Черные глаза запали. Разорванная сорочка была грязной, брюки обвисли. Сиявший напротив него Гоемон, хотя и вспотел, казался почти элегантным.
– Через несколько часов, – сказал Треффэ, – ваше начальство остановит эту игру.
– Возможно.
– Буэнвентура Диаз не придет, – добавил Треффэ.
– Он придет, чтобы убить тебя, сволочь, – огрызнулся Гоемон. – Я знаю людей этого типа. Когда они начинают убивать, они не могут остановиться.
– Он уже в Италии, старый дурак, – проронил Треффэ.
– В Италии? Почему в Италии?
– Или в Бельгии.
– Заткнись, педераст. Ты мешаешь мне думать.
– Тем лучше. Я прочту вам одну поэму. Что вы предпочитаете? Классику или барокко?
– Заткнись! – рявкнул Гоемон. – Когда в дверь позвонят, сегодня или завтра, я сниму твои наручники, и ты откроешь дверь. Для тебя это единственный шанс остаться живым.
– Никто не позвонит в дверь, – сказал Треффэ и стал читать поэму на английском языке.
– Ты заткнешь свою пасть, кретин? – спросил Гоемон, поднявшись с кресла и пнув пленника ногой в лицо.
Глава 40
Буэнвентура вошел в соседний дом. Он поднялся на последний этаж, увидел лестницу, ведущую на крышу. Но вход на крышу был закрыт на замок. Молодой человек пошел по коридору, в который выходили двери служебных помещений. На ходу он нажимал на ручки дверей. Третья дверь открылась. Буэнвентура заглянул в комнату и увидел в глубине маленькую кровать, на которой кто-то спал. Он вошел в комнату, слабо освещенную отражением уличных огней.
Человек на кровати захрапел. Буэнвентура подошел поближе и увидел тщедушного старика, дрыхнувшего без задних ног.
Каталонец отошел от кровати, осторожно открыл окно и, взобравшись на деревянный комод, сел на подоконник. Буэнвентура освободил свои руки, сунув "эрму" и пистолет в карманы плаща. После этого он растянулся на влажном шифере, ведущем на террасу. Температура была немного выше нуля, поэтому вода не замерзла, и кровля не была скользкой. Буэнвентура сантиметр за сантиметром пробирался к террасе, всматриваясь в темноту. Вокруг были трубы и телевизионные антенны, ни одной человеческой тени. Каталонец решился поставить ногу на террасу. Под подошвами его кроссовок заскрипел случайный гравий.
Вокруг никого не было.
Это встревожило Буэнвентуру. Он ожидал встретить орду полицейских, следящих за каждым его движением. Неужели они все толпятся на лестнице в доме Треффэ? Или он ошибся, и здесь не было ни западни, ни Треффэ, ни комиссара Гоемона?
Он быстро перешагнул через стенку, отделявшую его от террасы соседнего дома, и оказался на крыше дома Треффэ.
По-прежнему никого. Вокруг только трубы и телевизионные антенны. Буэнвентуре казалось, что и они смотрят на него насмешливо. Он посмотрел на часы, которые не забыл завести в доме Вантрэ. Четыре часа утра. Пролетариат спал в пригороде, служащие – в своих квартирах на берегу Сены. Пиццерии квартала Сен-Жермен закрывали свои двери за последними посетителями. Девушки из буржуазных семей пытались выгнать алкогольные пары сексуальным наслаждением. Клошары под мостами передавали друг другу венерические болезни. Интеллигенты прощались на углу бульвара Распай, давая обещание созвониться. В типографиях принимались за работу линотиписты, набирая крупные заголовки, говорящие об утренней бойне предшествующего дня. В зависимости от направления газеты передовицы были озаглавлены: "ПОЧЕМУ? ", либо "СКОЛЬКО НУЖНО КРОВИ? ", либо "АДСКИЙ КРУГ". Буэнвентура медленно обходил каждую трубу, чтобы не получить вдруг пулю в спину.
