— О! — смущенно воскликнула Ифигиния, не зная, что еще сказать.
— Я напомнил ему свое правило относительно второго брака, и, кажется, он в конце концов понял меня. Во всяком случае, перестал подсовывать мне свою дочь. Но в этом сезоне он, судя по всему, решил сделать ставку на моего брата.
— И сегодня ты в очередной раз попытался расстроить его коварные планы? — заключила Ифигиния. — Однако на сей раз возникла еще одна проблема — твой брат влюблен в Юлиану.
— Мой брат попал на приманку милой внешности и искусственно раздуваемой романтики Байроновского кружка. Он вовсе не любит ее.
Маркус произнес последнее слово с таким отвращением, что Ифигиния вздрогнула.
— Но почему ты так уверен? Откуда тебе знать, любовь это или нет?
— Господи, да ему только что исполнилось двадцать! Он мается от первого приступа страсти. Молодым людям свойственно принимать за любовь самое банальное вожделение!
— А если его чувства к Юлиане гораздо глубже, чем ты думаешь?
— Вздор! — отрезал Маркус.
— Но как быть с тем, что ты объявил о своей фиктивной помолвке?
— Моя помолвка отнюдь не фиктивна, Ифигиния. Очень скоро мы поженимся.
— Не стоит возвращаться к этому вопросу! — воскликнула Ифигиния. — Сейчас мы обсуждаем дела твоего брата. Ты решил расстроить планы Дорчестера, дав ему понять, что намерен нарушить свое правило о втором браке.
— Я уже изменил одному своему правилу.
Ифигиния не обратила на его слова ни малейшего внимания, продолжив:
— Допустим, тебе удастся разубедить Дорчестера в том, что твой брат — подходящая партия для его дочери. Но что будет с Беннетом и Юлианой?
— Что значит «что будет»?! Родители запретят Юлиане выходить за моего брата, как только поверят, что я лишу его наследства. Они хотят лишь заполучить состояние Мастерсов, но состояние контролирую я, а не Беннет.
— Маркус, все совсем не так просто! Я видела сегодня лицо твоего брата. Он уверен, что любит Юлиану.
— Очень скоро он поймет, что эта «любовь» не принесет ему ничего хорошего. Дорчестеры заставят дочурку отвернуться от моего Беннета и выстрелят ею по новой мишени.
— Вздор! Вы с Дорчестером совершенные идиоты, если действительно верите, что вам дано кроить чужие жизни по собственному усмотрению! Юлиана и Беннет молоды, но они уже не дети. Кто знает, что они могут выкинуть, если вы попытаетесь подчинить их своей воле!
Маркус долго смотрел на нее из темноты.
— Что ты имеешь в виду? Они отправятся в Гретна-Грин?
— А разве это так уж невероятно?
— Нет. Я допускаю, что мой Беннет достаточно глуп, чтобы додуматься до побега, но только не Юлиана. Она очень расчетливая молодая особа, и маловероятно, что она решится на столь непрактичный шаг, как выйти замуж за молодого человека с неопределенным материальным положением.
— То есть предпочтет выйти замуж по расчету, а не по любви?
— Несомненно. Не забывай, я прекрасно помню, как она вела себя в прошлом сезоне.
— Я подозреваю, что ты имеешь в виду поведение ее родителей. Бедная Юлиана просто не смела противиться их воле.
— Не вижу разницы.
— Маркус, боюсь, ты рассердишься, но все же замечу: ты не такой уж хороший знаток человеческой природы, каким себя считаешь. Во всяком случае, ты никак не можешь судить дела сердечные.
— Делами сердечными должно управлять так же, как и делами финансовыми, — то есть с осторожностью и благоразумием.
— То есть с цинизмом, не правда ли? Я понимаю, что ты пытаешься делать, — мягко сказала Ифигиния. — Ты хочешь защитить своего брата от несчастного брака. Только я совсем не уверена, что ты выбрал правильный путь.
— Это тебя не касается, Ифигиния.
— Глупости! Ты сам мне все рассказал. И если бы действительно хотел оставить меня в стороне, то никогда бы не заявил Дорчестеру о своей предстоящей женитьбе. А теперь нам обоим придется иметь дело с бесконечными сплетнями, что еще больше все осложнит.
— Не вижу никаких сложностей. У меня железное правило против ответов на вопросы личного характера.
— Но, Маркус, все ждут, что ты объявишь о помолвке с одной из юных леди, впервые вывезенных в свет в нынешнем сезоне, и уж никак не со своей любовницей, Боже тебя избави! Даже твой брат и тот уверен, что ты обручишься с одной из достойных юных леди!
