Но по справедливости — вы же тоже женщина, мадам, и вы поймете меня, — по справедливости мне полагается какое-то возмещение за потерянное время и мои поруганные чувства. Так ведь?У Тоби наконец прорезался голос.— Ты ей написала…? — начал он потрясение. Прю пропустила вопрос Тоби мимо ушей, подарив его лишь рассеянной, нежной улыбкой. Ей сейчас было не до него; она снова обратилась к Еве.— Ну вот, и я, значит, прошу его о возмещении, чтоб расстаться друзьями. Я желаю ему всего самого лучшего. Поздравляю его с женитьбой. Но он морочит мне голову и ссылается на свои стесненные обстоятельства.Выразительный взгляд Прю показал, что она сама об этом думает.— Тут умирает его папа. Это так печально, — в чертах Прю отразилось искреннее огорчение, — и на целую неделю я оставила его в покое, только выразила сочувствие. Правда, и сам он сказал, что благодаря наследству он теперь сможет честно со мной рассчитаться. Ну вот! А вчера он вдруг заявляет, что дела его папы запутаны; денег всего ничего; и что мой сосед, антиквар мосье Вейль, требует уплаты за сломанную табакерку, которая стоит, шутка ли сказать, с ума сойти, семьсот пятьдесят тысяч франков.— Эту записку… — снова начал Тоби. Прю по-прежнему обращалась к Еве.— Да, я написала ее, — согласилась она. — Моя сестра Ивета ничего про это не знает. Я сама додумалась.— Зачем вы ее написали? — сказала Ева.— Мадам, и вы еще спрашиваете?— Да, спрашиваю.— Любому человеку с чувствами, — сказала Прю, надув губки, — это ясно само собой. — Она подошла к Тоби и погладила его по волосам. — Я очень люблю бедняжку Тоби…Указанный джентльмен вскочил на ноги.— Ну и, честно говоря, я небогата. Хотя — признайте! — и Прю поднялась на цыпочки, чтоб полюбоваться собою в зеркале над камином, — при всем при том я неплохо выгляжу. А?— Прекрасно!— Ну так вот! Мадам, вы богаты, мне говорили. А людям с чувствами, тонким людям, мадам, не надо разжевывать такие вещи, верно?— Но я как-то…— Мадам, вы хотите замуж за бедняжку Тоби. Я, конечно, в отчаянии, но я понимаю, что к чему. Я девушка независимая. Никому не мешаю. Но практичность тут необходима. Так что, если вы сами, мадам, согласны выделить мне небольшое возмещение, все чудесно уладится, и все мы будем довольны.Снова наступила долгая пауза.— Что же тут смешного, мадам? — спросила Прю уже совсем другим голосом.— Простите меня. Я вовсе не смеюсь. То есть это я так. Можно мне сесть?— Ну, конечно. Ах, что же это я, просто неприлично! Вот сюда, пожалуйста. Это любимый стул Тоби.Багрянец, вызванный внезапным вторжением Евы, уже совершенно сполз с лица Тоби. Он уже не был животрепещущим воплощением вины, уже не напоминал замученного пятнадцатью раундами боксера, которого так и хочется похлопать по плечу со словами: «Ничего-ничего, старина».Он все еще чувствовал себя скованно, но гнев уже вступал в свои права, а с ним вместе и ощущение морального превосходства. Что ни говори, человек всегда остается человеком. Тоби попал в ужасное положение. И ему хотелось на ком-то это выместить.— Выйди, — сказал он Прю.— Мосье…— Выйди, тебе говорят!— Ты забыл, наверное, — вмешалась Ева так резко и холодно, что Тоби даже заморгал, — ты забыл, наверное, что это дом мадемуазель Прю?— Мне все равно, чей это дом. То есть… Отчаянным усилием воли Тоби овладел собой. Он обеими руками вцепился себе в волосы. И выпрямился, тяжело дыша.