— За четыре года я не смогла приучить Тони взять от меня что-нибудь, кроме пары гамбургеров и немного мелочи на карманные расходы. И вдруг, как гром с ясного неба, ты находишь ему работу — да какую! — и место для жилья.
Фицрой помрачнел.
— Не понимаю, в чем проблема — Он знал, что злится она искренне — и дышала с трудом, и сердцебиение участилось, — но волновал ее сейчас не сексуальный аспект… — Разве ты сама не хотела бы вытащить Тони с улицы?
— Конечно, я этого хочу, только… — «Только я хотела быть единственной, кто сможет его спасти». Она не должна была говорить такое — это прозвучало бы так мелко. Хотя вполне соответствовало истине. Внезапно гнев Вики сменился смущением — Но я не знаю, как тебе это удалось, — добавила она, запинаясь.
Молчание и смена настроения так ясно отражали ход ее мыслей, словно она сказала об этом вслух. Однако если четыреста пятьдесят прожитых лет и научили его чему-нибудь, так это осмотрительности. И потому вампир мудро отвечал только на те слова Вики, которые она произносила вслух.
— Меня приучили заботиться о близких мне людях.
Вики фыркнула, довольная представившейся возможностью сменить тему разговора.
— Генри, твой отец был одним из величайших тиранов в истории, безжалостно сжигая на кострах как протестантов, так и католиков, я уж молчу, как он обходился со своими женами. Любое противоречие, личное или политическое, каралось во время его правления смертью.
— Справедливо отмечено, — согласился Фицрой угрюмо. — Тебе нет нужды убеждать меня в этом. Я, между прочим, имел возможность все это наблюдать. По счастью, меня растил не мой отец. (Тем не менее Генрих VIII был предметом поклонения для своего незаконнорожденного сына, взиравшего на отца с благоговейным ужасом). А герцог Норфолк следил за тем, чтобы во мне было воспитано чувство ответственности, обязательное не только для принца, но и для отпрыска любой высокопоставленной семьи. — И только судьба спасла герцога Норфолка от смерти, которая оказалась бы последней в царствование славного короля Генриха.
— А Тони — один из тех, кто тебе близок?
— Да. — Сарказм в ее голосе он проигнорировал.
«Это было совершенно естественно для него», — осознала Вики, и она не могла отрицать, что Тони отзывался на такое отношение столь же естественно, как никогда не реагировал на помощь с ее стороны. Она испытывала искушение спросить: «А кем являюсь я?», но удержалась. Ответ вампира, возможно, привел бы ее в ярость, хотя, если начистоту, она не имела представления, каким должен был быть устраивающий ее ответ.
Вики ненадолго занялась исследованием решетки кондиционера.
— Расскажи мне о вервольфах. Определенно, гораздо более безопасная тема.
— С чего я должен начать?
Вики задумалась.
— А что, если начать с элементарного? Мне не преподавали ликантропию в Полицейской академии.
— Хорошо. — Генри постучал пальцами по рулевому колесу и на мгновение задумался. — Для начала ты должна забыть все, что когда-либо видела в кино.
Если тебя укусит волк, самое неприятное, что с тобой может произойти, — сильное кровотечение. Люди не могут стать оборотнями.
— Из чего следует, что оборотни не люди.
— Да, они не люди.
— Кто же тогда — маленькие пушистые создания с альфы Центавра?
— Нет, согласно их самым древним легендам, они прямые потомки волчицы и древнего бога охоты. — Фицрой помолчал, сжав губы. — Эта теория хорошо согласуется с поверьями всех стай, хотя в разных стаях имена бога различные. Со временем вервольфы стали называть себя избранниками Дианы, охотничьей стаей этой римской богини. Христианство добавило историю Лилит, первой жены Адама, которая, оставив райские куши, возлегла с волком, которого Бог сотворил в пятый день, и родила ему детей.
— Ты веришь в это?
— Есть множество вещей на небесах и на земле, которые и не снились вашей мудрости.
Вики фыркнула:
— Уклончивый ответ, да еще и неправильно процитированный.
— Ты так считаешь? Между прочим, я слышал это в оригинале. Пришлось изрядно потрудиться, убеждая Шекспира не называть бедного принца Иолаффом. — Генри говорил совершенно серьезно, но на самом деле посмеивался над ней. — Иолафф, принц Датский. Можешь ты себе представить такое?
