Оба мужчины обернулись так порывисто, словно их поймали на месте преступления.
В дверях застыла женщина неземной красоты, с буйной жгуче-рыжей шевелюрой.
– Кофе готов! – жизнерадостно объявила Октавия Брайтуэлл.
Второго приглашения Рейфу не понадобилось. Он заметил, что и Митчелл не стал медлить в саду: очевидно, и он порадовался возможности закончить тягостный разговор.
Бок о бок они двинулись по дорожке обратно к дому.
Ханна вставила ключ в замочную скважину.
– Мое мнение ничего не меняет, но если хочешь знать, Октавия мне понравилась.
Рейф пожал плечами.
– Мне тоже. Ну и что? Все равно она слишком молода для деда. Гейб прав. Это выглядит смешно и нелепо.
Ханна улыбнулась:
– Гораздо смешнее слышать это от Мэдисона. Не обижайся, но в вашей семьей мужчины никогда не задумывались о том, что скажут люди, особенно когда дело касалось их личной жизни.
– Личная жизнь моего деда – совсем другое дело, – хмуро возразил Рейф.
Ханна прислушалась к стуку когтей Уинстона, в нетерпении скачущего за дверью.
– Если тебя это утешит, Октавия призналась мне, что они с твоим дедом просто друзья. И я ей верю.
– Вот как?
Одарив Рейфа испытующим взглядом, Ханна открыла дверь.
Прогулявшись после ужина по саду, Рейф, погруженный в свои мысли, вернулся в дом. Он всегда былл непроницаемым, но теперь излучал мрачность, разгадать которую Ханна не могла и только гадала, что произошло; в саду между Рейфом и его дедом.
Уинстон выскочил в открытую дверь – как всегда раздираемый необходимостью соблюдать приличия и неукротимыми эмоциями.
– Славный пес. – Ханна наклонилась и погладила его. – Лучший шнауцер во вселенной.
Уинстон всем видом выразил удовольствие.
Рейф наблюдал за ними с мрачным любопытством.
– Знаешь, он тебе поверил.
– Ну и что? Я сказала правду. – Ханна посторонилась, пропустила Уинстона, и тот сбежал с крыльца, мимоходом ткнувшись в ладонь Рейфа. Пес скрылся в кустах.
Ханна шагнула в дом и включила свет.
– Пожалуй, я все-таки задам один вопрос, даже если потом об этом пожалею. Скажи, вы с дедом не поссорились в саду?
– Нет. – Рейф без приглашения вошел в дом.
– Ясно. – Ханна растерялась, не зная, что теперь делать.
Дверь она оставила открытой для Уинстона. Пес вскоре вернулся и направился прямиком к Рейфу.
Прикрыв дверь, Ханна прислонилась к ней. Рейф присел и почесал шнауцера за ухом. Уинстон блаженно закрыл глаза.
– Все было, как обычно, – помолчав еще немного, добавил Рейф.
– Как обычно?
Рейф не сводил глаз с Уинстона, который жаждал внимания.
– Митчелл напомнил мне, что поработать в «Коммерческой компании Мэдисона» никогда не поздно.
– Вот оно что! – Ханна направилась в кухню. В минуты сомнений нет ничего лучше чашки чаю. – И ты, конечно, ответил ему как всегда.
– Само собой. Мы с Митчеллом всегда так общаемся. Он дает советы, а я говорю, что не стану им следовать. Мы прекрасно понимаем друг друга.
– Тетя Изабель часто повторяла, что вы с дедом ссоритесь с тех пор, как ты стал подростком, – потому что вы слишком похожи. – Ханна налила воды в чайник и поставила его на плиту.
– Эта точка зрения мне знакома. – Рейф еще раз погладил Уинстона, поднялся и прошел в кухню. Остановившись в дверях, он прислонился плечом к косяку и скрестил руки на груди. – Но мы с Митчеллом не разделяем ее.
Ханна опять остро почувствовала его близость. Рейф следил за каждым ее движением, пока она готовила чай.
– Напрасно, – негромко возразила она. – Вы оба решительны, своевольны, независимы и временами дьявольски упрямы. Должно быть, у вас один и тот же Девиз.
– Какой?
– «Никогда не извиняйся, ничего не объясняй».
Рейф испытал мгновенное желание изобразить обиду.
– А тебе никогда не приходило в голову, что у нас с твоей собакой есть кое-что общее?
– Что, например?
Рейф бесстрастно улыбнулся:
– Я тоже способен верить тебе, когда ты объясняешь, как относишься ко мне.
Ханна подняла брови:
– Чужое мнение для тебя ничего не значит?
– Ничего ты не понимаешь. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
– И ты можешь это доказать?