— Выйди отсюда, — попросил он. — Пожалуйста. Исчезни. И поживей. Мне надо поговорить с мадам.Облачко тревоги сошло с личика Прю. Она глубоко вздохнула и всем своим видом выразила предупредительность.— Безусловно, — лучезарно сказала она, — мадам захочет уточнить насчет возмещения?— В общем, да, — согласилась Ева.— Я ведь тоже понимаю, — сказала Прю. — Поверьте, мне очень приятно, что вы так благородно ко всему отнеслись, мадам. А то я беспокоилась. Ну я иду. Я буду наверху. Когда захотите меня видеть, постучите шваброй в потолок, и я спущусь.Взяв со стола пояс и иголку с ниткой, Прю направилась к двери. Она весело, приветливо кивнула обоим, продемонстрировав прелесть своих глаз, губ и зубов, и растворилась в цветочных запахах, осторожно прикрыв за собою дверь.Ева подошла к креслу возле стола и села. Она не говорила ни слова.Тоби весь дергался. Он подошел к камину и оперся на него локтем. Наэлектризованную атмосферу предгрозья, сгустившуюся в мирном уголке за цветочной лавкой, уловил бы человек даже и более толстокожий, чем Тоби Лоуз.Редко какой женщине когда выпадала такая блистательная возможность. После всех своих терзаний и мук, Ева могла, наконец, на нем отыграться. Любой беспристрастный зритель, увидевший этих двоих в уютной комнате, конечно, подстрекал бы ее броситься в бой с радостным кличем и наголову разбить врага. Но беспристрастным зрителям легко говорить.Пауза затянулась. Тоби, оперев локоть на камин и втянув шею в плечи, теребил усики и время от времени искоса поглядывал на Еву. Ева сказала только одно слово:— Ну? Глава 14 — Послушай, — выпалил Тоби с обычной своей искренностью. — Мне безумно неприятно.— Да?— Ну, что ты все узнала.— Да? И ты вне себя от страха, что банк тоже все узнает?Тоби подумал.— Нет, с этим все в порядке, — успокоил он Еву, и на лице его отразилось явное облегчение. — Значит, тебя это тревожило?— Очень возможно.— Нет, уверяю тебя, с этим все в порядке, — серьезно сказал Тоби. — Я сам об этом думал. Но нет, все обойдется. Главное — не втягивать их в открытый скандал. Частная жизнь есть частная жизнь. Между нами, — тут он огляделся по сторонам, — старик Дюфур, управляющий, таскается в Булонь к одной poule [5]. Факт! На службе все знают. Конечно, это строго между нами.— Конечно.Тоби опять покраснел.— Нравится мне в тебе, Ева, — выпалил он, — что ты все понимаешь.— Да ну?— Да, — сказал Тоби, не глядя ей в глаза. — Думаешь, мне приятно говорить о таких вещах… Разве приятно говорить о таких вещах с порядочной девушкой, а с тобой особенно. Но раз уж терять нечего… в общем, ну вот.— Да. Терять, значит, нечего?— Другая просто в обморок бы упала. Это я тебе прямо скажу. Ты себе не представляешь, чего я натерпелся в последние недели, еще до смерти отца. Ты, может, и сама заметила, что я сам на себя стал не похож. Куда девались мое спокойствие и веселость… Эта дрянь, там, наверху, — Ева вся сжалась, — это ужас что такое. Ты себе не представляешь, как я намучился.— И это все, — спросила Ева спокойно, — что ты можешь мне сказать?Тоби заморгал.— Все, что я могу тебе сказать?Ева Нил получила прекрасное воспитание. И однако же, навсегда осталась дочерью старого Джо Нила, владельца бумагопрядилен в Ланкашире. И, подобно старому Джо, она тоже кое в чем проявляла бесконечную терпимость, а кое-каких вещей совершенно не могла терпеть.