VadikV
48
Рэй Кроун: «Поезд-беглец
»
Рэй Кроун
Поезд-беглец
«Красная жара. Поезд-беглец. Военные игры»: Эрика; 1993
ISBN 5-85775-018-0
Аннотация
Из тюрьмы на Аляске бегут два п
реступника. На железнодорожной станции они забираются в локомотивную с
цепку. Локомотив трогается с места, но от внезапного сердечного приступа
умирает машинист поезда…
Рэй КРОУН
ПОЕЗД-БЕГЛЕЦ
ПРОЛОГ
Машинист Эл дотягивал свою традиционную чашечку кофе, которую он позвол
ял себе только после очередного рейса. Врачи запретили ему пить кофе. Гов
орили, что вредит кофе его больному сердцу. Эла хотели проводить на заслу
женный отдых еще несколько лет назад, но он сумел пройти врачебный контр
оль и остался на грузовых рейсах. А ему и самому так стало спокойней. Элу б
ыло все равно: что людей возить, что товарняк волочить за собой. Главное, ч
то ему удалось уговорить начальство не отправлять на металлолом старин
у Лока. Эл знал каждый миллиметр Лока, знал все его привычки, повадки, знал,
как Лок поведет себя в любую секунду. Часто, особенно в последнее время, Эл
у казалось, что и Лок подчиняется только его, Эла, руке. Старомодный в упра
влении, обтекаемой формы, Лок больше напоминал Элу не локомотив, а снаряд,
и в эти секунды Эл ощущал себя японским смертником-камикадзе, сидящим в к
абине самолета и направляющим себя, как торпеду, в центр выбранной мишен
и. В августе 45 года Эл чудом выбрался живым из поединка с одним таким типом
… Тряхнув головой, Эл прогнал от себя кошмарные воспоминания и, глядя в ок
но на своего заиндевевшего на морозе стального друга, наконец-то прислу
шался к словам шефа о том, что через пару-тройку дней надо будет отогнать
сцепку новеньких, но заартачившихся в работе локомотивов на соседний уз
ел, чтоб там в депо разобрались, что к чему.
«Это разве работа?! Ч подумал Эл, вслух сообщив начальнику, что принял ин
формацию к сведению. Ч Пожалуй, я не буду Доку пока ничего говорить. А то о
н, чего доброго, еще и обидится на меня».
Лок, седой от прожитых лет и от инея, в эту минуту сжимал и разжимал свои ст
альные мускулы, одновременно греясь и восстанавливая силы: годы давали о
себе знать. Лок не боялся работы. Лок боялся только одного: как бы его, не ро
вен час, не отправили на ту свалку, мимо которой он однажды в молодости про
езжал. Лок решил придумать что-нибудь, когда придет время.
БАК
Ушам своим не поверил. Клянусь маленькой дыркой моей маленькой Мэри, ког
да я услышал по ящику, что сейчас нам будут вешать лапшу на уши про наш род
ной Стоунхэвн, я и вправду не поверил. Только что диктор в очередной раз ле
петал что-то заунывное про какую-то авиакатастрофу, экипаж и пассажиры п
огибли, а летели ребятки-школьники на Большую землю, но, я надеюсь, моя дор
огуша осталась дома, мала еще без папы-мамы путешествовать, а о взрослых н
а борту самолета ни слова не сказали, наверное, их там и не было, потому что
родственников всех летевших этим рейсом с Аляски школьников привезут д
ля опознания тел, порядок есть порядок, и имена ребят пока что не называют
ся… Вот обо всем этом я вполуха слушал и колотил что было силы по любимой м
оей груше, больше нее я люблю только бой живьем, когда противника легче уб
ить, чем сдержать себя в приступе злости, а на тренировке я и не сдерживаюс
ь, груша все стерпит…
И вдруг Ч ни с того, ни с сего Ч бряк! Ч как обухом по черепушке:
«А теперь, дорогие телезрители, мы включаем прямой эфир. Предлагаем ваше
му вниманию репортаж нашего корреспондента из здания Федерального суд
а. Итак, последние новости этого часа о деле Мэнхейма, заключенного тюрьм
ы Стоунхэвн»… Ну, тут я и про грушу забыл, и про завтрашний матч, ушел под ка
наты, к ребятам подхожу, а они ящик облепили, дыхание, оказывается, не у одн
ого меня сперло, и все слушают, как эта телка Сью Мэджорс перед нами прямо
аж расстилается:
«Как нам только что сообщили, федеральный судья вынес свое решение по де
лу заключенного Стоунхэвнской тюрьмы. Мы еще не знаем всех подробностей
, но уже сейчас ясно, что Оскар Мэнхейм, осужденный к пожизненному пребыва
нию за решеткой, провел долгих три года в камере, из которой его никто выпу
скать не собирался, но тем не менее он выиграл дело о нарушении администр
ацией тюрьмы Стоунхэвн гражданских прав.
