медленно повернулся и посмотрел на нее.
– Надеюсь, что так, – с пугающей мягкостью сказал он. – Но почему-то мне кажется, что ты пока даже не представляешь, что тебя ждет.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Не успел Нью-Йорк насладиться теплой солнечной весенней погодой, как она резко изменилась.
В тот день, когда Карин должны были выписать из больницы, шел проливной дождь. Он как нельзя лучше соответствовал ее настроению, когда она сидела напротив представителя биотехнической лаборатории. Женщина принесла результаты анализов, взятых у нее, Рэйфа и ребенка.
Рэйф был признан отцом ее дочери.
И хотя Карин не сомневалась в этом, сжатый текст на официальном бланке, который, она знала это, изменит целых три жизни, поверг ее в ступор. Видимо, женщина заметила неладное и остановилась на полуслове.
– С вами все в порядке, мисс Брустер? Может, следует послать за медсестрой?
Карин отрицательно покачала головой.
– Нет. Спасибо. Я в порядке. Это просто… дождь. Сегодня немного прохладно, не находите?
– Да, немного, – удивленно ответила женщина. Карин вложила документ в конверт и протянула его женщине. Та покачала головой.
– Нет, мисс Брустер, это ваша копия. У вас есть ко мне вопросы?
– Нет, спасибо. Заключение написано предельно ясно.
– Спасибо. – Женщина поднялась и протянула руку. – Позвольте пожелать вам всего доброго.
– Благодарю. – Карин пожала протянутую руку. – Вообще-то, я хотела узнать…
– Да?
– Сеньор Альварес уже получил копию заключения?
– Да, еще вчера. Было уже слишком поздно доставлять ее вам, но сеньор Альварес настаивал на получении информации, как только…
– Спасибо, я все поняла.
На самом деле она ничего не понимала.
Карин смотрела на конверт, лежащий на ее коленях. Если Рэйф получил подтверждение своего отцовства, почему до сих пор не связался с ней? Ведь он столько разглагольствовал об ответственности и обязательствах. Неужели реальность показалась ему столь невыносимой, что он пошел на попятную? Карин представила себе, как он был разочарован, узнав, что не Фрэнк является отцом ее дочери.
Высокомерие Рэйфа разозлило ее, неверие в собственное отцовство – глубоко оскорбило, а взгляд, которым он смотрел на нее вчера вечером, когда говорил о грядущих переменах в ее жизни, испугал.
Что он имел в виду? Он настаивал на тесте и получил подтверждение. Его имя записано в свидетельстве о рождении. Ей не надо было дожидаться результата, поэтому его сразу же записали в графу «отец», как и имя, которое она дала дочери. Ее дочь зовут Эми.
– Эми, – нежно прошептала Карин и взяла девочку из колыбельки. В этот момент в палату стремительно вошла Марта Бэрон.
– Как чудесно! – сказала Марта, радостно глядя на дочку и внучку. – Эми. Какое прелестное старомодное имя. Рэйфу нравится?
– Не имею представления, – голос Карин был ледяным. – Я не советовалась с ним. Это его не касается.
– Я понимаю, дорогая, ты сердишься на него, но…
– Сержусь? На мужчину, который потребовал доказательств, чтобы признать моего ребенка? – Карин зло засмеялась и поднялась на ноги. – Это мягко сказано, мама. – Она показала конверт. – Рэйф получил доказательство, которое требовал. Он – отец Эми.
– Конечно, он. – Марта склонилась над малышкой и заворковала. – Здравствуй, солнышко. Как поживает моя маленькая девочка?
– Она поживает очень хорошо и хочет домой. Как и я.
– Мы должны немножко подождать… медсестру. – Марта лучезарно улыбнулась. Слишком лучезарно. – Ты не можешь сама идти, потребуется коляска.
– Не нужна мне никакая коляска, – сказала Карин, чувствуя себя капризной двенадцатилетней девчонкой. – Я прекрасно могу идти.
– Не будь такой нетерпеливой. Кроме того, я обещала Рэйфу… – Марта прикусила губу. – Я пойду поищу медсестру.
– Подожди минутку! – Карин схватила мать за руку. – Что ты обещала Рэйфу? И когда это ты с ним разговаривала?
– Ну… – Марта неопределенно взмахнула рукой. – Не так давно.
