Уайт и Блазевич”, те позвонили помощнику декана, а помощник декана позвонил мне и сказал, чтобы никаких графиков занятий репортерам больше не давали.— А какое им дело?— Определенное. У нас давние связи с “Уайт и Блазевич”. Они нанимают много наших студентов.Грей напустил на себя вид жалкого и беспомощного человека.— Я только хотел найти Эдварда Линни. Клянусь, у него не будет никаких неприятностей. Просто мне нужно задать ему несколько вопросов.Она почуяла запах победы. Ей удалось отразить натиск репортера из “Пост”, и она была весьма горда этим. Теперь можно швырнуть ему кость.— Мистер Линни больше не учится здесь. Это все, что я могу вам сказать.Поблагодарив, он ретировался к двери, пробормотав “спасибо”.Уже почти дойдя до машины, он услышал, как кто-то окликает его по имени. Это был студент из кабинета регистратора.— Мистер Грентэм, — сказал он, подбегая, — я знаю Эдварда. Он, похоже, на какое-то время бросил факультет. Личные проблемы.— А где он?— Родители определили его в частный госпиталь. Ему делают детоксикацию.— Где это?— Сильвер Спринт. Госпиталь Парклэйн.— Давно он там?— Около месяца.Грентэм пожал ему руку.— Спасибо. Я никому не скажу, что вы мне рассказали.— Надеюсь, у него не будет неприятностей?— Нет. Обещаю вам.Машина остановилась возле банка. Вскоре Дарби вышла, неся с собой пятнадцать тысяч наличными. Ее пугало то, что она несет деньги. Ее пугал Линни. “Уайт и Блазевич” тоже вдруг стала казаться ей опасной.Парклэйн был центром детоксикации для богатых и для тех, у кого дорогая страховка. Это было небольшое здание, окруженное деревьями, в полумиле от автомагистрали. Здесь, пожалуй, будет нелегко.Грей вошел в вестибюль первым и спросил у дежурной на" приеме, как можно увидеть Эдварда Линни.— Он наш пациент, — довольно официально ответила она.Он пустил в ход свою обаятельную улыбку.— Да. Я это знаю. На юридическом факультете мне сказали, что он пациент. В какой он палате? 'В это время в вестибюль вошла Дарби, направилась к фонтанчику и стала медленно пить.— Он в палате номер 22, но к нему нельзя.— На юридическом факультете мне сказали, что я могу его видеть.— А кто вы, собственно, такой?Вид у него был очень дружелюбный.— Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. На юридическом факультете мне разрешили задать ему пару вопросов.— Очень жаль, что они так распорядились. Видите, ли, мистер Грентэм, в их обязанности входит юридический факультет, а в наши — этот госпиталь.Дарби взяла журнал и устроилась на диване. Очаровательная улыбка Грея медленно таяла.— Понятно, — сказал он, все еще учтиво. — Могу я видеть администратора?— Зачем?— Это очень важное дело, и я должен видеть мистера Линни сегодня. Если вы мне не разрешите, тогда я буду вынужден обратиться к вашему начальнику. Я никуда отсюда не уйду, пока не переговорю с администратором.Она посмотрела на него тем выразительным взглядом, которым посылают ко всем чертям, и отошла от стола.— Подождите минуту. Можете присесть.— Благодарю.Она ушла, и Грей повернулся к Дарби. Он указал на двойные двери, которые, похоже, вели в единственный коридор. Сделав глубокий вдох, она быстро вошла туда. Двери вели в большое помещение, из которого в разные стороны расходились три больничных коридора. На медной дощечке были указаны палаты, с 18 по 30. Это было центральное крыло госпиталя, холл темный и тихий, с толстым фабричным ковром и обоями в цветочках.За это ее могут арестовать. Ее схватит мощный охранник или матерая медсестра и посадит под замок; потом придут полицейские и заберут, а ее “сообщник” будет стоять и беспомощно смотреть, как они уводят ее в наручниках. Ее имя появится в газетах, в “Пост”, и Хромой, если он грамотный, прочтет, и они достанут ее.Когда она кралась вдоль закрытых дверей, пляжи и прохладительные напитки казались недосягаемыми. Дверь в палату 22 была закрыта. На ней кнопками были прикреплены имена: Эдвард Л. Линни и доктор Вэйн Маклэтчи. Она постучала.