Ее тревога еще больше усилилась, когда проезжавший мимо извозчик выразительно свистнул ей вслед.
В магазине тканей Лизетт купила самую простую материю на два платья, вуаль для шляпы и подходящий материал для маски. Среди остатков ткани нашла куски черного кружева и темного бархата. В галантерейном отделе купила набор швейных иголок, жесткую холстину для подкладки маски и небольшой кусок шелка, который достался ей по дешевке. В другом магазине Лизетт приобрела шаль, немного нижнего белья, несколько пар чулок и других мелочей, которые впопыхах забыла взять из дома, и новый чемодан, где могли поместиться все ее вещи. Неизвестно, что ее ждет впереди.
Отдав ткани портнихе, Лизетт возвратилась к себе в комнату и, усевшись на кровать, смастерила маску, пришив к ней изящную кружевную оборку, закрывавшую половину лица. Довольная результатом, она вернулась к Даниэлю. Он стоял на балконе, разговаривая с владельцем кафе. Увидев Лизетт, он кивнул ей, показав жестом, чтобы она поднималась наверх. В помещении верхнего этажа не было ничего, кроме стульев. Лизетт заметила, что Даниэль уже установил проектор и экран. Надев маску и подвязав ее лентой, девушка прошла к «фонарю». Сейчас она с интересом рассматривала новый для нее аппарат, на который почти не обратила внимания, когда была на представлении вместе с Филиппом.
Это был самый большой проекционный фонарь, который она видела в своей жизни, – с корпусом из отполированного дерева и начищенной до блеска латунной арматурой. Лизетт поразила конструкция проектора с тремя линзами, одна поверх другой. Каждая из них была вставлена в медную оправу с боковыми рамками для стеклянных пластин. На задней стенке корпуса находились изогнутая трубка и небольшая створка. Лизетт с любопытством заглянула через створку и увидела острые зубцы, четко разделявшие внутреннее пространство ящика.
Войдя в зал, Даниэль усмехнулся:
– Неплохая маска!
Убедившись, что Даниэль оценил ее рукоделие, Лизетт сняла маску.
– Это и есть тот самый «волшебный фонарь», да? Никогда не видела ничего подобного.
Даниэль подошел ближе и остановился рядом с Лизетт.
– Я купил его в Ливерпуле. Это лучший в мире проектор на сегодняшний день.
Взяв небольшую картонную коробку, стоящую за проектором, он открыл ее и показал на странные предметы серого цвета, напоминающие короткие квадратные свечи.
– Это так называемые рефлекторы.
Даниэль насадил одну из свеч на зубец.
– Они позволяют увеличивать силу света в проекторе. Говорят, благодаря этому рефлектору, если зажечь свет в Шотландии, он будет виден даже в Ирландии.
В уголках его большого рта заиграла улыбка.
– Правда, не могу точно назвать автора такого эксперимента.
– А для чего служат эти три линзы, мистер Шоу? – поинтересовалась Лизетт.
Даниэль прищурился, серьезно посмотрев на нее.
– А не пора ли нам называть друг друга по имени, Лизетт?
– Отлично, Даниэль, – ответила она.
На миг, задержав взгляд на Лизетт, он снова повернулся к «фонарю».
– Три линзы позволяют создавать определенные эффекты и использовать одновременно два и даже три снимка, например можно варьировать цвет горящего пламени. Я также могу совместить в одной сцене два кадра, попеременно открывая и закрывая створки. Я научился быстро вставлять верхний кадр до того, как вынуть нижний.
Он повернулся к экрану.
– А теперь я покажу, что вы должны делать.
Все необходимое для демонстрации оборудование было аккуратно сложено за экраном на складном столе, который Лизетт уже видела в фургоне. Сейчас Даниэль подвесил черный занавес спереди, чтобы не было видно ног ассистентки. Он терпеливо объяснял ей, как шуршать специальной бумагой для имитации разгорающегося пламени в сцене, изображающей горящее здание. В арсенале Даниэля был также колокольчик для вызова пожарной машины и расколотый на две части кокосовый орех. Если постукивать ими, можно получить эффект, имитирующий стук копыт. На два деревянных грибка, которые обычно используются для штопки носков, прикреплялись специальные набивки, и их удары точно передавали звук тяжелых шагов.