– Он здесь? В больнице?
– Нет. Еще нет… – Марта залилась румянцем. – Ох, дорогая! Я и так слишком много сказала.
– Но недостаточно, чтобы я поняла, что происходит. Итак, мама, что происходит?
– Ничего.
Это была такая явная ложь, что Карин могла бы рассмеяться, если бы мать так старательно не отводила взгляд.
– Мам, – мягко сказала она. – Что ты скрываешь? О чем ты могла говорить с Рэйфом?
– Ради бога, Карин. Не будь такой. Этот мужчина – отец твоего ребенка.
– Вследствие кратковременного помешательства, – холодно добавила Карин.
– Он намерен поступить, как полагается, в интересах ребенка и тебя.
– Ну, конечно. Именно поэтому он даже не позвонил, чтобы извиниться за то, что заподозрил меня во лжи. – У Карин перехватило дыхание. – Впрочем, все это глупо. Меня не волнует, что думает и чему верит Рафаэль Альварес. Пожалуйста, поедем домой.
– Все, о чем я тебя прошу, быть честной, дорогая, по отношению к себе самой, к ребенку… и к Рэйфу.
– Не могу поверить. Ты что, защищаешь его?
– Для начала, Карин, ты могла бы быть с нами более откровенной. Почему ты убеждала нас, что вы встречались только однажды?
Карин во все глаза смотрела на мать. С ума все посходили что ли?
– О чем ты говоришь, мама? Мы действительно выделись всего лишь однажды. Зачем бы я стала лгать вам? Я не знаю, какую сказку рассказал тебе Рэйф и зачем, но…
– Я рассказал Марте все, что и следовало сделать с самого начала. Так было бы лучше для всех нас.
Карин резко обернулась. В дверях стоял Рэйф, одетый в простую черную футболку, вылинявшие джинсы и поношенные кожаные ботинки. В руках он держал огромный букет желтых роз.
Он выглядел неправдоподобно привлекательным. Глядя на его улыбку, Карин на миг представила, как бы это было, если бы он знал об Эми с самого начала, если бы вместе с ней ждал этого дня и пришел забрать их обеих домой…
– Здравствуйте, Марта.
– Доброе утро, Рэйф.
Марта улыбнулась, когда он взял ее руку и поднес к губам. Карин поймала взгляд, которым они обменялись. Она почувствовала, что вокруг нее что-то затевается.
– Здравствуй, Карин. – Он повернулся к ней, и под оценивающим взглядом его темных глаз Карин почувствовала себя неуютно. Она была без макияжа, платье не скрывало все еще выступающий живот и налившуюся грудь. – Сегодня для нас с тобой особенный день.
– Конечно, я отправляюсь домой. А твою фамилию вписали в свидетельство о рождении Эми.
– Эми?
– Да. Что тебя так удивляет? Ты же не думал, что я всю жизнь буду обращаться к ней «мой ребенок»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Он ждал этих слов, но ему не понравилось, что она бросала их в него, как камни. Он тоже скрестил руки на груди.
– Я проделал долгий путь не для того, чтобы играть в подобные игры, Карин. Я настаиваю на проведении теста.
Господи, подумала Карин, сколько мне еще терпеть все это? Она презирала Рафаэля Альвареса. Его высокомерие. Его невыносимую уверенность в том, что мир вращается вокруг него. Неужели она мечтала об этом мужчине? Нет, подумала она холодно. Главным в ее мечтах был секс, и единственная причина, по которой воспоминания о той ночи преследовали ее, состояла в том, что в объятиях Рэйфа она впервые почувствовала себя желанной с тех пор, как Фрэнк бросил ее.
Кого она обманывает? Конечно, она мечтала о Рафаэле Альваресе, но теперь с этим покончено. Встретив его лицом к лицу, услышав, как он обвиняет ее во лжи, Карин убедилась, что была права, решив ничего ему не говорить. Чем скорее она избавится от него, тем лучше.
– Ты слышала, что я сказал? – Рэйф сжал ее плечи. – Я настаиваю на тесте на отцовство. Это мое право.
– Твое право? – Она засмеялась и вырвалась из его рук. – У тебя нет никаких прав. Пойми это, наконец.
– Твоя семья с этим не согласится.
– Моя семья не принимает за меня решений.
