Вертолеты уже вылетели к месту крушения; два вертолета "Суперпума", один "Боинг-Кавасаки", один "Агуста-Белл 412", один "Си Кинг". Конец связи.– СОС! Это "Амфитрита". Плохо. Действительно плохо. Это...Молчание. * * * Поиск уцелевших продолжается до наступления ночи, но надежда спасти еще кого-нибудь тает вместе с дневным светом.Все находящиеся поблизости суда, приняв сигнал "Амфитриты", прибывают в район бедствия и ложатся в дрейф. Капитаны командуют: "Стоп машина!", чтобы вращающиеся винты не затащили под воду и не изрубили в куски спасательные плоты или тела в спасательных жилетах.Корабли в облаках дыма покачиваются на волнах под вой кружащих летательных аппаратов. Вертолеты и легкие гидропланы из Шотландии, Норвегии и Северной Дании, словно гигантские насекомые, слетаются к месту катастрофы, ненадолго снижаются или садятся, чтобы подобрать уцелевших, и переправляют их в ближайшее безопасное место. Не получивших серьезных повреждений высаживают на спасательные суда, а тех, чье состояние внушает опасение, доставляют прямо в Абердин. Аварийные частоты перегружены, никакой системы мониторинга нет, так что летчики и спасатели работают вглухую, без наводки по радио. И делают это великолепно.Спасатели приседают в дверцах вертолетов, ожидая сигнала "десять на десять", означающего, что они пролетают в десяти футах над водой при скорости в десять узлов. Потом они, защищенные от холода гидрокостюмами, солдатиком ныряют в воду, вынырнув, продувают дыхательные трубки и плывут к спасательным плотам. Шторм стих, но море еще не успокоилось, и волны швыряют пловцов то вверх, то вниз. Порой им приходится подныривать под пенящиеся белые гребни. Выбравшись на плот, спасатель первым делом срезает тент, чтобы его товарищи видели – этот плот уже проверен и им не стоит тратить на него время."Гарвич вентурер", первое прибывшее к месту трагедии судно, спускает на воду собственный спасательный плот с тремя добровольцами на борту, которые начинают подбирать уцелевших. Вскоре плот переполняется, а люди плывут к нему со всех сторон. Моряки говорят, что только поднимут спасенных на борт и тут же вернутся, чтобы забрать остальных, но им не верят. Люди цепляются и карабкаются на плот, хотя там уже нет места. Спасателям не остается ничего другого, как скомандовать палубной команде: "Подъем", и лебедка начинает поднимать перегруженный надувной плот. Днище его под совокупной тяжестью людей и воды прогибается, выпирает, а потом, не выдержав, лопается. Пятеро находившихся на плоту падают в море, около дюжины успевают вцепиться в борта и теперь болтаются, зависнув между палубой и морем. Между жизнью и смертью.Джеймс Гертфорд, капитан "Гарвича", одним взглядом оценив ситуацию, приказывает снова опустить плот. Находящиеся на нем люди вопят от ужаса, капитан орет им, чтобы они заткнулись. Команда смотрит на него в нерешительности, но, по движению его головы, стравливает троса, и несчастные снова оказываются в воде. Затем Гертфорд велит надуть эвакуационный спускной желоб. Хобот из желтого пластика разворачивается к поверхности моря. Двое членов команды спускаются вниз и одного за другим доставляют уцелевших к желобу, по которому те карабкаются наверх, на борт, где им уже ничто не грозит. Когда становится ясно, что надувной хобот никуда не денется и места на палубе хватит всем, ожесточенная борьба за то, чтобы стать первым в очереди, прекращается.Со статистикой человеческих жертв полная неразбериха. Количество лиц, занесенных в бортовые журналы вертолетов, не совпадает с количеством зарегистрированных на берегу. Никто не может вспомнить, кто и когда был спасен или скольких они подняли из моря. Списки с именами потеряны, переданы не тем людям, забыты. Пассажиры поделены на три категории: спасшиеся, погибшие, пропавшие без вести. Поначалу категория "пропавших" является самой многочисленной, но с ходом спасательных работ и наведением хоть некоторого подобия порядка неуклонно сокращается. Все больше пассажиров вычеркиваются из этих списков, кто в связи со спасением, а кто и со смертью.