Сидя на стуле, оставленном мадемуазель Прю, она увидела комнату словно в легком тумане. Она увидела затылок Тоби, отраженный зеркалом над камином, и крошечную, не более шестипенсовика, лысину, затаившуюся в густых волосах. Эта лысина окончательно переполнила чашу Евиного терпения.Ева в бешенстве выпрямилась на стуле.— Ты что, не соображаешь, какая ты наглая скотина?Тоби ушам своим не поверил.— Ты не подумал о том, — сказала Ева, — как это выглядит: весь день ты читаешь мне мораль и корчишь из себя безупречного сэра Галахада [6], толкуешь, видите ли, о своих идеалах и принципах, а сам, оказывается, давным-давно морочишь голову этой девице?Тоби был вне себя.— Ну, Ева! — пробормотал он. — Что ты! Что ты! — и он стал нервно озираться, словно опасаясь неожиданно обнаружить в комнате управляющего банком мосье Дюфура.— Что ты! — передразнила Ева. — Фу-ты ну-ты!— Не ожидал от тебя таких выражений.— Выражений! А как насчет поступков?— При чем тут поступки? — спросил Тоби.— Значит, ты можешь «понять и простить» то, что я делаю? А? Ханжа, лицемер несчастный! Уриа Гипп [7]! Ну а как насчет твоих идеалов? Как насчет них, скромный молодой человек строгих правил? А?Тоби был не просто потрясен. Он безмерно удивился. Близоруко моргая, в точности как его мать, он уставился на Еву.— Это же совсем другое дело, — возразил он недовольно, как взрослый, растолковывающий очевидные понятия несообразительному ребенку.— Вот как?— Да, вот так.— Почему же?Тоби весь напрягся, будто с него потребовали объяснить законы солнечной системы или рассказать о строении вселенной с помощью десяти односложных слов.— Ева, милая! У мужчины могут быть… ну, порывы.— Ну а у женщины, по-твоему, их не может быть?— О! — взвился Тоби. — Значит, ты сознаешься?— В чем?— Что снова связалась с этим гнусным Этвудом?— Я ничего подобного не говорила. Я сказала только, что у женщины…— Ах, нет, — и Тоби покачал головой с видом существа, наделенного непогрешимой мудростью богов. — Только не у порядочной женщины. Между мужчиной и женщиной есть разница. Женщина, поддающаяся порывам, уже не леди, и она недостойна того, чтоб ее боготворили. Потому-то ты меня и удивляешь, Ева. И хочешь начистоту, Ева? Я ни за что не позволю себе тебя оскорбить. Ты сама знаешь. Но я не могу не высказать всего, что у меня на душе, понимаешь? И мне кажется, я сегодня увидел тебя в новом свете. Мне кажется…Ева его не перебивала.Она равнодушно отметила в уме, что он стоит слишком близко к огню; что серая ткань костюма на брюках вот-вот займется; что еще секунда, и Тоби вспыхнет ярким пламенем. Но эта перспектива как-то мало ее огорчала.И тут, постучавшись, в комнату вбежала мадемуазель Прю и с извиняющимся и озабоченным выражением лица бросилась к столу.— Я — я за нитками, — объяснила она, — тут у меня был еще моток. — Мадемуазель Прю принялась рыться в корзинке с шитьем, и в ту же секунду Тоби подпрыгнул как ужаленный, к немалому торжеству Евы. Ему обожгло ляжки.— Милый Тоби, — сказала мадемуазель Прю, — и вы, мадам. Может быть, можно не так громко? У нас тут живут все люди порядочные, и мы не любим беспокоить соседей.— А мы кричали?— Очень громко. Слов я не разобрала, я не понимаю по-английски. Но, наверное, это что-то нехорошее. — Она нашла моток красных ниток и подняла поближе к лампе. — Надеюсь, вы спорите не насчет… насчет возмещения?— Почему же, — сказала Ева.