Под фонарем в тумане стоял какой-то мужчина…
Шэрон сбросила с себя притворную лень, взгляд ее сосредоточился.
— Высокий, с поднятым воротником. Я плохо его рассмотрела. Он подозвал такси. Колетт мне махнула рукой, громко расхохоталась, мужчина тоже вдруг рассмеялся и… со смехом взял ее под руку. Подъехало такси, она глянула вниз, на тротуаре валялась мужская шляпа…
У меня перед глазами предстал распростертый труп со светло-рыжими волосами, лежавший без шляпы под лестницей, с черной пороховой дырой в сердце. Он уже там лежал, потеряв шляпу в переулке, когда хохотавшая Колетт Лаверн со своим веселившимся спутником ждали такси… Эхо зловещего смеха раскатилось и замерло в тихой комнате, где сидела Шэрон с застывшим взглядом, приложив к виску руку…
— Колетт ее увидела, — продолжала она, — и говорит: «Ух, смотрите! Кто-то шляпу потерял!» А мужчина тихо сказал по-французски: «Думаю, она больше ему не понадобится, мадемуазель». Она со смехом пнула шляпу, та покатилась в лужу… Они сели в такси и уехали.
Глава 13
Браслет с бирюзой
Для полного кошмара нашему делу, изобиловавшему черным юмором, недоставало лишь этой последней детали. Она казалось абсолютно типичной как для зловещей тени, по следам которой мы шли, так и для женщины, ставшей ее жертвой. Я еще долго думал об этом после того, как Шэрон умолкла, после ее ухода.
Продолжался разговор, расспросы, но ничего нового мы не узнали.
— Устроим небольшой военный совет, — решил Банколен. — Джефф, идите обедать с мисс Грей, а потом на часок про нее позабудьте.
Я отвел ее домой, даже не сознавая в ошеломлении и потрясении, что рядом со мной настоящая Шэрон. Вернувшись, застал только Толбота с Банколеном, который закрыл раздвижную дверь в холле и указал мне на стул.
— Сядьте, — хмуро велел детектив. — Проясним кое-какие детали. Раз преступник толкает меня под руку…
Я сразу вспомнил теории Пилгрима и рассказал все, что слышал от доктора. До сих пор я мало верил его рассуждениям, но теперь, когда услышал о телефонном звонке аль-Мулька, по утверждению горничной, слабая вероятность неизмеримо окрепла.
Банколен слушал без комментариев, откинувшись на спинку кресла, прикрыв рукой глаза. Только при упоминании об оружии на стене, о коротком мече, снятом чьей-то рукой, взволнованно вскрикнул:
— Оружие! Ну разумеется… наверняка нечто подобное. Хорошо, Джефф! Прекрасно! Я даже не подумал. Хотя это, конечно, не отразилось на ходе событий. Вполне мог сгодиться и кухонный нож…
— А теория Пилгрима?
— О, мой друг, замечательно, замечательно. И от начала до конца неверно.
Толбот пристально посмотрел на него. Во время моего рассказа он возбужденно моргал, явно больше чем наполовину веря предположениям Пилгрима.
— Но послушайте, сэр, — засомневался инспектор, — ведь теперь нам известно, что господин аль-Мульк, по всей вероятности, жив!…
От усов Банколена к острой бородке протянулись глубокие морщины, прищуренные глаза засверкали под насупленными бровями, он раздраженно стукнул кулаком по ручке кресла.
— Разумеется, жив! Когда я утверждал обратное? Разве не это я целый день вам пытался втолковать? Таков ход игры Джека Кетча, ужасное жертвоприношение, идеально продуманная, взвешенная, неизбежная месть! По телефону говорил аль-Мульк. Говорил под дулом пистолета Джека Кетча, зазвав женщину на Гиблую улицу. Теперь они оба попали в одну и ту же ловушку, связаны по рукам и ногам и готовы к закланию на Гиблой улице. Вспомните, что в старину палач не просто вешал. Перед смертью людей еще медленно потрошили…
Толбот медленно, с большой осторожностью опустился на стул. На лбу его выступил пот.
— Боже милостивый, — тихо вымолвил он, словно читал молитву. — Только подумать, что они где-то в городе, а мы не имеем понятия…
— Ох, чепуха! — отмахнулся Банколен. — Я знаю, где они.
— Вы… знаете?
— Конечно.
