Тина, с ее эмоциональным напором, способна заболтать кого угодно, а Кейт сейчас предпочла бы более деловой, без словесных излишеств, подход к жизни.– Кейт, как ты? Господи, какой ужас! Как ты это пережила? Ты, наверное...– Я в порядке. Я в порядке. Шеф на месте?– Ему сейчас звонят, но я знаю, что он сам хотел с тобой поговорить. Подожди секундочку, я ему доложу. А ты уж держись, ладно?Кейт ждет, нетерпеливо барабаня пальцами по рулевому колесу.– Кейт, – слышится скрипучий голос Ренфру. – Как ты?– Я еду.– Как, сегодня?– Сейчас.– Кейт, в этом нет никакой необходимости. Не торопись. Ты перенесла ужасное потрясение.– Нет. Я хочу заняться делами. Тем более что их у меня уйма.– Например?– Для начала трехлетний план.Трехлетний план. В любой другой день она предпочла бы заняться чем угодно, только не тягомотиной. Реструктуризация, отчетность Департамента расследования преступлений, финансовый менеджмент. По большей части копание в бумагах.– Ты хочешь заняться трехлетним планом? – Ренфру издает смешок. – Что случилось? Голову ушибла?– Со мной все в порядке. Правда.– Что угодно, лишь бы было чем заняться, а?– Да.– И, надо думать, мечтаешь с головой погрузиться во что-нибудь... этакое?Шеф не смог подобрать нужного слова, но она знает, что он имеет в виду.– Именно. Хотелось бы, конечно, заняться настоящим делом.– Ну что ж, если есть желание занять себя, у меня как раз найдется подходящее дельце.– Какое? – нетерпеливо выдыхает она.– Правда, я не уверен...– Скажи мне. Что за дело.Кейт слышит, как Ренфру вздыхает, словно взвешивая "за" и "против".– На данный момент этим занимается Фергюсон, но ты можешь возглавить группу.– Где Фергюсон?– Выехал на место преступления, к больничному комплексу "Роща". Это по дороге на Хэзлхед.– А что там случилось?– Я думаю, тебе лучше съездить и посмотреть самой. Потом скажешь мне, хочешь ли этим заниматься. * * * Название "Роща" очень подходит лечебному учреждению, расположенному в живописной, богатой зеленью местности к западу от центра города. В это время года здание целиком скрыто за великолепными деревьями.Натянутое между деревьями сине-белое полицейское ленточное ограждение указывает Кейт путь к месту происшествия. Припарковав машину возле моста, перекинутого через речушку Денбурн и ведущего к больнице, она на ходу показывает свой жетон двинувшемуся было ей наперерез констеблю и шагает по траве к группе судебных медиков и фотографов. Справа, из-за готической часовни больницы, посылает свои лучи утреннее солнце.Фергюсон, заместитель Кейт, сидит на корточках у облупившейся деревянной скамейки. Он рассеянно смотрит в ее направлении, а потом, увидев, кто это, рывком вскакивает на ноги. На лбу его поблескивает пот, в очках отражается окружающая зелень.– Я не ожидал тебя...– Что случилось?– Зрелище не из приятных.– Я спросила не об этом.Фергюсон нервно копошится пальцами в волосах, убирая со лба упавшие темные пряди. Он всего на пару лет моложе Кейт, но сейчас, прищурившись на солнце, выглядит юнцом, щеки которого еще не знакомы с бритвой.– Босс, у меня все под контролем, и неужели ты думаешь, что...– Господи, Питер. Я хочу, чтобы все перестали относиться ко мне как к долбаному инвалиду. Паром затонул. Я спаслась. Я здесь. Конец истории.– Извини, извини.Она знает, почему Питер старается защитить ее. Чувства Фергюсона выходят за рамки профессиональных. Она знает об этом с прошлого Рождества, когда он здорово набрался на вечеринке и признался ей в любви, сказав, что она для него идеал женщины. Кейт ответила, что польщена, но, к сожалению, не испытывает ответного чувства, и маловероятно, чтобы это произошло в будущем. С тех пор этот вопрос больше никогда не поднимался. Но она знает, что чувства Фергюсона не изменились, и это порой окрашивает его поведение. Как сейчас.– Что все-таки случилось?– Она там.Он указывает жестом туда, где толкутся эксперты.Кейт прокладывает локтями путь, чувствуя, что Фергюсон сзади, за ее плечом.– Прошу прощения, – повторяет она, – позвольте пройти на место происшествия. Я здесь старший офицер.Последний фотограф отступает в сторону, и Кейт останавливается как вкопанная.Фергюсон был прав. Зрелище не из приятных.