Когда он убедился, что на крыше не было ни одного кота и ни одного полицейского, то был ошеломлен. Однако не спешил проникнуть на лестницу дома Треффэ. Он схватил распорки антенн, предохранявшие их от срыва и поломки ветром, и с яростью связал их узлами, получив таким образом скользкий трос из пластика. Буэнвентура обмотав его вокруг трубы и стал спускаться вниз со стороны фасада по этому канату, намотанному на его правую руку. Он спустился, как паук, до этажа Треффэ. Его подошвы бесшумно коснулись подоконника, выходившего на балкон. Затем он спрыгнул туда и заглянул в окно, сквозь которое увидел салон, слабо освещенный светом, идущим из кухни, и силуэты двух мужчин, не заметивших его.
Глава 41
– Вы до сих пор не заметили Гоемона?
– Нет, месье.
– Вы пытались навестить этого Треффэ, Марселя Треффэ?
– Нет, месье.
– Так пойдите туда. Чего вы ждете?
– Ничего. Слушаюсь.
Глава 42
Буэнвентура Диаз перешагнул через окно салона с воплем радости и отчаяния, в то время как осколки стекла разлетелись вокруг него. В левой руке он держал свой укороченный карабин. Он опустился на колено на пол и открыл огонь по Гоемону, переключая рычаг "эрмы" правой рукой. Пули двадцать второго калибра погружались в спину комиссара. Гоемона отбросило вперед, и он стукнулся лбом о косяк двери. Его откинуло назад, и он лег плашмя на пол, за кресло отца Треффэ, продырявленное пулями.
Поскольку на комиссаре был бронежилет, его даже не ранило, а только контузило. Магазин "эрмы" опустел. Буэнвентура бросил карабин посредине салона и достал левой рукой свой пистолет-автомат.
– Смерть фараонам! – крикнул он в тот момент, когда Гоемон выстрелил в него из-за кресла и раздробил ему локоть.
Буэнвентура закричал и закружился на месте. Гоемон выстрелил еще раз и попал ему в грудь. Каталонец отлетел назад, наткнулся на окно и упал на спину. Он сунул в карман плаща правую руку.
Гоемон издал победоносный крик и бросился к террористу с кольтом "кобра" в руке.
– Да здравствует смерть! – сказал Буэнвентура, доставая из левого кармана отпиленный "шарлен", и разрядил оба ствола в лицо полицейского. От выстрела в упор голова Гоемона треснула, и в воздух, наподобие фейерверка, полетели мозги, кости и клочья волос, приклеиваясь к потолку, стенам и полу. Тело комиссара подпрыгнуло в воздухе и с шумом упало на спину посреди комнаты. Буэнвентура отбросил ружье и стал харкать кровью.
– Буэн, – сказал Треффэ, – ты ранен?
– Я подыхаю, – прошептал каталонец.
Треффэ яростно заерзал, дополз до тела комиссара и вывернул карманы его брюк. Он нашел ключи от наручников. Буэнвентура неподвижно лежал под окном с опущенным на грудь подбородком. Из его рта и носа тек красный ручеек, заливая белый свитер, охотничью куртку и плащ. Кровь из легкого пенилась, как разлитое пиво.
– В кармане куртки – магнитофонные пленки, – прохрипел раненый.
– Что ты сказал?
Каталонец не ответил. Треффэ освободился от наручников и подошел к своему другу, перешагнув через труп Гоемона. Он встал на колени перед Буэнвентурой. Он с минуту молча смотрел на него, потом умер.
– Прощай, дурачок, – сказал Треффэ, сотрясаясь от рыданий, перешедших в сильную рвоту.
Он открыл дверь в квартиру. На лестнице горел свет. Люди переговаривались на лестничных клетках о выстрелах, телефоне, полиции. Треффэ вернулся в квартиру, закрыл дверь на защелку и подошел к телефонному аппарату. Он набрал номер одного иностранного агентства печати, попросил к телефону знакомого журналиста. Тот подошел.
Через разбитое окно доносились сирены подъезжавших полицейских машин.