— Нет. И меня вовсе не заботят на самом деле мифические вервольфы. Мне хотелось бы знать, с чем я могу встретиться сегодня вечером.
— Что ты знаешь о волках?
— Только то, что узнала из специальных передач Национального географического общества, которые показывают по общеобразовательному телевизионному каналу. Полагаю, при определении характера убийцы мы не станем руководствоваться описаниями братьев Гримм?
— Думаю, братьев Гримм лучше оставить в покое. Поведение вервольфов почти такое же, как у большинства волков. Каждая стая состоит из членов одной семьи различных возрастов, причем один из самцов и его подруга являются доминирующими и выступают в качестве вожаков стаи.
— Доминирующими? Но каким образом?
— Они управляют стаей. Семьей. Фермой. И они размножаются.
— И это можно сказать о Стюарте и Надин, о которых ты упоминал тогда ночью?
— Совершенно верно.
Вики задумчиво выпятила нижнюю губу.
— Ты не считаешь, что по столь важному для них вопросу они должны были прийти ко мне сами, а не посылать…
— Вожаки стаи почти никогда не выходят за пределы своей территории. Они соединены со своей землей особыми узами, которых мы просто не в силах осознать.
— Ты имеешь в виду такие особые связи, которые не смогу понять я, — сказала она с раздражением: тон вампира явно намекал на это.
— Да. — Генри вздохнул. — Именно это я имел в виду. Но прежде чем осуждать меня, ты могла бы принять во внимание мои четыреста пятьдесят лет жизненного опыта, которые все же что-то значат.
Он имел право на такое замечание. И на свое бесспорное превосходство.
— Извини. Продолжай, пожалуйста.
— Дональд, отец Розы и Питера, долгое время был вожаком этой стаи, так что все, что я только что говорил про доминирующих самцов, относится и к нему. Сильвия и Джейсон мертвы, а Колин работает по ночам, и ему было бы трудно использовать меня в качестве посредника. Роза и Питер, пока еще не достигшие, по стандартам оборотней, зрелости, таким образом, стали единственным остававшимся выбором. ,
— А может, они не более чем глазурь на торте, который ты мог бы превосходно испечь по своему собственному рецепту?
Генри помрачнел, но затем улыбнулся, когда понял эту метафору.
— Да, я не думал, что ты была бы способна отказать им, — спокойно проговорил он. — После того, как ты их увидела.
«А что заставляет тебя думать, что я способна отказать тебе», — подумала Вики, но вслух произнесла совсем другое:
— Ты рассказывал мне о законах этой стаи.
— Да, итак, примерно тринадцать лет тому назад, когда мать Розы и Питера умерла, их дядя Стюарт и тетя Надин приняли на себя управление стаей. Стюарт родился в Вермонте, но уже давно прибился к этой стае.
— Он появился в этих краях случайно?
— Молодые самцы часто покидают родные места. Это обеспечивает им лучшие возможности для размножения и позволяет избежать близкородственных браков. В это непростое для себя время Дональд без борьбы уступил лидерство. Он слишком тяжко переживал смерть Марджери.
— Борьба? — переспросила Вики, вспомнив белоснежные сверкающие зубы Питера. — Ты говоришь об этом метафорически, я надеюсь?
— Вовсе нет. Далеко не всегда среди вожаков стаи найдется такой, который сразу же перекатывается на спину и подставляет горло сопернику. Стюарт и раньше пару раз пытался…
Вики издала приглушенный горловой звук, и Фицрой успокаивающе похлопал ее по плечу.
— Не принимай это так близко к сердцу, — посоветовал он. — В основном вервольфы обыкновенные приятные люди.
— Которые могут превращаться в волков.
Вики, в общем-то, привыкла к несколько иным представлениям об «обыкновенном». И все же она сидела в «БМВ» с вампиром — не часто в жизни можно встретить нечто более выходящее за пределы «обычного».
— Вы все… сверхъестественные создания, стараетесь держаться вместе, или как?
— Что ты хочешь сказать? — спросил Генри, явно смущенный.
Вики поправила очки, что не могло помочь ей в темноте, но, тем не менее, это был успокаивающий привычный жест.