Для получения разнообразных звуковых эффектов в ход шли кастаньеты, полицейские свистки, трубка из тростника и даже маленький барабан. В конце он показал ей, как работать с листом жести, чтобы передать звук надвигающейся грозы. Когда Лизетт перепробовала все приспособления, Даниэль одобрительно кивнул головой.
– Сейчас я продемонстрирую несколько кадров, – сказал он, – из сегодняшней программы. Вы ее видели на афише. Посмотрим, как вы справитесь.
Он опустил шторы на двух окнах, чтобы свет не проникал в зрительный зал, а потом устроился за проектором.
На экране появились ярко подсвеченные изображения, и Лизетт поняла, что скорость, смены картинок играла решающую роль. Вначале у нее не все получалось, она не успевала вовремя менять кадры, но Даниэль проявил большое терпение и ни разу не прикрикнул на нее, чего она очень боялась. К концу репетиции девушка приобрела достаточный навык, но все же когда он скомандовал «стоп», с облегчением вздохнула.
– Вы неплохо справились, – одобрил он ее первый опыт. – Обычно мне приходится возиться с несколькими кандидатами, желающими стать моими ассистентами, прежде чем добиваюсь от них нужного результата. Как правило, на первом выступлении приходится ограничиваться несколькими эффектами. Сейчас пойдем в кафе, перекусим, а потом продолжим репетицию.
Лизетт сильно проголодалась и ела с большим аппетитом. После ужина она спросила, сколько ему потребовалось времени, чтобы овладеть французским языком как родным. Даниэль рассказал, что часто проводил во Франции каникулы вместе с бабушкой и дедом и так полюбил эту страну, что считает ее своей второй родиной.
– Поэтому вы так любите гастролировать во Франции? – спросила она.
Он покачал головой.
– Нет. Я делаю это исключительно ради моего единственного антрепренера – английского фотографа по имени Фриз-Грин. Я всю жизнь увлекался фотографией и пошел к нему в ученики. Я узнал, что он проводит интереснейшие эксперименты, и решил научиться у него всему, что он мог мне дать.
– И научились?
– Да, прежде всего я научился снимать и проявлять фотографии, снимал детей, делал семейные снимки, свадебные фотографии и тому подобное. – Налив ей вина, он наполнил свой бокал. – Но самым важным для меня было то, что он работал над изобретением камеры, которая способна снимать движущиеся картины, и он разрешил мне работать с ним.
– Движущиеся картины? – недоверчиво переспросила она. – Неужели это возможно?
– Да, эти работы уже ведутся.
– Но как это возможно? – настаивала она.
– Все просто: на длинные целлулоидные ленты можно снимать последовательный ряд фотографий и, если их быстро прокручивать и проецировать с помощью линз на экран, то возникнет иллюзия движения.
– Невероятно! – восхищенно воскликнула Лизетт.
Даниэль пожал плечами.
– Но прежде чем достичь этого, надо решить множество других проблем: избавиться от «прыгающих» кадров, добиться четкости изображения и так далее. Время от времени появляются новые типы проекторов, но пока ни один из них нельзя назвать идеальным. Правда, я читал, что американец по имени Эдисон очень преуспел в этом, сконструировав так называемый кинетоскоп. Но этот аппарат еще не прошел испытаний. У меня в Париже есть небольшая квартира, и одну комнату я переоборудовал в мастерскую, где всю последнюю зиму работал над своей моделью проектора «движущихся картинок». Летние турне кормят меня зимой.
– Значит, вы приехали во Францию, чтобы не конкурировать с вашим работодателем?
– Верно. С моей стороны было бы некорректно вторгаться на его территорию. В любом случае, наши идеи в корне отличаются друг от друга, и в своих разработках я намерен идти иным путем. Мы расстались друзьями. У него блестящий ум. Я уверен, он добьется своей цели и даже создаст аппарат цветного изображения.
– Вы имеете в виду устройство для демонстрации движущихся раскрашенных картинок наподобие этих снимков?
– Нет. Я имею в виду не раскрашенные картинки, а фотографии, снятые уже в цвете. Но до этой мечты еще далеко, как до горизонта, даже для Фриз-Грина.
– Но вы верите в его проект?
– Несомненно.
Подняв бокал, Лизетт произнесла тост:
– Так давайте выпьем и за ваш успех!
Даниэль улыбнулся, чокнувшись с ней.
– Это будет и ваш успех!