Из-под дерева торчит пара ног. Женских ног, стройных и молодых.С кровавыми обрубками вместо ступней.Кейт стискивает зубы и сглатывает.Фергюсон подается вперед, видно желая что-то ей сказать, но она выставляет вперед руки, чтобы остановить его.Вид несчастных, ставших жертвами убийств, совершенных вне дома, вызывает особенно тяжелое чувство. Мало того что они подвергаются жестокому надругательству, так еще после смерти оказываются отданными на милость стихий и выставленными на обозрение случайным прохожим. Те, кого убили за закрытыми дверями, как бы ни были искалечены, по крайней мере избавлены от зевак.– Кто нашел ее?– Здешний малый, делающий пробежки по утрам, – отвечает Фергюсон. – Сейчас его допрашивают.Кейт приседает, чтобы посмотреть поближе.Почва под жертвой смешана с буровато-красной свернувшейся кровью, пятна крови засыхают и на теле убитой. Ее порванная рубашка зияет ухмыляющимися ртами ножевых ран. Ей наносили удары многократно и яростно.Одна рука лежит на груди, а другая на земле, у бока.Кисти рук тоже отсечены.Кейт заставляет себя поднять взгляд вверх, к лицу женщины, зная, что и оно вполне могло быть изуродовано до неузнаваемости. Это нападение относится к самым жестоким и яростным из тех, с какими ей доводилось сталкиваться.Но до лица дело так и не доходит. Веревка обвязана вокруг шеи жертвы, пропущена под мышками и обмотана вокруг верхней части рук. С этой веревки свисают недостающие конечности: одна кисть и одна стопа по каждую сторону тела. Ступни покоятся на ключицах, а кисти рук положены поперек ее тонких бицепсов.Слоны и кони, шахматные фигуры, выстроенные перед игрой.И прямо в середине, пришпиленная позади головы к впадине у горла женщины, злобно шипит на каждого приближающегося угольно-черная гадюка. * * * До организации в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году специального бюро расследованием несчастных случаев на море занимались инспекторы Морского департамента Министерства транспорта. Теперь БРМП представляет собой особую, автономную структуру внутри департамента (расширившегося, вобрав в себя управления Регионального развития и Охраны окружающей среды), и главный инспектор отчитывается лично перед министром. Его независимость усиливается тем, что Бюро базируется в Саутгемптоне, далеко от кровосмесительных коридоров Уайт-холла.Бюро расследований морских происшествий разбирается примерно с двумя тысячами инцидентов в год. Около шестисот из них требуют расследования, хотя в большинстве случаев достаточно переписки или телефонных переговоров. Примерно семьдесят требуют обязательного ознакомления с местом происшествия. И фактически ни для одного не нужна та самоотдача, которая прослеживается в расследовании с "Амфитритой". В плане потерянных жизней это крупнейшая катастрофа с участием британского судна с крушения 1987 года, когда пошел на дно паром "Герольд оф фри энтерпрайз". Фрэнк привез с собой в Абердин семерых инспекторов и шестнадцать ассистентов с расширенными полномочиями.Кристиан Паркер, третий помощник капитана с "Амфитриты" и единственный спасшийся член команды мостика, был переведен из отделения неотложной помощи в главный корпус королевской лечебницы, в паре сотен ярдов вверх по склону холма. У входа, вытаптывая траву на раскинувшейся перед входом, поросшей маленькими деревцами лужайке, толпятся журналисты. Быстро, так, что его не успевают узнать, Фрэнк проталкивается сквозь ряды репортеров, показывает на вахте маленькую ламинированную карточку с символом БРМП в левом верхнем углу, и ему сообщают номер палаты Паркера. Он направляется вниз по лестнице, а потом идет в обратном направлении полуосвещенными коридорами, где пахнет готовящейся едой и пластиком новых приборов.Доктор стоит в дверях, записывая что-то в блокноте. На поясе Фрэнка звенит мобильный телефон. Доктор вскидывает на него глаза.– Не могли бы вы его отключить? – говорит он. – Сотовые телефоны мешают работе больничного оборудования. Создают помехи.Фрэнк тянется к телефону, нащупывает нужную клавишу и отключает его.Он находит нужную палату со второй попытки; в первый раз его заносит в посудомоечную. У палаты Паркера дежурит полисмен. Фрэнк снова показывает удостоверение. Полицейский открывает дверь и пропускает его.