— Просто скажи мне, что имя твоего доктора не Франкенштейн.
Генри рассмеялся.
— Нет, его зовут не так. Хотя Перкина Хееркенса, дедушку Розы и Питера, я встретил в не совсем обычной ситуации.
Медленно, постепенно, по мере того как день ослаблял свою власть над миром, к нему возвращалось сознание. Сперва сердцебиение, набиравшее силу из темноты, медленный, но постоянный ритм, убеждающий его, что он выжил. Затем дыхание, слабое и поверхностное, потому что на такую глубину попадало слишком мало кислорода. Наконец, он смог протолкнуть свои чувства вверх и наружу, мимо маленьких ползающих в земле существ, к ее поверхности. Только когда он обрел уверенность, что ни одно человеческое существо не находится достаточно близко от него, чтобы видеть, как он выбирается на поверхность, вампир начал прокладывать себе путь наружу.
Его убежище было не чем иным, как обрушившейся лисьей норой, хотя, скорее всего, наткнувшись на нее, нацисты приняли бы это углубление в земле за наспех вырытую могилу. Именно в это, как предполагал он, откидывая рыхлую почву, они ее и превратили бы, если бы смогли обнаружить. А случись это днем, он, несомненно, погиб бы от дневного света, причем куда вероятнее, чем от вражеской пули.
— Кто бы знал, как я все это ненавижу, — бормотал Фицрой, когда его голова высвободилась и он стащил маленькую перфорированную маску, предохранявшую нос и рот от земли.
Генри отыскал для себя это логово, когда рассвет застал его вдали от любого другого места, где он смог бы переждать день. Убежище получилось не слишком глубоким, и потому он вынужден был лихорадочно выскребать руками землю из-под себя, когда жар солнца полыхал огнем вдоль его спины. Крайне неприятные ощущения напомнили Фицрою об ужасе, который он испытал при первом своем пробуждении, замурованный в обычный гроб, бессмертный и бесконечно одинокий, снедаемый муками жуткого голода.
Он уже высвободил одну ногу, когда заметил какое-то животное, неподвижно лежавшее пятном темнее ночи под елью.
Волки? В Нидерландах? Генри, изумленный, застыл. Нет, то был не волк, так как красновато-коричневый окрас не соответствовал волчьему, но этот зверь определенно имел в роду волка, и не столь уж давно. Животное припадало к земле с подветренной стороны, его уши плотно прилегали к черепу, пушистый хвост был прижат к одному боку. Оно отреагировало на запах другого охотника, приготовившись к атаке, чтобы защитить свою территорию.
Белые зубы сверкали в темноте, и низкое рычание зарождалось в глубине массивного горла.
Губы Генри натянулись, оскалив зубы, когда он отозвался на это рычание.
Зверь выглядел удивленным.
И удивился еще больше секундой позже, когда обнаружил, что спиной прижат к лесной почве, а обе руки противника глубоко впились в жесткий меховой воротник вокруг его шеи. Он отчаянно боролся, пытаясь вцепиться зубами в напавшего на него, отбиваясь всеми четырьмя лапами. Хотя рычание не унималось, животное уже не издавало громких звуков. Обнаружив, что не может освободиться, оно принялось извиваться, пока не ухитрилось лизнуть кончиком языка запястье Генри.
Сохраняя бдительность, тот ослабил хватку и позволил ему встать.
Зверь энергично отряхнулся, как следует почесавшись, и сел, склонив голову в сторону, изучая это странное создание, сморщив нос и опустив вниз брови с выражением, столь похожим на хмурое выражение человека, размышляющего над загадкой, что Фицрою пришлось скрыть невольную улыбку — если бы он показал сейчас зубы, вся история повторилась бы снова.
Утвердив таким образом свое превосходство, Генри принялся счищать липкую грязь, приставшую к его грубой рабочей одежде; засунул руку под рубашку, чтобы проверить, находится ли там холщовый мешок, обернутый вокруг талии. Он знал, что документы были в сохранности, но ему еще раз хотелось убедиться в их наличии хотя бы по легкому бумажному шороху.