– Ладно, я на самом деле решительный, надменный и независимый. – Он пренебрежительно усмехнулся. – Но с последним пунктом я категорически не согласен. С чего ты взяла, что я дьявольски упрям?
Она торжествующе улыбнулась:
– Ты же наотрез отказываешься обсуждать проблем с Дримскейпом.
– А, вот оно что!
– Именно.
Он небрежно пожал плечами:
– В мире нет совершенства.
– Если не считать Уинстона, – поспешила добавит Ханна, опасаясь, что пес услышит последнее замечание и забеспокоится.
Последовала краткая пауза.
– В саду Митчелл сказал еще кое-что, – наконец признался Рейф.
Ханна оглянулась через плечо, пересыпая в чайник заварку:
– Что?
– Что мне пора жениться.
Почему-то у нее судорожно сжался желудок. Ханна надеялась, что причина – отнюдь не жареный лосось, съеденный за ужином. На вкус он был изумительным, но рыбные блюда часто оказываются коварными.
– А ты, конечно, запретил ему лезть в твою личную жизнь. – Ханна перевела взгляд на чайник, мысленно умоляя его закипеть побыстрее.
Рейф не ответил.
Чайник тоненько засвистел. Очень вовремя, решила Ханна. Радуясь возможности отвлечься, она торопливо залила заварку кипятком.
Спустя минуту она вздохнула с облегчением: наконец-то она успокоилась. Но, обернувшись, она застыла с неестественной улыбкой на губах: Рейф успел пройти в кухню и теперь стоял совсем рядом.
Слишком близко.
– Я не стал тратить лишних слов, – заявил Рейф, не сводя глаз с ее лица. – Но в целом ты права. Я дал ему понять, что буду жить так, как хочу.
– Как обычно.
– Да.
Совсем растерявшись, Ханна лихорадочно придумывала ответ, так и не придумала, прокашлялась и выпалила:
– Чего же ты хочешь?
– Прямо сейчас поцеловать тебя.
Глава 7
Ханна окаменела. По-настоящему страшно ей стало, когда она поняла, что разделяет желание Рейфа. Должно быть, он обо всем догадался по ее глазам.
Она облизнула губы и задала единственный вопрос, который имел значение:
– Почему?
– А разве для этого должны быть причины?
– Да. – Ханна попятилась, наткнулась на кухонный стол, завела руки за спину и оперлась на него. – Да, конечно. Особенно в такой ситуации.
– В какой?
– Ты… я… Дримскейп…
– А если выяснится, что у меня нет никаких причин, кроме желания поцеловать тебя?
– Важно другое, – осторожно объяснила она. – Какой бы ни была причина, она должна не иметь никакого отношения к Дримскейпу.
Рейф поднял руки и медленно сомкнул их на затылке Ханны. Его ладони приятно согревали кожу. Ханна почувствовала, как он силен, но поняла, что он умеет сдерживаться. Это сочетание взволновало ее.
Его большие пальцы легко скользили по коже у нее за ушами. Слегка приподняв подбородок Ханны, Рейф склонился к ее губам.
– Особняк тут ни при чем, – сказал он, почти касаясь ее губ. – Можешь поверить мне на слово.
На этот раз поцелуй был настоящим, а не мимолетным, ничего не значащим прикосновением, которым Рейф одарил Ханну восемь лет назад, проводив ее до дома. Ханна испытала именно то ощущение, которого ожидала, – потрясение.
Возбуждение всецело завладело ею, напоминая вспышку пламени от горящей спички. Пламя взметнулось вверх внезапно, яростное и неистовое. Источник жидкого огня находился где-то внизу живота Ханны. Она; слышала стук собственного сердца. Оно спешило так, что при других обстоятельствах Ханне был бы обеспечен экстренный вызов врача. Рейф не спешил.
Похоже на девичьи мечты, мелькнуло в голове у Ханны. Только девушки-подростки даже не представляют себе, какими бывают настоящие поцелуи. Их способны оценить лишь зрелые женщины, знающие, что чуткие пальцы и нежные губы у мужчин – большая редкость.
Рейф осторожно прижал ее к краю стола. Ханна ощутила сквозь ткань крупную выпуклость у него под брюками. А эта деталь в девичьих фантазиях присутствует редко.
Он склонил голову набок, провел ладонями по ее шее до груди. Ханну вдруг охватило нетерпение. Она с трудом отстранилась от края стола, впивающегося в ноги. Рейф пробормотал пару слов, за которые в общественном месте его, вероятно, арестовали бы. Скрыть желание он даже не пытался. Сознание того, что он жаждет ее, лишило Ханну остатков здравого смысла.
«Это всего лишь поцелуй, – думала она. – Что в этом плохого?»
