— Брошу. Вот как только приземлимся, обязательно брошу, — обещает Баобабова.Генерал замедляет бег и спускает самолетик все ближе и ближе к бетону. Практически ползет на карачках, лишь бы мы живы остались. И модель не пострадала.Наш “Ту”, совершив последний круг над панорамой аэродрома, заходит на посадку. Все ближе земля, все неприятнее ощущения.Генерал впереди по курсу. Поворачивается к нам, кричит, и даже я понимаю, чего это он рот генеральский разевает. Трясти, говорит, сейчас будет сильно. Но, говорит, вы не волнуйтесь. Посажу, говорит, как самого себя. Пусть трясет. Лишь бы благополучно.Баобабова не доверяет генералу. Втискивается в кресло, привязывает себя к спинке гирляндами, насильно усаживает меня к себе на колени и обхватывает руками. Я не дергаюсь. Машкины руки лучше всяких ремней безопасности. Конечно, негоже молодым лейтенантам на коленях у прапорщиков находиться, но кто с этим разбираться будет при экстремальной посадке.Земля все ближе. Можно даже сказать, не земля, а жесткий бетон.За спиной слышен оглушительный треск. Это отваливаются от неимоверных перегрузок части “Ту-104”. Мне самому неудобно наблюдать за творящимися сзади безобразиями, так что приходится доверять словам Баобабовой:— Крыло. Еще крыло. Хвост. Правый борт. Левый борт. Днище, ой, мама! Крыша, ой, капитан Угробов!В лицо врезается ветер. Это не выдерживает нос “Ту”. В щепки! Нас окутывает облако опилок, мусора и строительного хлама. И теперь мы — самостоятельная летная единица, жизнь которой зависит только от умелых действий генерала.Под армейскими ботинками Баобабовой неприятно шаркает бетонное покрытие. Даже бешеная скорость и сильный ветер не успевают уносить запах паленой кожи. Баобабова рычит, стискивая меня так, что трещат ребра. Противный визг стирающегося до основания кресла не вселяет надежды. А вдруг дерево не выдержит? Чем тормозить станем? Или Баобабовой придется в клинику ложиться и делать операцию по пересадке кожи, как мне, когда я летающую тарелку взорвал.С каждым мгновением наша “двойка” теряет скорость. Уже видны полковники, выстроившиеся широкой цепочкой. Сцепившись за руки, изображают тормозную сеть. Как же! Если сами не остановимся, пропустят мимо без зазрения совести. И на генерала не посмотрят, который сейчас на бетоне живот пачкает, стараясь возможно более мягко приземлить кресло первого пилота. И нас с Машкой, разумеется.На приблизительной скорости более сорока километров в час по посадочной полосе Баобабова с силой втискивает пятки армейских ботинок в бетон и приводит в действие запасные тормоза. Наукой доказано, что самые лучшие тормозные колодки для отечественных автомобилей изготавливаются из каблуков армейских ботинок. Не прекращая, валит удушливый дым. Завывают сирены пожарных машин, почуявших поле деятельности. Скорость падает неимоверно. Уже поднимается с колен генерал, уже можно без всякой опаски для здоровья разбиться. Но командирское кресло выдерживает. Последняя фанерка, оставшаяся под Баобабовой, дымит, но в относительной целости останавливается в метре от генерала.Приехали. Отстегните ремни и ломитесь к выходу. Погода превосходная, а у вокзала ждет автобус, который доставит вас к городским историческим местам.Первым очухивается арестованный пацан. Вырывается из рук заторможенных сержантов, подбегает к нам и пытается вытащить из-под Баобабовой кусок фанерки со следами интенсивного торможения.— Дяденька!.. Тетенька!.. Да как же это? А где же это? Вот такой! Крылатый! Слома-а-али!!!Пацаненок в истерике шлепается на бетон и колотит его ногами. Он бы лучше лупил пятками генерала, который не научился нормально сажать самолеты.Упомянутый генерал, поправив каракулевую шапку и отдав пацану шашкой честь, спихивает нас с фанеры и отбирает деталь.— В институт, немедленно! — Отдает обгорелую фанеру гражданскому мужику с трудно запоминающимся лицом сотрудника внутренней разведки. — Оцепить аэродром и прилегающие к нему территории в районе двадцати километров. Объявить зону закрытой через газеты, журналы и прочие средства массовой информации. Карантин, эпидемия, военные учения с запуском баллистических ракет.