— И сидите, как мумия, черт побери!… — Толбот, с надувшимися на лбу венами, спохватился, сдержался, пробормотал: — Прошу прощения, сэр, — сглотнул душивший его комок в горле. — Тем не менее…
Банколен, не моргнув даже глазом, сидел, косясь на Толбота долгим сверкающим непроницаемым взглядом, облокотясь на ручку кресла, касаясь пальцами виска. Деловито тикали часы на каминной полке, как будто падали капли в фонтан…
— Инспектор, — задумчиво спросил Банколен после длинной паузы, — вы любили Бронсона, правда?
— Его… все любили, сэр.
— И когда пойдете в Олд-Бейли[22] давать показания против его убийцы, пожелаете обязательно отправить его на виселицу, не так ли?
— Конечно.
— Да! — Банколен слегка шевельнул рукой, пожал плечами. — Для меня это значения не имеет. Если хотите, кликните свой летучий отряд, и я вас мгновенно, — он прищелкнул пальцами, — доставлю на Гиблую улицу… Но в таком случае, инспектор, вам никогда не поймать Джека Кетча. Больше того — узнав, кто он такой, вы никогда не сумеете обвинить его. Понимаете, он не причиняет вреда людям, способным свидетельствовать против него. Он расправился только с негром и с Бронсоном. Увы, здесь в моем распоряжении нет лабораторий Сюрте, поэтому я не могу предъявить ему обвинение в их убийстве. — Детектив помолчал. — Думаю, еще несколько часов жизнь аль-Мулька и женщины в полной безопасности. Нынче вечером, как сообщил нам Джек Кетч, наступает десятая годовщина с момента той старой дуэли. В тот же самый момент, до минуты, не раньше, он затянет петлю. На кон поставлена жизнь трех человек.
— Трех?
— Вы все еще не поняли, Толбот, — фыркнул француз. — Трех. Будет еще одна жертва.
Помолчав, Толбот откинулся на спинку кресла, вытащил свой блокнот.
— Минуту назад вы сказали, что собираетесь кое-что прояснить. Что ж, я слушаю…
— Хорошо, — кивнул Банколен, хмурясь на каминную полку. — Пожалуй, никогда еще у меня не было дела, каждая деталь которого с такой точностью вписывается в общую картину. Ни одна не уводит нас в сторону. Они попросту предстают перед нами, порождая разные личные мнения, которые каждый тоже пытается вписать в картину. В результате возникает кошмар.
Рассмотрим сначала гениальную гипотезу Пилгрима, ибо с нее вообще начинается дело. Эту теорию можно отбросить путем простого сопоставления рассуждений доктора с известными нам фактами.
Он взял сигару, но не стал раскуривать.
— Во-первых, нам известно, что аль-Мульк и Лаверн вместе старались выяснить, кто такой Джек Кетч. С этой целью они пытались выудить сведения у Доллингса, думая, будто он что-то знает. Это абсолютно ясно из рассказа самого Доллингса. Аль-Мульк бесцеремонно, навязчиво вступил с ним в беседу, направил в ночной клуб, что явно свидетельствует о его сговоре с Колетт Лаверн, и, естественно, поэтому я хотел узнать у Доллингса, о чем она его расспрашивала.
Вечером в понедельник, пять дней назад, выпивший Доллингс решил ее проводить. Она от него ускользнула, он блуждал в тумане с разнообразными приключениями, потом очутился на Райдер-стрит. Может быть, помните, как я его спрашивал, долго ли все это длилось. И ответ получил примечательный: не больше двадцати минут. Иными словами, действительно ли Доллингс, медленно пробираясь в туманной ночи, не зная, куда направляется, и описывая круги, за двадцать минут прошел несколько миль от дома Колетт Лаверн до Райдер-стрит? Больше того, по дороге он непременно бы встретил несколько лондонских улиц с ярчайшим освещением и с толпами народу… Это значит, инспектор, что Доллингс вовсе не домой ее провожал.
Банколен раскурил сигару и какое-то время пускал клубы дыма.
— Он сам понял абсурдность своего приключения, впервые сегодня услышав, что она живет на Маунт-стрит. И поэтому так удивился, придя туда нынче днем, и поэтому задал горничной глупый вопрос, давно ли они там живут. На самом деле Колетт вышла из такси совсем рядом с Райдер-стрит, где он потом оказался.
Доллингс выпустил ее из такси в час ночи пять дней назад. Как нам известно, в час ночи пять дней назад доктор Пилгрим услышал, как кто-то шагает по переулку и открывает ключом дверь клуба «Бримстон»…
Толбот вдруг ударил кулаком по ладони.