Кто-то негромко застонал. Подумав, Ханна решила, что стонала она сама. Значит, самообладание она не сохранила. Но ведь это только поцелуй! Через минуту она напрочь забыла о собственном поведении. Значение имело только то, что она обвила обеими руками шею Рейфа.
И услышала хриплый стон. На этот раз стонала не она, а Рейф.
В его объятиях Ханна почувствовала, как быстро он теряет власть над собой. Сознает ли он это? А если он совсем потеряет голову? Но стоит ли думать об этом? Какое ей дело?
Пол под ногами Ханны покачнулся. Как в тумане, она поняла, что Рейф подхватил ее на руки, и задрожала всем телом.
Он замедлил шаг только для того, чтобы погасить свет, а потом унес ее из кухни в гостиную, где уложил на старый диван и лег сверху. Его губы заскользили по шее Ханны, она могла бы поклясться, что ощущает прикосновение зубов. Ее вновь охватил трепет возбуждения. Крепкое мужское тело вдавливало ее в подушки дивана.
Услышав скрежет собачьих когтей по дереву, Ханна на миг открыла глаза. В полутьме она разглядела Уинстона, торопливо поднимающегося на второй этаж. Очевидно, его смутило то, что творилось на диване.
Ей тоже следовало бы постыдиться, подумала она. Но с этим можно и подождать.
А пока ее тело пело изумительную мелодию. В последние годы она иногда улавливала несколько аккордов этой мелодии, но до великолепного финала ни разу не добиралась.
Ладони Рейфа проскользнули под ее свитер, легко расправились с застежкой лифчика. Когда он коснулся большим пальцем соска, Ханна чуть не вскрикнула. Она и не подозревала, что все ее тело приобрело необычайную чувствительность. Она очутилась в небывалой стране с размытой границей между острым наслаждением и болью.
– Я весь день мечтал об этом, – прошептал Рейф, уткнувшись в ее плечо. – Чуть не сошел с ума, пока дождался…
Он провел ладонью по изгибу ее бедра. Ханна почувствовала, что он расстегивает молнию на ее слаксах. События развивались стремительно. Даже чересчур. Но найти весомые причины, чтобы остановиться, ей не удавалось.
По лестнице снова затопотал Уинстон. Почему-то мысли о шнауцере образумили Ханну.
– Пожалуй, хватит, – сумела выговорить она.
– Нет. – Рейф поднял свитер и принялся целовать ее грудь. – Я хочу тебя с тех пор, как ты вернулась.
– Очень мило.
Он вдруг затих, потом поднял голову и уставился на нее блестящими глазами.
– Мило?
– Я польщена. Честное слово.
– Польщена… – с расстановкой повторил он. – Прекрасно. Польщена. Черт!
Ханна с трудом сглотнула.
– Не хочу показаться недотрогой или ханжой, но..
– Но все-таки ты – мисс Паинька, верно?
– Не совсем так. – Раздражение Ханны быстро нарастало. – Дело в том, что мы совсем чужие люди…
– Твоя фамилия – Харт. Моя – Мэдисон. По-моему, мы знаем друг друга всю жизнь.
Ханна растерянно заморгала:
– Любопытная точка зрения. Пожалуй, даже в чем-то верная. Но слишком уж упрощенная, не находишь?
– Ты всегда так ведешь себя на свиданиях?
– А разве мы на свидании? Я просто сделала тебе одолжение.
Он расплылся в бесконечно медленной и бесконечно обольстительной улыбке.
– В таком случае позволь поблагодарить тебя. – И он снова потянулся к ее губам.
Чтобы удержать его, Ханна уперлась ладонями ему в грудь.
– Я считаю…
Он ответил ей взглядом вежливого удивления.
– Ты считаешь? – переспросил он, подчеркнув последнее слово.
– Да, считаю, – раздраженно повторила она, – что мы действительно знаем о существовании друг друга всю жизнь, но это еще не значит, что мы близкие знакомые. По-моему, мы все-таки чужие люди.
– Тс-с! – Он вдруг зажал ей рот ладонью.
В ярости Ханна схватила его за запястье и попыталась оттолкнуть руку.
Ей так не терпелось объяснить, что подобные выходки ее ничуть не возбуждают, что она не сразу заметила, как насторожился Рейф. Вдруг она поняла, что он лежит не шевелясь, повернув голову к входной двери.
Послышалось тихое поскуливание. Уинстон опять сидел у двери, как прошлой ночью, и буквально излучал настороженность.
– Он что-то услышал. – Рейф убрал ладонь с губ Ханны, сел и уставился на пса.
– Наверное, какой-то зверек роется в мусоре. – Ханна торопливо привела одежду в порядок. – Скорее всего, скунс. Или просто кошки.
– Может быть. – Рейф задумчиво смотрел на Уинстона.
Ханна села.
– Он и прошлой ночью сидел под дверью.