Ну, тут уж я не удержался и заорал: «Вот вам!» Видела бы меня в эту минуту моя
крошка… Но на меня смотрел только охранник с другого конца спортзала, вз
гляд его был малоприятным, но я опять заорал, отвечая на его немой вопрос:
«Да, ребята, я говорю: вот вам!» Ч и пошел в радиорубку к Роджерсу. Старик Ро
джерс сидел, слава Богу, у себя и, как всегда, ковырял спичкой в ушах, которы
е щетиной заросли больше, чем мои яйца. «Эй, Роджерс!.. Роджерс, слушай сюда,
приятель…» Старик даже головы не повернул, уставился в свой ящик, он, види
те ли, любит на красивых баб пялиться, он, видите ли, свой срок отволок, ему,
видите ли, мы все до лампочки, а потому он на меня даже смотреть не желает:
«Чего, Ч говорит, Ч стряслось?» В другой раз я бы ему точно лысину намыли
л, этому вонючему пердуну черномазому, за такое непочтительное отношени
е к лучшему средневесу всей Аляски, но по случаю праздничного своего нас
троения я его простил: «Мэнни выиграл дело. Суд постановил выпустить его
из карцера. Вот чего стряслось!» Роджерс даже забыл спичку из уха вытащит
ь: «Потрясно! Вот это здорово!» И я ему выложил свой план: «Слушай, Роджерс, ч
ерез пару минут начальник Рэнкен будет по ящику болтать… Пусть наши воню
чие пижоны послушают, как он нам будет свои байки травить. Дай в динамики д
евятый канал с ящика, приятель. В твоих венах, я надеюсь, пока еще кровь не о
стыла или они уже дерьмом забиты, Роджерс, дружок ты мой ненаглядный?» Ста
рик уселся в той же позе, в какой я его застукал, и засунул спичку в ухо, а св
ободной рукой начал переключателями щелкать: «Да я уже пятый срок волок,
когда ты еще и в пеленки писать не начал… Ладно, Бак, топай. Пострадаем за с
вятое дело. Пусть послушают ребятки! Пусть порадуются!» Я на месте подпры
гнул и аж завизжал от счастья:
«Дьявол всех раздери, приятель! Верно я говорю, Испанец ты мой родной?!»
Выскочил я в коридор, а там уже голос Сью Маджорс на всю тюрягу:
«Никто не говорит о том, что тюрьма должна быть площадкой для детских игр.
Мы все считаем, что человек, идущий против закона, должен быть наказан, и м
ы все хотим, чтобы преступник был изолирован от общества, но не кажется ли
вам, мистер Рэнкен Ч (ну и складно эта баба треплется, язва такая: „Не каже
тся ли вам, мистер Рэнкен…“, попадись она мне, когда я на свободе был, где-ни
будь в укромном местечке, уж я бы ей доказал, в чем прелесть мужского прево
сходства!) Ч что общественное самосознание, так сказать, совесть общест
ва, несколько шокировано вашим поступком, а именно тем, что вы на целых три
года заточили человека в карцер?» Все ребята в своих камерах затаили дых
ание, ожидая ответ этого чудовища Рэнкена: «Если бы речь шла о человеке, то
Ч да, я бы согласился с вами, но Мэнхейм Ч животное. Он уже дважды бежал из
тюрьмы. Он грабил банки. Он Ч убийца, в конце концов. И ему абсолютно напле
вать на вашу жизнь, наплевать на мою жизнь, ему плевать даже на свою собств
енную жизнь… Ну, что тут началось, даже пересказать невозможно. Ребят сло
вно разорвало: „Мать твою, Рэнкен, пошел ты знаешь куда! Пристрелить этого
ублюдка! Даешь Мэнни в президенты!“ Со всех этажей из камер полетела горя
щая бумага, зэки жгли книги, газеты, тряпье, старые вещи и вышвыривали чере
з решетку в коридор, во всех концах здания затопали вертухаи, забегали, ка
к крысы, зазвенели связками ключей, и вот уже примчался один взвод охраны,
начали распускать рукава брандспойтов, затем еще один, еще, еще… И сквозь
весь этот шум с трудом пробивался голос Рэнкена: „Он ни во что не верит… Он
способен на все… Вот уже двадцать шесть лет я работаю в тюрьмах, и я повид
ал на своем веку и воров, и убийц… Мне есть с чем сравнить этого Мэнхейма…“
Вода из брандспойтов била в лицо с такой силой, что отбрасывала человека
к противоположной стене камеры, а если струя попадала по рукам, трясущим
решетку, то ощущения были, как от удара молотком по пальцам. Я заорал: «Иис
ус Христос, сын бедного Генри!..» Ч и увидел пахана: «Привет, Джона!» Ч сказ
ал я ему. Ч Мэнни добился своего». «Конечно», Ч кивнул Джона. «Он в самом
деле поимел их всех», Ч добавил я. Нетерпение переполняло меня. Нетерпен
ие и гордость, что сам Джона разговаривает со мной. И я просто обалдел, ког
да Джона сказал мне: «Конечно, приятель, это здорово, что он поимел их. Увид
имся на прогулке».