– Быстро записывайте, – сказал Треффэ, глядя на трупы. – Я расскажу вам подлинную историю группы "Нада"...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Через несколько часов, – сказал Треффэ, – ваше начальство остановит эту игру.
– Возможно.
– Буэнвентура Диаз не придет, – добавил Треффэ.
– Он придет, чтобы убить тебя, сволочь, – огрызнулся Гоемон. – Я знаю людей этого типа. Когда они начинают убивать, они не могут остановиться.
– Он уже в Италии, старый дурак, – проронил Треффэ.
– В Италии? Почему в Италии?
– Или в Бельгии.
– Заткнись, педераст. Ты мешаешь мне думать.
– Тем лучше. Я прочту вам одну поэму. Что вы предпочитаете? Классику или барокко?
– Заткнись! – рявкнул Гоемон. – Когда в дверь позвонят, сегодня или завтра, я сниму твои наручники, и ты откроешь дверь. Для тебя это единственный шанс остаться живым.
– Никто не позвонит в дверь, – сказал Треффэ и стал читать поэму на английском языке.
– Ты заткнешь свою пасть, кретин? – спросил Гоемон, поднявшись с кресла и пнув пленника ногой в лицо.
Глава 40
Буэнвентура вошел в соседний дом. Он поднялся на последний этаж, увидел лестницу, ведущую на крышу. Но вход на крышу был закрыт на замок. Молодой человек пошел по коридору, в который выходили двери служебных помещений. На ходу он нажимал на ручки дверей. Третья дверь открылась. Буэнвентура заглянул в комнату и увидел в глубине маленькую кровать, на которой кто-то спал. Он вошел в комнату, слабо освещенную отражением уличных огней.
Человек на кровати захрапел. Буэнвентура подошел поближе и увидел тщедушного старика, дрыхнувшего без задних ног.
Каталонец отошел от кровати, осторожно открыл окно и, взобравшись на деревянный комод, сел на подоконник. Буэнвентура освободил свои руки, сунув "эрму" и пистолет в карманы плаща. После этого он растянулся на влажном шифере, ведущем на террасу. Температура была немного выше нуля, поэтому вода не замерзла, и кровля не была скользкой. Буэнвентура сантиметр за сантиметром пробирался к террасе, всматриваясь в темноту. Вокруг были трубы и телевизионные антенны, ни одной человеческой тени. Каталонец решился поставить ногу на террасу. Под подошвами его кроссовок заскрипел случайный гравий.
Вокруг никого не было.
Это встревожило Буэнвентуру. Он ожидал встретить орду полицейских, следящих за каждым его движением. Неужели они все толпятся на лестнице в доме Треффэ? Или он ошибся, и здесь не было ни западни, ни Треффэ, ни комиссара Гоемона?
Он быстро перешагнул через стенку, отделявшую его от террасы соседнего дома, и оказался на крыше дома Треффэ.
По-прежнему никого. Вокруг только трубы и телевизионные антенны. Буэнвентуре казалось, что и они смотрят на него насмешливо. Он посмотрел на часы, которые не забыл завести в доме Вантрэ. Четыре часа утра. Пролетариат спал в пригороде, служащие – в своих квартирах на берегу Сены. Пиццерии квартала Сен-Жермен закрывали свои двери за последними посетителями. Девушки из буржуазных семей пытались выгнать алкогольные пары сексуальным наслаждением. Клошары под мостами передавали друг другу венерические болезни. Интеллигенты прощались на углу бульвара Распай, давая обещание созвониться. В типографиях принимались за работу линотиписты, набирая крупные заголовки, говорящие об утренней бойне предшествующего дня. В зависимости от направления газеты передовицы были озаглавлены: "ПОЧЕМУ? ", либо "СКОЛЬКО НУЖНО КРОВИ? ", либо "АДСКИЙ КРУГ". Буэнвентура медленно обходил каждую трубу, чтобы не получить вдруг пулю в спину.