Они вернулись в его комнату, чтобы продолжить репетицию. Сейчас девушка чувствовала себя более уверенно и сделала всего две ошибки. Она переставила некоторые предметы реквизита, чтобы легче и быстрее было манипулировать ими. Ближе к началу сеанса Лизетт надела маску и спряталась за экраном. Спустившись вниз, Даниэль открыл двери для публики и начал продавать билеты. Появились первые зрители. Вначале их было немного, но постепенно зал наполнился до отказа. Даниэль сделал свое обычное вступление, а Лизетт во всеоружии ждала начала демонстрации.
Все шло хорошо. Пару раз, правда, она немного запоздала со звуком, но благоразумно пропустила этот фрагмент. Публика была в восторге, когда Лизетт в нужном месте протрубила в горн, но вдруг в зале в самый неподходящий момент раздался оглушительный хохот – дебютантка по ошибке издала музыкальный свист, когда на экране полицейский преследовал преступника. Затем сделала еще одну ошибку; изобразив звук тяжелых шагов вместо легкого стука каблучков молодой женщины. Когда представление окончилось, Лизетт в изнеможении откинулась на спинку стула. Только сейчас она поняла, в каком напряжении жила все последнее время, и была счастлива, что шоу подошло к концу.
– Ну, как дела, Лизетт? – спросил Даниэль, когда публика разошлась.
– К сожалению, мою работу не назовешь безупречной, – виновато сказала она. – До совершенства еще далеко.
Даниэль улыбнулся.
– Я и не ждал от вас совершенства. Другие до вас делали ошибки и похуже. А теперь пойдем. Я провожу вас до дома.
Вернувшись к себе, Лизетт моментально заснула, но перед сном твердо решила, что завтрашние два представления будут успешнее.
Глава 5
Шло время, и Лизетт все больше овладевала искусством звуковых эффектов. В тех случаях, когда из-за наплыва публики приходилось давать про три представления в день, а в последние два дня их было даже четыре, она почти не делала ошибок и не пропускала своих реплик. Однако после сеансов она уставала так, что сразу же засыпала, едва дойдя до постели или до скамьи в фургоне, если после представления приходилось переезжать в другое место. Иногда она просыпалась только на следующее утро.
Вскоре Лизетт привыкла к такой жизни. Прошли две, потом три недели после того как она впервые встретилась с Даниэлем. С наступлением лета девушка стала носить новые ситцевые платья, спрятав глубоко в сундук все, что было на ней в день бегства. Туда же она убрала свою модную шляпку, надев вместо нее простенькую соломенную, купленную на ближайшем рынке. Ни на одну минуту не теряла бдительности, стараясь не привлекать к себе внимания. Лишь в маске она чувствовала себя в безопасности.
Когда в арендуемых Даниэлем залах было пианино, она играла на нем до и после представления. Иногда музыкальное сопровождение прекрасно дополняло атмосферу картин. Даниэль строго следил, чтобы после сеанса его ассистентка выходила на поклон. Публика восторженно аплодировала ей. Со временем Лизетт смастерила себе несколько масок, выдержанных в одном стиле, но в разных тонах, и меняла их в течение недели.
Прислушавшись к совету Даниэля, она останавливалась в дешевых гостиницах. Номера в них не всегда отличались чистотой и опрятностью, к чему Лизетт была довольно чувствительна, но приходилось довольствоваться малым. Она полностью оплачивала свои личные расходы и половину того, что они вместе тратили на еду в недорогих харчевнях. У нее скопилась достаточная сумма денег, регулярно пополняемая гонорарами, которые по субботам выплачивал ей Даниэль. Он быстро оценил ее способности и считал хорошим ассистентом. Ей не надо было снимать деньги со своего банковского счета. Кроме того, она боялась «засветиться» в банке, где ее в любой момент могли выследить шпионы Изабель. Иногда ей казалось, что кто-то следит за ней, но каждый раз выяснялось, что это была ложная тревога.
Лизетт знала, что Даниэль работает над проектором, отлаживает его конструкцию, когда позволяло время, но, увидев окончательный результат, она была совершенно поражена. Он склеил несколько кадров таким образом, что при прокручивании их с нужной скоростью изображение двигалось. Лицо плачущего ребенка постоянно менялось: сначала в его открытом рту показались два зуба, потом на лице появилась улыбка, сменившаяся плаксивым выражением.