— Я и в самом деле собираюсь обручиться с достойнейшей юной леди, проводящей свой первый сезон в Лондоне, — серьезно ответил Маркус. — На тебе, Ифигиния.
— Ты самый большой упрямец, какого я только встречала в своей жизни!
— Тебе лучше поскорее привыкнуть к этому, потому что я не собираюсь меняться.
Она в отчаянии застонала.
— Давай вернемся к нашей проблеме. Я бы посоветовала тебе не относиться так сурово и непреклонно к любви Юлианы и Беннета. Мне кажется, ты только заставишь их в отчаянии броситься в объятия друг другу.
— Я не просил твоего совета, Ифигиния.
— Тогда зачем мы вообще заговорили об этом?
— Будь я проклят, если сам понимаю! — взорвался Маркус. — Какое тебе до всего этого дело?! Беннет — мой брат, и я буду действовать так, как сочту нужным.
— Маркус, я все понимаю! Ты хочешь защитить его…
— И что в моем желании плохого?
— Ничего. Ты вырастил Беннета и во многом был для него больше отцом, чем старшим братом. Я была в той же ситуации со своей сестрой — я тоже заменяла ей мать.
— Знаю, — спокойно ответил он.
— Мы оба стали родителями, не успев повзрослеть, и, как всякие родители, чувствуем необходимость защищать своих подопечных. Но мы все равно не сможем оберегать их вечно, да и не должны этого делать.
— Я могу и буду защищать Беннета от Юлианы Дорчестер.
— И совершишь ошибку.
— И что же, по-твоему, я должен делать?! — прорычал Маркус. — Дать свое благословение на брак?
— Да.
— Никогда.
— Да выслушай же меня! — воскликнула Ифигиния. — Скажи брату, что дашь благословение на брак, если он согласится с разумным сроком помолвки.
— Что ты называешь разумным сроком?
— Многие молодые пары в обществе заключают помолвку на год. Ты легко можешь убедить Беннета смириться е этим твоим требованием. В крайнем случае соглашайся на шесть месяцев.
— И что изменится после истечения срока помолвки?
— Год — очень большой срок, Маркус. И полгода тоже. Если Юлиана не пара Беннету, он убедится в этом сам.
— Не так-то просто расторгнуть помолвку.
— Да, но все-таки возможно. И ты быстро все уладишь без особого шума.
Маркус помрачнел:
— А если за это время Юлиана не скомпрометирует себя в глазах Беннета?
— Нельзя не учитывать и такую возможность. Но сейчас главное, чтобы влюбленная парочка не пришла в отчаяние. Если Юлиана действительно любит Беннета так же, как и он ее, они, конечно же, вообразят себя романтическими героями, соединенными самой судьбой. Они решатся переступить через своих близких и через все законы ради того, чтобы быть вместе.
— Проклятие! Но все, что ты говоришь, справедливо лишь в том случае, если я заблуждаюсь насчет Юлианы. А если я все-таки прав, тогда все кончено. Дорчестеры — все трое, включая и малышку Юлиану, — наверняка уже решили, что Беннет больше не представляет для них никакого интереса.
Ифигиния вздохнула:
— Милорд, я очень сомневаюсь в том, что вы правильно оцениваете ситуацию. Вы человек науки, возможно, самый умный из всех, кого я только встречала в своей жизни, но вы слепы как крот, когда дело доходит до любви. Любовь заставляет людей творить безумства.
Он внимательно посмотрел на нее:
— А вы откуда знаете?
Ифигиния поспешно прикусила язычок. Не могла же она сказать ему, что на собственном опыте знает, до какого отчаяния может довести безответная любовь.
— Я видела, как влюбилась моя сестра, — пробормотала она. Взгляд Маркуса стал еще пристальнее.
— В мужчину, который, как вы думали, любил вас?
Ифигиния задохнулась:
— Ты знаешь о Ричарде Хэмптоне?
— Да. — Он снова перевел взгляд на окно.
— Вы полагаете, что знаете все на свете, милорд?
— На собственном опыте я убедился, что сделать правильный вывод можно, лишь обладая полной информацией.
— Но раз ты уверен, что все знаешь, к чему тебе мои объяснения по поводу Ричарда?
На мгновение Маркус встретился с ней глазами — и снова отвернулся к окну, глядя на пролетающие мимо ночные улицы.
— Ты любила его?
— Мой ответ прозвучит бессмысленно для человека, не верящего в любовь.
— Ты уходишь от ответа.
— Просто следую твоему правилу, запрещающему удовлетворять чужое любопытство. — Она помолчала. — Но я готова заключить с тобой сделку.