Администратор был еще большая скотина, чем дежурная на приеме. И неудивительно, ведь ему за это неплохо платят. Он объяснил, что у них строгий режим относительно посещений. Его пациенты очень больные и ранимые люди, и их нужно оберегать. Доктора — прекрасные специалисты в своей области, но очень строго следят за тем, кому можно навещать пациентов. Посещения разрешались только по субботам и воскресеньям, но даже в эти дни в основном лишь члены семьи и друзья могли посидеть с больным, и то не более получаса. Приходится быть очень строгими. Эти ослабленные люди вряд ли в состоянии вынести допрос репортера, как бы серьезны ни были обстоятельства.Мистер Грентэм спросил, когда мистера Линни могут выписать.— О, это абсолютно конфиденциально! — воскликнул администратор.— Вероятно, когда кончится страховка, — предположил Грентэм, который поддерживал разговор, чтобы задержать собеседника, ожидая с минуты на минуту услышать из-за двойных дверей громкие и сердитые голоса.Упоминание страховки явно взволновало администратора. Мистер Грентэм спросил, нельзя ли, чтобы он, администратор, попросил мистера Линни ответить мистеру Грентэму на два вопроса, причем это займет менее тридцати секунд.Администратор решительно отклонил эту просьбу. У них строжайший режим.Кто-то приветливо ответил, и она вошла в комнату. Здесь ковер был толще, а мебель деревянная. Он сидел на кровати в джинсах, без рубашки и читал толстый роман. Ее поразила его красивая внешность.— Извините, — мягко сказала она, закрывая за собой дверь.— Входите, — ответил он, улыбаясь. Это было первое не медицинское лицо, которое он видел за последних два дня. И какое красивое лицо! Он закрыл книгу.Она подошла к краю кровати.— Я Сара Джэкобс. Работаю над статьей для “Вашингтон пост”.— Как вы вошли? — спросил он, явно радуясь.— Просто вошла. Вы работали прошлым летом клерком в “Уайт и Блазевич”?— Да. И позапрошлым тоже. Они мне предложили работу, когда я закончу учебу. Если закончу. Она протянула ему фотографию.— Вы узнаете этого человека? Он взял ее и улыбнулся.— Конечно! Его зовут ... ой, подождите... Он работает в отделе нефти и газа на девятом этаже. Как же его зовут?Дарби затаила дыхание.Линни закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Потом взглянул на фотографию и сказал:— Морган. Кажется, его зовут Морган. Да.— Это фамилия — Морган?— Это он. Не могу вспомнить имени. Что-то вроде Чарльза, но не Чарльз. Начинается с “К”.— А вы уверены, что он из нефти и газа? Хотя она не помнила всех, но была уверена, что в “Уайт и Блазевич” несколько Морганов.— Да.— На девятом этаже?— Да. Я работал в отделе банкротств на восьмом, а нефть и газ занимает половину восьмого и весь девятый.Он отдал фотографию.— Когда вы выписываетесь? — спросила она. Было бы нетактично тут же убежать из палаты.— На следующей неделе. По крайней мере, надеюсь. А что этот парень натворил?— Ничего. Нам просто надо поговорить с ним. — Она потихоньку отходила от кровати. — Мне надо бежать. Спасибо. Желаю удачи!— Угу. Всего!Она тихо закрыла за собой дверь и быстро пошла в направлении вестибюля. Сзади раздался голос:— Эй, вы! Что вы здесь делаете?Дарби обернулась и оказалась лицом к лицу с высоким чернокожим охранником с пистолетом на боку. Она выглядела провинившейся девочкой.— Что вы здесь делаете? — наседал он, оттесняя ее к стене.— Навещаю брата, — сказала она. — И не кричите на меня.— Кто ваш брат?Она кивнула в сторону знакомой двери.— Палата 22.— Сейчас нельзя посещать. Это нарушение.— Это было очень важно. Я уже ухожу.Дверь палаты номер 22 открылась, и Линни стоял, глядя на них.— Это ваша сестра? — спросил охранник.В глазах Дарби была мольба.— Да. Оставьте ее в покое, — сказал Линни. — Она уже уходит.Она облегченно вздохнула и улыбнулась Линни.— Мама будет в эти выходные.— Хорошо, — мягко сказал Линни.Охранник отступил, и Дарби помчалась к двойным дверям.Грентэм читал администратору лекцию о стоимости здравоохранения. Она быстро прошла через дверь, в вестибюль, и была уже почти у передних дверей, когда администратор обратился к ней.— Мисс! Эй, мисс! Могу я узнать ваше имя?Но Дарби уже вышла и направлялась к машине. Грентэм посмотрел на администратора и пожал плечами, затем со спокойным видом вышел из здания. Они вскочили в машину и помчались прочь.— Фамилия Гарсиа — Морган. Линни сразу же узнал его, но потом с трудом вспоминал фамилию. Его имя начинается на “К”.