– Великолепно! Ребенок как живой! Все – будто рядом с тобой, а не на экране! Не хватает только детского крика! – Она бросила на него испытующий взгляд. – Надеюсь, вы не рассчитываете, что я буду изображать детский плач?
Даниэль улыбнулся.
– А вы бы смогли?
В ответ она позволила себе пошутить.
– Конечно, могу постараться, но я способна и поворковать, если надо. А что касается детского плача, не знаю, смогу ли.
На сегодняшнем представлении они впервые испробовали этот эффект на публике. Реакция была совершенно неожиданной. Услышав ее громкий плач, кто-то из зрителей возмущенно выкрикнул:
– Бедный ребенок! Что вы там с ним делаете? Нельзя же так издеваться над детьми.
Некоторые зрительницы даже вскочили с мест и успокоились только тогда, когда Лизетт изобразила мирное посапывание засыпающего младенца, и всем стало ясно, что это трюк демонстраторов «Волшебного фонаря». Публика разразилась хохотом.
Сюжет с плачущим ребенком пользовался неизменным успехом за исключением одного случая, когда истеричная зрительница довольно больно ударила Даниэля зонтом, обвинив его в том, что тот затолкал в свой проектор младенца.
Прошел месяц с тех пор как Лизетт начала сопровождать Даниэля в турне. Однажды утром, прибыв в небольшой городок, они оказались невольными свидетелями свадьбы. Жених с невестой только что вышли из церкви, сопровождаемые шумной толпой уже с утра подвыпивших гостей, которая полностью перегородила дорогу фургону.
Даниэль взмахнул хлыстом в знак приветствия новобрачных, со счастливыми лицами смотревших на него и Лизетт.
– Счастья вам! – пожелал он.
– Будьте счастливы! – крикнула Лизетт, помахав им рукой, однако при виде счастливой пары влюбленных у нее защемило сердце – ведь такой парой могли быть они с Филиппом. На какое-то мгновение Лизетт почувствовала, что не выдержит этой муки и ее сердце разорвется на куски. Вся накопившая в ней боль, которую она сдерживала до этой минуты, вдруг выплеснулась наружу. Когда они снова тронулись в путь, Лизетт горько воскликнула:
– Я ни за что и никогда не выйду замуж! Я сбежала от бывшего жениха, потому что не вынесла измены. Для женщины брак – это конец свободе. А мой брак был бы сплошной пыткой. Я чуть не попала в ловушку. Надеюсь, этой девушке повезет больше, чем мне.
Из этих слов, которые она произнесла с такой страстью, Даниэль понял намного больше, чем из всего того, что она рассказала ему раньше. В общих чертах он представлял себе историю беглянки, но вся глубина ее отчаяния еще ни разу не проявлялась с такой силой. Повернувшись к ней, он увидел страдальческое лицо Лизетт.
– Я ей того же желаю, – тихо сказал он, – но для меня брак не существует. Когда-то в моей жизни была женщина, которая вышла замуж за моего лучшего друга. После этого тема брака для меня закрыта.
Лизетт почувствовала, что слова сочувствия здесь неуместны.
– Стало быть, у нас обоих есть основания для холостяцкой жизни, – спокойно сказала она.
Даниэль кивнул.
– Вы не первая женщина, Лизетт, которая хотела сбежать со мной. Вот почему я сначала отказал вам. Я давно расстался с романтическими представлениями о жизни, какие были у меня раньше.
Он не уточнил, каких женщин имел в виду, – тех, с которыми у него была любовная связь или простой флирт.
– Я уступил вам только потому, что ваша история не была связана со мной лично.
– Я вам благодарна за это.
Лизетт понимала, что он, безусловно, обладал мужественной красотой и сексуальной притягательностью для женщин. Однажды, когда он менял рубашку, она заметила, как играют его мускулы. После выступлений к нему нередко, извиняясь, заходили молодые, а иногда и не очень молодые женщины, чтобы выразить свое восхищение. Лизетт была рада, что у них с Даниэлем очень похожие взгляды на жизнь, что оба они – независимые и самодостаточные личности.
