Элизабет попадается ему, как наживка для ловушки. Однажды она оставляет убежище своей сторожевой башни, причем исключительно для того, чтобы измываться над ним. Она все повторяет дважды: дважды звонит в колокольчик, дважды озирается, влево и вправо, после того как он впустил ее, чтобы убедиться, что никто этого не видел. А потом двойной удар – и она в беспамятстве. Веревки туго обмотаны вокруг ее запястий и лодыжек. Кляп, втиснутый между губами, расщепляет надвое ее лицо, злобную, безобразную маску.Он закидывает ее в багажник машины и, пока находится за рулем, разговаривает сам с собой. Вздымайся в мучении, черная пена, извергающаяся из твоих легких. Извергай рвотой сгустки всех тех убийств, что тобой впитаны! Отправляйся туда, где отсекают головы, где выдавливают глаза, где справедливость и кровавое убийство равнозначны одно другому. Кастрация, попусту потраченное семя, поругание юности, изувеченные конечности, прободение груди тяжким жезлом и вопли взывающих о пощаде. Шипы, вонзающиеся в хребет, туловища, насаженные на вертела. Все, чему место в кровавом зловонии львиной пещеры.На дороге полицейские посты – офицеры в рубашках с короткими рукавами и касках, ободки которых блестят от пота. В его багажнике Элизабет Харт, скрученная и связанная, а в его мыслях знание о том, что случилось с Петрой, и предвкушение того, что все повторится снова.И ведь надо же, какая малость скрывает правду от жадных, выискивающих глаз этих полицейских ищеек! Тонкий лист стали между ними и Элизабет Харт, тонкий изгиб кожи и кости между ними и знанием в его мозгу. Его голос звучит ровно, но не равнодушно, с подобающим оттенком участия."Нет, офицеры, я ее не видел, но, конечно, читал о ней в газетах, какой вопиющий позор, надеюсь, вы поймаете этого монстра".Он едет дальше, не выказав ни малейшего признака торжества. Ему известно, как таможенники ловят контрабандистов: они приглядываются к тем, кто празднует слишком рано, расслабляется или улыбается раньше, чем выходит за пределы таможенной зоны. Тут-то они и набрасываются на него, как стая стервятников.Глупые, безмозглые полицейские – гоняются за собственным хвостом. Они сбиты с толку, это очевидно. Никак не ожидали, что он снова нанесет удар, да так скоро. Подумать только, эти глупцы до сих пор держат на страже незадачливого любовника Петры! Немного же нужно, чтобы запудрить им мозги. Да, нынче шоу устраивает он. Но не для патрульных и, конечно, не для старшего детектива-инспектора.Сегодня утром он видел по телевизору, как она разоралась в камеру. Надо же, а ведь был о ней лучшего мнения. К слову, правду говорят, что телевидение искажает внешность. В жизни она гораздо привлекательнее чем на экране.Он вспоминает, что она говорила перед камерой прежде чем перешла к своим смехотворным угрозам."Кто-то спугнул убийцу, нам нужно срочно найти этого человека, то да се..." О, милая миссис Бошам! Вроде бы и мыслила ты в правильном направлении, но и тут дала маху. Следы того, кто его спугнул, остались на месте, но ты просто не принимаешь их во внимание.Да, его и верно вспугнули сегодня утром, да только сделал это вовсе не человек. Это сделал пес.Он страшно боится собак. Фактически это началось со смерти Айвена. Уже на следующий день Крэйг поселяется в доме, и с его появлением для мальчика наступают тяжелые дни. Крэйг, похоже, ненавидит его не меньше, чем Айлиш, и по той же самой причине – он служит живым напоминанием об Айвене. Заступиться за него некому. Кэтрин не в счет, она, может, и не одобряет всех издевательств, выпадающих на его долю, но, будучи сама ребенком, ничего поделать не может.Крэйг находится в доме неделю, когда Айлиш заставляет мальчика есть из собачьей плошки.Обед. Их четверо в доме, а стол накрыт на троих. Айлиш подает Крэйгу и Кэтрин, а потом себе, все это время наблюдая за мальчиком, подталкивая его спросить, где его место. Порция для него имеется, но места не отведено.Айлиш наклоняется и кладет его еду в собачью миску. Это сосиски с пюре. Одна из сосисок балансирует на краю миски, прежде чем свалиться на пол.– Там и будешь жрать, поганое отродье.В глазах Крэйга холодное отвращение.– Давай, – говорит Айлиш. – Лопай свою жратву, скотина.