РЭНКЕН
Вернувшись Домой, я увидел бардак. Недаром я всегда говорил: «Дом без Хозя
ина Ч это уже не Дом». В этом здании, где мне знаком каждый уголок, я Ч Хозя
ин. Стало быть, это мой Дом. Мой, а не этого девяносточетырехлетнего идиота
, который считается начальником тюрьмы, а сам забыл сюда дорогу. Только др
ужба с губернатором штата да связи в управлении тюрем и удерживают его в
своем кресле. Я думаю, что никто из этих прихлебателей, что вокруг него вер
тятся, и не знает, сколько лет шефу, и я этого не знаю, и он сам, наверное, не зн
ает. Ну и плевать мне на него! Мне даже легче работать, когда я в должности з
аместителя начальника. Потому что у меня тогда руки развязаны. И если б не
чертов суд, в моем Доме и сейчас был бы полный порядок. Кретины!
Устроили свистопляску вокруг какого-то ничтожества. Засунуть бы эту Сью
Мэджорс в камеру к Мэнхейму минут на пять, он бы ей ноги к шее привязал ее ж
е собственными титьками. А она рассюсюкалась: «Ну, если вы говорите, что Мэ
нхейм животное, то почему же его так любят все другие заключенные?» Что я м
ог ответить этой дуре?! Сказал ей правду: «Да потому что они… В большинстве
своем они точно такие же животные, как и он. Потому что они делают все, что и
м заблагорассудится. Потому что не существует никаких преград для того,
чтобы они сделали все, что им хочется». Как манную кашу, по чайной ложечке,
я вкладывал в тупую башку этой Сью Мэджорс такие простые истины, а в это вр
емя у меня в Доме творилось черт знает что! На полу Ч море воды, грязь, дымя
тся кучи всякого дерьма, да еще динамики орут на полную мощность Козел эт
от, Роджерс, надул меня, я ему радиорубку доверил, а он… Охранники орут, что
б он дверь открыл, а Роджерс, свинья такая: «Имел я вас всех вместе с конем в
ашим, начальником вшивым!» Они ему: «Открывай эту дерьмовую дверь, Роджер
с!» А он, ниггер проклятый, еще громче звук делает, и я опять слышу собствен
ный голос: «Тюрьма Ч это не загородный клуб. Я полагаю, вы понимаете, что я
имею в виду? Средний срок приговора у заключенных Стоунхэвна Ч двадцать
два года… „Охранники наконец-то выламывают дверь, и один из них с криком:
„Да выруби ты этот матюгальник!“ Ч лепит дубинкой прямо по загривку Род
жерса. Будто от этого удара на весь Дом загремела моя любимая песенка „Же
лтая роза Техаса“, но после первой же строки и она затихла. Правда, мне все
равно не до нее было в этот момент, потому что я подошел к двери карцера. Кт
о-то из соседей этой сволочи опередил меня: „Эй, Мэнни, к тебе гости“. Мэнхе
йм, лежа на полу, зарядку делал, о здоровье своем беспокоится, надо же. „Зак
люченный, встать!“ Ч сказал я спокойно. Реакции никакой. Пришлось повтор
ить, но уже другим тоном, чтоб он понял, кто в Доме Хозяин: „Встать!“ Мэнхейм
перестал накачивать свой пресс и поднялся. „Я принес постановление Феде
рального Суда об освобождении тебя из карцера. Конечно, я мог бы попросит
ь суд оставить все, как есть, до рассмотрения апелляции, по крайней мере. И
ты знаешь, что, скорее всего, суд согласился бы со мной…“ Мэнхейм не выдерж
ал столь длинной тирады и оборвал меня (больше двух предложений подряд о
н своим умишком никогда не мог переварить): „Я готов подождать еще девять
месяцев до рассмотрения апелляции. Я даже могу простоять на голове эти д
евять месяцев…“ Тут уж не выдержал я: „Надо было мне все-таки как-нибудь в
зломать эту дверь и выбить из тебя мозги“. Мэнхейм сверкнул своими встав
ными зубами: „Да пошел ты, Рэнкен, ты же знаешь, что в одиночку со мной не спр
авишься“. О, как я ненавижу этого ублюдка! Если б я не был служителем закон
а!.. Я подошел вплотную к решетке и сказал ему так, чтоб он понял, что его жде
т: „Я не собираюсь марать свои руки о такую мразь, как ты. Я, пожалуй, позволю
тебе выйти со всеми во двор на прогулку, и, надеюсь, ты снова рванешь отсюд