Когда Фрэнк входит, Паркер поворачивает голову в его сторону. Лицо моряка фактически не пострадало: никаких повреждений, кроме ссадин над правым глазом и легкого пореза в нижней части левой щеки.Травма, которую Фрэнк видеть, конечно, не может, находится в сознании Паркера, в его голове. Она дает о себе знать ночными кошмарами, нескончаемыми вереницами образов, бьющихся изнутри о стенки его черепа. Кроме кровати и тумбочки в окрашенной в светло-голубой цвет палате есть два стула, на один из которых Фрэнк и садится. Паркер наблюдает за ним молча.Фрэнк знает, что он не из тех, к кому с первого взгляда проникаются доверием и почтением. Он невысокий и коренастый, с небольшим, но выступающим полусферой над брючным ремнем животиком. Его седые волосы подстрижены коротким ежиком, что зрительно увеличивает уши. У него нос боксера, большой, плоский и едва ли уже, чем рот. Сейчас он старается, чтобы Паркер расслабился.– Я Фрэнк Бошам, возглавляю расследование крушения "Амфитриты".Паркер едва заметно кивает.– Как вы себя чувствуете?– Умираю от голода. И от жары. Сделайте милость, откройте окно.Фрэнк встает и подходит к окну.– Вас не покормили завтраком? – спрашивает он, возясь с задвижкой.– Тогда не хотелось. А теперь я проголодался. Правда, придется ждать ланча.Паркер роняет слова медленно и тяжело.Оконная задвижка раздраженно скрипит, но поддается. Фрэнк распахивает окно до предела, возвращается к кровати и, сняв пиджак, вешает его на спинку стула. Становятся видны могучие предплечья настоящего моряка, человека, десятилетиями крутившего ручную лебедку и травившего шкоты.– Кристиан, я пришел сюда, чтобы расспросить вас о случившемся на борту "Амфитриты". Понятно, что вам этот разговор удовольствия не доставит, но мне необходимо узнать о событиях той ночи все, что вы сможете вспомнить. Наша беседа будет записываться. У вас нет возражений?Паркер пожимает плечами. Фрэнк достает из кармана портативный кассетный диктофон, кладет его на прикроватную тумбочку и включает. Зажигается красный индикатор записи.– Что вы помните, Кристиан? О той ночи?– Я помню, как свалился в воду. Она была холодная. Обалдеть, до чего она была холодная.– А потом?– Ничего.– А перед этим?Паркер молчит. Фрэнк подсказывает ему:– Вы помните что-нибудь из происходившего до вашего падения?Паркер кивает.– Дайте мне пару секунд, ладно?– Конечно.Из коридора за дверью доносится поскрипывание резиновых подошв обуви и приглушенное звяканье тележки.Паркер прокашливается.– Была бомба.– Бомба? Вы уверены?– На все сто.Бомба. Фрэнк, в том или ином качестве, был связан с морским делом добрых сорок лет, но отроду не слышал, чтобы кто-то закладывал бомбу в паром. Перво-наперво ему приходит в голову, что Паркер бредит или что-то перепутал, однако тот выглядит находящимся в здравом уме и трезвой памяти. Речь немного замедленная, но с головой у него, похоже, все в порядке.– Что произошло? Начните с самого начала.Паркер рассказывает Фрэнку обо всех событиях на мостике, имевших место перед полуночью, когда он только-только заступил на четырехчасовую ночную вахту, самую утомительную смену. Капитан Саттон – Эдди Кремень – собрал их на мостике и сообщил, что на борту находится бомба. Второй помощник Гартоуэн остановил паром, переведя машину на холостой ход, а он, третий помощник Паркер, поднял по авралу палубных матросов. Пассажирам остановку судна объяснили тем, что на винт намоталась рыбацкая сеть. Работы, проводившиеся на автомобильной палубе, контролировались четырьмя камерами – носовой, кормовой, левого и правого борта. Продублированные на мостике индикаторы механизмов открывания и закрывания носовых ворот, как и положено, изменили цвет с зеленого на красный при их открытии и снова на зеленый после закрытия.– А когда капитан Саттон закончил, он снова вернулся на мостик?– Ага.– Как он выглядел?– Потрясенным.– Это и неудивительно. Если бы та бомба взорвалась, когда они передвигали фургон, и от него, и от матросов остались бы лишь кровавые ошметки.– Ага. Когда дело было сделано и у него появилась возможность осмыслить произошедшее, тут-то его и проняло.– А откуда он вообще узнал о бомбе?– Не знаю. Должно быть, получил предупреждение.