— Мадам…— Я не хочу откупать у вас вашего любовника, — сказала Ева, отчего Тоби потерял последние остатки самообладания. Надо отдать справедливость Тоби, такая постановка вопроса злила его не меньше, чем Еву.— Но я могу предложить вам следующее, — продолжала дочь старого Джо Нила.— Я дам вам двойное возмещение, если вы убедите свою сестру Ивету, чтоб она созналась полиции, что заперла дверь у меня под носом в ту ночь, когда убили сэра Мориса Лоуза.Прю слегка побледнела, отчего розовые губки и глазки в темных ресницах стали только выигрышней.— Я не отвечаю за сестру, не знаю, что она там делает.— Вы не знаете, например, что она подводит меня под арест? Может быть, в надежде, что тогда мосье Лоуз женится на вас?— Мадам! — вскричала Прю. Нет, подумала Ева, она и правда ничего не знала. — Насчет ареста ты не беспокойся, — вмешался Тоби. — Они так, пугают. Они на это не пойдут.— Ты думаешь? Да они только что явились ко мне в дом целой оравой тащить меня в тюрьму, я насилу убежала от них сюда.Тоби дернул себя за воротник. Хоть Ева сказала последнюю фразу по-английски, перепуганная Прю, без сомнения, уловила ее смысл. Она проверила еще один моток ниток и бросила на стол.— И они могут явиться сюда?— Не удивлюсь, — ответила Ева.Прю дрожащими руками рылась в корзинке с шитьем, выуживала оттуда разные разности и, тупо оглядев, бросала на стол. Мотки ниток. Булавки. Ножницы. За ними непостижимым образом последовали рожок для туфель, свернутый сантиметр и сетка для волос, зацепившаяся за колечко.— Я знала, — сказала Ева, — что ваша сестра на чем-то помешана. Но не догадывалась, что на вас.— Мерси, мадам!— Но дело не выгорит. Номер не пройдет. Мосье Лоуз не собирается на вас жениться, как он, наверное, и сам вам уже говорил. А моей жизни грозит серьезная опасность, и ваша сестра может меня выручить.— Не понимаю, о чем вы говорите. Ивета считает меня дурочкой. Она мне ничего не рассказывает.— Прошу вас! — взмолилась Ева. — Ваша сестра прекрасно знает, что было той ночью. Она может подтвердить, что мосье Этвуд все время находился у меня в комнате. Если ему не поверят, ей-то поверят. Если она мечтает о моем аресте только из-за вас, тогда, конечно.Тут Ева осеклась и, пораженная, вскочила со стула. Прю выпростала уже почти всю корзинку. Последнее, что она презрительно швырнула на мотки и булавки, могло быть дешевой побрякушкой. Или это была отнюдь не дешевая побрякушка. Мелкие граненые прозрачные камешки, перемежающиеся с мелкими голубыми камнями, оправленные в металл филигранной работы старинного рисунка, составляли ожерелье. Когда оно змейкой свернулось на столе, холодный свет лампы побежал по камешкам, и они вспыхнули и замигали.— Откуда, — спросила Ева, — вы это взяли?Прю вздернула бровки.— Это? Да это же дешевка, мадам.— Дешевка?— Ну да, мадам.— Бриллианты и бирюза, — Ева взяла ожерелье за один конец, и оно зазмеилось под лампой. — Это ожерелье мадам де Ламбаль! Или я совсем сошла с ума, или я недавно видела его в коллекции сэра Мориса Лоуза. В горке сразу налево от двери, как войдешь в кабинет.— Бриллианты и бирюза? Ошибаетесь, мадам, — не без горечи проговорила Прю.— Не верите? Ладно! Можете зайти в лавку мосье Вейля тут рядом, и пусть он вам его оценит.— Да, — как-то странно спросил Тоби. — Где же ты его взяла, малышка?Прю переводила взгляд с Тоби на Еву.