Рейф поднялся и направился к двери. У окна он остановился и осторожно отодвинул штору.
– Туман такой, что не видно даже перил веранды.
Уинстон опять заскулил, оглянулся на Рейфа, перевел взгляд на дверь и снова на Рейфа. Пес явно намекал, что он не прочь выйти из дома, посмотреть, в чем дело. Ханне стало зябко. То же ощущение тревоги посетило ее вчера ночью.
– Кто бы это ни был, к дому он не подходит, – . заговорила она. – Уинстон охрип бы от лая, если бы учуял кого-нибудь на веранде.
– Верно. – Рейф потянулся к дверной ручке. Уинстон напружинился, готовый протиснуться в щель, кап только дверь приоткроется.
Ханну охватил настоящий страх. Интуиция настойчиво подсказывала ей, что открывать дверь слишком опасно.
– Ты что, спятил? – Она вскочила, подбежала т двери и схватила Уинстона за ошейник. – Не вздумай! выпустить его! Уинстон вырос в высотном доме посреди большого города. Он никогда не сталкивался с дикими зверями. А если они окажутся крупнее и сильнее, чем он?
Уинстон вырывался, весь дрожа от возбуждения. Он настойчиво тянулся носом к щели под дверью.
Рейф кивнул:
– Ладно, городской пес, сиди дома, будь умницей. Я обойдусь и без тебя.
– Не смей! – Ханна отпустила Уинстона и заслонила дверь, раскинув руки. – Ты тоже никуда не пойдешь!
Рейф усмехнулся.
– Думаешь, тот, кто бродит вокруг дома, крупнее и сильнее меня? Ты забыла, что мы в Эклипс-Бей? Здесь уровень преступности близок к нулевому.
Уинстон снова заскулил и беспокойно завертелся на месте.
Ханна гневно уставилась на них обоих, но от двери не отошла. Мысленно она подыскивала разумные и убедительные аргументы, надеясь отговорить обоих от необдуманного поступка.
– Успокойтесь оба! У вас просто прилив тестостерона. Давайте сначала все обдумаем, ладно? Возможно, там просто скунс. Вам известно, сколько времени понадобится, чтобы выветрился запах скунсовой струи? Вам обоим придется целую неделю спать на пляже.
– Вряд ли это скунс, – задумчиво возразил Рейф. – Он направился бы прямиком к мусорным бакам, и мы сразу услышали бы лязг.
– Если это не скунс, значит, кто-то еще пострашнее, – сквозь зубы подхватила Ханна. – Может, какой-нибудь бродячий питбуль или ротвейлер. В округе полным-полно злобных собак.
– Звучит неубедительно, – заявил Рейф.
– Ну и что? Это мое мнение, и я намерена отстаивать его. Вы оба останетесь дома, и точка. Ты же сам сказал, что не видно даже перил веранды. Какой смысл блуждать в тумане?
Рейф уставился на нее, и Ханна вдруг поняла, что он с трудом сдерживает смех.
– В чем дело? – возмутилась она.
– Ни в чем. – Он снова выглянул в окно. – Я вдруг понял: если ты не выпустишь меня из дома, мне придется переночевать здесь. Вот и все.
Ханна смутилась.
– Ты сможешь уехать, как только Уинстон успокоится.
– В тумане ни черта не видно.
– Оставь машину здесь и иди домой пешком.
Рейф задернул штору. Его глаза по-прежнему насмешливо блестели.
– Ну что еще? – не выдержала Ханна.
– А если кто-нибудь проедет мимо твоего дома рано утром и заметит мою машину?
Она вздохнула:
– Полгорода уже и так подозревают нас.
– А если в темноте на меня нападет свора бешеных ротвейлеров и питбулей?
Ханна отошла от двери только затем, чтобы выглянуть в окно и убедиться: туман окружил дом сплошной серой стеной, от которой отражался желтоватый свет фонаря на веранде.
Она перевела взгляд на Уинстона, который беспокойно топтался у двери. Тот, кого он почуял, был где-то рядом. Ханна приняла решение.
– Сначала мы выпьем чаю, – заявила она, – и если туман не рассеется, ты переночуешь на диване в гостиной.
Рейф согласился подозрительно быстро.
Уинстон утратил интерес к щели под дверью к тому времени, как закончилось чаепитие. А Рейф с удовольствием обнаружил, что туман не рассеялся – наоборот, стал еще гуще.
Сегодня ему повезло.
Ханна остановилась у него за спиной, глядя через плечо.
– Ну, что там?
– Чудесная ночь – в самый раз для скунсов и бешеных собак.
– Не смешно. – Она обхватила себя обеими руками и поежилась, как от холода. – Похоже, тебе придется остаться здесь.