— Есть! — Это штатский прячет фанерку в целлофановый пакет. В новый, с замочком, а не как у нас в отделе — из рулона для сбора мусора.— Собрать все обломки самолета. До единой щепки. Собранное — в самосвалы и в ангар номер, предположим, тринадцать. Будем восстанавливать. Собирать по фрагментам и каждый день узнавать для себя что-то удивительное и новое. Если, конечно, парнишка захочет сотрудничать.— Есть!Я хмыкаю. Где-то от перенесенных нагрузок, а где-то от мысли о том, сколько же пакетов потребуется штатскому, чтобы собрать все запчасти.— А с этими что делать?Вопросы задают полковники из оперативного штаба. У нас всегда так, как расправа близится, так все задаются вопросом, что с виновными делать. У всех всегда особое мнение, и все всегда, как ни странно, правы.Генерал замахивается шашкой, но вовремя меняет план, касающийся дальнейшей судьбы сотрудников отдела “Пи”. Тоже верное решение. На людях уничтожать свидетелей нельзя. Дело может получиться громким, с ненужной оглаской. Тогда каждая тварь в стране будет знать, что скрывается в ангаре под тринадцатым номером. В том числе и заинтересованные службы иностранных разведок.— Возьмите подписку о невыезде. И о неразглашении. И о нераспространении. И о запрете на интервью.— А может, нам еще и не…— Помолчите, прапорщик, — морщится генерал, впервые в жизни разглядывающий Баобабову сверху. — Я вам одолжение сделал, что немедленно шашкой не порубал. Да таких свидетелей расстреливают на месте посадки. Вешают на первой попавшейся диспетчерской вышке. Давят под колесами первой же пожарной машины.— Затаптывают ротой близко расквартированных полковников, — выпячивает грудь полковник Чуб.— Отличное предложение, полковник. Представляю вас к награде за проявленное рвение. Приступить к описи!Штатский подсовывает нам с Машкой кучу бумажек, которые мы тут же, не поднимаясь с бетона, подписываем.— Простите, — говорю я штатскому, — может, это вам пригодится?Отдаю подобранную в самолетном туалете стружку.Штатский, чуть не прыгая от радости, мгновенно прячет деталь в пакет. Сколько ночей не будет он спать, размышляя, куда приспособить столь важный кусок?Я не злой. Просто иногда нужно быть чуть-чуть стервозным старшим лейтенантом.— Прошу занести в протоколы осмотра места падения факт передачи, — заявляю я. — А также прошу отметить желание сотрудничать. И требую для сотрудников отдела “Подозрительной информации” высшей меры наказания. Вплоть до увольнения. На все ваша воля.— Вот-вот, — кивает генерал. — А я вас отпускаю при минимальных требованиях. Живыми, заметьте.— Ах, как я благодарна! — Баобабова сваливает меня с колен, поднимается и теперь уже она рассматривает верхушку каракулевой шапки. — Мы жизнью рисковали, проблемы решали, а нас как диверсантов-космонавтов встречают. Спасибо, товарищ генерал, за мою погубленную прапорщицкую юность.Баобабова низко кланяется опешившему генералу. Шмыгает носом, разворачивается на спекшихся каблуках и, гордо распрямив плечи, идет к вокзалу.Отставать от напарницы не годится. Генерал может и передумать. А один мертвый сотрудник отдела “Пи” — это все равно мертвый сотрудник отдела “Пи”.— Спасибочки, — дергаю шеей, противно улыбаюсь и бегу догонять Машку. Генерал кричит в спину:— Да много вы понима-аете! Да вашей заслуги с ефрейторский пого-он! Да мы бы сами хулигана, кулибинского наследника, вычислили. Идите, иди-ите! Завалили все задание! Уж я Угробову отпишу все, как было. Катитесь, кати-итесь. Колбаской по малой взлетной полосе!— Старый маразматик, — бросает через спину Баобабова.Догоняю Машку и объясняю причины столь явного нерационального поведения генерала.— Он за нас волновался, а как только увидел живых, так сердце и не выдержало.— Да ну его, — отмахивается Баобабова. — Мне пацана жалко. Представляешь, стругал, пилил, клеил ночи и дни напролет. Наверняка школу прогуливал. Мамку с папкой обманывал. Деньги на мороженое клянчил, а сам все на пиломатериалы тратил. Это ведь не партию скворечников для Саратовской области сколотить. Самолет! Старался парнишка. А этот, прости меня, Лесик, ге-не-рал своими неумелыми действиями разрушил, можно сказать, светлую мечту подрастающего поколения. И нас в грязь втоптал. Обидно.