– А что ты скажешь дочери, когда она вырастет? Что мужчина, которого ты назвала ее отцом, пришел к тебе и попросил провести тест на отцовство, а ты отказалась?
– Я ей скажу, что для нее было лучше не знать тебя.
Глаза Рэйфа предостерегающе сузились.
– Я не должен просить тебя об этом. Я хотел сделать все по-человечески, но если ты отказываешь мне…
– Я уже отказала тебе. Просто ты не привык слышать «нет».
– Что ж, суд подтвердит мое право на тест. – Он кивнул на телефон. – Если не веришь мне, позвони своему сводному брату, тому, который адвокат. Я уверен, он подтвердит это.
Одну долгую минуту она неотрывно смотрела на Рэйфа. Затем устало опустилась на краешек кровати.
– Зачем ты делаешь это? – прошептала она.
– Я хочу сделать все, как полагается. Если окажется, что ребенок мой, я должен быть уверен, что он воспитывается должным образом. Ты хочешь отказать дочери в этом?
– Я ни в чем не буду отказывать ей. Я отказываю тебе.
На виске Рэйфа забилась жилка.
– Обсуждение окончено. Я больше не прошу тебя сделать анализ, я велю тебе его сделать.
– Может такой подход и срабатывает там, откуда ты приехал, но здесь твои слова – пустой звук. – Карин снова встала на ноги и шагнула к Рэйфу. От ярости щеки ее пылали, глаза сверкали. – Убирайся, – прошипела она. Поскольку Рэйф не двинулся, она ткнула его пальцем в грудь и закричала: – Убирайся!
Рэйф поймал ее руку за запястье и крепко прижал к своей груди.
– Не смей тыкать в меня пальцем. Я не люблю этого.
– А я не люблю, когда мне отдают приказания.
– В моей стране, – сказал Рэйф, – женщины знают свое место.
– О, я в этом даже не сомневаюсь. Открывать рот можно только тогда, когда к тебе обращаются. Идти следует на два шага позади своего хозяина и господина. А ночью, в постели следует быть покорной и угодливой… – Остаток тирады застрял у нее в горле, когда она увидела, каким взглядом он смотрит на ее рот.
– Да, покорной быть следует, – сказал Рэйф низким и хриплым голосом, – но только не в постели.
Внезапно те несколько дюймов, разделяющие их, будто заискрили электрическими разрядами. Рэйф отпустил ее руку и отступил.
– Я приехал сюда потому, что, как я думал, ты позвала меня, – холодно произнес он.
– А если так? – сердце Карин гулко колотилось из-за того, каким взглядом он смотрел на нее. Понимая это, Карин разозлилась еще больше. – Что ты станешь тогда делать?
Действительно, что? Он вспомнил, как бросил телефонную трубку после разговора с Амандой и бегом побежал сказать своему пилоту, чтобы тот немедленно готовил самолет…
– Я бы делал все то же самое, – ответил он. – Я бы потребовал ответов.
– Все ответы я тебе уже дала. И не моя проблема, что они не пришлись тебе по вкусу.
– Почему ты не сообщила мне о своей беременности, как только узнала о ней?
– Зачем? Разве ты поверил бы мне больше, чем сейчас? – В ее глазах сверкнул вызов. – Я для тебя никто, Рэйф, как и ты для меня. И давай оставим все, как есть.
– Если это наш общий ребенок, это все меняет.
– Скажу честно, я подумывала о том, чтобы связаться с тобой, но…
– Но что?
– Но… – Карин заколебалась, вспомнив шок, испытанный ею, когда она узнала о своей беременности. В какой-то момент ее рука действительно потянулась к телефону, но она вовремя осознала невозможность сказать мужчине, которого практически не знает, который живет за тысячу миль от нее, который ни разу не проявил желания увидеть ее, что она ждет от него ребенка. – Но, – сказала она и слегка пожала плечами, – я решила не делать этого, потому что мы с тобой абсолютно чужие люди.
– Но эти чужие люди однажды занимались сексом, – холодно возразил Рэйф, – и зачали ребенка. Ведь именно в это я должен поверить, не так ли?
– Но это правда!
– Вот пусть анализы и подтвердят это.