Ему понадобится почти вся ночь, чтобы добраться до деревни, где он должен был встретиться со своим связным из голландского сопротивления, а до этого было необходимо раздобыть себе питание — тогда общаться с обычными людьми было бы гораздо легче, — поэтому следовало отправиться в путь немедленно. Проверив направление по маленькому компасу, которым его снабдили, Генри двинулся на северо-запад. Зверь — все-таки, как решил вампир, это была собака — поднялся с земли и последовал за ним. Некоторое время он слышал, как тот позади него продирается сквозь заросли; шум от его движений был едва отличим от бесчисленных звуков ночного леса. Как только Фицрой пошел быстрее, даже эти признаки исчезли. Что совсем его не удивило: чистокровный волк должен был испытывать трудности, следуя за ним. А собака, независимо от породы, вообще не имела такой возможности.
С патрулем он столкнулся примерно за три часа до рассвета, неподалеку от деревни. Когда немцы проходили мимо него, застывшего неподвижно всего в нескольких дюймах от них, Генри мрачно улыбнулся; он уже раньше успел заметить эмблему в виде черепа и скрещенных костей на касках солдат. «Мертвая голова». Для обеспечения внутренней безопасности на оккупированной территории немцы использовали отряды СС, особенно там, где активно действовало Сопротивление.
Отставший был широкогрудым молодым парнем; ему удавалось сохранять бодрость вопреки ночному времени и состоянию дороги, и от него ощутимо исходило высокомерие человека высшей расы. Можно было предположить, что его товарищи преднамеренно позволили ему двигаться несколько позади остальных; очевидно, пределы нацистскому чванству существовали даже в СС.
Фицрой не испытывал особой ненависти к простым солдатам вермахта, но к эсэсовцам это не относилось. Он обхватил отставшего сзади, сдернул с тропы и зажал ему рот — проделано все это было с молниеносной скоростью, в перерыве между двумя вдохами. Мгновенно, ибо он оставался беззащитным, пока насыщался, Генри прокусил сонную артерию немца и припал к ней, высасывая кровь. Когда же его потребность в ней была утолена, вампир, поднявшись во весь рост, обхватил рукой голову солдата и без особых усилий сломал ему шею. И вдруг в изумлении застыл, почувствовав, что за ним наблюдают.
Лес замер вместе с ним. Затих даже легкий ветерок, и единственным звуком было глухое падение капель крови на землю, устланную лиственным ковром Все еще склоненный над телом немца, напрягший мускулы и готовый к любой неожиданности, Фицрой повернул голову.
Огромная собака рассматривала его внимательно в течение нескольких секунд, затем повернулась и потрусила прочь, и через несколько секунд даже глаза вампира не могли различить ее между колеблющимися тенями.
Собака не могла следовать за ним. Дурное предчувствие пробежало леденящими пальцами вдоль позвоночника Генри. Он вскочил на ноги и двинулся в том направлении, куда исчезло животное, но спустя мгновение вынужден был остановиться. Патруль возвращался, несомненно, в поисках отставшего солдата.
Он разберется с этой собакой в другой раз. Схватив одной рукой мундир эсэсовца, а другой вцепившись в его брюки, Фицрой поднял тело и засунул его в развилку дерева выше уровня глаз. После чего продолжил свой путь к деревне.
Найти ее оказалось несложно.
Резкий белый свет от полудюжины прожекторов, установленных на грузовиках, освещал деревенскую площадь. Небольшая группа крестьян толпилась на одной ее стороне, охраняемая взводом СС. Офицер, который, по-видимому, был его командиром, прохаживался взад-вперед посередине, самодовольно постукивая стеком по сапогу. За исключением щелчков стека по верху кожаного сапога, сцена оставалась совершенно безмолвной.
Генри осторожно продвинулся ближе к площади. Часовому он оставил жизнь — до тех пор, пока он не узнает, что здесь происходит, еще одна необъяснимая смерть могла принести больше вреда, чем пользы. На краю площади вампир скользнул в узкий проулок и принялся наблюдать из своего укрытия, что произойдет дальше.
В крошечной деревеньке проживало не более двух сотен жителей и в лучшие времена, каковыми невозможно было считать нынешние. Ее положение вблизи границы и железной дороги являлось стратегически важным для захватчиков при продолжении их наступления на север и превращало деревню в центр сбора информации для голландского Сопротивления. Его руководство послало туда Генри, но, к сожалению, сюда же направились и подразделения эсэсовцев.