— Разумеется, это была Колетт Лаверн, — продолжал Банколен. — Если помните, я нашел ее браслет с бирюзой на черной лестнице. Доллингс предупреждал, что она потеряет его; так и вышло. Она просто шла отчитаться перед впустившим ее аль-Мульком. Но явно не желала, чтоб Доллингс знал, куда она направляется, ибо это испортило бы все. Доллингс, как вы теперь понимаете, просто вышел с угла Сент-Джеймс-стрит на Райдер-стрит, пройдя несколько сот метров. Если вы еще сомневаетесь, позовем горничную и спросим, была ли в понедельник вечером дома наша подруга Колетт.
Результат можно было предугадать. Селден явилась и подтвердила, что Колетт в ту ночь дома не было. Толбот ухмыльнулся.
— Умно, ничего не скажешь, — признал он. — Каким я был ослом…
— Ничего тут нет умного, — раздраженно возразил Банколен. — Я просто расставил хорошо известные факты в последовательном порядке. Инспектор, вы когда-нибудь слышали, что дважды два — четыре? Факт довольно известный. Сомневаюсь, чтоб даже американского мистера Кулиджа признали юмористом, если бы он решился его опровергнуть в обычном для себя эксцентричном шутовском стиле. Но тут нас и ждет западня: зная, что дважды два — четыре, мы уже не в состоянии помножить два на два. Одну двойку цепляем на люстру, другую швыряем на диван. Проблема не в умножении двоек, а в их непривычном, мистическом, устрашающем сочетании.
— Но послушайте! — вставил я. — Почему вчера вечером Колетт мне не сказала, что Доллингс привез ее не домой?
Банколен поднял брови.
— Не забывайте, Джефф, — объяснил он, — наша дама рассуждает просто и незатейливо. Думаю, ей даже в голову не приходило, что это может иметь какое-то значение, которого, кстати, оно не имеет. Она вам не сказала, где провела ночь с аль-Мульком, здесь или в его номере, потому что не видела тут никакой разницы. Да-да. Это важно для нас, но не для нее.
— А рука, которая, по свидетельству Пилгрима, сняла меч? — спросил Толбот.
— Совсем другой вопрос. Разумеется, вы приходите к выводу, что личность, открывшая ключом черную дверь аль-Мулька, и личность, снявшая меч со стены, идентичны. На чем такой вывод основан? Только на поэтических теориях Пилгрима, которые доказывают, что аль-Мульк затеял грандиозный убийственный розыгрыш. Нет-нет-нет! Полуночный визит Колетт Лаверн входил в план аль-Мулька по собственному спасению, тогда как снявшая меч рука действовала по изощренному плану, рассчитанному на его погибель…
Детектив поднялся, прошелся по комнате, глядя на Толбота, и неожиданно бросил:
— Ну? Понимаете, что это значит? Не обращайте внимания на теории Пилгрима, просто подумайте, что получается, если Доллингс действительно проводил ее до переулка за клубом «Бримстон», а потом вышел с Сент-Джеймс-стрит на Райдер-стрит? И не забудьте главное — на очень коротком пути от Сент-Джеймс-стрит до Райдер-стрит он увидел тень виселицы! Как вы сами заметили, дико было бы думать, будто самые разные лондонцы забавляются игрушечными виселицами в час ночи…
— Значит, — медленно вымолвил Толбот, — Гиблую улицу надо искать в нескольких сотнях ярдов отсюда.
Банколен отвесил низкий поклон:
— Браво, инспектор! Вот именно. И это, разумеется, означает, что… Нет, вы сами должны догадаться.
Толбот почесал блокнотом затылок и погрузился в глубокие мрачные размышления.
— Проклятье! — пробормотал он. — Все ясно. Вам было известно с самого начала?
— Естественно.
— Почему же вы не сказали, сэр? Зачем я, как дурак, искал по всему Лондону пропавшую улицу?
— Затем, — объяснил Банколен, — чтобы не предупреждать убийцу. Надо было внушить ему впечатление, будто мы лихорадочно ищем пропавшую улицу по всему Лондону, кроме того квартала, где находится его логово.
— Но если вам известен убийца…
Банколен выпустил из ноздрей тонкие струйки сигарного дыма, отвернулся от окна, сквозь которое смотрел на Маунт-стрит.
— И единственное свидетельство против него находится здесь. Ах, будь со мной доктор Бейл!… Будь со мной Саннуа, Дисслар, специалисты из их лаборатории! Я бы просто сказал: «Господа, вот разгадка. Подтвердите ее». Они склонились бы над микроскопами, затрясли бы сверкающими пробирками, с улыбками вышли бы из своей кельи, и — voila![23] — на чью-то шею падает нож гильотины! Помните, Джефф, как они подтверждали каждый мой вывод по делу Салиньи? Но их со мной нет. Поэтому я должен изобличить преступника другим способом. Должен подготовить для него ловушку, и когда он придет за третьей жертвой…
— Вы об этом уже говорили. Кто третья жертва?