К тому времени, когда с наступлением темноты поиски прекращаются, спасенными из восьмисот восьмидесяти одного пассажира значатся пятьсот двадцать девять. Из оставшихся трехсот пятидесяти двух для ста пятидесяти восьми установлен факт смерти, и пропавшими без вести продолжают числиться сто девяносто четыре человека. Надежда на то, что кого-то еще найдут живым, еще теплится, но она очень слаба. Ясно, что большинство из них погребены в чреве "Амфитриты", да и остальные наверняка утонули. Спасатели сделали все возможное, но масштаб катастрофы был слишком велик, а Северное море не то место, где спасательные работы могут затягиваться надолго. Кораблекрушение – это не землетрясение, когда люди могут по нескольку дней дожидаться спасения под завалами. Давенпорт Лейверс и Мэтт Келлман числятся среди пропавших без вести.Вернувшись на свои базы, пилоты вертолетов устало опускаются на обшарпанные стулья и тупо смотрят в пространство. Те, у кого еще остались на это силы, плачут. Все они суровые, закаленные, привыкшие к смерти люди, но сам масштаб бедствия делает невозможным от этого отмахнуться.В королевской лечебнице Абердина приступает к дежурству новая смена. Предыдущая, работавшая без продыху до рассвета, вымотана до предела. Палаты забиты стонущими ранеными, что делает больницу похожей на военно-полевой госпиталь. Сломанные руки и ноги, раны на голове и переохлаждения – вот список самых типичных повреждений. В коридорах толкутся родственники пострадавших и репортеры.Лавлок весь день на ногах, снует между госпиталями, редакционными отделами новостей, пресс-конференциями и собственным кабинетом. Завтра ему предстоит встреча с правительственным инспектором. Большинство служащих ушли домой, но некоторые остались, чтобы продолжить расследование. Шеф по очереди обходит каждого и благодарит за помощь. Они смотрят на него тусклыми, утомленными глазами.За Абердинской гаванью Северное море возвращается к привычному нескончаемому ритму приливов и отливов. Ветер стих, и мурлычущие волны мягко плещутся над тем местом, где затонула "Амфитрита". Море снова демонстрирует обманчивое миролюбие. Трудно поверить, что его коварное alter ego только что поглотило триста пятьдесят две человеческие жизни. * * * Синклер единственный человек, которого Кейт хочет видеть.Он заходит к ней ближе к вечеру, и они долго стоят молча, обнявшись. Им всегда нравилось помолчать вместе, и сейчас это на пользу и ей, и ему. Никто из них не испытывает особого желания говорить о пережитом. Хочется просто побыть с человеком, тоже прошедшим через весь этот ужас, а стало быть, способным понять всю боль и страдания.Синклер заваривает крепкий чай и щедро разбавляет его бренди. Кейт наблюдает за тем, как он деловито хозяйничает у нее на кухне: чайные пакетики, молоко и сахар Синклер находит с такой легкостью, будто находится у себя дома. Даже в столь заурядной, повседневной обстановке бросается в глаза его неуемная энергия, проявляющаяся в каждом движении, даже в том, как он наливает алкоголь в чашки.Они сидят молча, поскольку и без слов прекрасно понимают друг друга. Все время, пока они знакомы, то есть с тех пор как Кейт, перебравшись пять лет назад в Абердин, пришла в труппу, и он, и она оставались в основном одинокими. Отношения Кейт с Дэвидом, отцом Лео, прекратились еще в ту пору, когда Лео ворочался в ее животе, а Синклер и вовсе никогда не был женат. Кейт живет с сыном, Синклер один.Отношения между ними таковы, к каким часто стремятся, но какие очень редко бывают между мужчиной и женщиной: это искренняя привязанность, без налета похоти. Кейт радуется возможности дружить с мужчиной, который не помышляет о том, чтоб ее трахнуть, а Синклеру, не имеющему детей, нужен кто-то, принимающий его заботу и отеческие советы. Проще говоря, они словно отец и дочь, что очень важно для обоих, поскольку у Кейт нет отца, а у Синклера дочери.Бронах живет на северной стороне гавани в маленьком коттедже, на территории бывшего рыбачьего поселка Футди. Кейт любит этот район, поскольку он восхитительно неупорядочен, и в теплые дни старушки, сидя на лавочках перед своими коттеджами, на деревенский лад глазеют на прохожих и вовсю о них сплетничают.Центр города менее чем в полумиле отсюда, но с равным успехом мог бы находиться в другой галактике.Кейт звонит в колокольчик. Обычно у нее есть комплект ключей, но она пока отдала их Бронах, для делающих кое-какой ремонт строителей.