Немцы собрали на площади крестьян, всего семьдесят одного человека, главным образом здесь были старики, дети и инвалиды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Фицрой помрачнел.
— Не понимаю, в чем проблема — Он знал, что злится она искренне — и дышала с трудом, и сердцебиение участилось, — но волновал ее сейчас не сексуальный аспект… — Разве ты сама не хотела бы вытащить Тони с улицы?
— Конечно, я этого хочу, только… — «Только я хотела быть единственной, кто сможет его спасти». Она не должна была говорить такое — это прозвучало бы так мелко. Хотя вполне соответствовало истине. Внезапно гнев Вики сменился смущением — Но я не знаю, как тебе это удалось, — добавила она, запинаясь.
Молчание и смена настроения так ясно отражали ход ее мыслей, словно она сказала об этом вслух. Однако если четыреста пятьдесят прожитых лет и научили его чему-нибудь, так это осмотрительности. И потому вампир мудро отвечал только на те слова Вики, которые она произносила вслух.
— Меня приучили заботиться о близких мне людях.
Вики фыркнула, довольная представившейся возможностью сменить тему разговора.
— Генри, твой отец был одним из величайших тиранов в истории, безжалостно сжигая на кострах как протестантов, так и католиков, я уж молчу, как он обходился со своими женами. Любое противоречие, личное или политическое, каралось во время его правления смертью.
— Справедливо отмечено, — согласился Фицрой угрюмо. — Тебе нет нужды убеждать меня в этом. Я, между прочим, имел возможность все это наблюдать. По счастью, меня растил не мой отец. (Тем не менее Генрих VIII был предметом поклонения для своего незаконнорожденного сына, взиравшего на отца с благоговейным ужасом). А герцог Норфолк следил за тем, чтобы во мне было воспитано чувство ответственности, обязательное не только для принца, но и для отпрыска любой высокопоставленной семьи. — И только судьба спасла герцога Норфолка от смерти, которая оказалась бы последней в царствование славного короля Генриха.
— А Тони — один из тех, кто тебе близок?
— Да. — Сарказм в ее голосе он проигнорировал.
«Это было совершенно естественно для него», — осознала Вики, и она не могла отрицать, что Тони отзывался на такое отношение столь же естественно, как никогда не реагировал на помощь с ее стороны. Она испытывала искушение спросить: «А кем являюсь я?», но удержалась. Ответ вампира, возможно, привел бы ее в ярость, хотя, если начистоту, она не имела представления, каким должен был быть устраивающий ее ответ.
Вики ненадолго занялась исследованием решетки кондиционера.
— Расскажи мне о вервольфах. Определенно, гораздо более безопасная тема.
— С чего я должен начать?
Вики задумалась.
— А что, если начать с элементарного? Мне не преподавали ликантропию в Полицейской академии.
— Хорошо. — Генри постучал пальцами по рулевому колесу и на мгновение задумался. — Для начала ты должна забыть все, что когда-либо видела в кино.
Если тебя укусит волк, самое неприятное, что с тобой может произойти, — сильное кровотечение. Люди не могут стать оборотнями.
— Из чего следует, что оборотни не люди.
— Да, они не люди.
— Кто же тогда — маленькие пушистые создания с альфы Центавра?
— Нет, согласно их самым древним легендам, они прямые потомки волчицы и древнего бога охоты. — Фицрой помолчал, сжав губы. — Эта теория хорошо согласуется с поверьями всех стай, хотя в разных стаях имена бога различные. Со временем вервольфы стали называть себя избранниками Дианы, охотничьей стаей этой римской богини. Христианство добавило историю Лилит, первой жены Адама, которая, оставив райские куши, возлегла с волком, которого Бог сотворил в пятый день, и родила ему детей.
— Ты веришь в это?
— Есть множество вещей на небесах и на земле, которые и не снились вашей мудрости.
Вики фыркнула:
— Уклончивый ответ, да еще и неправильно процитированный.
— Ты так считаешь? Между прочим, я слышал это в оригинале. Пришлось изрядно потрудиться, убеждая Шекспира не называть бедного принца Иолаффом. — Генри говорил совершенно серьезно, но на самом деле посмеивался над ней. — Иолафф, принц Датский. Можешь ты себе представить такое?