– По радио?– Наверное.– Но из радиорубки об этом не докладывали?– Спаркс? Если и докладывал, то не мне. Я ничего такого не слышал.Фрэнк почесывает лодыжку. Лента безжалостно крутится вперед.– Тут есть кое-что странное. Вы сказали, что была бомба.– Ага.– Но капитан Саттон и палубные матросы сбросили машину с бомбой в море.– Ага.– Значит, на борту бомбы больше не было.– Так я и подумал. Поначалу.– Что вы имеете в виду, говоря "поначалу"?– Как и все, я решил, что опасность миновала. Потом вдруг раздались два мощных удара. С них-то все и началось.– Удары? Похожие на взрывы?– Ага. Именно на взрывы. Весь корпус тряхануло. Реверберация ощущалась на мостике.– Но первый сигнал о помощи был подан в двенадцать минут второго. А фургон, как вы говорили, был сброшен за борт вскоре после полуночи.– Ага. Мы выбросили машину и решили, что опасность миновала. Снова запустили двигатели на крейсерскую скорость и перестали об этом думать. Потом дело запахло штормом, и нам пришлось слегка сбросить скорость.– Какова была сила шторма? По Бофору семь, восемь?Семь баллов, это вполне терпимо, скорость ветра 28-33 узла с высокими волнами. При восьми баллах шквалистый ветер достигает порывами 34-40 узлов, волны вскипают пеной.– Что-то вроде этого. Мне доводилось бывать в переделках и похуже. Однажды, у побережья Фразербурга, на нас налетел шторм в одиннадцать баллов. Но пассажирам пришлось бы хреново и при семи.– Насколько вы снизили скорость?– На два или три узла. Кажется, с семнадцати до пятнадцати.– Значит, с учетом остановки вы выбивались из графика.– Ага. Капитан прикидывал, насколько мы прибудем позже, чем по расписанию.– И что у него выходило?– Он сказал, опаздываем на час. Но, по-моему, в его расчеты вкралась ошибка. Неверная оценка расстояния или что-то еще. Начать с того, что до остановки мы выигрывали полчаса.Паркер смотрит на Фрэнка. Есть что-то в его голосе, его манере, наводящее Фрэнка на догадку о том, что он хочет донести до него какую-то мысль.– Но ведь рассчитать это, с учетом всех поправок, было не так уж сложно.– Не сложно.– Совсем не сложно.Получалось, что капитан вернулся из трюма потрясенным настолько, что запутался в расчетах. Потрясенным настолько, чтобы сделать – или не сделать – что именно?– Это была не единственная оплошность, которую он допустил?– Этого я вам не скажу.Да скажет он, куда денется. Паркер сам хочет выложить эту информацию, но так, чтобы потом иметь право говорить, что Фрэнк из него жилы тянул, а на блюдечке он ему ничего не преподнес.– Ваш капитан погиб. Вы ничего не выиграете, защищая его репутацию.Паркер молчит.– Мне нужно знать, что произошло.Паркер трогает пальцами ссадину на лице и, видимо решив, что поупирался достаточно, уступает.– Ладно. Он запаниковал. Слетел с катушек. Полностью.– В каком смысле?– Лопотал что-то невнятное. Бормотал себе под нос как чокнутый. Этот хренов подсчет можно было без проблем произвести за десять секунд, а он снова и снова тыкал пальцем в калькулятор. Записывал числа на клочках бумаги и рвал их. И это было только начало. Когда "Амфитрита" начала тонуть, он схватил интерком и начал выкрикивать приказы. Оно, конечно, кому приказывать, как не ему, да только орал он какую-то собачью чушь. Не запускать двигатели автомобилей, пока не открыты носовые ворота! Пассажирам высаживаться в порядке очередности занимаемых ими пассажирских палуб. А потом и вовсе пошла какая-то невнятица: я даже не уверен, что он говорил по-английски. Долбанная калоша тонула, а он отдавал такие распоряжения, словно мы уже причалили в Абердине.– А вы когда-нибудь видели его в таком состоянии?– Никогда.– Что вы сделали?– Я выбил интерком из его руки и крикнул на него. "Вы, наверное, сбросили не ту машину!" – вот что я сказал.– А он что ответил?– Мне показалось, что он сейчас меня укусит. У него был такой вид, точно он спятил. Капитан схватил меня за плечи и проорал: "Можно сказать и так, Кристиан! Можно сказать и так".– "Можно сказать и так"? Именно так он и выразился?– Ага.Белый фургон "транзит". Обычная машина. По теории вероятности, на борту вполне мог находиться не один такой автомобиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42