Зуммер интеркома сообщает, что дверь открыта. Кейт входит, и к ее ногам с сопением бросаются Водка и Тоник, два тетушкиных пекинеса. Кейт наклоняется и треплет собачек по спинам.– Давай сюда! – кричит Бронах сверху.Кейт оглядывается по сторонам, чтобы протиснуться мимо стремянки и банок с красками, и устало, вставая обеими ногами на каждую ступеньку, поднимается по лестнице. Собачонки следуют за ней по пятам.Бронах и Лео находятся в гостиной. Лео смотрит мультики по телевизору, а Бронах наносит мазки на акварель на своем мольберте. Рядом, на шатком столике, опасно балансирует баночка "Фостерса" – Бронах хотя и ирландка, но "Гиннес" она на дух не переносит. Вокруг большой клетки у ног тетушки вразвалочку разгуливают два волнистых попугайчика. Один из них слеп, и другой водит его по кругу. В саду, в беседке, есть и другие попугайчики – по мнению Кейт, штук примерно триста.Атмосфера в доме, как обычно, царит аховая – невероятная смесь запахов птичьего корма, псины, ментоловых сигарет и всего того, что Бронах готовила в последние два дня. Повар из нее никудышный, не говоря уж о том, что ее кулинарные экзерсисы попросту опасны, а кухонное окно, насколько помнится Кейт, всегда плотно закрыто. Не удивительно, что амбре распространяется по всему дому.На Бронах пурпурная юбка-клеш и черная блуза художника, наряд, который, как известно Кейт, является одним из наименее экстравагантных в тетушкином гардеробе. Ее подкрашенные хной, подернутые сединой волосы зачесаны вверх и назад, в стиле Маргарет Тэтчер. Левая рука Бронах, от локтя до запястья, вся в серебряных браслетах, а кожа ее правой руки покрыта пятнами – результат многолетней приверженности к пиву.Несмотря на всю эксцентричность этой особы, Кейт любит тетушку и вовсе не хочет, чтобы та меняла свои привычки.Лео поднимает глаза, видит входящую Кейт и, вскочив с дивана, бежит к ней. Она подхватывает его на руки и прижимает его личико к своему.– Теперь от тебя пахнет лучше, – говорит мальчик.Она целует его, он льнет к ней, обхватив ручонками шею. С ним на руках Кейт направляется к Бронах.– Чувствуешь себя лучше?Голос у Бронах низкий и хрипловатый, а когда они целуются, Кейт чувствует сильный запах пива.– Немного.– Должно быть, помогла горячая ванна.– Хм-м. Я вижу, ремонтники все еще здесь.– Когда это ремонт заканчивался в срок?Кейт обращает внимание на то, что выражение лица у тетушки какое-то странное.– Что-то неладно? – спрашивает она.– Кейт, – натянуто отзывается Бронах, – тебе нужно кое-что узнать.Все еще не сводя глаз с тетушки, Кейт наклоняется и тихонько ставит Лео на пол.– Что?– Для тебя это, наверное, будет в известном смысле потрясением. Бог свидетель, ты и так хлебнула более чем достаточно, но...– Тетушка Би, не тяни. Выкладывай.Бронах прикладывается к баночке "Фостерса". Она мнется, что совершенно на нее не похоже.– Дело в твоем отце. Ему поручили расследование по парому.Кейт слышит, как воздух со свистом вырывается из ее легких. Неожиданно она снова ощущает сильную слабость.Она наклоняется к Лео, но он уже снова залез на диван и смотрит свои мультики. Кейт решает оставить его в покое.– Он... он занимается расследованием?– Угу.– Почему? Как?– Он возглавляет контору, которая занимается такими вещами. Бюро расследований кораблекрушений, или как там его, то, что в Саутгемптоне. Сама ведь знаешь.– Я знала только, что он работал в этой организации. А ты говоришь – возглавляет.– Ага, уже три года. Последние три года. Занял эту должность после смерти прежнего босса.Вот так, Фрэнк уже три года возглавляет Бюро расследований морских происшествий. Но Кейт не видела его четыре года. Четыре года, с тех пор как Энджи, ее мать – его жена, – умерла. На похоронах отец и дочь разговаривали, но тот разговор был полон горечи и взаимных обвинений. А за шестнадцать лет до того Кейт, тогда девочка-подросток, ежилась от страха наверху лестницы, тогда как внизу между ее отцом и матерью происходил страшный скандал. Наутро она узнала, что отец нашел другую женщину и уходит.