Он опускается на колени, исполненный решимости не дать им себя сломить, и начинает есть, зачерпывая еду из миски руками и засовывая ее в рот.Стук по его костяшкам. Он вздрагивает от острой боли.– Как собака. Никаких рук.Он кладет руки на пол и опускает голову к миске, уткнувшись носом в теплое, мягкое пюре.Крэйг присвистывает с нескрываемым злорадством.Потом по полу стучат лапы и слышится сердитый лай. Герой, которого не кормили два дня, прибегает за ужином. Он страшно голоден и вдруг обнаруживает мальчика на его территории. У его миски!Все, что успевает мальчик, это отпрянуть и закрыть руками лицо. Челюсти впиваются в его предплечье, пес трясет головой, стараясь его порвать. Собственный вопль он слышит словно со стороны. Кэтрин плачет, Герой глухо рычит.Мальчик чувствует, как по ногам растекается влажное тепло. А в воздухе распространяется вонь.– Глянь, Айлиш, – звучит издевательский голос Крэйга, – маленький гаденыш обделался.И то же самое снова повторилось той ночью. Элизабет уже мертва, искалечена, почти все доведено до конца, но тут, внезапно, стук бегущих лап, лай. Все как тогда. Он задается вопросом, не чудится ли это ему, хотя, еще не успев обернуться, знает, что нет.Собака, большущая, черная, появляется из темноты, и его желудок реагирует сильным позывом. Ему не остается ничего другого, как спустить штаны и опорожниться на месте. Собака приближается, он сидит со спущенными брюками и выставленными на обозрение гениталиями, и тут находящаяся в клетке змея неожиданно разворачивает свои кольца и шипит.Собака замирает на месте.Змея шипит снова. Собака поворачивается и прыжками уносится в ночь.Опасность миновала, но его все равно колотит. Он натягивает брюки прямо на перепачканную, не подтертую задницу. Руки его дрожат так сильно, что единственное, что он может сделать, – это привязать конечности и закрепить на груди змею.До самой фермы он несет с собой вонь собственных фекалий, но когда добирается до места, уже успокаивается. Во всяком случае, в достаточной степени для того чтобы вспомнить урок, преподнесенный предыдущим случаем. На сей раз он открывает ворота, выводит ближайшую свинью наружу и, забрав из машины запасной нож, убивает ее только у воды. Омывая себя кровью и упиваясь краткой ремиссией своего безумия. * * * Еще свежи шрамы от собачьих зубов, когда Айлиш вечером зовет его в свою комнату.Они с Крэйгом собрались в деревню на танцульки. На Айлиш черное платье, которое застегивается на спине. Ряд пуговиц тянется от копчика до задней части шеи.– Помоги мне с этим, – говорит она. – Застегни.Она поворачивается к мальчику спиной, показывая рукой, где нужно застегивать. Он пересекает комнату и берется за самую нижнюю пуговичку пальцами. Она маленькая, неудобная, никак не лезет в петлю. Он пытается застегнуть ее, раз, другой, а она выскальзывает. Всякий раз, когда он берется за пуговицу, ткань отстает от ее кожи и он видит округлые выпуклости верхней части ягодиц. На ней нет нижнего белья.Пуговица проскальзывает в дырочку. Он переходит к следующей, но с ней еще труднее.– Какого черта ты возишься?Она оборачивает голову назад, чтобы посмотреть. Дуга ее левой груди обнажена.Пуговица остается у него в руке.– Оторвал? Нет, это ж подумать только!Она поворачивается к нему лицом. Платье соскальзывает с ее плеч и оказывается на бедрах.Ее грудь почти упирается ему в лицо, и он чувствует, как твердеющий конец выпячивает ткань брюк. Его руки движутся, чтобы поправить это, прежде чем она заметит, но слишком поздно. Она уже смотрит вниз, она уже видит, что происходит.– Ты отвратительное животное. – В ее низком голосе звучит злобная уверенность. – Скотина! Мразь. – Она наотмашь закатывает ему пощечину. – Тварь, вот ты кто. Хуже собаки.Раздавленный стыдом, он не находит слов, чтобы возразить.– Я не могу позволить тебе жить в одной комнате с твоей сестрой. Это, – она кивает на его пах, – может закончиться невесть чем.Она хватает его за ухо и тащит через гостиную, прямо в подвал. Воздух там влажный, и шум моря отдается глухим, искаженным эхом.– Теперь ты будешь жить здесь, маленький ублюдок.