— Ну разумеется, лейтенант Грэффин!… Неужели вы не поняли!
Толбот только кряхтел, разводя руками.
— Если, по вашему мнению, это так очевидно, — кисло заметил он, — я, видно, должен был понять. Только, извините, не понял. Почему Грэффин?
— Потому что Грэффин знает, кто такой Джек Кетч. Больше того… Пожалуй, надо вам объяснить.
— Да уж, сделайте одолжение, — сладким тоном попросил Толбот и опять вытер лоб.
— Нынче утром я задал вам массу вопросов, инспектор, надеясь, что они укажут верное направление. Надо было найти объяснение нескольким сомнительным неувязочкам, связанным с тем самым Грэффином. Зачем аль-Мульку, живущему уединенно, не имеющему занятий и общественных обязанностей, личный секретарь? И прежде всего, почему он взял именно Грэффина? Пьяницу, который не только не годится для такой работы, но даже хвастает, что не выполняет ее. Постоянно валяется в невменяемом состоянии, смеется над аль-Мульком, подначивает его, злит, довел уже до бешенства, так что египтянин с большим трудом сдерживается, чтоб не свернуть ему шею. И, несмотря на все это, аль-Мульк терпит любые оскорбления и фактически потакает Грэффину! Разве египтянин похож на сентиментального, добросердечного человека? Нет, нет, инспектор. На это есть только один ответ — шантаж.
Банколен стукнул кулаком по спинке кресла:
— Шантаж! Но чем Грэффин его шантажирует? Чем-то настолько серьезным, что упрямый, жестокий, хитрый аль-Мульк не смеет протестовать даже против оскорблений, которые в ином случае толкнули б его на убийство. Грэффин его шантажирует преступлением, не меньше. Незначительного скандала аль-Мульк не боится: терять ему нечего, он не рискует ни положением, ни репутацией. Он виновен в преступлении, и у Грэффина есть доказательства. Доказательства явно веские, юридические, не нуждающиеся в словесном подтверждении из уст обесчещенного спившегося офицера. Очевидно к тому же, что он, постоянно пребывая в ступоре, при себе их не держит. У кого-то наверняка хранится запечатанный конверт с пометкой «вскрыть после моей смерти». В ином случае вряд ли Грэффин посмел бы остаться один на один с нашим очаровательным египтянином.
И я снова вас спрашиваю: почему Грэффин лжет в ответ на вопрос, давно ли он служит у аль-Мулька? Увидев возможность попасться в ловушку, он признался, что нанялся на службу ровно десять лет назад в Париже. Но зачем было сначала лгать насчет места и времени? Если вспомнить, какое неприятное событие произошло тогда в жизни египтянина, мы поймем, что старался скрыть пьяный хитрец Грэффин.
Толбот кивнул, испустил долгий вздох.
— Да, — сказал он, — да. Он знает, кто убил де Лаватера.
— Совершенно верно! Помните, как он побледнел при моем замечании, что у аль-Мулька, должно быть, никогда не было повода жалеть о лишних расходах?… Я попал прямо в яблочко! Теперь наш буйный спившийся лейтенант предстает в более зловещем свете. Ну, давайте подумаем, к какому заключению это может нас привести…
Банколен, распахнув пальто, сел на ручку кресла, наставил сигару на маленького инспектора.
— Джек Кетч начал преследовать аль-Мулька сразу после приезда египтянина в Лондон, чуть больше девяти месяцев тому назад. После прискорбных событий минуло много лет, но только теперь Джек Кетч узнал настоящую правду о Кине. Раньше он, безусловно, считал, что известный ему человек был убит на войне, даже не подозревая, что он стал неведомым англичанином по имени Кин. Девять месяцев назад ему поведали правду. Факты знал один Грэффин.
Стало быть, Грэффин ему рассказал, рассказал специально. Может быть, нашего лейтенанта одолела жадность, может быть, ненависть к аль-Мульку. Он пил кровь из аль-Мулька, почему не продать его тайну другому и пить кровь из обоих? Он получил возможность натравливать их друг на друга. Получил возможность по-прежнему вытягивать золото у аль-Мулька, посиживая и посмеиваясь над смертельно измученным египтянином. Славный тип наш друг Грэффин!
Так или иначе, он все выложил Джеку Кетчу. Отсюда следует, что ему было известно, кто такой на самом деле Кин, раз он сумел найти мстителя. Если нужны еще доказательства, поройтесь в памяти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Шэрон сбросила с себя притворную лень, взгляд ее сосредоточился.