Карин снова опустилась на кровать. Зачем только он приехал? Зачем Аманда позвонила ему? Его присутствие вносит смуту в ее с трудом налаженную жизнь. Поначалу известие о беременности привело ее в ужас, но затем она смирилась, а когда ребенок первый раз толкнулся в ее животе, обрадовалась. Она уже любила это маленькое существо внутри нее, и строила планы, предавалась мечтам…
А теперь появился Рафаэль Альварес, и все перевернул с ног на голову. Но в одном он был, безусловно, прав – ее дочка, как и Рэйф, имеет право знать правду. Укорив себя за эгоизм, Карин тихо произнесла: – Хорошо, я согласна на тест.
Рэйф кивнул, выражение его лица не изменилось.
– Я соглашаюсь, потому что моя дочь имеет право знать имя своего отца и потому, что ты подозреваешь меня во лжи. А я не способна солгать в таком серьезном вопросе.
– Еще как способна. Ты привыкла к свободе, а тут в твоей жизни появляется незапланированный ребенок. Теперь тебе придется дни проводить на работе, а ночи качать колыбель. – Его губы растянулись в хищной ухмылке. – Мы оба знаем, что я в силах изменить эту ситуацию.
Карин откинулась на подушки. Больничный халат распахнулся, и она увидела, как взгляд Рэйфа впился в ее полную грудь, налитую молоком. Первым ее побуждением было запахнуть халат, но она решила не доставлять ему удовольствия своим смущением. Вместо этого она медленно, как будто была одна в палате, привела свою одежду в порядок.
– Ты ошибаешься. Во всем.
– Неужели? – засунув руки в карманы, Рэйф медленно приблизился к ней. – В чем же, например?
– Моя жизнь совсем не такая, какой ты ее представляешь. У меня есть работа. Карьера. Я хорошо зарабатываю.
– Ты хотела сказать, у тебя была карьера.
– Извини?
– Ты теперь мать.
– И что?
– А то, что твоя карьера закончилась.
Карин рассмеялась. Впервые за долгое время она смеялась от всей души.
– Извините, но мне кажется, тебе никто не сообщил, что на дворе двадцать первый век. Многие женщины работают и растят детей одновременно.
– Женщины, которые вынуждены работать, работают. Женщины, у которых есть выбор, нет.
Карин вздернула подбородок.
– Что ж, у меня есть выбор и я собираюсь работать.
– Твоя уверенность потрясает. – Он остановился у самой кровати. – Похоже, ты так уверена во всем. Даже в том, кто является отцом ребенка.
– Хватит, Рэйф, – устало сказала она. – Не надо к этому возвращаться. Я же сказала, что согласна на тест…
– Мы были вместе лишь один раз. Разве возможно забеременеть после одного раза? – на его щеке заходил желвак. – Кроме того, ты пришла ко мне из постели другого мужчины. Обещаю тебе, что ты горько пожалеешь, если этот ребенок окажется не моим.
– Я ненавижу тебя, – прошептала Карин. В ее глазах вскипели слезы, и она сердито смахнула их рукой. – Черт тебя подери, Рэйф. Как же я тебя ненавижу!
– Совсем другое ты говорила мне той ночью, – холодно заметил он, – когда мы занимались любовью.
– Ты… Ты ублюдок!
Он хотел было сказать ей, что она даже представить себе не может, насколько права. Он есть именно тот, кем она его назвала, и единственная причина, по которой он здесь, заключается в том, что его ребенок – если только он его – будет носить его имя и не повторит его судьбы. Но потом подумал, что это очень личное, и Карин необязательно знать об этом.
– Я носила ее девять месяцев, – голос Карин дрожал от переизбытка эмоций, – Я дала ей жизнь чуть ли не ценой собственной. И только я буду принимать решение, определяющее жизнь моего ребенка. Тебе лучше согласиться с этим…
– Мы принадлежим к разным мирам. В твоем – мораль не больше, чем притворство, в моем – женщины знают свое место. Мужчины правят всем – домом, своей жизнью и жизнью своих женщин.
– Бедные ваши женщины.
Он засмеялся. Но этот смех был резким и, как показалось Карин, зловещим.
– Думай, как хочешь. Но если результаты теста подтвердят, что я на самом деле прихожусь отцом твоему ребенку, ты сама сможешь убедиться, что в такой жизни есть преимущества.