а. Вот тогда-то я и остановлю твои часики. Обещаю тебе, Мэнхейм“. Он снова на
ступил мне на мозоль: „Ну, конечно, ты обещаешь… Ты уже обещал продержать м
еня в карцере остаток моей жизни“, Ч но я сдержался: „Я запер тебя здесь н
а три года. Думаю, что это достаточно долго, детка“. Мэнхейм процедил сквоз
ь зубы: „То, что не убивает меня, Ч меня закаляет“. „Посмотрим, Ч сказал я
ему, Ч пожалуйста, сделай еще одну попытку, и тогда я действительно отпра
влю тебя отсюда. В пластиковом мешке для трупов“. И Мэнхейм принял мой выз
ов: „Ты делай то, что должен делать ты, а я сделаю то, что должен сделать я… И
чему быть, того не миновать“. Я повернулся к охранникам: „Откройте дверь. И
вышвырните его во двор“, Ч а потом пошел по коридору. Из глубины одной ка
меры раздался обычный для этих подонков звук. Толстяк, который стоял у ре
шетки ближе всех ко мне, ухмыльнулся: «Это твоя мамочка пукнула, Рэнкен. Гр
омко же она умеет это делать, сучка“. И тогда я снизошел до того, чтобы проч
есть им маленькую лекцию:
«Вы все падаль. Вы прячете свои шкуры в темноте и гавкаете, как последние т
русы. Так и быть, я скажу вам, где должны сидеть ваши задницы. Выше всего Ч Г
осподь Бог, затем Ч Хозяин тюрьмы, затем Ч мои охранники, затем Ч псы, ко
торые воют, сидя в своей конуре, и после них Ч вы, человеческие отбросы. Не
способные приносить пользу ни себе, ни кому бы то ни было еще». Я сумел зат
кнуть пасть этим сволочам. Я поставил их на место. Я Ч Хозяин тюрьмы строг
ого режима в Стоунхэвне, штаг Аляска, США.
МЭННИ
Наконец-то. Три года вонючего карцера, а теперь Ч блаженство. Глоток свеж
его морозного воздуха. Сбросить бы с плеча этот матрас прямо на снег и рас
тянуться, расправить косточки. Три года мерить клетку: четыре шага в длин
у, два Ч в ширину. Мерзость. Мерзость! А эти, вокруг меня, только и могут шеп
тать за моей спиной: «Видал? Вот это мужик! Настоящий мужик!» Среди этого с
тада нет почти ни одного человека, который хоть что-то понимал бы в нашей
дерьмовой жизни. Почти ни одного! Кроме Джоны. А вот и он.
Ч Привет, Мэнни! Добро пожаловать домой, малыш! Ведь я же Ч твой дом, не пр
авда ли?
В самую точку Джона попал. Ты и есть мой дом. Ближе тебя никого у меня нет. Да
й-ка я обниму тебя… А это кто еще к нам примазывается? Вприпрыжку, как бокс
ер, подбирается. Пижон, очки черные нацепил на нос. Фрайер тухлый!
Ч Ничего не вижу. Эй, Мэнни… Это он мне?
Ч Держи, приятель, это мой подарок тебе.
Джона не гонит его прочь. Так и быть, потерплю и я. Примерим эти чертовы очк
и. Пусть глаза отдохнут. С непривычки-то, после полутьмы в карцере, на ярко
м солнце трудновато.
Ч Пошли, ребята. А то, кажется, уже закрывают.
Ч Эй, приятель, дай-ка я это понесу. Мэпни, дай мне свой матрасик.
Ну, пусть несет, черт с ним, от меня не убудет.
Ч Джона, что-нибудь интересное было здесь за последние три года?
Ч Да ты же обо всем знаешь, браток. Я был на воле, отдышаться не успел, полу
чил свежачок Ч еще тридцать лет.
Ч Как же это тебе удалось без меня, старина?
Ч Да просто мне не удавалось прожить без денег, браток.
Ч А ты никогда не умел грабить банки, Джона. Но ты не расстраивайся. Я выта
щу тебя отсюда.
Ч Но только не этой зимой. Все равно у тебя ничего не выйдет.
Ч У меня не выйдет? Джона, о чем ты говоришь?.. Послушай, приятель, что за дел
а…
Этот фрайер уже порядком надоел мне. Что он лезет везде? Чего ему надо от м
еня? Чем же он Джону-то околдовал?
Мэнни, успокойся. Это симпатичный молодой человек. Всего-навсего. И кроме
того… он возит тележку с бельем в прачечную и обратно. Добро пожаловать д
омой, братишка!
Спасибо тебе, Джона, на добром слове. Утро вечера мудренее. Разберемся мы с
этим парнишкой, когда время придет. Я тебе верю, Джона. У тебя была возможн
ость изучить этого Бака Логана. Может, и мне представится случай провери
ть его на стойкость.