С того момента Кейт повела себя так, будто у нее вообще никогда не было отца. Она убрала его фотографии со своей прикроватной тумбочки и порвала их в клочья. Открытки и подарки, которые он посылал ей на день рождения и на Рождество, она выбрасывала в мусорное ведро неоткрытыми. А вот Бронах, оказавшаяся в непростом положении, поскольку являлась сестрой Фрэнка, сумела поддержать и племянницу, и ее мать. Немало вечеров провела она с Энджи и Кейт, за выпивкой и доверительными беседами.Бронах никогда не притворялась, будто так же глубоко обманута в лучших чувствах, как и они, и не скрывала от них, что видится с братом, хотя о нем заговаривала только тогда, когда они спрашивали. Когда Энджи умерла, именно Бронах пришла в квартиру Кейт с полной сумкой звякающих бутылок и абсолютной готовностью стать жилеткой, в которую можно выплакаться. Бронах же поддержала Кейт после рождения Лео, Бронах, а не Дэвид. Тот спустя несколько недель после появления на свет сына смылся в Сиэтл.– Ты думаешь, мне придется с ним встретиться?Он. С ним. Никогда "отец", никогда "Фрэнк".– Не сомневаюсь, они захотят опросить уцелевших.– Он не знает, что я была на пароме.– Не знает, так узнает, и достаточно скоро. Они получат списки пассажиров.– Не стану я с ним встречаться. Пусть поручат это кому-нибудь другому.Бронах бросает взгляд на Лео.– Все не так просто.– Почему?– Они собираются открыть временный офис в Майклхаусе Майклхаус – колледж Святого Михаила в Абердине.

.Кейт изумленно моргает.– Но это прямо через дорогу от школы Лео. * * * Безумие – это цена, которую он платит за убийство. Само небо сделало его безумным. Они приходят к нему снова и снова, его настигает топот их ног. Их черные плащи подобны ловчим сетям. Его уши наполняются их тяжким дыханием. И исчезают они только вместе с кровью, ее кровью, впитывающейся в почву.Он, конечно, не торопится с ней покончить. Ведь за всю ту боль, все те муки, которые он испытал по ее милости, необходимо отплатить в полной мере. Она связана по рукам и ногам, и ее глаза умоляют его о пощаде. Неужели она думает, что его так просто смягчить? Но ему-то ведомо, что все эти мольбы не более чем циничный тактический ход. Стоит ему освободить ее, и его страдания возобновятся. Но теперь испытывать муки выпало ей, а не ему. Он требует, он желает и требует, чтобы она страдала. Когда он вынимает кляп из ее рта, чтобы позволить ей кричать, ее вопли звучат для него как сладостная песнь сирены.Пытка продолжается часами и прекращается только тогда, когда он пожелает.Сейчас наконец он решает ускорить дело. Когда змеи наносят удар, они настолько быстры, что человеческий глаз не в состоянии за ними уследить: один кадр фильма, вот и все. Так вот, сейчас он подобен такой змее.Радость облегчения и освобождения – вот чувства, которые испытывает он, когда она извивается под ним, когда ее тело дергается и содрогается под ударами ножа. По мере того как жизнь покидает ее, по мере того как изгоняется зло, сердце его переполняется ликованием и торжеством. Вот последний вздох срывается с ее губ и уносится ветром прочь, к морю. Он внимательно следит за тем, как угасает свет в ее глазах.В этот момент, миг, когда она испускает дух, он овладевает ею. Победителю полагаются трофеи. Он устрашил преследователей, сразился с ней в поединке, поверг ее, и она принадлежит ему. Неожиданность, внезапность – вот то оружие, которое приносит ему победу. Ее приспешники исчезают в бескрылой трусости.Она принадлежит ему. Место, где он убивает, священно. Конечно, здесь могут гадить собаки, а люди могут ни о чем не подозревать, однако отныне это благословенная почва, священное место обладания, которое никогда и никем не может быть лишено святости. Место, где он ощутил сладостный миг торжества.Но кровь, которую поглощает земля, свертывается. Она не просачивается насквозь, она порождает отмщение, заражая неистовой одержимостью. Неутолимостью вины.Рядом с Инверьюри-роуд к склону холма, над которым неподвижно висит восковая луна, прилепилась ферма. Он бывал здесь много раз: огромные порции тушеной говядины, красное вино и застольная болтовня, нескончаемые, сменяющие одна другую небылицы. Счастливые лица в свете свечей, друзья, которые не требуют от жизни и друг от друга большего, чем терпимость и хорошее настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42