– Я не хотел бы злоупотреблять твоим гостеприимством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
В дверях застыла женщина неземной красоты, с буйной жгуче-рыжей шевелюрой.
– Кофе готов! – жизнерадостно объявила Октавия Брайтуэлл.
Второго приглашения Рейфу не понадобилось. Он заметил, что и Митчелл не стал медлить в саду: очевидно, и он порадовался возможности закончить тягостный разговор.
Бок о бок они двинулись по дорожке обратно к дому.
Ханна вставила ключ в замочную скважину.
– Мое мнение ничего не меняет, но если хочешь знать, Октавия мне понравилась.
Рейф пожал плечами.
– Мне тоже. Ну и что? Все равно она слишком молода для деда. Гейб прав. Это выглядит смешно и нелепо.
Ханна улыбнулась:
– Гораздо смешнее слышать это от Мэдисона. Не обижайся, но в вашей семьей мужчины никогда не задумывались о том, что скажут люди, особенно когда дело касалось их личной жизни.
– Личная жизнь моего деда – совсем другое дело, – хмуро возразил Рейф.
Ханна прислушалась к стуку когтей Уинстона, в нетерпении скачущего за дверью.
– Если тебя это утешит, Октавия призналась мне, что они с твоим дедом просто друзья. И я ей верю.
– Вот как?
Одарив Рейфа испытующим взглядом, Ханна открыла дверь.
Прогулявшись после ужина по саду, Рейф, погруженный в свои мысли, вернулся в дом. Он всегда былл непроницаемым, но теперь излучал мрачность, разгадать которую Ханна не могла и только гадала, что произошло; в саду между Рейфом и его дедом.
Уинстон выскочил в открытую дверь – как всегда раздираемый необходимостью соблюдать приличия и неукротимыми эмоциями.
– Славный пес. – Ханна наклонилась и погладила его. – Лучший шнауцер во вселенной.
Уинстон всем видом выразил удовольствие.
Рейф наблюдал за ними с мрачным любопытством.
– Знаешь, он тебе поверил.
– Ну и что? Я сказала правду. – Ханна посторонилась, пропустила Уинстона, и тот сбежал с крыльца, мимоходом ткнувшись в ладонь Рейфа. Пес скрылся в кустах.
Ханна шагнула в дом и включила свет.
– Пожалуй, я все-таки задам один вопрос, даже если потом об этом пожалею. Скажи, вы с дедом не поссорились в саду?
– Нет. – Рейф без приглашения вошел в дом.
– Ясно. – Ханна растерялась, не зная, что теперь делать.
Дверь она оставила открытой для Уинстона. Пес вскоре вернулся и направился прямиком к Рейфу.
Прикрыв дверь, Ханна прислонилась к ней. Рейф присел и почесал шнауцера за ухом. Уинстон блаженно закрыл глаза.
– Все было, как обычно, – помолчав еще немного, добавил Рейф.
– Как обычно?
Рейф не сводил глаз с Уинстона, который жаждал внимания.
– Митчелл напомнил мне, что поработать в «Коммерческой компании Мэдисона» никогда не поздно.
– Вот оно что! – Ханна направилась в кухню. В минуты сомнений нет ничего лучше чашки чаю. – И ты, конечно, ответил ему как всегда.
– Само собой. Мы с Митчеллом всегда так общаемся. Он дает советы, а я говорю, что не стану им следовать. Мы прекрасно понимаем друг друга.
– Тетя Изабель часто повторяла, что вы с дедом ссоритесь с тех пор, как ты стал подростком, – потому что вы слишком похожи. – Ханна налила воды в чайник и поставила его на плиту.
– Эта точка зрения мне знакома. – Рейф еще раз погладил Уинстона, поднялся и прошел в кухню. Остановившись в дверях, он прислонился плечом к косяку и скрестил руки на груди. – Но мы с Митчеллом не разделяем ее.
Ханна опять остро почувствовала его близость. Рейф следил за каждым ее движением, пока она готовила чай.
– Напрасно, – негромко возразила она. – Вы оба решительны, своевольны, независимы и временами дьявольски упрямы. Должно быть, у вас один и тот же Девиз.
– Какой?
– «Никогда не извиняйся, ничего не объясняй».
Рейф испытал мгновенное желание изобразить обиду.
– А тебе никогда не приходило в голову, что у нас с твоей собакой есть кое-что общее?
– Что, например?
Рейф бесстрастно улыбнулся:
– Я тоже способен верить тебе, когда ты объясняешь, как относишься ко мне.
Ханна подняла брови:
– Чужое мнение для тебя ничего не значит?
– Ничего ты не понимаешь. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
– И ты можешь это доказать?
– Ладно, я на самом деле решительный, надменный и независимый. – Он пренебрежительно усмехнулся. – Но с последним пунктом я категорически не согласен. С чего ты взяла, что я дьявольски упрям?