Она порылась в своих записях из Мартиндэйл-Хаббелл.— Сказал, что работает в нефти и газе на девятом этаже.Грентэм мчался прочь от Парклэйн.— Нефти и газа!— Так он сказал. — Она нашла записи. — Куртис Д. Морган, отдел нефти и газа, возраст двадцать девять. Есть еще Морган в судопроизводстве, но он пайщик и, сейчас гляну, — ему пятьдесят один.— Гарсиа — это Куртис Морган, — сказал Грей с облегчением. Он посмотрел на часы. — Без четверти четыре. Нужно спешить.— И я не могу ждать. * * * Руперт засек их, когда они выруливали с подъездной дорожки Парклэйна. Взятый напрокат “понтиак” летел прямо посреди улицы. Он гнал за ними как угорелый, чтобы не отстать, а затем передал по радио вперед. Глава 37 Мэтью Барр никогда раньше не плавал на скоростном катере, и после пяти часов сумасшедшей тряски по океану он весь промок насквозь и все у него болело. Тело просто онемело, и когда он увидел землю, то впервые за многие годы произнес молитву. И тут же вновь стал посылать бесконечные проклятья Флетчеру Коулу.Они пришвартовались в маленькой бухте недалеко от города, который, как он полагал, был Фрипортом, так как капитан говорил что-то про Фрипорт человеку, известному как Лэти, когда они покидали Флориду. За все выматывающее путешествие никто не проронил ни слова. Роль Лэти в путешествии была неясна. Ему было по меньшей мере шестьдесят шесть, у него была толстая, как телеграфный столб, шея, и он, единственное, был занят, тем, что следил за Барром, что поначалу было ничего, но через пять часов начало действовать на нервы.Когда лодка остановилась, они неуклюже встали на ноги. Сначала вышел Лэти, жестом пригласивший Барра следовать за ним. По причалу в их сторону шел еще один верзила, вдвоем они сопровождали Барра к ожидавшему их фургону.В этот момент Барр предпочел бы распрощаться со своими новыми приятелями и просто исчезнуть в направлении Фрипорта. Он сел бы на самолет до Вашингтона и, как только увидел бы перед собой блестящий лоб Коула, врезал бы ему как следует. Однако он должен оставаться невозмутимым. Они не посмеют его тронуть.Через несколько минут фургон остановился у небольшой взлетной полосы, и Барра повели к черному “Лиру”. Он успел оценить его перед тем, как проследовал за Лэти вверх по трапу. Он был невозмутим и спокоен: просто очередная работа. В конце концов, одно время он был одним из лучших агентов ЦРУ в Европе. В прошлом морской пехотинец, он может о себе позаботиться.Он сидел в кабине особняком. Окна были закрыты, и это его раздражало. Но он понимал: мистер Маттис свято берег неприкосновенность своей частной жизни, а это, конечно, можно уважать. Лэти и другой тяжеловес сидели в передней части кабины, листая журналы, и не обращали на него никакого внимания.Через тридцать минут после взлета “Лир” пошел на снижение, и Лэти, тяжело шагая, стал пробираться к нему.— Наденьте, — потребовал он, протягивая толстую матерчатую повязку на глаза. На этом этапе новичок стал бы паниковать. Дилетант начал бы задавать вопросы. Но Барру однажды уже надевали повязку на глаза, и хотя у него были серьезные сомнения в отношении данной миссии, он спокойно взял повязку и надел ее.Человек, снявший повязку, представился как Эмил, помощник мистера Маттиса. Это был мелкий, жилистый человек с темными волосами и тонкими усиками, свисающими по углам рта. Он сел в кресло в четырех футах от Барра и зажег сигарету.— Наши люди говорят, что вы в каком-то смысле лицо официальное, — сказал он, приветливо улыбаясь. Барр осмотрелся. У комнаты не было стен, сплошные окна с тонкими рамами. Солнце светило ярко и слепило глаза. За окнами роскошный сад обступал каскад фонтанов и водоемов. Они находились в задней части очень большого дома.— Я здесь от имени Президента, — сказал Барр.— Мы вам верим, — кивнул Эмил. Без всяких сомнений, он был каюн.— Могу я спросить, кто вы? — сказал Барр.— Я Эмил, и этого достаточно. Мистер Маттис неважно себя чувствует. Вы можете передать все мне.— Но мне приказано говорить непосредственно с ним.— Приказ мистера Коула, я полагаю? — Эмил продолжал улыбаться.— Совершенно верно.— Понимаю. Мистер Маттис предпочитает не встречаться с вами. Он хочет, чтобы вы говорили со мной.