Случай со свадьбой сильно подействовал на нее. Она продолжала сохранять самообладание, однако накопившееся внутри напряжение только ждало случая выплеснуться наружу. Не имея возможности выплакаться, она держала все чувства глубоко в себе, и это лишь усиливало ее страдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
В магазине тканей Лизетт купила самую простую материю на два платья, вуаль для шляпы и подходящий материал для маски. Среди остатков ткани нашла куски черного кружева и темного бархата. В галантерейном отделе купила набор швейных иголок, жесткую холстину для подкладки маски и небольшой кусок шелка, который достался ей по дешевке. В другом магазине Лизетт приобрела шаль, немного нижнего белья, несколько пар чулок и других мелочей, которые впопыхах забыла взять из дома, и новый чемодан, где могли поместиться все ее вещи. Неизвестно, что ее ждет впереди.
Отдав ткани портнихе, Лизетт возвратилась к себе в комнату и, усевшись на кровать, смастерила маску, пришив к ней изящную кружевную оборку, закрывавшую половину лица. Довольная результатом, она вернулась к Даниэлю. Он стоял на балконе, разговаривая с владельцем кафе. Увидев Лизетт, он кивнул ей, показав жестом, чтобы она поднималась наверх. В помещении верхнего этажа не было ничего, кроме стульев. Лизетт заметила, что Даниэль уже установил проектор и экран. Надев маску и подвязав ее лентой, девушка прошла к «фонарю». Сейчас она с интересом рассматривала новый для нее аппарат, на который почти не обратила внимания, когда была на представлении вместе с Филиппом.
Это был самый большой проекционный фонарь, который она видела в своей жизни, – с корпусом из отполированного дерева и начищенной до блеска латунной арматурой. Лизетт поразила конструкция проектора с тремя линзами, одна поверх другой. Каждая из них была вставлена в медную оправу с боковыми рамками для стеклянных пластин. На задней стенке корпуса находились изогнутая трубка и небольшая створка. Лизетт с любопытством заглянула через створку и увидела острые зубцы, четко разделявшие внутреннее пространство ящика.
Войдя в зал, Даниэль усмехнулся:
– Неплохая маска!
Убедившись, что Даниэль оценил ее рукоделие, Лизетт сняла маску.
– Это и есть тот самый «волшебный фонарь», да? Никогда не видела ничего подобного.
Даниэль подошел ближе и остановился рядом с Лизетт.
– Я купил его в Ливерпуле. Это лучший в мире проектор на сегодняшний день.
Взяв небольшую картонную коробку, стоящую за проектором, он открыл ее и показал на странные предметы серого цвета, напоминающие короткие квадратные свечи.
– Это так называемые рефлекторы.
Даниэль насадил одну из свеч на зубец.
– Они позволяют увеличивать силу света в проекторе. Говорят, благодаря этому рефлектору, если зажечь свет в Шотландии, он будет виден даже в Ирландии.
В уголках его большого рта заиграла улыбка.
– Правда, не могу точно назвать автора такого эксперимента.
– А для чего служат эти три линзы, мистер Шоу? – поинтересовалась Лизетт.
Даниэль прищурился, серьезно посмотрев на нее.
– А не пора ли нам называть друг друга по имени, Лизетт?
– Отлично, Даниэль, – ответила она.
На миг, задержав взгляд на Лизетт, он снова повернулся к «фонарю».
– Три линзы позволяют создавать определенные эффекты и использовать одновременно два и даже три снимка, например можно варьировать цвет горящего пламени. Я также могу совместить в одной сцене два кадра, попеременно открывая и закрывая створки. Я научился быстро вставлять верхний кадр до того, как вынуть нижний.
Он повернулся к экрану.
– А теперь я покажу, что вы должны делать.
Все необходимое для демонстрации оборудование было аккуратно сложено за экраном на складном столе, который Лизетт уже видела в фургоне. Сейчас Даниэль подвесил черный занавес спереди, чтобы не было видно ног ассистентки. Он терпеливо объяснял ей, как шуршать специальной бумагой для имитации разгорающегося пламени в сцене, изображающей горящее здание. В арсенале Даниэля был также колокольчик для вызова пожарной машины и расколотый на две части кокосовый орех. Если постукивать ими, можно получить эффект, имитирующий стук копыт. На два деревянных грибка, которые обычно используются для штопки носков, прикреплялись специальные набивки, и их удары точно передавали звук тяжелых шагов.