Она торжествующе улыбнулась:
– Ты же наотрез отказываешься обсуждать проблем с Дримскейпом.
– А, вот оно что!
– Именно.
Он небрежно пожал плечами:
– В мире нет совершенства.
– Если не считать Уинстона, – поспешила добавит Ханна, опасаясь, что пес услышит последнее замечание и забеспокоится.
Последовала краткая пауза.
– В саду Митчелл сказал еще кое-что, – наконец признался Рейф.
Ханна оглянулась через плечо, пересыпая в чайник заварку:
– Что?
– Что мне пора жениться.
Почему-то у нее судорожно сжался желудок. Ханна надеялась, что причина – отнюдь не жареный лосось, съеденный за ужином. На вкус он был изумительным, но рыбные блюда часто оказываются коварными.
– А ты, конечно, запретил ему лезть в твою личную жизнь. – Ханна перевела взгляд на чайник, мысленно умоляя его закипеть побыстрее.
Рейф не ответил.
Чайник тоненько засвистел. Очень вовремя, решила Ханна. Радуясь возможности отвлечься, она торопливо залила заварку кипятком.
Спустя минуту она вздохнула с облегчением: наконец-то она успокоилась. Но, обернувшись, она застыла с неестественной улыбкой на губах: Рейф успел пройти в кухню и теперь стоял совсем рядом.
Слишком близко.
– Я не стал тратить лишних слов, – заявил Рейф, не сводя глаз с ее лица. – Но в целом ты права. Я дал ему понять, что буду жить так, как хочу.
– Как обычно.
– Да.
Совсем растерявшись, Ханна лихорадочно придумывала ответ, так и не придумала, прокашлялась и выпалила:
– Чего же ты хочешь?
– Прямо сейчас поцеловать тебя.
Глава 7
Ханна окаменела. По-настоящему страшно ей стало, когда она поняла, что разделяет желание Рейфа. Должно быть, он обо всем догадался по ее глазам.
Она облизнула губы и задала единственный вопрос, который имел значение:
– Почему?
– А разве для этого должны быть причины?
– Да. – Ханна попятилась, наткнулась на кухонный стол, завела руки за спину и оперлась на него. – Да, конечно. Особенно в такой ситуации.
– В какой?
– Ты… я… Дримскейп…
– А если выяснится, что у меня нет никаких причин, кроме желания поцеловать тебя?
– Важно другое, – осторожно объяснила она. – Какой бы ни была причина, она должна не иметь никакого отношения к Дримскейпу.
Рейф поднял руки и медленно сомкнул их на затылке Ханны. Его ладони приятно согревали кожу. Ханна почувствовала, как он силен, но поняла, что он умеет сдерживаться. Это сочетание взволновало ее.
Его большие пальцы легко скользили по коже у нее за ушами. Слегка приподняв подбородок Ханны, Рейф склонился к ее губам.
– Особняк тут ни при чем, – сказал он, почти касаясь ее губ. – Можешь поверить мне на слово.
На этот раз поцелуй был настоящим, а не мимолетным, ничего не значащим прикосновением, которым Рейф одарил Ханну восемь лет назад, проводив ее до дома. Ханна испытала именно то ощущение, которого ожидала, – потрясение.
Возбуждение всецело завладело ею, напоминая вспышку пламени от горящей спички. Пламя взметнулось вверх внезапно, яростное и неистовое. Источник жидкого огня находился где-то внизу живота Ханны. Она; слышала стук собственного сердца. Оно спешило так, что при других обстоятельствах Ханне был бы обеспечен экстренный вызов врача. Рейф не спешил.
Похоже на девичьи мечты, мелькнуло в голове у Ханны. Только девушки-подростки даже не представляют себе, какими бывают настоящие поцелуи. Их способны оценить лишь зрелые женщины, знающие, что чуткие пальцы и нежные губы у мужчин – большая редкость.
Рейф осторожно прижал ее к краю стола. Ханна ощутила сквозь ткань крупную выпуклость у него под брюками. А эта деталь в девичьих фантазиях присутствует редко.
Он склонил голову набок, провел ладонями по ее шее до груди. Ханну вдруг охватило нетерпение. Она с трудом отстранилась от края стола, впивающегося в ноги. Рейф пробормотал пару слов, за которые в общественном месте его, вероятно, арестовали бы. Скрыть желание он даже не пытался. Сознание того, что он жаждет ее, лишило Ханну остатков здравого смысла.
«Это всего лишь поцелуй, – думала она. – Что в этом плохого?»
Кто-то негромко застонал. Подумав, Ханна решила, что стонала она сама. Значит, самообладание она не сохранила. Но ведь это только поцелуй! Через минуту она напрочь забыла о собственном поведении. Значение имело только то, что она обвила обеими руками шею Рейфа.