Ночь я проспал как убитый. А на следующий день ребята ловили кайф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
48
Рэй Кроун: «Поезд-беглец
»
Рэй Кроун
Поезд-беглец
«Красная жара. Поезд-беглец. Военные игры»: Эрика; 1993
ISBN 5-85775-018-0
Аннотация
Из тюрьмы на Аляске бегут два п
реступника. На железнодорожной станции они забираются в локомотивную с
цепку. Локомотив трогается с места, но от внезапного сердечного приступа
умирает машинист поезда…
Рэй КРОУН
ПОЕЗД-БЕГЛЕЦ
ПРОЛОГ
Машинист Эл дотягивал свою традиционную чашечку кофе, которую он позвол
ял себе только после очередного рейса. Врачи запретили ему пить кофе. Гов
орили, что вредит кофе его больному сердцу. Эла хотели проводить на заслу
женный отдых еще несколько лет назад, но он сумел пройти врачебный контр
оль и остался на грузовых рейсах. А ему и самому так стало спокойней. Элу б
ыло все равно: что людей возить, что товарняк волочить за собой. Главное, ч
то ему удалось уговорить начальство не отправлять на металлолом старин
у Лока. Эл знал каждый миллиметр Лока, знал все его привычки, повадки, знал,
как Лок поведет себя в любую секунду. Часто, особенно в последнее время, Эл
у казалось, что и Лок подчиняется только его, Эла, руке. Старомодный в упра
влении, обтекаемой формы, Лок больше напоминал Элу не локомотив, а снаряд,
и в эти секунды Эл ощущал себя японским смертником-камикадзе, сидящим в к
абине самолета и направляющим себя, как торпеду, в центр выбранной мишен
и. В августе 45 года Эл чудом выбрался живым из поединка с одним таким типом
… Тряхнув головой, Эл прогнал от себя кошмарные воспоминания и, глядя в ок
но на своего заиндевевшего на морозе стального друга, наконец-то прислу
шался к словам шефа о том, что через пару-тройку дней надо будет отогнать
сцепку новеньких, но заартачившихся в работе локомотивов на соседний уз
ел, чтоб там в депо разобрались, что к чему.
«Это разве работа?! Ч подумал Эл, вслух сообщив начальнику, что принял ин
формацию к сведению. Ч Пожалуй, я не буду Доку пока ничего говорить. А то о
н, чего доброго, еще и обидится на меня».
Лок, седой от прожитых лет и от инея, в эту минуту сжимал и разжимал свои ст
альные мускулы, одновременно греясь и восстанавливая силы: годы давали о
себе знать. Лок не боялся работы. Лок боялся только одного: как бы его, не ро
вен час, не отправили на ту свалку, мимо которой он однажды в молодости про
езжал. Лок решил придумать что-нибудь, когда придет время.
БАК
Ушам своим не поверил. Клянусь маленькой дыркой моей маленькой Мэри, ког
да я услышал по ящику, что сейчас нам будут вешать лапшу на уши про наш род
ной Стоунхэвн, я и вправду не поверил. Только что диктор в очередной раз ле
петал что-то заунывное про какую-то авиакатастрофу, экипаж и пассажиры п
огибли, а летели ребятки-школьники на Большую землю, но, я надеюсь, моя дор
огуша осталась дома, мала еще без папы-мамы путешествовать, а о взрослых н
а борту самолета ни слова не сказали, наверное, их там и не было, потому что
родственников всех летевших этим рейсом с Аляски школьников привезут д
ля опознания тел, порядок есть порядок, и имена ребят пока что не называют
ся… Вот обо всем этом я вполуха слушал и колотил что было силы по любимой м
оей груше, больше нее я люблю только бой живьем, когда противника легче уб
ить, чем сдержать себя в приступе злости, а на тренировке я и не сдерживаюс
ь, груша все стерпит…
И вдруг Ч ни с того, ни с сего Ч бряк! Ч как обухом по черепушке:
«А теперь, дорогие телезрители, мы включаем прямой эфир. Предлагаем ваше
му вниманию репортаж нашего корреспондента из здания Федерального суд
а. Итак, последние новости этого часа о деле Мэнхейма, заключенного тюрьм
ы Стоунхэвн»… Ну, тут я и про грушу забыл, и про завтрашний матч, ушел под ка
наты, к ребятам подхожу, а они ящик облепили, дыхание, оказывается, не у одн
ого меня сперло, и все слушают, как эта телка Сью Мэджорс перед нами прямо
аж расстилается:
«Как нам только что сообщили, федеральный судья вынес свое решение по де
лу заключенного Стоунхэвнской тюрьмы. Мы еще не знаем всех подробностей
, но уже сейчас ясно, что Оскар Мэнхейм, осужденный к пожизненному пребыва
нию за решеткой, провел долгих три года в камере, из которой его никто выпу
скать не собирался, но тем не менее он выиграл дело о нарушении администр
ацией тюрьмы Стоунхэвн гражданских прав.