Для получения разнообразных звуковых эффектов в ход шли кастаньеты, полицейские свистки, трубка из тростника и даже маленький барабан. В конце он показал ей, как работать с листом жести, чтобы передать звук надвигающейся грозы. Когда Лизетт перепробовала все приспособления, Даниэль одобрительно кивнул головой.
– Сейчас я продемонстрирую несколько кадров, – сказал он, – из сегодняшней программы. Вы ее видели на афише. Посмотрим, как вы справитесь.
Он опустил шторы на двух окнах, чтобы свет не проникал в зрительный зал, а потом устроился за проектором.
На экране появились ярко подсвеченные изображения, и Лизетт поняла, что скорость, смены картинок играла решающую роль. Вначале у нее не все получалось, она не успевала вовремя менять кадры, но Даниэль проявил большое терпение и ни разу не прикрикнул на нее, чего она очень боялась. К концу репетиции девушка приобрела достаточный навык, но все же когда он скомандовал «стоп», с облегчением вздохнула.
– Вы неплохо справились, – одобрил он ее первый опыт. – Обычно мне приходится возиться с несколькими кандидатами, желающими стать моими ассистентами, прежде чем добиваюсь от них нужного результата. Как правило, на первом выступлении приходится ограничиваться несколькими эффектами. Сейчас пойдем в кафе, перекусим, а потом продолжим репетицию.
Лизетт сильно проголодалась и ела с большим аппетитом. После ужина она спросила, сколько ему потребовалось времени, чтобы овладеть французским языком как родным. Даниэль рассказал, что часто проводил во Франции каникулы вместе с бабушкой и дедом и так полюбил эту страну, что считает ее своей второй родиной.
– Поэтому вы так любите гастролировать во Франции? – спросила она.
Он покачал головой.
– Нет. Я делаю это исключительно ради моего единственного антрепренера – английского фотографа по имени Фриз-Грин. Я всю жизнь увлекался фотографией и пошел к нему в ученики. Я узнал, что он проводит интереснейшие эксперименты, и решил научиться у него всему, что он мог мне дать.
– И научились?
– Да, прежде всего я научился снимать и проявлять фотографии, снимал детей, делал семейные снимки, свадебные фотографии и тому подобное. – Налив ей вина, он наполнил свой бокал. – Но самым важным для меня было то, что он работал над изобретением камеры, которая способна снимать движущиеся картины, и он разрешил мне работать с ним.
– Движущиеся картины? – недоверчиво переспросила она. – Неужели это возможно?
– Да, эти работы уже ведутся.
– Но как это возможно? – настаивала она.
– Все просто: на длинные целлулоидные ленты можно снимать последовательный ряд фотографий и, если их быстро прокручивать и проецировать с помощью линз на экран, то возникнет иллюзия движения.
– Невероятно! – восхищенно воскликнула Лизетт.
Даниэль пожал плечами.
– Но прежде чем достичь этого, надо решить множество других проблем: избавиться от «прыгающих» кадров, добиться четкости изображения и так далее. Время от времени появляются новые типы проекторов, но пока ни один из них нельзя назвать идеальным. Правда, я читал, что американец по имени Эдисон очень преуспел в этом, сконструировав так называемый кинетоскоп. Но этот аппарат еще не прошел испытаний. У меня в Париже есть небольшая квартира, и одну комнату я переоборудовал в мастерскую, где всю последнюю зиму работал над своей моделью проектора «движущихся картинок». Летние турне кормят меня зимой.
– Значит, вы приехали во Францию, чтобы не конкурировать с вашим работодателем?
– Верно. С моей стороны было бы некорректно вторгаться на его территорию. В любом случае, наши идеи в корне отличаются друг от друга, и в своих разработках я намерен идти иным путем. Мы расстались друзьями. У него блестящий ум. Я уверен, он добьется своей цели и даже создаст аппарат цветного изображения.
– Вы имеете в виду устройство для демонстрации движущихся раскрашенных картинок наподобие этих снимков?
– Нет. Я имею в виду не раскрашенные картинки, а фотографии, снятые уже в цвете. Но до этой мечты еще далеко, как до горизонта, даже для Фриз-Грина.
– Но вы верите в его проект?
– Несомненно.
Подняв бокал, Лизетт произнесла тост:
– Так давайте выпьем и за ваш успех!
Даниэль улыбнулся, чокнувшись с ней.
– Это будет и ваш успех!