Что есть, то есть. Немного обидно. Но я лично на генерала зла не держу. Он свое дело сделал, как умел. Вряд ли кто на его месте лучше посадил бы “Ту”. Опыта такого класса ни у кого нет. Ни у нас, ни за границей.— Если пацан не дурак, то устроится. До конца жизни теплое место обеспечено. Оригинала нет, чертежей нет, все в голове его. А собери, попробуй, из развалин чудо, место которому минимум в следующем тысячелетии. Без пацана никак. Тут даже генеральские погоны не помогут.— Это точно, — соглашается Баобабова, веселея.И прибавляет шаг.Проходим через плотное оцепление. Необстрелянные ребята из дорожно-постового весеннего набора завистливо провожают нас глазами. Им до таких заданий и посадок штрафовать и штрафовать. Некоторые так на дорогах и помрут, не узнав счастья в послужном списке.Какой-то сержант, забежав вперед Баобабовой, сообщает ей, что у товарища прапорщика развязался шнурок и теперь внизу совсем некрасиво болтается.— Пущай болтается, — снисходительно улыбается Машка. — Это для истории. Чтобы помнили.Треплет так жалостливо за сержантский погон и идет не спеша к остановке, где нас ждет автобус со знакомым водителем и разговорчивой кондукторшей. Ждут, беспокоятся, новости первыми хотят услышать.Мы, конечно, ничего им не расскажем. Потому что подписку давали. Может, только покажем бумажный самолетик, который я под шумок подобрал на месте посадки. И хоть старшие лейтенанты столько не живут, но я клянусь, я обещаю, что дождусь того прекрасного дня, когда деревянный “Ту” соберут и склеят.Больно нам с Машкой понравилось на самолете летать.— Меня домой, а старшего лейтенанта… Лесик, тебя куда? К маме? Обещал пораньше? А то ругаться будет? А старшего лейтенанта, который сегодня чудеса героизма проявлял, домой. К маме. Спать…Если кто-то надеется, что я стану описывать, как проводят бессонные ночи молодые лейтенанты, то глубоко ошибается. Покой младшего офицерского состава, особенно если они из отдела “Подозрительной информации”, засекречен так же, как покой президента нашего. По крайней мере, так прапорщик Баобабова говорит, которая под прикрытием год отработала в президентской охране. Начихать, что в это же время Машка вкалывала еще на трех работах! Как моя напарница объясняет — хороший левак укрепляет величину денежного пособия.Мама будит меня, как обычно, без трех минут семь, и уже через полчаса я спешу в родной отдел, чтобы поделиться общими впечатлениями о полученном накануне выговоре. Не от генерала! От мамы.Тороплюсь, не замечая прекрасного летнего дня. Прыгаю через ступеньки, спускаясь в подземный переход. Хочется прийти в кабинет первым. Подготовить тезисы о самолетах, о лошадях в салоне, о песнях и мужчинах без верхней головной составляющей. И вообще… У нас, кто вторым на службу приходит, тот мусор выносит.— Позолоти ручку, дорогой. Всю правду скажу, ничего не утаю. А может, жвачку купишь или помаду для суженой?Стараюсь обойти цыганку, но в подземном переходе не протолкнуться. Еще неделю назад капитан Угробов предупреждал — в городе ожидается несанкционированная цыганская облава. Забыл. Не поберегся. Попал в расставленные сети.— А, дорогой? Зачем старую женщину обижаешь? Десяти рублей жалко?— Нет у меня денег.Краем глаза замечаю брешь в людском потоке, делаю обманное движение вправо, но прыгаю влево.Цыганка, подхватив многослойную юбку, резво повторяет маневр и преграждает дорогу.— Баскетболист, да, дорогой? От судьбы прыгаешь. Десять рублей, не сто тыщ. Или не хочешь узнать, когда звание очередное получишь?Я в гражданской форме, да и корочки впереди себя не топырю. Каким макаром узнала? По суровым глазам молодого лейтенанта? Или по пиджаку, где притаилась пустая кобура?Цыганка, уловив замешательство, цепко хватает меня за рукав, дергает ноздрями и, выворачивая заученным болевым приемом мою правую ладонь, широко улыбается щедро намазанным помадой ртом. Теперь я знаю, куда ушло золото партии.