– Такое чувство, что ты рассказываешь о соседской кошке. Но ни одна нормальная женщина не захочет поменяться с ней местами.
– Ты привела замечательное сравнение. Кошка знает свое место, выполняет простые команды и держится поближе к дому, и за это ее вознаграждают – ее гладят и ласкают, дают лакомства и игрушки, а иногда даже разрешают провести ночь в кровати хозяина.
От ярости кровь прилила к голове Карин, а в глазах потемнело.
– О чем ты говоришь? Какое отношение имеет этот бред ко мне или моей дочери? И вообще, оставь меня, пожалуйста, Рэйф. Я очень устала.
Он видел, что это так. Ее кожа была бледна до прозрачности, губы мелко дрожали. Он почувствовал желание обнять ее, но не для того, чтобы заняться любовью… Впрочем, это лишь подтверждает, что рядом с такой женщиной мужчина становится слеп и глух к реальности и здравому смыслу.
Он решил, что остальное скажет ей, когда будут готовы результаты теста, и, конечно, только в том случае, если они будут положительными.
– Конечно. Отдыхай, как можно больше, потому что скоро ты покинешь больницу, и твоя жизнь изменится. Тебе лучше подготовиться к этому.
– Конечно, моя жизнь изменится, – быстро ответила Карин. – Я знаю это и готова к переменам.
Рэйф, рука которого уже легла на дверную ручку, остановился, медленно повернулся и посмотрел на нее.
– Надеюсь, что так, – с пугающей мягкостью сказал он. – Но почему-то мне кажется, что ты пока даже не представляешь, что тебя ждет.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Не успел Нью-Йорк насладиться теплой солнечной весенней погодой, как она резко изменилась.
В тот день, когда Карин должны были выписать из больницы, шел проливной дождь. Он как нельзя лучше соответствовал ее настроению, когда она сидела напротив представителя биотехнической лаборатории. Женщина принесла результаты анализов, взятых у нее, Рэйфа и ребенка.
Рэйф был признан отцом ее дочери.
И хотя Карин не сомневалась в этом, сжатый текст на официальном бланке, который, она знала это, изменит целых три жизни, поверг ее в ступор. Видимо, женщина заметила неладное и остановилась на полуслове.
– С вами все в порядке, мисс Брустер? Может, следует послать за медсестрой?
Карин отрицательно покачала головой.
– Нет. Спасибо. Я в порядке. Это просто… дождь. Сегодня немного прохладно, не находите?
– Да, немного, – удивленно ответила женщина. Карин вложила документ в конверт и протянула его женщине. Та покачала головой.
– Нет, мисс Брустер, это ваша копия. У вас есть ко мне вопросы?
– Нет, спасибо. Заключение написано предельно ясно.
– Спасибо. – Женщина поднялась и протянула руку. – Позвольте пожелать вам всего доброго.
– Благодарю. – Карин пожала протянутую руку. – Вообще-то, я хотела узнать…
– Да?
– Сеньор Альварес уже получил копию заключения?
– Да, еще вчера. Было уже слишком поздно доставлять ее вам, но сеньор Альварес настаивал на получении информации, как только…
– Спасибо, я все поняла.
На самом деле она ничего не понимала.
Карин смотрела на конверт, лежащий на ее коленях. Если Рэйф получил подтверждение своего отцовства, почему до сих пор не связался с ней? Ведь он столько разглагольствовал об ответственности и обязательствах. Неужели реальность показалась ему столь невыносимой, что он пошел на попятную? Карин представила себе, как он был разочарован, узнав, что не Фрэнк является отцом ее дочери.
Высокомерие Рэйфа разозлило ее, неверие в собственное отцовство – глубоко оскорбило, а взгляд, которым он смотрел на нее вчера вечером, когда говорил о грядущих переменах в ее жизни, испугал.
Что он имел в виду? Он настаивал на тесте и получил подтверждение. Его имя записано в свидетельстве о рождении. Ей не надо было дожидаться результата, поэтому его сразу же записали в графу «отец», как и имя, которое она дала дочери. Ее дочь зовут Эми.
– Эми, – нежно прошептала Карин и взяла девочку из колыбельки. В этот момент в палату стремительно вошла Марта Бэрон.
– Как чудесно! – сказала Марта, радостно глядя на дочку и внучку. – Эми. Какое прелестное старомодное имя. Рэйфу нравится?