— Нет. И меня вовсе не заботят на самом деле мифические вервольфы. Мне хотелось бы знать, с чем я могу встретиться сегодня вечером.
— Что ты знаешь о волках?
— Только то, что узнала из специальных передач Национального географического общества, которые показывают по общеобразовательному телевизионному каналу. Полагаю, при определении характера убийцы мы не станем руководствоваться описаниями братьев Гримм?
— Думаю, братьев Гримм лучше оставить в покое. Поведение вервольфов почти такое же, как у большинства волков. Каждая стая состоит из членов одной семьи различных возрастов, причем один из самцов и его подруга являются доминирующими и выступают в качестве вожаков стаи.
— Доминирующими? Но каким образом?
— Они управляют стаей. Семьей. Фермой. И они размножаются.
— И это можно сказать о Стюарте и Надин, о которых ты упоминал тогда ночью?
— Совершенно верно.
Вики задумчиво выпятила нижнюю губу.
— Ты не считаешь, что по столь важному для них вопросу они должны были прийти ко мне сами, а не посылать…
— Вожаки стаи почти никогда не выходят за пределы своей территории. Они соединены со своей землей особыми узами, которых мы просто не в силах осознать.
— Ты имеешь в виду такие особые связи, которые не смогу понять я, — сказала она с раздражением: тон вампира явно намекал на это.
— Да. — Генри вздохнул. — Именно это я имел в виду. Но прежде чем осуждать меня, ты могла бы принять во внимание мои четыреста пятьдесят лет жизненного опыта, которые все же что-то значат.
Он имел право на такое замечание. И на свое бесспорное превосходство.
— Извини. Продолжай, пожалуйста.
— Дональд, отец Розы и Питера, долгое время был вожаком этой стаи, так что все, что я только что говорил про доминирующих самцов, относится и к нему. Сильвия и Джейсон мертвы, а Колин работает по ночам, и ему было бы трудно использовать меня в качестве посредника. Роза и Питер, пока еще не достигшие, по стандартам оборотней, зрелости, таким образом, стали единственным остававшимся выбором. ,
— А может, они не более чем глазурь на торте, который ты мог бы превосходно испечь по своему собственному рецепту?
Генри помрачнел, но затем улыбнулся, когда понял эту метафору.
— Да, я не думал, что ты была бы способна отказать им, — спокойно проговорил он. — После того, как ты их увидела.
«А что заставляет тебя думать, что я способна отказать тебе», — подумала Вики, но вслух произнесла совсем другое:
— Ты рассказывал мне о законах этой стаи.
— Да, итак, примерно тринадцать лет тому назад, когда мать Розы и Питера умерла, их дядя Стюарт и тетя Надин приняли на себя управление стаей. Стюарт родился в Вермонте, но уже давно прибился к этой стае.
— Он появился в этих краях случайно?
— Молодые самцы часто покидают родные места. Это обеспечивает им лучшие возможности для размножения и позволяет избежать близкородственных браков. В это непростое для себя время Дональд без борьбы уступил лидерство. Он слишком тяжко переживал смерть Марджери.
— Борьба? — переспросила Вики, вспомнив белоснежные сверкающие зубы Питера. — Ты говоришь об этом метафорически, я надеюсь?
— Вовсе нет. Далеко не всегда среди вожаков стаи найдется такой, который сразу же перекатывается на спину и подставляет горло сопернику. Стюарт и раньше пару раз пытался…
Вики издала приглушенный горловой звук, и Фицрой успокаивающе похлопал ее по плечу.
— Не принимай это так близко к сердцу, — посоветовал он. — В основном вервольфы обыкновенные приятные люди.
— Которые могут превращаться в волков.
Вики, в общем-то, привыкла к несколько иным представлениям об «обыкновенном». И все же она сидела в «БМВ» с вампиром — не часто в жизни можно встретить нечто более выходящее за пределы «обычного».
— Вы все… сверхъестественные создания, стараетесь держаться вместе, или как?
— Что ты хочешь сказать? — спросил Генри, явно смущенный.
Вики поправила очки, что не могло помочь ей в темноте, но, тем не менее, это был успокаивающий привычный жест.
— Просто скажи мне, что имя твоего доктора не Франкенштейн.
Генри рассмеялся.