Барр покачал головой. Если станут нажимать, если ситуация начнет выходить из-под контроля, тогда он охотно поговорит с Эмилом, в случае необходимости. А пока он будет тверд.— Я не уполномочен говорить ни с кем, кроме мистера Маттиса, — подобающим тоном сказал Барр.Улыбка почти исчезла. Эмил указал на большое здание в форме бельведера с высокими окнами от пола до потолка, стоящее за водоемами и фонтанами. Его окружали ряды безупречно подстриженных кустов и цветы.— Мистер Маттис в своем бельведере. Следуйте за мной.Они вышли из солярия и медленно обогнули заболоченный водоем. Барру свело желудок, но он следовал за своим маленьким провожатым, как будто это был просто очередной рабочий день. Звук падающей воды эхом разносился по саду. Узкая дощатая дорожка вела к бельведеру. Перед дверью они остановились.— Боюсь, вам придется снять обувь, — улыбаясь, сказал Эмил. Эмил стоял босиком. Барр развязал шнурки на ботинках и поставил их у двери.— Не наступайте на полотенца, — мрачно сказал Эмил.Что еще за полотенца?Эмил открыл перед Барром дверь, и Барр вошел один. Комната была совершенно круглая, примерно пятьдесят футов в диаметре. Из мебели — три кресла и диван, покрытые белыми простынями. На полу аккуратно узенькими дорожками по всей комнате лежали толстые хлопчатобумажные полотенца. Через стеклянную крышу ярко светило солнце. Открылась дверь, и из маленькой комнатки вышел Виктор Маттис.Барр замер и, разинув рот, смотрел на вошедшего. Это был худощавый, поджарый, с длинными седыми волосами и грязной бородой тип. На нем были только белые спортивные шорты; он шел, аккуратно ступая по полотенцам, не глядя на Барра.— Сядьте там, — сказал он, указав на кресло. — Не наступайте на полотенца.Обходя полотенца, Барр сел в кресло. Маттис повернулся к нему спиной, лицом к окнам. Темно-бронзовая, будто дубленая, кожа. На босых ногах выступали отвратительные вены. Ногти на ногах были длинные и желтые. Совсем чокнутый человек.— Что тебе надо? — тихо спросил он, глядя в окна.— Меня послал Президент.— Он тебя не посылал. Флетчер Коул послал тебя. Вряд ли Президент знает, что ты здесь.Может, он все-таки не сумасшедший. Он говорил совершенно бесстрастно.— Флетчер Коул — глава аппарата Президента. И он послал меня.— Про Коула я знаю. И про тебя знаю. И знаю про твое маленькое подразделение. Итак, что тебе надо?— Информацию.— Не играй со мной в прятки. Что тебе надо?— Вы читали дело о пеликанах? — спросил Барр. Дряблое тело не шелохнулось.— А ты читал его?— Да, — быстро ответил Барр.— Веришь, что это правда?— Допускаю. И поэтому я здесь.— Почему мистера Коула так волнует дело о пеликанах?— Потому что двое репортеров пронюхали о нем. И если это правда, мы хотели бы знать немедленно.— Кто эти репортеры?— Грей Грентэм из “Вашингтон пост”. Он первый схватился за это и знает больше, чем кто-либо. Он упорно копает. Коул считает, что он вот-вот что-то огласит.— С ним мы можем разобраться, не так ли? — сказал Маттис, обращаясь к окнам. — Кто второй?— Рифкин из “Таймс”.Маттис и теперь не шевельнулся. Барр окинул взглядом простыни и полотенца. Да, он определенно сумасшедший. Комната, прошла санитарную обработку и пахла спиртом. Может, он больной?— А мистер Коул верит, что это правда?— Не знаю. Но его это очень беспокоит. Поэтому я здесь, мистер Маттис. Мы хотим знать.— Если это правда, что тогда?— Тогда у нас будут проблемы.Наконец Маттис пошевелился. Он оперся на правую ногу и сложил руки крест-накрест на узкой груди. Но его глаза все время оставались неподвижными. Вдали виднелись морские дюны и прибрежная трава, но океана не было видно.— Знаешь, что я думаю? — тихо спросил он.— Что?— Я думаю, вся проблема в Коуле. Он слишком многим давал письмо. Он передал его в ЦРУ. И он дал его посмотреть тебе. Вот что меня больше всего беспокоит.Барр не знал, что на это ответить. Было нелепостью допустить, что Коул хотел разгласить такую информацию. Проблема в тебе, Маттис. Ты убил судей. Ты запаниковал и убил Каллахана. Ты ненасытный подонок, которому было мало просто пятидесяти миллионов.Маттис медленно повернулся и посмотрел на Барра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41