И услышала хриплый стон. На этот раз стонала не она, а Рейф.
В его объятиях Ханна почувствовала, как быстро он теряет власть над собой. Сознает ли он это? А если он совсем потеряет голову? Но стоит ли думать об этом? Какое ей дело?
Пол под ногами Ханны покачнулся. Как в тумане, она поняла, что Рейф подхватил ее на руки, и задрожала всем телом.
Он замедлил шаг только для того, чтобы погасить свет, а потом унес ее из кухни в гостиную, где уложил на старый диван и лег сверху. Его губы заскользили по шее Ханны, она могла бы поклясться, что ощущает прикосновение зубов. Ее вновь охватил трепет возбуждения. Крепкое мужское тело вдавливало ее в подушки дивана.
Услышав скрежет собачьих когтей по дереву, Ханна на миг открыла глаза. В полутьме она разглядела Уинстона, торопливо поднимающегося на второй этаж. Очевидно, его смутило то, что творилось на диване.
Ей тоже следовало бы постыдиться, подумала она. Но с этим можно и подождать.
А пока ее тело пело изумительную мелодию. В последние годы она иногда улавливала несколько аккордов этой мелодии, но до великолепного финала ни разу не добиралась.
Ладони Рейфа проскользнули под ее свитер, легко расправились с застежкой лифчика. Когда он коснулся большим пальцем соска, Ханна чуть не вскрикнула. Она и не подозревала, что все ее тело приобрело необычайную чувствительность. Она очутилась в небывалой стране с размытой границей между острым наслаждением и болью.
– Я весь день мечтал об этом, – прошептал Рейф, уткнувшись в ее плечо. – Чуть не сошел с ума, пока дождался…
Он провел ладонью по изгибу ее бедра. Ханна почувствовала, что он расстегивает молнию на ее слаксах. События развивались стремительно. Даже чересчур. Но найти весомые причины, чтобы остановиться, ей не удавалось.
По лестнице снова затопотал Уинстон. Почему-то мысли о шнауцере образумили Ханну.
– Пожалуй, хватит, – сумела выговорить она.
– Нет. – Рейф поднял свитер и принялся целовать ее грудь. – Я хочу тебя с тех пор, как ты вернулась.
– Очень мило.
Он вдруг затих, потом поднял голову и уставился на нее блестящими глазами.
– Мило?
– Я польщена. Честное слово.
– Польщена… – с расстановкой повторил он. – Прекрасно. Польщена. Черт!
Ханна с трудом сглотнула.
– Не хочу показаться недотрогой или ханжой, но..
– Но все-таки ты – мисс Паинька, верно?
– Не совсем так. – Раздражение Ханны быстро нарастало. – Дело в том, что мы совсем чужие люди…
– Твоя фамилия – Харт. Моя – Мэдисон. По-моему, мы знаем друг друга всю жизнь.
Ханна растерянно заморгала:
– Любопытная точка зрения. Пожалуй, даже в чем-то верная. Но слишком уж упрощенная, не находишь?
– Ты всегда так ведешь себя на свиданиях?
– А разве мы на свидании? Я просто сделала тебе одолжение.
Он расплылся в бесконечно медленной и бесконечно обольстительной улыбке.
– В таком случае позволь поблагодарить тебя. – И он снова потянулся к ее губам.
Чтобы удержать его, Ханна уперлась ладонями ему в грудь.
– Я считаю…
Он ответил ей взглядом вежливого удивления.
– Ты считаешь? – переспросил он, подчеркнув последнее слово.
– Да, считаю, – раздраженно повторила она, – что мы действительно знаем о существовании друг друга всю жизнь, но это еще не значит, что мы близкие знакомые. По-моему, мы все-таки чужие люди.
– Тс-с! – Он вдруг зажал ей рот ладонью.
В ярости Ханна схватила его за запястье и попыталась оттолкнуть руку.
Ей так не терпелось объяснить, что подобные выходки ее ничуть не возбуждают, что она не сразу заметила, как насторожился Рейф. Вдруг она поняла, что он лежит не шевелясь, повернув голову к входной двери.
Послышалось тихое поскуливание. Уинстон опять сидел у двери, как прошлой ночью, и буквально излучал настороженность.
– Он что-то услышал. – Рейф убрал ладонь с губ Ханны, сел и уставился на пса.
– Наверное, какой-то зверек роется в мусоре. – Ханна торопливо привела одежду в порядок. – Скорее всего, скунс. Или просто кошки.
– Может быть. – Рейф задумчиво смотрел на Уинстона.
Ханна села.
– Он и прошлой ночью сидел под дверью.