– Не имею представления, – голос Карин был ледяным. – Я не советовалась с ним. Это его не касается.
– Я понимаю, дорогая, ты сердишься на него, но…
– Сержусь? На мужчину, который потребовал доказательств, чтобы признать моего ребенка? – Карин зло засмеялась и поднялась на ноги. – Это мягко сказано, мама. – Она показала конверт. – Рэйф получил доказательство, которое требовал. Он – отец Эми.
– Конечно, он. – Марта склонилась над малышкой и заворковала. – Здравствуй, солнышко. Как поживает моя маленькая девочка?
– Она поживает очень хорошо и хочет домой. Как и я.
– Мы должны немножко подождать… медсестру. – Марта лучезарно улыбнулась. Слишком лучезарно. – Ты не можешь сама идти, потребуется коляска.
– Не нужна мне никакая коляска, – сказала Карин, чувствуя себя капризной двенадцатилетней девчонкой. – Я прекрасно могу идти.
– Не будь такой нетерпеливой. Кроме того, я обещала Рэйфу… – Марта прикусила губу. – Я пойду поищу медсестру.
– Подожди минутку! – Карин схватила мать за руку. – Что ты обещала Рэйфу? И когда это ты с ним разговаривала?
– Ну… – Марта неопределенно взмахнула рукой. – Не так давно.
– Он здесь? В больнице?
– Нет. Еще нет… – Марта залилась румянцем. – Ох, дорогая! Я и так слишком много сказала.
– Но недостаточно, чтобы я поняла, что происходит. Итак, мама, что происходит?
– Ничего.
Это была такая явная ложь, что Карин могла бы рассмеяться, если бы мать так старательно не отводила взгляд.
– Мам, – мягко сказала она. – Что ты скрываешь? О чем ты могла говорить с Рэйфом?
– Ради бога, Карин. Не будь такой. Этот мужчина – отец твоего ребенка.
– Вследствие кратковременного помешательства, – холодно добавила Карин.
– Он намерен поступить, как полагается, в интересах ребенка и тебя.
– Ну, конечно. Именно поэтому он даже не позвонил, чтобы извиниться за то, что заподозрил меня во лжи. – У Карин перехватило дыхание. – Впрочем, все это глупо. Меня не волнует, что думает и чему верит Рафаэль Альварес. Пожалуйста, поедем домой.
– Все, о чем я тебя прошу, быть честной, дорогая, по отношению к себе самой, к ребенку… и к Рэйфу.
– Не могу поверить. Ты что, защищаешь его?
– Для начала, Карин, ты могла бы быть с нами более откровенной. Почему ты убеждала нас, что вы встречались только однажды?
Карин во все глаза смотрела на мать. С ума все посходили что ли?
– О чем ты говоришь, мама? Мы действительно выделись всего лишь однажды. Зачем бы я стала лгать вам? Я не знаю, какую сказку рассказал тебе Рэйф и зачем, но…
– Я рассказал Марте все, что и следовало сделать с самого начала. Так было бы лучше для всех нас.
Карин резко обернулась. В дверях стоял Рэйф, одетый в простую черную футболку, вылинявшие джинсы и поношенные кожаные ботинки. В руках он держал огромный букет желтых роз.
Он выглядел неправдоподобно привлекательным. Глядя на его улыбку, Карин на миг представила, как бы это было, если бы он знал об Эми с самого начала, если бы вместе с ней ждал этого дня и пришел забрать их обеих домой…
– Здравствуйте, Марта.
– Доброе утро, Рэйф.
Марта улыбнулась, когда он взял ее руку и поднес к губам. Карин поймала взгляд, которым они обменялись. Она почувствовала, что вокруг нее что-то затевается.
– Здравствуй, Карин. – Он повернулся к ней, и под оценивающим взглядом его темных глаз Карин почувствовала себя неуютно. Она была без макияжа, платье не скрывало все еще выступающий живот и налившуюся грудь. – Сегодня для нас с тобой особенный день.
– Конечно, я отправляюсь домой. А твою фамилию вписали в свидетельство о рождении Эми.
– Эми?
– Да. Что тебя так удивляет? Ты же не думал, что я всю жизнь буду обращаться к ней «мой ребенок»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14