Ну, тут уж я не удержался и заорал: «Вот вам!» Видела бы меня в эту минуту моя
крошка… Но на меня смотрел только охранник с другого конца спортзала, вз
гляд его был малоприятным, но я опять заорал, отвечая на его немой вопрос:
«Да, ребята, я говорю: вот вам!» Ч и пошел в радиорубку к Роджерсу. Старик Ро
джерс сидел, слава Богу, у себя и, как всегда, ковырял спичкой в ушах, которы
е щетиной заросли больше, чем мои яйца. «Эй, Роджерс!.. Роджерс, слушай сюда,
приятель…» Старик даже головы не повернул, уставился в свой ящик, он, види
те ли, любит на красивых баб пялиться, он, видите ли, свой срок отволок, ему,
видите ли, мы все до лампочки, а потому он на меня даже смотреть не желает:
«Чего, Ч говорит, Ч стряслось?» В другой раз я бы ему точно лысину намыли
л, этому вонючему пердуну черномазому, за такое непочтительное отношени
е к лучшему средневесу всей Аляски, но по случаю праздничного своего нас
троения я его простил: «Мэнни выиграл дело. Суд постановил выпустить его
из карцера. Вот чего стряслось!» Роджерс даже забыл спичку из уха вытащит
ь: «Потрясно! Вот это здорово!» И я ему выложил свой план: «Слушай, Роджерс, ч
ерез пару минут начальник Рэнкен будет по ящику болтать… Пусть наши воню
чие пижоны послушают, как он нам будет свои байки травить. Дай в динамики д
евятый канал с ящика, приятель. В твоих венах, я надеюсь, пока еще кровь не о
стыла или они уже дерьмом забиты, Роджерс, дружок ты мой ненаглядный?» Ста
рик уселся в той же позе, в какой я его застукал, и засунул спичку в ухо, а св
ободной рукой начал переключателями щелкать: «Да я уже пятый срок волок,
когда ты еще и в пеленки писать не начал… Ладно, Бак, топай. Пострадаем за с
вятое дело. Пусть послушают ребятки! Пусть порадуются!» Я на месте подпры
гнул и аж завизжал от счастья:
«Дьявол всех раздери, приятель! Верно я говорю, Испанец ты мой родной?!»
Выскочил я в коридор, а там уже голос Сью Маджорс на всю тюрягу:
«Никто не говорит о том, что тюрьма должна быть площадкой для детских игр.
Мы все считаем, что человек, идущий против закона, должен быть наказан, и м
ы все хотим, чтобы преступник был изолирован от общества, но не кажется ли
вам, мистер Рэнкен Ч (ну и складно эта баба треплется, язва такая: „Не каже
тся ли вам, мистер Рэнкен…“, попадись она мне, когда я на свободе был, где-ни
будь в укромном местечке, уж я бы ей доказал, в чем прелесть мужского прево
сходства!) Ч что общественное самосознание, так сказать, совесть общест
ва, несколько шокировано вашим поступком, а именно тем, что вы на целых три
года заточили человека в карцер?» Все ребята в своих камерах затаили дых
ание, ожидая ответ этого чудовища Рэнкена: «Если бы речь шла о человеке, то
Ч да, я бы согласился с вами, но Мэнхейм Ч животное. Он уже дважды бежал из
тюрьмы. Он грабил банки. Он Ч убийца, в конце концов. И ему абсолютно напле
вать на вашу жизнь, наплевать на мою жизнь, ему плевать даже на свою собств
енную жизнь… Ну, что тут началось, даже пересказать невозможно. Ребят сло
вно разорвало: „Мать твою, Рэнкен, пошел ты знаешь куда! Пристрелить этого
ублюдка! Даешь Мэнни в президенты!“ Со всех этажей из камер полетела горя
щая бумага, зэки жгли книги, газеты, тряпье, старые вещи и вышвыривали чере
з решетку в коридор, во всех концах здания затопали вертухаи, забегали, ка
к крысы, зазвенели связками ключей, и вот уже примчался один взвод охраны,
начали распускать рукава брандспойтов, затем еще один, еще, еще… И сквозь
весь этот шум с трудом пробивался голос Рэнкена: „Он ни во что не верит… Он
способен на все… Вот уже двадцать шесть лет я работаю в тюрьмах, и я повид
ал на своем веку и воров, и убийц… Мне есть с чем сравнить этого Мэнхейма…“
Вода из брандспойтов била в лицо с такой силой, что отбрасывала человека
к противоположной стене камеры, а если струя попадала по рукам, трясущим
решетку, то ощущения были, как от удара молотком по пальцам. Я заорал: «Иис
ус Христос, сын бедного Генри!..» Ч и увидел пахана: «Привет, Джона!» Ч сказ
ал я ему. Ч Мэнни добился своего». «Конечно», Ч кивнул Джона. «Он в самом
деле поимел их всех», Ч добавил я. Нетерпение переполняло меня. Нетерпен
ие и гордость, что сам Джона разговаривает со мной. И я просто обалдел, ког
да Джона сказал мне: «Конечно, приятель, это здорово, что он поимел их. Увид
имся на прогулке».