Они переносят туда его кровать, и там он действительно живет. Ему разрешают ходить в школу и есть, но он всегда спит здесь, в недрах дома. Помещение примыкает к паровому котлу, поэтому там даже в разгар зимы стоит нестерпимая жара. Он вечно потеет, вокруг него лишь голые стены, а весь мир остается там, наверху.Здесь, в подземелье, на полпути между жизнью и смертью, он молится о том, чтобы все на земле, кроме него самого, умерли, а потом задумывается о том, каково это, уже быть мертвым.Его приготовления скрупулезны. Подвал – это место, где хранится всякая рухлядь, и там он находит древесный уголь и длинное зеркало. Во время своих походов наверх, "на большую землю", он собирает другие ингредиенты: порошок талька из ванной Айлиш, шафран, краску кошениль, нож из кухни, голубой мел из школы.Все готово.Он помещает зеркало рядом со своей койкой.Сначала лицо. Первым делом тальк, чтобы скрыть живой цвет кожи. Древесный уголь размазывается под глазами, образуя круги, выглядящие темными провалами. На губах голубой мел. Ребрами ладоней он яростно трет глаза, пока они не наливаются кровью.Потом тело. Смешивая шафран и кошениль, он получает жидкость, похожую на кровь. Потом берет старую футболку, протыкает ножом в пяти или шести местах и надевает, смочив "кровью" ткань вокруг дыр.Он ложится на кровать и смотрит в зеркало, сохраняя полную неподвижность. Его глаза не моргают и не движутся, его тело не шелохнется. Он мертв и вместе с тем жив, более чем когда бы то ни было. Теперь их двое, он и отражение, столь желанное для него, его единственный друг и истинный возлюбленный.На этой земле нет магии, но есть жизнь, и есть смерть, уравновешивающая рождение.Этот образ воссоздается им время от времени, под настроение. Иногда он делает это по нескольку ночей подряд, иногда не делает месяцами. В эти промежутки он мысленно удаляется в свой парадиз, место, столь далекое от его ада.Преломленный солнечный свет окрашивает плывущие облака над притопленной землей, где между длинными, растопыренными, влажными пальцами узких морских заливов попадаются островки травы и иловые наносы. Здесь он обретает уединение, настолько полное, какое только возможно пожелать. Море окружает его со всех сторон, одно и то же во всех направлениях, но вместе с тем всюду разное. Оно никогда не бывает статичным, никогда не надоедает и, оставаясь самим собой в любой отдельно взятый момент, на любом отдельно взятом участке, образует узор, которого никогда не бывало раньше и который никогда не повторится вновь. Это не однородная сущность, но мириады частиц воды, потоков, слоев и струй, пребывающих в бесконечном, хаотичном и в то же время потрясающе гармоничном движении. Они сходятся и расходятся, вспучиваются и опадают, перемешиваются, вспениваются, взметаются вверх и погружаются в глубину. За морем он наблюдает часами, и оно, успокаивающее, убаюкивающее, проникает в него и заполняет его если не водой, то своим ни на что не похожим шумом. И все время, пока плывет его лодка, пока ее нос рассекает поверхность, он соприкасается с непрекращающимся, беспрерывным актом слившихся воедино творения и разрушения.Наконец он видит его. Островок, окруженный изменчивым, плещущимся простором, странный, несообразный, вызывающий. Возносящийся над волнами, словно последняя горная вершина некой затонувшей земли. Его очертания представляют собой хаотическую неразбериху рифов и шхер. За венчающими остров пиками, как за флагштоками, тянутся знамена облаков. Над утесами кружат белоснежные морские птицы. Подплывая ближе, он видит, что цвет, воспринимавшийся издалека как однородно-зеленый, в действительности имеет множество оттенков. Нижние склоны покрывает ярко-зеленый приморский подорожник, чуть выше растет рыжеватая трава, еще выше на буром камне видны фиолетовые россыпи полевых цветов, голые черные скалы и желтеющие каменные осыпи. В тусклом закатном свете, мечущемся между отражающими поверхностями неба и моря, эти цвета наполняют атмосферу мягкой, ласкающей энергией. Он находится на вершине, почти лунной в своей оголенности. Ветер и вода сдули и смыли почву и траву почти отовсюду, кроме укромных лощин, где растительность укоренилась прочно, наперекор стихиям. На склоне, обращенном к морю, видны процарапанные в граните борозды, словно некий великан скреб скалы ногтями. Разбросанные обломки потерпевшего крушения самолета валяются неподалеку от вершины, отбеленные дождем, как шишковатые кости.