— Какую еще сделку?
— Отвечу на твой вопрос, если ты пообещаешь откровенно ответить на мой.
— Согласен, — бросил Маркус. — Но ты отвечаешь первая. Итак, ты любила молодого Хэмптона?
Ифигиния помолчала, пытаясь быть честной. Странно — до чего же тяжело, оказывается, припомнить собственные чувства тех дней, когда она с волнением ждала предложения от Ричарда! Как бедны и бесцветны были ее переживания по сравнению с тем, что она сейчас испытывает к Маркусу!
— Думаю, что я смогла бы научиться любить его, — тихо прошептала она.
— Смогла бы научиться любить?! — изумленно переспросил Маркус. — Какая чепуха!
— Совсем не чепуха. Я до сих пор в душе синий чулок… учительница. Я верю в разум и убеждена, что при благоприятных условиях решимость, настойчивость, искреннее желание и умение понимать другого могут научить любить.
— Поэты расхохотались бы, услышав, как вы проверяете разумом любовь.
— Но вы же не поэт, милорд… Почему вы смеетесь?
— Да потому, что предмет обсуждения чертовски забавен. — Маркус насмешливо посмотрел на нее. — Значит, научиться любить можно лишь при наличии благоприятных условий. У вас с Ричардом они были?
— Думаю, да. Ричард — хороший, добрый человек. Сильный, чуткий, верный. Да, я сумела бы полюбить его.
— Ты нарисовала прямо идеал! Неужели ты могла бы полюбить эту ходячую добродетель?
— Да.
— И была бы верна ему?
Она нахмурилась:
— Конечно.
— Даже если бы встретила кого-нибудь после замужества? Даже если бы встретила человека, который превратил бы твою кровь в расплавленный огонь? Человека, предложившего бы тебе воспарить к звездам?
— Хочешь сказать, если бы встретила тебя, Маркус?
Он ничего не ответил и замер, скрытый мраком кареты. Ифигиния чуть заметно улыбнулась:
— Во-первых, весьма маловероятно, что мы встретились бы с тобой, выйди я за Ричарда. Но даже если бы это произошло, я осталась бы верна своему мужу. Я могу пренебрегать многими правилами, но у меня есть гордость и честь.
— Страсть не всегда поддается диктату воли, мадам.
— Не согласна. Более того, я уверена, что в глубине души вы тоже не верите в это, милорд. Мы умные люди и прекрасно знаем, что любых соблазнов можно избежать и любой страстью можно управлять.
К ее удивлению, Маркус вдруг улыбнулся в ответ:
— Допустим, ты права, Ифигиния. Но в таком случае что ты скажешь о нас с тобой? Значит, мы слабы волей, если уступаем собственным желаниям?
— Нет. — Медленно-медленно она развернула свой веер, потом сложила его. — Я скажу так… Мы оба вправе свободно предаваться своим страстям, что мы и сделали. Это наше право — право независимых взрослых людей. Но если мы были бы несвободны, то честь заставила бы нас противостоять искушению.
— Понятно. Свобода дала нам право поддаться соблазну — и мы поддались ему. Прелюбопытная логика, ничего не скажешь.
— Пожалуй, от обсуждения собственных страстей нам лучше вернуться к разговору о страстях твоего брата. Ты не можешь контролировать жизнь Беннета, Маркус. Не должен…
— Думаешь, я сам не понимаю этого? Я вовсе не собираюсь распоряжаться его жизнью. Я хочу лишь защитить его.
— Он волен полюбить того, кого захочет. Ты можешь только дать ему время, время обдумать свои действия. Вполне вероятно, за это время он еще сильнее уверится в том, что испытывает к Юлиане самую возвышенную любовь, а не просто вожделение.
— И все же мой подход к делу гораздо скорее даст желаемые результаты, — заявил Маркус. — Ничуть не удивлюсь, если нынче вечером я в корне пресек дальнейшее продолжение истории.
— А я уверена, твой подход ведет к катастрофе.
— Ад и все дьяволы! Ненавижу сентиментальную болтовню.
— Вы, милорд, теряете терпение всякий раз, когда дело касается чего-либо, не подчиняющегося законам науки.
— Насколько все было проще, когда Беннет был младше! — тихо вздохнул Маркус. — Он уважал мое мнение. Просил о помощи, когда нуждался в ней. Искал моего совета, когда брался за что-нибудь важное.
— Я понимаю, — грустно улыбнулась Ифигиния. — То же самое было и у меня, когда сестра была ребенком. Но все взрослеют, Маркус.
— И своими руками уничтожают возможность обрести счастье?