— Высокий, с поднятым воротником. Я плохо его рассмотрела. Он подозвал такси. Колетт мне махнула рукой, громко расхохоталась, мужчина тоже вдруг рассмеялся и… со смехом взял ее под руку. Подъехало такси, она глянула вниз, на тротуаре валялась мужская шляпа…
У меня перед глазами предстал распростертый труп со светло-рыжими волосами, лежавший без шляпы под лестницей, с черной пороховой дырой в сердце. Он уже там лежал, потеряв шляпу в переулке, когда хохотавшая Колетт Лаверн со своим веселившимся спутником ждали такси… Эхо зловещего смеха раскатилось и замерло в тихой комнате, где сидела Шэрон с застывшим взглядом, приложив к виску руку…
— Колетт ее увидела, — продолжала она, — и говорит: «Ух, смотрите! Кто-то шляпу потерял!» А мужчина тихо сказал по-французски: «Думаю, она больше ему не понадобится, мадемуазель». Она со смехом пнула шляпу, та покатилась в лужу… Они сели в такси и уехали.
Глава 13
Браслет с бирюзой
Для полного кошмара нашему делу, изобиловавшему черным юмором, недоставало лишь этой последней детали. Она казалось абсолютно типичной как для зловещей тени, по следам которой мы шли, так и для женщины, ставшей ее жертвой. Я еще долго думал об этом после того, как Шэрон умолкла, после ее ухода.
Продолжался разговор, расспросы, но ничего нового мы не узнали.
— Устроим небольшой военный совет, — решил Банколен. — Джефф, идите обедать с мисс Грей, а потом на часок про нее позабудьте.
Я отвел ее домой, даже не сознавая в ошеломлении и потрясении, что рядом со мной настоящая Шэрон. Вернувшись, застал только Толбота с Банколеном, который закрыл раздвижную дверь в холле и указал мне на стул.
— Сядьте, — хмуро велел детектив. — Проясним кое-какие детали. Раз преступник толкает меня под руку…
Я сразу вспомнил теории Пилгрима и рассказал все, что слышал от доктора. До сих пор я мало верил его рассуждениям, но теперь, когда услышал о телефонном звонке аль-Мулька, по утверждению горничной, слабая вероятность неизмеримо окрепла.
Банколен слушал без комментариев, откинувшись на спинку кресла, прикрыв рукой глаза. Только при упоминании об оружии на стене, о коротком мече, снятом чьей-то рукой, взволнованно вскрикнул:
— Оружие! Ну разумеется… наверняка нечто подобное. Хорошо, Джефф! Прекрасно! Я даже не подумал. Хотя это, конечно, не отразилось на ходе событий. Вполне мог сгодиться и кухонный нож…
— А теория Пилгрима?
— О, мой друг, замечательно, замечательно. И от начала до конца неверно.
Толбот пристально посмотрел на него. Во время моего рассказа он возбужденно моргал, явно больше чем наполовину веря предположениям Пилгрима.
— Но послушайте, сэр, — засомневался инспектор, — ведь теперь нам известно, что господин аль-Мульк, по всей вероятности, жив!…
От усов Банколена к острой бородке протянулись глубокие морщины, прищуренные глаза засверкали под насупленными бровями, он раздраженно стукнул кулаком по ручке кресла.
— Разумеется, жив! Когда я утверждал обратное? Разве не это я целый день вам пытался втолковать? Таков ход игры Джека Кетча, ужасное жертвоприношение, идеально продуманная, взвешенная, неизбежная месть! По телефону говорил аль-Мульк. Говорил под дулом пистолета Джека Кетча, зазвав женщину на Гиблую улицу. Теперь они оба попали в одну и ту же ловушку, связаны по рукам и ногам и готовы к закланию на Гиблой улице. Вспомните, что в старину палач не просто вешал. Перед смертью людей еще медленно потрошили…
Толбот медленно, с большой осторожностью опустился на стул. На лбу его выступил пот.
— Боже милостивый, — тихо вымолвил он, словно читал молитву. — Только подумать, что они где-то в городе, а мы не имеем понятия…
— Ох, чепуха! — отмахнулся Банколен. — Я знаю, где они.
— Вы… знаете?
— Конечно.