РЭНКЕН
Вернувшись Домой, я увидел бардак. Недаром я всегда говорил: «Дом без Хозя
ина Ч это уже не Дом». В этом здании, где мне знаком каждый уголок, я Ч Хозя
ин. Стало быть, это мой Дом. Мой, а не этого девяносточетырехлетнего идиота
, который считается начальником тюрьмы, а сам забыл сюда дорогу. Только др
ужба с губернатором штата да связи в управлении тюрем и удерживают его в
своем кресле. Я думаю, что никто из этих прихлебателей, что вокруг него вер
тятся, и не знает, сколько лет шефу, и я этого не знаю, и он сам, наверное, не зн
ает. Ну и плевать мне на него! Мне даже легче работать, когда я в должности з
аместителя начальника. Потому что у меня тогда руки развязаны. И если б не
чертов суд, в моем Доме и сейчас был бы полный порядок. Кретины!
Устроили свистопляску вокруг какого-то ничтожества. Засунуть бы эту Сью
Мэджорс в камеру к Мэнхейму минут на пять, он бы ей ноги к шее привязал ее ж
е собственными титьками. А она рассюсюкалась: «Ну, если вы говорите, что Мэ
нхейм животное, то почему же его так любят все другие заключенные?» Что я м
ог ответить этой дуре?! Сказал ей правду: «Да потому что они… В большинстве
своем они точно такие же животные, как и он. Потому что они делают все, что и
м заблагорассудится. Потому что не существует никаких преград для того,
чтобы они сделали все, что им хочется». Как манную кашу, по чайной ложечке,
я вкладывал в тупую башку этой Сью Мэджорс такие простые истины, а в это вр
емя у меня в Доме творилось черт знает что! На полу Ч море воды, грязь, дымя
тся кучи всякого дерьма, да еще динамики орут на полную мощность Козел эт
от, Роджерс, надул меня, я ему радиорубку доверил, а он… Охранники орут, что
б он дверь открыл, а Роджерс, свинья такая: «Имел я вас всех вместе с конем в
ашим, начальником вшивым!» Они ему: «Открывай эту дерьмовую дверь, Роджер
с!» А он, ниггер проклятый, еще громче звук делает, и я опять слышу собствен
ный голос: «Тюрьма Ч это не загородный клуб. Я полагаю, вы понимаете, что я
имею в виду? Средний срок приговора у заключенных Стоунхэвна Ч двадцать
два года… „Охранники наконец-то выламывают дверь, и один из них с криком:
„Да выруби ты этот матюгальник!“ Ч лепит дубинкой прямо по загривку Род
жерса. Будто от этого удара на весь Дом загремела моя любимая песенка „Же
лтая роза Техаса“, но после первой же строки и она затихла. Правда, мне все
равно не до нее было в этот момент, потому что я подошел к двери карцера. Кт
о-то из соседей этой сволочи опередил меня: „Эй, Мэнни, к тебе гости“. Мэнхе
йм, лежа на полу, зарядку делал, о здоровье своем беспокоится, надо же. „Зак
люченный, встать!“ Ч сказал я спокойно. Реакции никакой. Пришлось повтор
ить, но уже другим тоном, чтоб он понял, кто в Доме Хозяин: „Встать!“ Мэнхейм
перестал накачивать свой пресс и поднялся. „Я принес постановление Феде
рального Суда об освобождении тебя из карцера. Конечно, я мог бы попросит
ь суд оставить все, как есть, до рассмотрения апелляции, по крайней мере. И
ты знаешь, что, скорее всего, суд согласился бы со мной…“ Мэнхейм не выдерж
ал столь длинной тирады и оборвал меня (больше двух предложений подряд о
н своим умишком никогда не мог переварить): „Я готов подождать еще девять
месяцев до рассмотрения апелляции. Я даже могу простоять на голове эти д
евять месяцев…“ Тут уж не выдержал я: „Надо было мне все-таки как-нибудь в
зломать эту дверь и выбить из тебя мозги“. Мэнхейм сверкнул своими встав
ными зубами: „Да пошел ты, Рэнкен, ты же знаешь, что в одиночку со мной не спр
авишься“. О, как я ненавижу этого ублюдка! Если б я не был служителем закон
а!.. Я подошел вплотную к решетке и сказал ему так, чтоб он понял, что его жде
т: „Я не собираюсь марать свои руки о такую мразь, как ты. Я, пожалуй, позволю
тебе выйти со всеми во двор на прогулку, и, надеюсь, ты снова рванешь отсюд
а. Вот тогда-то я и остановлю твои часики. Обещаю тебе, Мэнхейм“. Он снова на