— Да, иногда…
— Слишком высока цена ошибки, Ифигиния. Я не позволю Беннету совершить ее.
Ифигиния сжала в руках веер:
— Милорд, несколько лет я давала уроки юным девушкам и обнаружила, что они не всегда усваивали именно то, чему я хотела научить их. Слишком часто они умудрялись извлечь нечто совсем иное из преподанных им уроков.
— Что должен означать сей прискорбный вывод?
— Поверьте мне, милорд, ваш подход к проблеме чреват огромным риском. Беннет может слишком многому научиться у вас.
— Очень надеюсь на это! — с вызовом воскликнул Маркус.
— А вот я очень сомневаюсь в том, что он правильно усвоит ваши уроки. Если история закончится плохо для Беннета, он рискует стать слишком похожим на вас, милорд.
Маркус смерил ее взглядом, полным презрительного недоумения:
— Прошу прощения?
— Вы научите Беннета таким вещам, что в последующие годы он может превратиться в человека, подобного вам…
— В какого же это человека, позвольте полюбопытствовать? — угрожающе-вкрадчиво спросил он.
— В человека, живущего по правилам столь строгим и неумолимым, что не оставляют места для любви…
Жуткая тишина повисла в карете. Маркус не шелохнулся, но Ифигиния чувствовала, что буквально тонет в пучине его безмолвного гнева.
— Милорд, не стану притворяться, будто много знаю о вашем первом браке. Я могу лишь догадываться и думаю — он не был счастливым.
— Он был настоящим адом.
— Хочу напомнить о нашей сделке. Ответьте на мой вопрос, милорд. В то время мог ли кто-нибудь из знакомых отговорить вас от этого брака?
— Нет. — Короткое слово упало словно тяжелый камень. — Скорее всего нет. Я был убежден, что знаю, что делаю… Я думал, что влюблен, — жестко усмехнулся Маркус. — И верил, что Нора любит меня.
— Возможно, так оно и было, — бросила пробный камешек Ифигиния.
— Нет. — Его руки сжались в кулаки. — Ей просто понадобился отец для ребенка, которого она носила.
Она застыла:
— Я не знала…
— Никто не знает об этом. Ни одной живой душе я не говорил, что моя Нора досталась мне после того, как зачала ребенка от другого мужчины.
— О Маркус! Но это ужасно!
Некоторое время он молчал, а Ифигиния никак не могла подобрать нужные слова. Ее ошеломила мысль о том, как долго Маркус носил в себе эту боль.
— Семья Норы жила по соседству, — вдруг заговорил Маркус. Голос его звучал так, будто каждое слово он выкапывал из могилы, в которой похоронил свое прошлое. — Мы росли вместе. Она была на год младше. Когда мне исполнилось шестнадцать, я понял, что влюблен, влюблен на всю жизнь.
— Маркус, пожалуйста, не надо! Не рассказывай…
Но он словно не слышал ее.
— Думаю, она находила меня забавным. И полезным. Вместе мы учились танцевать на местных балах. Я научил ее ловить рыбу. Нора была первой женщиной, которую я поцеловал.
Больше она не хотела ничего слышать.
— Ради Бога, Маркус!
— Но я был всего-навсего деревенским фермером. В то время титул принадлежал дальнему дядюшке, и я даже не догадывался, что в один прекрасный день унаследую его. А Нора…
Нора хотела от жизни гораздо большего, чем я мог дать ей. И она была красива, так красива, что ее родители строили на ее счет совершенно немыслимые планы. Они были уверены, что их дочь должна метить гораздо выше. Зачем ей какой-то мелкий сквайр! Когда Норе исполнилось восемнадцать, родители повезли ее на сезон в Лондон.
— И что же было дальше? — спросила Ифигиния, боясь услышать ответ.
— Она вернулась домой в июне, и все вдруг переменилось. Это была уже не та кокетливая, очаровательная, счастливая девочка, недавно отправившаяся покорять Лондон. Она сама бросилась в мои объятия и сказала, что только теперь поняла, что всегда любила только меня одного.
— Ясно. — Ифигиния опустила взгляд на свой веер. Непрестанно, нестерпимо бились в ее душе волны давней боли и гнева Маркуса.
— Я был столь наивен и неопытен, что поверил ей. — Маркус не отрывал глаз от ночной тьмы в окне кареты. — Она сказала, что не выносит городской жизни. Что хочет обвенчаться как можно скорее. Ее родители выразили самое горячее одобрение. Отец отвел меня в сторону и посоветовал отправиться в Гретна-Грин.
— Никакой длительной помолвки, как я понимаю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35