Прямо над его головой выделывает замысловатые, акробатические кульбиты пара перелетных соколов. Внезапно, без предупреждения, они пикируют прямо на утес и лишь в последнее мгновение резко меняют направление полета и проносятся прямо сквозь стайку куликов-сорочаев, разлетающихся с пронзительными криками.Теперь настает черед глупышей, скользящих длинными спиралями, как миниатюрные альбатросы. Они пролетают близко от него и опускаются на ближние уступы, так, чтобы получше рассмотреть стоящего среди них чужака. Их короткие тела и толстые шеи не вяжутся с широкой элегантностью размаха их крыльев. Создается впечатление, что это два разных существа, соединенные вместе.Удовлетворив свое любопытство, эти жирные добродушные птицы вновь устремляются к морю, и он провожает их взглядом, пока они не превращаются в крохотные, то зависающие, то хаотично кружащие далеко внизу над водой белые точки. Если присмотреться, то можно различить и бакланов, выписывающих ленивые круги, а потом вдруг складывающих крылья и, рассыпая фонтаны брызг, ныряющих в воду. У него создается впечатление, что он смотрит не столько вниз на море, сколько вверх, на заполненное снежными хлопьями ночное небо. Какофония голосов образует непробиваемый барьер звука, внутри которого он различает отдельные крики разных птиц – как безобразные, режущие слух, так и более приемлемые для человеческого уха. Обрывками доносятся и отдаленные, дрейфующие по ветру на манер пения сирен голоса морских котиков. Но самые странные звуки издает ветер, продувающий, со стонами и вздохами, морские пещеры и выплескивающий свои жалобы к вершинам утесов, увлекая его вниз. Пятница Тим Айлинг, личный секретарь министра внутренних дел, звонит Кейт в семь тридцать.– Министр примет вас сегодня в четыре часа в резиденции на Куин-Эннз-гейт.– Он уже принял решение?– Он хотел бы сначала обсудить с вами несколько вопросов.– Вопросов? Каких вопросов?– Я лишь передаю указания министра, детектив.– И это самое раннее время, когда он может? В четыре часа?– Министр находится на конференции, посвященной законности и правопорядку, в Брюсселе. Где пробудет все утро.Кейт, досадуя на всю эту бюрократию, закусывает губу.– Передайте министру, что ровно в четыре я буду в назначенном месте.Ренфру был прав. Айлинг и вправду не кто иной, как хренов педик!Она заказывает себе билет на время ланча до Хитроу и оборачивается, чтобы поцеловать Алекса.– Я бы не стал целовать меня, – говорит он из-под простыней, – у меня ужасный запах изо рта. Стоит, пожалуй, пожевать собачьего дерьма, тогда будет пахнуть лучше. * * * "Хоть какой-то шаг в деле Черного Аспида сделан", – думает Кейт. Пришло время добиться прогресса и в душе.Вчера – нет, вчера она выезжала в Толлохилл-Вуд, так что это, скорее всего, было в среду, – ей удалось направить распылитель на голову. Следующий диктуемый логикой шаг – оставить распылитель закрепленным и ополоснуться под душем полностью."Если у меня получится это, я найду Черного Аспида".Нет. Слишком амбициозно."Если у меня получится, мне разрешат поработать с Редом Меткафом".Кейт включает душ и дает воде нагреться, каждые несколько секунд пробуя температуру тыльной стороной ладони. Вода бьет о пол ванны и отскакивает, разлетаясь шипучими брызгами. Когда из распылителя хлещет чуть ли не крутой кипяток, Кейт залезает под душ и опускает голову, чтобы можно было дышать. Струи бьются о ее макушку – то самое место, которым Петра и Элизабет ударились о дерево, – вода растекается по плечам и груди, а потом с бульканьем уходит в отверстие под ее ногами. Теперь она вся мокрая, словно под штормовым дождем на верхней палубе "Амфитриты".Она вцепляется в верхнюю ступеньку трапа, поджимает ноги и, резко распрямляя их, бьет женщину по рукам. Два, три, четыре раза.Кейт охает, внезапно ощутив на шее холодные струи, но, когда поднимает голову, видит, что распылитель по-прежнему выпускает пар. * * * Кейт снова в машине, Лео благополучно высажен у школы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42