ступил мне на мозоль: „Ну, конечно, ты обещаешь… Ты уже обещал продержать м
еня в карцере остаток моей жизни“, Ч но я сдержался: „Я запер тебя здесь н
а три года. Думаю, что это достаточно долго, детка“. Мэнхейм процедил сквоз
ь зубы: „То, что не убивает меня, Ч меня закаляет“. „Посмотрим, Ч сказал я
ему, Ч пожалуйста, сделай еще одну попытку, и тогда я действительно отпра
влю тебя отсюда. В пластиковом мешке для трупов“. И Мэнхейм принял мой выз
ов: „Ты делай то, что должен делать ты, а я сделаю то, что должен сделать я… И
чему быть, того не миновать“. Я повернулся к охранникам: „Откройте дверь. И
вышвырните его во двор“, Ч а потом пошел по коридору. Из глубины одной ка
меры раздался обычный для этих подонков звук. Толстяк, который стоял у ре
шетки ближе всех ко мне, ухмыльнулся: «Это твоя мамочка пукнула, Рэнкен. Гр
омко же она умеет это делать, сучка“. И тогда я снизошел до того, чтобы проч
есть им маленькую лекцию:
«Вы все падаль. Вы прячете свои шкуры в темноте и гавкаете, как последние т
русы. Так и быть, я скажу вам, где должны сидеть ваши задницы. Выше всего Ч Г
осподь Бог, затем Ч Хозяин тюрьмы, затем Ч мои охранники, затем Ч псы, ко
торые воют, сидя в своей конуре, и после них Ч вы, человеческие отбросы. Не
способные приносить пользу ни себе, ни кому бы то ни было еще». Я сумел зат
кнуть пасть этим сволочам. Я поставил их на место. Я Ч Хозяин тюрьмы строг
ого режима в Стоунхэвне, штаг Аляска, США.
МЭННИ
Наконец-то. Три года вонючего карцера, а теперь Ч блаженство. Глоток свеж
его морозного воздуха. Сбросить бы с плеча этот матрас прямо на снег и рас
тянуться, расправить косточки. Три года мерить клетку: четыре шага в длин
у, два Ч в ширину. Мерзость. Мерзость! А эти, вокруг меня, только и могут шеп
тать за моей спиной: «Видал? Вот это мужик! Настоящий мужик!» Среди этого с
тада нет почти ни одного человека, который хоть что-то понимал бы в нашей
дерьмовой жизни. Почти ни одного! Кроме Джоны. А вот и он.
Ч Привет, Мэнни! Добро пожаловать домой, малыш! Ведь я же Ч твой дом, не пр
авда ли?
В самую точку Джона попал. Ты и есть мой дом. Ближе тебя никого у меня нет. Да
й-ка я обниму тебя… А это кто еще к нам примазывается? Вприпрыжку, как бокс
ер, подбирается. Пижон, очки черные нацепил на нос. Фрайер тухлый!
Ч Ничего не вижу. Эй, Мэнни… Это он мне?
Ч Держи, приятель, это мой подарок тебе.
Джона не гонит его прочь. Так и быть, потерплю и я. Примерим эти чертовы очк
и. Пусть глаза отдохнут. С непривычки-то, после полутьмы в карцере, на ярко
м солнце трудновато.
Ч Пошли, ребята. А то, кажется, уже закрывают.
Ч Эй, приятель, дай-ка я это понесу. Мэпни, дай мне свой матрасик.
Ну, пусть несет, черт с ним, от меня не убудет.
Ч Джона, что-нибудь интересное было здесь за последние три года?
Ч Да ты же обо всем знаешь, браток. Я был на воле, отдышаться не успел, полу
чил свежачок Ч еще тридцать лет.
Ч Как же это тебе удалось без меня, старина?
Ч Да просто мне не удавалось прожить без денег, браток.
Ч А ты никогда не умел грабить банки, Джона. Но ты не расстраивайся. Я выта
щу тебя отсюда.
Ч Но только не этой зимой. Все равно у тебя ничего не выйдет.
Ч У меня не выйдет? Джона, о чем ты говоришь?.. Послушай, приятель, что за дел
а…
Этот фрайер уже порядком надоел мне. Что он лезет везде? Чего ему надо от м
еня? Чем же он Джону-то околдовал?
Мэнни, успокойся. Это симпатичный молодой человек. Всего-навсего. И кроме
того… он возит тележку с бельем в прачечную и обратно. Добро пожаловать д
омой, братишка!
Спасибо тебе, Джона, на добром слове. Утро вечера мудренее. Разберемся мы с
этим парнишкой, когда время придет. Я тебе верю, Джона. У тебя была возможн
ость изучить этого Бака Логана. Может, и мне представится случай провери
ть его на стойкость.
Ночь я проспал как убитый. А на следующий день ребята ловили кайф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11