— И сидите, как мумия, черт побери!… — Толбот, с надувшимися на лбу венами, спохватился, сдержался, пробормотал: — Прошу прощения, сэр, — сглотнул душивший его комок в горле. — Тем не менее…
Банколен, не моргнув даже глазом, сидел, косясь на Толбота долгим сверкающим непроницаемым взглядом, облокотясь на ручку кресла, касаясь пальцами виска. Деловито тикали часы на каминной полке, как будто падали капли в фонтан…
— Инспектор, — задумчиво спросил Банколен после длинной паузы, — вы любили Бронсона, правда?
— Его… все любили, сэр.
— И когда пойдете в Олд-Бейли[22] давать показания против его убийцы, пожелаете обязательно отправить его на виселицу, не так ли?
— Конечно.
— Да! — Банколен слегка шевельнул рукой, пожал плечами. — Для меня это значения не имеет. Если хотите, кликните свой летучий отряд, и я вас мгновенно, — он прищелкнул пальцами, — доставлю на Гиблую улицу… Но в таком случае, инспектор, вам никогда не поймать Джека Кетча. Больше того — узнав, кто он такой, вы никогда не сумеете обвинить его. Понимаете, он не причиняет вреда людям, способным свидетельствовать против него. Он расправился только с негром и с Бронсоном. Увы, здесь в моем распоряжении нет лабораторий Сюрте, поэтому я не могу предъявить ему обвинение в их убийстве. — Детектив помолчал. — Думаю, еще несколько часов жизнь аль-Мулька и женщины в полной безопасности. Нынче вечером, как сообщил нам Джек Кетч, наступает десятая годовщина с момента той старой дуэли. В тот же самый момент, до минуты, не раньше, он затянет петлю. На кон поставлена жизнь трех человек.
— Трех?
— Вы все еще не поняли, Толбот, — фыркнул француз. — Трех. Будет еще одна жертва.
Помолчав, Толбот откинулся на спинку кресла, вытащил свой блокнот.
— Минуту назад вы сказали, что собираетесь кое-что прояснить. Что ж, я слушаю…
— Хорошо, — кивнул Банколен, хмурясь на каминную полку. — Пожалуй, никогда еще у меня не было дела, каждая деталь которого с такой точностью вписывается в общую картину. Ни одна не уводит нас в сторону. Они попросту предстают перед нами, порождая разные личные мнения, которые каждый тоже пытается вписать в картину. В результате возникает кошмар.
Рассмотрим сначала гениальную гипотезу Пилгрима, ибо с нее вообще начинается дело. Эту теорию можно отбросить путем простого сопоставления рассуждений доктора с известными нам фактами.
Он взял сигару, но не стал раскуривать.
— Во-первых, нам известно, что аль-Мульк и Лаверн вместе старались выяснить, кто такой Джек Кетч. С этой целью они пытались выудить сведения у Доллингса, думая, будто он что-то знает. Это абсолютно ясно из рассказа самого Доллингса. Аль-Мульк бесцеремонно, навязчиво вступил с ним в беседу, направил в ночной клуб, что явно свидетельствует о его сговоре с Колетт Лаверн, и, естественно, поэтому я хотел узнать у Доллингса, о чем она его расспрашивала.
Вечером в понедельник, пять дней назад, выпивший Доллингс решил ее проводить. Она от него ускользнула, он блуждал в тумане с разнообразными приключениями, потом очутился на Райдер-стрит. Может быть, помните, как я его спрашивал, долго ли все это длилось. И ответ получил примечательный: не больше двадцати минут. Иными словами, действительно ли Доллингс, медленно пробираясь в туманной ночи, не зная, куда направляется, и описывая круги, за двадцать минут прошел несколько миль от дома Колетт Лаверн до Райдер-стрит? Больше того, по дороге он непременно бы встретил несколько лондонских улиц с ярчайшим освещением и с толпами народу… Это значит, инспектор, что Доллингс вовсе не домой ее провожал.
Банколен раскурил сигару и какое-то время пускал клубы дыма.
— Он сам понял абсурдность своего приключения, впервые сегодня услышав, что она живет на Маунт-стрит. И поэтому так удивился, придя туда нынче днем, и поэтому задал горничной глупый вопрос, давно ли они там живут. На самом деле Колетт вышла из такси совсем рядом с Райдер-стрит, где он потом оказался.
Доллингс выпустил ее из такси в час ночи пять дней назад. Как нам известно, в час ночи пять дней назад доктор Пилгрим услышал, как кто-то шагает по переулку и открывает ключом дверь клуба «Бримстон»…
Толбот вдруг ударил кулаком по ладони.