Когда он убедился, что на крыше не было ни одного кота и ни одного полицейского, то был ошеломлен. Однако не спешил проникнуть на лестницу дома Треффэ. Он схватил распорки антенн, предохранявшие их от срыва и поломки ветром, и с яростью связал их узлами, получив таким образом скользкий трос из пластика. Буэнвентура обмотав его вокруг трубы и стал спускаться вниз со стороны фасада по этому канату, намотанному на его правую руку. Он спустился, как паук, до этажа Треффэ. Его подошвы бесшумно коснулись подоконника, выходившего на балкон. Затем он спрыгнул туда и заглянул в окно, сквозь которое увидел салон, слабо освещенный светом, идущим из кухни, и силуэты двух мужчин, не заметивших его.
Глава 41
– Вы до сих пор не заметили Гоемона?
– Нет, месье.
– Вы пытались навестить этого Треффэ, Марселя Треффэ?
– Нет, месье.
– Так пойдите туда. Чего вы ждете?
– Ничего. Слушаюсь.
Глава 42
Буэнвентура Диаз перешагнул через окно салона с воплем радости и отчаяния, в то время как осколки стекла разлетелись вокруг него. В левой руке он держал свой укороченный карабин. Он опустился на колено на пол и открыл огонь по Гоемону, переключая рычаг "эрмы" правой рукой. Пули двадцать второго калибра погружались в спину комиссара. Гоемона отбросило вперед, и он стукнулся лбом о косяк двери. Его откинуло назад, и он лег плашмя на пол, за кресло отца Треффэ, продырявленное пулями.
Поскольку на комиссаре был бронежилет, его даже не ранило, а только контузило. Магазин "эрмы" опустел. Буэнвентура бросил карабин посредине салона и достал левой рукой свой пистолет-автомат.
– Смерть фараонам! – крикнул он в тот момент, когда Гоемон выстрелил в него из-за кресла и раздробил ему локоть.
Буэнвентура закричал и закружился на месте. Гоемон выстрелил еще раз и попал ему в грудь. Каталонец отлетел назад, наткнулся на окно и упал на спину. Он сунул в карман плаща правую руку.
Гоемон издал победоносный крик и бросился к террористу с кольтом "кобра" в руке.
– Да здравствует смерть! – сказал Буэнвентура, доставая из левого кармана отпиленный "шарлен", и разрядил оба ствола в лицо полицейского. От выстрела в упор голова Гоемона треснула, и в воздух, наподобие фейерверка, полетели мозги, кости и клочья волос, приклеиваясь к потолку, стенам и полу. Тело комиссара подпрыгнуло в воздухе и с шумом упало на спину посреди комнаты. Буэнвентура отбросил ружье и стал харкать кровью.
– Буэн, – сказал Треффэ, – ты ранен?
– Я подыхаю, – прошептал каталонец.
Треффэ яростно заерзал, дополз до тела комиссара и вывернул карманы его брюк. Он нашел ключи от наручников. Буэнвентура неподвижно лежал под окном с опущенным на грудь подбородком. Из его рта и носа тек красный ручеек, заливая белый свитер, охотничью куртку и плащ. Кровь из легкого пенилась, как разлитое пиво.
– В кармане куртки – магнитофонные пленки, – прохрипел раненый.
– Что ты сказал?
Каталонец не ответил. Треффэ освободился от наручников и подошел к своему другу, перешагнув через труп Гоемона. Он встал на колени перед Буэнвентурой. Он с минуту молча смотрел на него, потом умер.
– Прощай, дурачок, – сказал Треффэ, сотрясаясь от рыданий, перешедших в сильную рвоту.
Он открыл дверь в квартиру. На лестнице горел свет. Люди переговаривались на лестничных клетках о выстрелах, телефоне, полиции. Треффэ вернулся в квартиру, закрыл дверь на защелку и подошел к телефонному аппарату. Он набрал номер одного иностранного агентства печати, попросил к телефону знакомого журналиста. Тот подошел.
Через разбитое окно доносились сирены подъезжавших полицейских машин.
– Быстро записывайте, – сказал Треффэ, глядя на трупы. – Я расскажу вам подлинную историю группы "Нада"...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12