Рейф поднялся и направился к двери. У окна он остановился и осторожно отодвинул штору.
– Туман такой, что не видно даже перил веранды.
Уинстон опять заскулил, оглянулся на Рейфа, перевел взгляд на дверь и снова на Рейфа. Пес явно намекал, что он не прочь выйти из дома, посмотреть, в чем дело. Ханне стало зябко. То же ощущение тревоги посетило ее вчера ночью.
– Кто бы это ни был, к дому он не подходит, – . заговорила она. – Уинстон охрип бы от лая, если бы учуял кого-нибудь на веранде.
– Верно. – Рейф потянулся к дверной ручке. Уинстон напружинился, готовый протиснуться в щель, кап только дверь приоткроется.
Ханну охватил настоящий страх. Интуиция настойчиво подсказывала ей, что открывать дверь слишком опасно.
– Ты что, спятил? – Она вскочила, подбежала т двери и схватила Уинстона за ошейник. – Не вздумай! выпустить его! Уинстон вырос в высотном доме посреди большого города. Он никогда не сталкивался с дикими зверями. А если они окажутся крупнее и сильнее, чем он?
Уинстон вырывался, весь дрожа от возбуждения. Он настойчиво тянулся носом к щели под дверью.
Рейф кивнул:
– Ладно, городской пес, сиди дома, будь умницей. Я обойдусь и без тебя.
– Не смей! – Ханна отпустила Уинстона и заслонила дверь, раскинув руки. – Ты тоже никуда не пойдешь!
Рейф усмехнулся.
– Думаешь, тот, кто бродит вокруг дома, крупнее и сильнее меня? Ты забыла, что мы в Эклипс-Бей? Здесь уровень преступности близок к нулевому.
Уинстон снова заскулил и беспокойно завертелся на месте.
Ханна гневно уставилась на них обоих, но от двери не отошла. Мысленно она подыскивала разумные и убедительные аргументы, надеясь отговорить обоих от необдуманного поступка.
– Успокойтесь оба! У вас просто прилив тестостерона. Давайте сначала все обдумаем, ладно? Возможно, там просто скунс. Вам известно, сколько времени понадобится, чтобы выветрился запах скунсовой струи? Вам обоим придется целую неделю спать на пляже.
– Вряд ли это скунс, – задумчиво возразил Рейф. – Он направился бы прямиком к мусорным бакам, и мы сразу услышали бы лязг.
– Если это не скунс, значит, кто-то еще пострашнее, – сквозь зубы подхватила Ханна. – Может, какой-нибудь бродячий питбуль или ротвейлер. В округе полным-полно злобных собак.
– Звучит неубедительно, – заявил Рейф.
– Ну и что? Это мое мнение, и я намерена отстаивать его. Вы оба останетесь дома, и точка. Ты же сам сказал, что не видно даже перил веранды. Какой смысл блуждать в тумане?
Рейф уставился на нее, и Ханна вдруг поняла, что он с трудом сдерживает смех.
– В чем дело? – возмутилась она.
– Ни в чем. – Он снова выглянул в окно. – Я вдруг понял: если ты не выпустишь меня из дома, мне придется переночевать здесь. Вот и все.
Ханна смутилась.
– Ты сможешь уехать, как только Уинстон успокоится.
– В тумане ни черта не видно.
– Оставь машину здесь и иди домой пешком.
Рейф задернул штору. Его глаза по-прежнему насмешливо блестели.
– Ну что еще? – не выдержала Ханна.
– А если кто-нибудь проедет мимо твоего дома рано утром и заметит мою машину?
Она вздохнула:
– Полгорода уже и так подозревают нас.
– А если в темноте на меня нападет свора бешеных ротвейлеров и питбулей?
Ханна отошла от двери только затем, чтобы выглянуть в окно и убедиться: туман окружил дом сплошной серой стеной, от которой отражался желтоватый свет фонаря на веранде.
Она перевела взгляд на Уинстона, который беспокойно топтался у двери. Тот, кого он почуял, был где-то рядом. Ханна приняла решение.
– Сначала мы выпьем чаю, – заявила она, – и если туман не рассеется, ты переночуешь на диване в гостиной.
Рейф согласился подозрительно быстро.
Уинстон утратил интерес к щели под дверью к тому времени, как закончилось чаепитие. А Рейф с удовольствием обнаружил, что туман не рассеялся – наоборот, стал еще гуще.
Сегодня ему повезло.
Ханна остановилась у него за спиной, глядя через плечо.
– Ну, что там?
– Чудесная ночь – в самый раз для скунсов и бешеных собак.
– Не смешно. – Она обхватила себя обеими руками и поежилась, как от холода. – Похоже, тебе придется остаться здесь.
– Я не хотел бы злоупотреблять твоим гостеприимством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26