— Разумеется, это была Колетт Лаверн, — продолжал Банколен. — Если помните, я нашел ее браслет с бирюзой на черной лестнице. Доллингс предупреждал, что она потеряет его; так и вышло. Она просто шла отчитаться перед впустившим ее аль-Мульком. Но явно не желала, чтоб Доллингс знал, куда она направляется, ибо это испортило бы все. Доллингс, как вы теперь понимаете, просто вышел с угла Сент-Джеймс-стрит на Райдер-стрит, пройдя несколько сот метров. Если вы еще сомневаетесь, позовем горничную и спросим, была ли в понедельник вечером дома наша подруга Колетт.
Результат можно было предугадать. Селден явилась и подтвердила, что Колетт в ту ночь дома не было. Толбот ухмыльнулся.
— Умно, ничего не скажешь, — признал он. — Каким я был ослом…
— Ничего тут нет умного, — раздраженно возразил Банколен. — Я просто расставил хорошо известные факты в последовательном порядке. Инспектор, вы когда-нибудь слышали, что дважды два — четыре? Факт довольно известный. Сомневаюсь, чтоб даже американского мистера Кулиджа признали юмористом, если бы он решился его опровергнуть в обычном для себя эксцентричном шутовском стиле. Но тут нас и ждет западня: зная, что дважды два — четыре, мы уже не в состоянии помножить два на два. Одну двойку цепляем на люстру, другую швыряем на диван. Проблема не в умножении двоек, а в их непривычном, мистическом, устрашающем сочетании.
— Но послушайте! — вставил я. — Почему вчера вечером Колетт мне не сказала, что Доллингс привез ее не домой?
Банколен поднял брови.
— Не забывайте, Джефф, — объяснил он, — наша дама рассуждает просто и незатейливо. Думаю, ей даже в голову не приходило, что это может иметь какое-то значение, которого, кстати, оно не имеет. Она вам не сказала, где провела ночь с аль-Мульком, здесь или в его номере, потому что не видела тут никакой разницы. Да-да. Это важно для нас, но не для нее.
— А рука, которая, по свидетельству Пилгрима, сняла меч? — спросил Толбот.
— Совсем другой вопрос. Разумеется, вы приходите к выводу, что личность, открывшая ключом черную дверь аль-Мулька, и личность, снявшая меч со стены, идентичны. На чем такой вывод основан? Только на поэтических теориях Пилгрима, которые доказывают, что аль-Мульк затеял грандиозный убийственный розыгрыш. Нет-нет-нет! Полуночный визит Колетт Лаверн входил в план аль-Мулька по собственному спасению, тогда как снявшая меч рука действовала по изощренному плану, рассчитанному на его погибель…
Детектив поднялся, прошелся по комнате, глядя на Толбота, и неожиданно бросил:
— Ну? Понимаете, что это значит? Не обращайте внимания на теории Пилгрима, просто подумайте, что получается, если Доллингс действительно проводил ее до переулка за клубом «Бримстон», а потом вышел с Сент-Джеймс-стрит на Райдер-стрит? И не забудьте главное — на очень коротком пути от Сент-Джеймс-стрит до Райдер-стрит он увидел тень виселицы! Как вы сами заметили, дико было бы думать, будто самые разные лондонцы забавляются игрушечными виселицами в час ночи…
— Значит, — медленно вымолвил Толбот, — Гиблую улицу надо искать в нескольких сотнях ярдов отсюда.
Банколен отвесил низкий поклон:
— Браво, инспектор! Вот именно. И это, разумеется, означает, что… Нет, вы сами должны догадаться.
Толбот почесал блокнотом затылок и погрузился в глубокие мрачные размышления.
— Проклятье! — пробормотал он. — Все ясно. Вам было известно с самого начала?
— Естественно.
— Почему же вы не сказали, сэр? Зачем я, как дурак, искал по всему Лондону пропавшую улицу?
— Затем, — объяснил Банколен, — чтобы не предупреждать убийцу. Надо было внушить ему впечатление, будто мы лихорадочно ищем пропавшую улицу по всему Лондону, кроме того квартала, где находится его логово.
— Но если вам известен убийца…
Банколен выпустил из ноздрей тонкие струйки сигарного дыма, отвернулся от окна, сквозь которое смотрел на Маунт-стрит.
— И единственное свидетельство против него находится здесь. Ах, будь со мной доктор Бейл!… Будь со мной Саннуа, Дисслар, специалисты из их лаборатории! Я бы просто сказал: «Господа, вот разгадка. Подтвердите ее». Они склонились бы над микроскопами, затрясли бы сверкающими пробирками, с улыбками вышли бы из своей кельи, и — voila![23] — на чью-то шею падает нож гильотины! Помните, Джефф, как они подтверждали каждый мой вывод по делу Салиньи? Но их со мной нет. Поэтому я должен изобличить преступника другим способом. Должен подготовить для него ловушку, и когда он придет за третьей жертвой…
— Вы об этом уже говорили. Кто третья жертва?