— Может, я и правда такая дура, как считает моя сестра, — самоуверенный лобик наморщился, — наверное, зря я все это затеяла. Господи, да сестра убьет меня, если я дала маху! Вы хотите меня запутать. Я вам не верю. Больше я не отвечаю на ваши вопросы, слышите? Я… Я сейчас позвоню сестре.Бросив им в лицо эту страшную угрозу, Прю выскочила из комнаты, так что они и ахнуть не успели. Они услыхали дробный стук ее каблучков по лестнице. Ева бросила ожерелье на стол.— Ты ей подарил его, Тоби?— О, черт, нет!— Точно?— Еще бы! К тому же, — добавил Тоби, вдруг повернувшись к ней спиной так, что его лицо теперь смотрело на нее из зеркала, — то ожерелье осталось на своем месте.— Да…?— Оно как лежало, так и лежит за стеклом в горке направо от двери. По крайней мере, час назад, когда я уходил из дому, оно там лежало. Я помню, Дженис еще мне про него говорила.— Тоби, — спросила Ева, — на ком были те коричневые перчатки?Зеркало, слегка испорченное ржавчиной, странно отражало лицо Тоби.— Когда меня сегодня допрашивала полиция, — сказала Ева, чувствуя, как напрягся у нее каждый нерв, — я не сказала всей правды. Нед Этвуд видел того, кто убил твоего отца. И я чуть не увидела. Кто-то в коричневых перчатках вошел в кабинет, разбил табакерку и убил сэра Мориса. Может быть, Нед и выживет. И если он выживет, — глаза Тоби в зеркале слегка закосили, — он расскажет, что он увидел. Больше мне нечего тебе сказать, Тоби. Но это ты запомни. Кто бы он ни был, это был член вашего чудесного, милого семейства.— Грязная ложь, — негромко сказал Тоби.— Да? Что ж, думай, как хочешь.— Что видел твой… твой приятель?Ева ему рассказала.— И ты ничего не сказала об этом Горону, — заметил Тоби. Он совсем осип.— Нет! И знаешь почему?— Откуда же мне знать? Наверное, чтобы не упоминать о своих страстных объятьях с…— Тоби Лоуз, ты что, хочешь заработать по физиономии?— Переходим на пошлый тон, а?— И ты еще будешь мне говорить о пошлости?— Прости. — Тоби закрыл глаза и сжал кулаки. — Но пойми, Ева. Это уж последняя капля. Я не хочу, чтобы трепали имена мамы и сестры, слышишь?— Да кто говорит о твоей матери и сестре? Я тебе рассказала только про то, что может подтвердить Нед Этвуд и, наверное, еще Ивета Латур. И я-то, дура, молчала, только чтоб как-нибудь не задеть твои чувства. Видите ли, такой благородный, такой прямой молодой человек…Тоби показал на потолок.— Ты что же, ее хочешь на меня натравить?— Никого я не хочу на тебя натравливать.— Ревнуешь, а? — оживился Тоби.Ева подумала.— Нет. Самое смешное, что вряд ли. — Она расхохоталась. — Видел бы ты, как у тебя вытянулось лицо, когда я вошла! Хорош бы ты был, если б за мной и правда приволоклась полиция. И вот вам пожалуйста, — мадемуазель Прю и ожерелье, в точности такое же, как…Портьера, отделявшая гостиную от лавки, была из темной тяжелой обивочной ткани. Чья-то рука отодвинула портьеру. Ева увидела кривую улыбку — странную улыбку, как будто что-то не в порядке со ртом, — на лице высокого человека в старом спортивном костюме; человек вошел в гостиную и снял шляпу.— Простите, что я вмешиваюсь, — сказал Дермот Кинрос, — но нельзя ли мне взглянуть на это ожерелье?Тоби резко повернулся.Дермот подошел к столу и положил на него шляпу. Он взял в руки снизку белых и голубых камешков и поднес к лампе. Он перебирал их пальцами. Вынув из кармана ювелирную линзу, он довольно неловко вставил ее в правый глаз и снова обследовал колье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19