Они вернулись в его комнату, чтобы продолжить репетицию. Сейчас девушка чувствовала себя более уверенно и сделала всего две ошибки. Она переставила некоторые предметы реквизита, чтобы легче и быстрее было манипулировать ими. Ближе к началу сеанса Лизетт надела маску и спряталась за экраном. Спустившись вниз, Даниэль открыл двери для публики и начал продавать билеты. Появились первые зрители. Вначале их было немного, но постепенно зал наполнился до отказа. Даниэль сделал свое обычное вступление, а Лизетт во всеоружии ждала начала демонстрации.
Все шло хорошо. Пару раз, правда, она немного запоздала со звуком, но благоразумно пропустила этот фрагмент. Публика была в восторге, когда Лизетт в нужном месте протрубила в горн, но вдруг в зале в самый неподходящий момент раздался оглушительный хохот – дебютантка по ошибке издала музыкальный свист, когда на экране полицейский преследовал преступника. Затем сделала еще одну ошибку; изобразив звук тяжелых шагов вместо легкого стука каблучков молодой женщины. Когда представление окончилось, Лизетт в изнеможении откинулась на спинку стула. Только сейчас она поняла, в каком напряжении жила все последнее время, и была счастлива, что шоу подошло к концу.
– Ну, как дела, Лизетт? – спросил Даниэль, когда публика разошлась.
– К сожалению, мою работу не назовешь безупречной, – виновато сказала она. – До совершенства еще далеко.
Даниэль улыбнулся.
– Я и не ждал от вас совершенства. Другие до вас делали ошибки и похуже. А теперь пойдем. Я провожу вас до дома.
Вернувшись к себе, Лизетт моментально заснула, но перед сном твердо решила, что завтрашние два представления будут успешнее.
Глава 5
Шло время, и Лизетт все больше овладевала искусством звуковых эффектов. В тех случаях, когда из-за наплыва публики приходилось давать про три представления в день, а в последние два дня их было даже четыре, она почти не делала ошибок и не пропускала своих реплик. Однако после сеансов она уставала так, что сразу же засыпала, едва дойдя до постели или до скамьи в фургоне, если после представления приходилось переезжать в другое место. Иногда она просыпалась только на следующее утро.
Вскоре Лизетт привыкла к такой жизни. Прошли две, потом три недели после того как она впервые встретилась с Даниэлем. С наступлением лета девушка стала носить новые ситцевые платья, спрятав глубоко в сундук все, что было на ней в день бегства. Туда же она убрала свою модную шляпку, надев вместо нее простенькую соломенную, купленную на ближайшем рынке. Ни на одну минуту не теряла бдительности, стараясь не привлекать к себе внимания. Лишь в маске она чувствовала себя в безопасности.
Когда в арендуемых Даниэлем залах было пианино, она играла на нем до и после представления. Иногда музыкальное сопровождение прекрасно дополняло атмосферу картин. Даниэль строго следил, чтобы после сеанса его ассистентка выходила на поклон. Публика восторженно аплодировала ей. Со временем Лизетт смастерила себе несколько масок, выдержанных в одном стиле, но в разных тонах, и меняла их в течение недели.
Прислушавшись к совету Даниэля, она останавливалась в дешевых гостиницах. Номера в них не всегда отличались чистотой и опрятностью, к чему Лизетт была довольно чувствительна, но приходилось довольствоваться малым. Она полностью оплачивала свои личные расходы и половину того, что они вместе тратили на еду в недорогих харчевнях. У нее скопилась достаточная сумма денег, регулярно пополняемая гонорарами, которые по субботам выплачивал ей Даниэль. Он быстро оценил ее способности и считал хорошим ассистентом. Ей не надо было снимать деньги со своего банковского счета. Кроме того, она боялась «засветиться» в банке, где ее в любой момент могли выследить шпионы Изабель. Иногда ей казалось, что кто-то следит за ней, но каждый раз выяснялось, что это была ложная тревога.
Лизетт знала, что Даниэль работает над проектором, отлаживает его конструкцию, когда позволяло время, но, увидев окончательный результат, она была совершенно поражена. Он склеил несколько кадров таким образом, что при прокручивании их с нужной скоростью изображение двигалось. Лицо плачущего ребенка постоянно менялось: сначала в его открытом рту показались два зуба, потом на лице появилась улыбка, сменившаяся плаксивым выражением.