— Ну разумеется, лейтенант Грэффин!… Неужели вы не поняли!
Толбот только кряхтел, разводя руками.
— Если, по вашему мнению, это так очевидно, — кисло заметил он, — я, видно, должен был понять. Только, извините, не понял. Почему Грэффин?
— Потому что Грэффин знает, кто такой Джек Кетч. Больше того… Пожалуй, надо вам объяснить.
— Да уж, сделайте одолжение, — сладким тоном попросил Толбот и опять вытер лоб.
— Нынче утром я задал вам массу вопросов, инспектор, надеясь, что они укажут верное направление. Надо было найти объяснение нескольким сомнительным неувязочкам, связанным с тем самым Грэффином. Зачем аль-Мульку, живущему уединенно, не имеющему занятий и общественных обязанностей, личный секретарь? И прежде всего, почему он взял именно Грэффина? Пьяницу, который не только не годится для такой работы, но даже хвастает, что не выполняет ее. Постоянно валяется в невменяемом состоянии, смеется над аль-Мульком, подначивает его, злит, довел уже до бешенства, так что египтянин с большим трудом сдерживается, чтоб не свернуть ему шею. И, несмотря на все это, аль-Мульк терпит любые оскорбления и фактически потакает Грэффину! Разве египтянин похож на сентиментального, добросердечного человека? Нет, нет, инспектор. На это есть только один ответ — шантаж.
Банколен стукнул кулаком по спинке кресла:
— Шантаж! Но чем Грэффин его шантажирует? Чем-то настолько серьезным, что упрямый, жестокий, хитрый аль-Мульк не смеет протестовать даже против оскорблений, которые в ином случае толкнули б его на убийство. Грэффин его шантажирует преступлением, не меньше. Незначительного скандала аль-Мульк не боится: терять ему нечего, он не рискует ни положением, ни репутацией. Он виновен в преступлении, и у Грэффина есть доказательства. Доказательства явно веские, юридические, не нуждающиеся в словесном подтверждении из уст обесчещенного спившегося офицера. Очевидно к тому же, что он, постоянно пребывая в ступоре, при себе их не держит. У кого-то наверняка хранится запечатанный конверт с пометкой «вскрыть после моей смерти». В ином случае вряд ли Грэффин посмел бы остаться один на один с нашим очаровательным египтянином.
И я снова вас спрашиваю: почему Грэффин лжет в ответ на вопрос, давно ли он служит у аль-Мулька? Увидев возможность попасться в ловушку, он признался, что нанялся на службу ровно десять лет назад в Париже. Но зачем было сначала лгать насчет места и времени? Если вспомнить, какое неприятное событие произошло тогда в жизни египтянина, мы поймем, что старался скрыть пьяный хитрец Грэффин.
Толбот кивнул, испустил долгий вздох.
— Да, — сказал он, — да. Он знает, кто убил де Лаватера.
— Совершенно верно! Помните, как он побледнел при моем замечании, что у аль-Мулька, должно быть, никогда не было повода жалеть о лишних расходах?… Я попал прямо в яблочко! Теперь наш буйный спившийся лейтенант предстает в более зловещем свете. Ну, давайте подумаем, к какому заключению это может нас привести…
Банколен, распахнув пальто, сел на ручку кресла, наставил сигару на маленького инспектора.
— Джек Кетч начал преследовать аль-Мулька сразу после приезда египтянина в Лондон, чуть больше девяти месяцев тому назад. После прискорбных событий минуло много лет, но только теперь Джек Кетч узнал настоящую правду о Кине. Раньше он, безусловно, считал, что известный ему человек был убит на войне, даже не подозревая, что он стал неведомым англичанином по имени Кин. Девять месяцев назад ему поведали правду. Факты знал один Грэффин.
Стало быть, Грэффин ему рассказал, рассказал специально. Может быть, нашего лейтенанта одолела жадность, может быть, ненависть к аль-Мульку. Он пил кровь из аль-Мулька, почему не продать его тайну другому и пить кровь из обоих? Он получил возможность натравливать их друг на друга. Получил возможность по-прежнему вытягивать золото у аль-Мулька, посиживая и посмеиваясь над смертельно измученным египтянином. Славный тип наш друг Грэффин!
Так или иначе, он все выложил Джеку Кетчу. Отсюда следует, что ему было известно, кто такой на самом деле Кин, раз он сумел найти мстителя. Если нужны еще доказательства, поройтесь в памяти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21