— Нет, его зовут не так. Хотя Перкина Хееркенса, дедушку Розы и Питера, я встретил в не совсем обычной ситуации.
Медленно, постепенно, по мере того как день ослаблял свою власть над миром, к нему возвращалось сознание. Сперва сердцебиение, набиравшее силу из темноты, медленный, но постоянный ритм, убеждающий его, что он выжил. Затем дыхание, слабое и поверхностное, потому что на такую глубину попадало слишком мало кислорода. Наконец, он смог протолкнуть свои чувства вверх и наружу, мимо маленьких ползающих в земле существ, к ее поверхности. Только когда он обрел уверенность, что ни одно человеческое существо не находится достаточно близко от него, чтобы видеть, как он выбирается на поверхность, вампир начал прокладывать себе путь наружу.
Его убежище было не чем иным, как обрушившейся лисьей норой, хотя, скорее всего, наткнувшись на нее, нацисты приняли бы это углубление в земле за наспех вырытую могилу. Именно в это, как предполагал он, откидывая рыхлую почву, они ее и превратили бы, если бы смогли обнаружить. А случись это днем, он, несомненно, погиб бы от дневного света, причем куда вероятнее, чем от вражеской пули.
— Кто бы знал, как я все это ненавижу, — бормотал Фицрой, когда его голова высвободилась и он стащил маленькую перфорированную маску, предохранявшую нос и рот от земли.
Генри отыскал для себя это логово, когда рассвет застал его вдали от любого другого места, где он смог бы переждать день. Убежище получилось не слишком глубоким, и потому он вынужден был лихорадочно выскребать руками землю из-под себя, когда жар солнца полыхал огнем вдоль его спины. Крайне неприятные ощущения напомнили Фицрою об ужасе, который он испытал при первом своем пробуждении, замурованный в обычный гроб, бессмертный и бесконечно одинокий, снедаемый муками жуткого голода.
Он уже высвободил одну ногу, когда заметил какое-то животное, неподвижно лежавшее пятном темнее ночи под елью.
Волки? В Нидерландах? Генри, изумленный, застыл. Нет, то был не волк, так как красновато-коричневый окрас не соответствовал волчьему, но этот зверь определенно имел в роду волка, и не столь уж давно. Животное припадало к земле с подветренной стороны, его уши плотно прилегали к черепу, пушистый хвост был прижат к одному боку. Оно отреагировало на запах другого охотника, приготовившись к атаке, чтобы защитить свою территорию.
Белые зубы сверкали в темноте, и низкое рычание зарождалось в глубине массивного горла.
Губы Генри натянулись, оскалив зубы, когда он отозвался на это рычание.
Зверь выглядел удивленным.
И удивился еще больше секундой позже, когда обнаружил, что спиной прижат к лесной почве, а обе руки противника глубоко впились в жесткий меховой воротник вокруг его шеи. Он отчаянно боролся, пытаясь вцепиться зубами в напавшего на него, отбиваясь всеми четырьмя лапами. Хотя рычание не унималось, животное уже не издавало громких звуков. Обнаружив, что не может освободиться, оно принялось извиваться, пока не ухитрилось лизнуть кончиком языка запястье Генри.
Сохраняя бдительность, тот ослабил хватку и позволил ему встать.
Зверь энергично отряхнулся, как следует почесавшись, и сел, склонив голову в сторону, изучая это странное создание, сморщив нос и опустив вниз брови с выражением, столь похожим на хмурое выражение человека, размышляющего над загадкой, что Фицрою пришлось скрыть невольную улыбку — если бы он показал сейчас зубы, вся история повторилась бы снова.
Утвердив таким образом свое превосходство, Генри принялся счищать липкую грязь, приставшую к его грубой рабочей одежде; засунул руку под рубашку, чтобы проверить, находится ли там холщовый мешок, обернутый вокруг талии. Он знал, что документы были в сохранности, но ему еще раз хотелось убедиться в их наличии хотя бы по легкому бумажному шороху.