Растерянно оглядываюсь, словно пытаясь найти у бегущих по своим делам прохожих поддержку. Но люди редко смотрят по сторонам. У каждого свои заботы, свой неприятности и радости. Какое им дело до молодого лейтенанта, пойманного расторопной цыганкой? Влип, и ладно. Здесь, в подземном переходе, ты никто. Один из многих. Но я все-таки высматриваю спасителей. Тщетно.Подземный переход полон торопливых людей, разноцветных киосков, топтаных-перетоптаных окурков и фантиков, а также пестрых цыганок.В десяти шагах бродячие патлатые музыканты по заказу упитанного цыганского барона, у которого в кулаке толстая пачка денег, в двадцатый раз наяривает цыганочку с выходом. Сначала выходит барон, лохматит кудри, обслюнявливает пять бумажек, плюхает их в коробку из-под торта “Праздничный”, говорит: “Ай-я-яй!” — а потом уже ребята наяривают, обрывая струны контрабаса и скрипки.Напротив них конкурент с надвинутым на глаза капюшоном, забившись между киосками, тренькает на балалайке незамысловатую мелодию государственного гимна. Цыганский барон отпихивает ногой добротный посылочный ящик для финансовой помощи балалаечнику и грозит тому пальцем, выговаривая: “Ай-я-яй!!”Из киоска высовывается толстушка продавщица. С любопытством пялится на бесплатный концерт и плюет в прохожих семечками. Под ее киоском, прямо на полу, нянчит пятерых младенцев молоденькая беженка с лицом недоучившейся в университете рязанской отличницы. Пятеро здоровенных ребят — может, и папаши, не знаю — подсказывают прохожим, сколько надо дать беженке, чтобы она смогла уехать на ближайшем поезде в родные края. По самым скромным подсчетам, на полученные средства можно отправить в детский летний лагерь на Канарах две тысячи городских детишек вместе с родителями и их ближайшими деревенскими родственниками.У лестницы сладко зевает мой коллега по нелегкому милицейскому труду. По слабой вибрации резиновой дубинки, болтающейся на его поясе, видно, что товарищу на все глубоко, далеко и пошли все.— А, дорогой, не верти головой! — складно воркует цыганка, больно тыкая кривой палец в мою насильно растопыренную ладошку.Пытаюсь вырваться, но на помощь к старой женщине подтягиваются молодые цыганки из второго эшелона. Веселые, бесшабашные, звенящие, красивые. Окружают плотным кольцом, бренчат серьгами и браслетами, тискают в бока, в спину, бегло щебечут по-цыгански. Без словаря не разобрать ни слова. Черноволосый цыганенок с усами ненавязчиво лезет в мой карман, в котором из ценных вещей только носовой платок. Ну и что с того, что нестираный. Если его каждый раз после сморкания стирать, воды не напасешься.—Куда? Стой!Попытка вернуть платок не увенчивается успехом. Цыганенок сбегает, радостно вопя и размахивая нестираным платком, словно взятым в тяжелом бою вражеским флагом.— Или сейчас десять рублей, или после сеанса пятьдесят, — входит в мое положение цыганка, перестав вкручивать собственный палец в лейтенантскую ладонь.Сопя от возмущения, вытаскиваю из укромного места заначку — сложенную вчетверо десятку. Хотел после работы шоколадных пряников на вечер прикупить. Деньги исчезают в районе многослойных юбок. Захочешь, не найдешь.— А, дорогой, все за доброту твою расскажу. Когда звание получишь, а когда взыскание от начальства сурового ждать. И про казенный дом узнаешь, и про сердце, мыслями черными заполненное, услышишь.Цыганская пестрая толпа хором поет: “К нам приехал, к нам приехал, старший лейтенант Леша Пономарев из восьмого отделения!”, что убедительно подтверждает слова старой цыганки.Старуха склоняется над моей ладонью, пытаясь разобраться в переплетении линий и судеб.— Вижу… Вижу друга твоего в доме казенном. И еще друга вижу, весь из себя в одежде новой. А еще…Вздрагивает, увидев там что-то, мне пока неизвестное. Вскрикивает, внезапно бледнея, на своем языке, привлекая внимание растроганного музыкой цыганского барона.— Ай-я-яй!! — говорит цыганский барон с толстой пачкой денег, расталкивая обступивших жертву соплеменников. Момент передачи в его руку моей ладони проходит быстро и для меня незаметно. Барон приспускает на нос очки в золотой оправе и, высунув язык, тщательно рассматривает ладошку. Увиденное его не устраивает, и он, цокая языком, вынимает из кармана толстую книжку. Справочник молодого цыгана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43