– Великолепно! Ребенок как живой! Все – будто рядом с тобой, а не на экране! Не хватает только детского крика! – Она бросила на него испытующий взгляд. – Надеюсь, вы не рассчитываете, что я буду изображать детский плач?
Даниэль улыбнулся.
– А вы бы смогли?
В ответ она позволила себе пошутить.
– Конечно, могу постараться, но я способна и поворковать, если надо. А что касается детского плача, не знаю, смогу ли.
На сегодняшнем представлении они впервые испробовали этот эффект на публике. Реакция была совершенно неожиданной. Услышав ее громкий плач, кто-то из зрителей возмущенно выкрикнул:
– Бедный ребенок! Что вы там с ним делаете? Нельзя же так издеваться над детьми.
Некоторые зрительницы даже вскочили с мест и успокоились только тогда, когда Лизетт изобразила мирное посапывание засыпающего младенца, и всем стало ясно, что это трюк демонстраторов «Волшебного фонаря». Публика разразилась хохотом.
Сюжет с плачущим ребенком пользовался неизменным успехом за исключением одного случая, когда истеричная зрительница довольно больно ударила Даниэля зонтом, обвинив его в том, что тот затолкал в свой проектор младенца.
Прошел месяц с тех пор как Лизетт начала сопровождать Даниэля в турне. Однажды утром, прибыв в небольшой городок, они оказались невольными свидетелями свадьбы. Жених с невестой только что вышли из церкви, сопровождаемые шумной толпой уже с утра подвыпивших гостей, которая полностью перегородила дорогу фургону.
Даниэль взмахнул хлыстом в знак приветствия новобрачных, со счастливыми лицами смотревших на него и Лизетт.
– Счастья вам! – пожелал он.
– Будьте счастливы! – крикнула Лизетт, помахав им рукой, однако при виде счастливой пары влюбленных у нее защемило сердце – ведь такой парой могли быть они с Филиппом. На какое-то мгновение Лизетт почувствовала, что не выдержит этой муки и ее сердце разорвется на куски. Вся накопившая в ней боль, которую она сдерживала до этой минуты, вдруг выплеснулась наружу. Когда они снова тронулись в путь, Лизетт горько воскликнула:
– Я ни за что и никогда не выйду замуж! Я сбежала от бывшего жениха, потому что не вынесла измены. Для женщины брак – это конец свободе. А мой брак был бы сплошной пыткой. Я чуть не попала в ловушку. Надеюсь, этой девушке повезет больше, чем мне.
Из этих слов, которые она произнесла с такой страстью, Даниэль понял намного больше, чем из всего того, что она рассказала ему раньше. В общих чертах он представлял себе историю беглянки, но вся глубина ее отчаяния еще ни разу не проявлялась с такой силой. Повернувшись к ней, он увидел страдальческое лицо Лизетт.
– Я ей того же желаю, – тихо сказал он, – но для меня брак не существует. Когда-то в моей жизни была женщина, которая вышла замуж за моего лучшего друга. После этого тема брака для меня закрыта.
Лизетт почувствовала, что слова сочувствия здесь неуместны.
– Стало быть, у нас обоих есть основания для холостяцкой жизни, – спокойно сказала она.
Даниэль кивнул.
– Вы не первая женщина, Лизетт, которая хотела сбежать со мной. Вот почему я сначала отказал вам. Я давно расстался с романтическими представлениями о жизни, какие были у меня раньше.
Он не уточнил, каких женщин имел в виду, – тех, с которыми у него была любовная связь или простой флирт.
– Я уступил вам только потому, что ваша история не была связана со мной лично.
– Я вам благодарна за это.
Лизетт понимала, что он, безусловно, обладал мужественной красотой и сексуальной притягательностью для женщин. Однажды, когда он менял рубашку, она заметила, как играют его мускулы. После выступлений к нему нередко, извиняясь, заходили молодые, а иногда и не очень молодые женщины, чтобы выразить свое восхищение. Лизетт была рада, что у них с Даниэлем очень похожие взгляды на жизнь, что оба они – независимые и самодостаточные личности.
Случай со свадьбой сильно подействовал на нее. Она продолжала сохранять самообладание, однако накопившееся внутри напряжение только ждало случая выплеснуться наружу. Не имея возможности выплакаться, она держала все чувства глубоко в себе, и это лишь усиливало ее страдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33