Ему понадобится почти вся ночь, чтобы добраться до деревни, где он должен был встретиться со своим связным из голландского сопротивления, а до этого было необходимо раздобыть себе питание — тогда общаться с обычными людьми было бы гораздо легче, — поэтому следовало отправиться в путь немедленно. Проверив направление по маленькому компасу, которым его снабдили, Генри двинулся на северо-запад. Зверь — все-таки, как решил вампир, это была собака — поднялся с земли и последовал за ним. Некоторое время он слышал, как тот позади него продирается сквозь заросли; шум от его движений был едва отличим от бесчисленных звуков ночного леса. Как только Фицрой пошел быстрее, даже эти признаки исчезли. Что совсем его не удивило: чистокровный волк должен был испытывать трудности, следуя за ним. А собака, независимо от породы, вообще не имела такой возможности.
С патрулем он столкнулся примерно за три часа до рассвета, неподалеку от деревни. Когда немцы проходили мимо него, застывшего неподвижно всего в нескольких дюймах от них, Генри мрачно улыбнулся; он уже раньше успел заметить эмблему в виде черепа и скрещенных костей на касках солдат. «Мертвая голова». Для обеспечения внутренней безопасности на оккупированной территории немцы использовали отряды СС, особенно там, где активно действовало Сопротивление.
Отставший был широкогрудым молодым парнем; ему удавалось сохранять бодрость вопреки ночному времени и состоянию дороги, и от него ощутимо исходило высокомерие человека высшей расы. Можно было предположить, что его товарищи преднамеренно позволили ему двигаться несколько позади остальных; очевидно, пределы нацистскому чванству существовали даже в СС.
Фицрой не испытывал особой ненависти к простым солдатам вермахта, но к эсэсовцам это не относилось. Он обхватил отставшего сзади, сдернул с тропы и зажал ему рот — проделано все это было с молниеносной скоростью, в перерыве между двумя вдохами. Мгновенно, ибо он оставался беззащитным, пока насыщался, Генри прокусил сонную артерию немца и припал к ней, высасывая кровь. Когда же его потребность в ней была утолена, вампир, поднявшись во весь рост, обхватил рукой голову солдата и без особых усилий сломал ему шею. И вдруг в изумлении застыл, почувствовав, что за ним наблюдают.
Лес замер вместе с ним. Затих даже легкий ветерок, и единственным звуком было глухое падение капель крови на землю, устланную лиственным ковром Все еще склоненный над телом немца, напрягший мускулы и готовый к любой неожиданности, Фицрой повернул голову.
Огромная собака рассматривала его внимательно в течение нескольких секунд, затем повернулась и потрусила прочь, и через несколько секунд даже глаза вампира не могли различить ее между колеблющимися тенями.
Собака не могла следовать за ним. Дурное предчувствие пробежало леденящими пальцами вдоль позвоночника Генри. Он вскочил на ноги и двинулся в том направлении, куда исчезло животное, но спустя мгновение вынужден был остановиться. Патруль возвращался, несомненно, в поисках отставшего солдата.
Он разберется с этой собакой в другой раз. Схватив одной рукой мундир эсэсовца, а другой вцепившись в его брюки, Фицрой поднял тело и засунул его в развилку дерева выше уровня глаз. После чего продолжил свой путь к деревне.
Найти ее оказалось несложно.
Резкий белый свет от полудюжины прожекторов, установленных на грузовиках, освещал деревенскую площадь. Небольшая группа крестьян толпилась на одной ее стороне, охраняемая взводом СС. Офицер, который, по-видимому, был его командиром, прохаживался взад-вперед посередине, самодовольно постукивая стеком по сапогу. За исключением щелчков стека по верху кожаного сапога, сцена оставалась совершенно безмолвной.
Генри осторожно продвинулся ближе к площади. Часовому он оставил жизнь — до тех пор, пока он не узнает, что здесь происходит, еще одна необъяснимая смерть могла принести больше вреда, чем пользы. На краю площади вампир скользнул в узкий проулок и принялся наблюдать из своего укрытия, что произойдет дальше.
В крошечной деревеньке проживало не более двух сотен жителей и в лучшие времена, каковыми невозможно было считать нынешние. Ее положение вблизи границы и железной дороги являлось стратегически важным для захватчиков при продолжении их наступления на север и превращало деревню в центр сбора информации для голландского Сопротивления. Его руководство послало туда Генри, но, к сожалению, сюда же направились и подразделения эсэсовцев.
Немцы собрали на площади крестьян, всего семьдесят одного человека, главным образом здесь были старики, дети и инвалиды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35