Крок выполняет командирские обязанности и при этом никого не притесняет. Наверное, вы забыли, что на войне траки не берут пленных – за исключением самых лучших представителей других рас. Так вот, Кроку пришлось побывать в плену у жуков и пробить себе дорогу наверх через их ряды. Сегодня, когда мы встретимся с императором Пеписом, от вас потребуются мудрость и молчание – ведь Джек Шторм был хорошим командиром, а как последний рыцарь Доминиона, он заслуживает особого уважения.
– Он предатель! – резко ответил молодой голос. Сержант посмотрел в темноту, из которой прозвучали эти жесткие слова, но так и не смог увидеть рыцаря, которому они принадлежали. Жалкий салага! Лассадей надул щеки и, подумав немного, сказал:
– Да, кое-кто так считает, но лично мне пока этого никто не доказал.
– А для чего же он разыграл свою смерть? -спросил чернобровый парень в синей замшевой куртке. Другой, с каштановыми волосами и девичьим румянцем во всю щеку, добавил:
– Но он ведь потерял свои доспехи! На поляне стало тихо. Кто-то нерешительно произнес:
– А так ли это на самом деле? Неужели же и правда он потерял бронескафандр?
Лассадей выплюнул жвачку и хрипло сказал:
– Да. Кое-какая правда здесь есть.
Есть оружие – есть солдат, нет оружия – нет солдата – эту фразу им повторяли каждый день с тех пор, как стала действовать воскрешенная гвардия императора Пеписа. Даже ценою собственной жизни не уступать своего оружия врагу – вот что было законом и смыслом внутренней жизни для собравшихся здесь солдат. Тысячи их товарищей, тяжело раненных в бою, подрывали себя для того, чтобы траки не могли узнать секрета бронескафандра. К тому же – доспехи врастали в душу этих людей, становились их второй кожей и второй натурой. Многие из рыцарей даже сейчас поеживались при мысли о том, что когда-нибудь им придется уйти в отставку и они лишатся этой блестящей пуленепробиваемой оболочки. Все правильно, есть оружие – есть солдат, нет оружия – нет солдата, а Шторм умудрился потерять свои серебристые древние доспехи. Уже одно это было равносильно измене.
– Мы не сможем разобраться в том, что случилось, – хрипло сказал Лассадей. – По крайней мере до тех пор, пока не услышим от самого Шторма, что
произошло.
Стройный немолодой человек с нашивками капитана показался в проеме двери. Он посмотрел в глаза сержанту и тихо спросил:
– А что, если Пепис не позволит нам узнать об этом?
Лассадей качнулся на своих кованых каблуках. Это была невероятная мысль!
– Нет, – покачал он головой. – Этого не произойдет.
Капитан Травеллини посмотрел на свежий шов, соединивший поврежденную поверхность на рукаве бронекостюма, смахнул пылинку с блестящей бронированной поверхности и, глядя куда-то в небо, сказал:
– А с чего вы взяли, что Пепис готовит для Джека военный трибунал? В конце-то концов, Шторма всегда подводила государственная система!
Рыжий веснушчатый новобранец, склонившийся над ботинками цвета ржавого металла, выпалил:
– Я думаю, что все это несправедливо! Травеллини дернул уголками рта и громко произнес:
– Скорее всего, никто из нас не узнает, что заставило командира Шторма покинуть Мальтен и что принудило его сейчас вернуться на планету. Но у нас нет права судить его до тех пор, пока мы не побывали в его шкуре.
– Все верно, – потеплевшим голосом отозвался Лассадей. Его гнев смягчило само присутствие капитана. Видимо, и в сердца солдат запали эти слова – их голоса становились все тише и тише, все мягче и мягче звучали их высказывания.
Такое в рыцарском корпусе творилось в первый раз – никогда раньше никого из них не привозили на планету без оружия, в кандалах, да еще – обвиняя в трусости и измене. Но никто из них, кроме Джека Шторма, и не боролся с императором. Лассадей тяжело вздохнул и спросил:
– Ладно, бесхребетники в сверкающей славой броне, кто из вас решится сегодня пойти со мной?
Из тени молча вышел Роулинз. В сердце Лассадея шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие. Этот молодой парень был точной копией Шторма, с пшеничными волосами и ярко-голубыми глазами, но копией улучшенной, как бы очищенной от грязи дворцовой жизни. Ни цинизм, ни разочарование, ни чья-то злая воля еще не затронули его. Можно сказать, что он был ближе к оригиналу, чем сам замученный и затравленный Джек. Правда, после событий на Битии Роулинз очень изменился – Святой Калин, спасший жизнь парня, подействовал на того каким-то прямо-таки магическим образом. Когда-то Роулинз был адъютантом Шторма, а что касается Святого Калина, так многие уокеры поговаривали о том, что Его Святейшество вытащил рыцаря с того света каким-то чудодейственным и абсолютно непонятным простым смертным методом.
– Сержант, – мягко сказал Роулинз. – Мне бы хотелось выяснить кое-какие детали.
У Лассадея на сей счет имелись свои соображения, он коротко кивнул:
– Хорошо. Но это – потом. Кто пойдет со мной и лейтенантом Роулинзом?
* * *
Элибер первой увидела рыцарей, рассекавших толпу народа. Щедрое мальтенское солнце сверкало на яркой, всеми цветами радуги переливающейся броне. Синие, красные, зеленые и желтые скафандры с каждой минутой приближались к ним. Кажется, у них не было возможности провести машину для императора и Джека через толпы протестующих уокеров. В комнату отдыха неслышной, крадущейся походкой вошел Пепис.
– Рыцари уже здесь, – сказала Элибер и посмотрела на императора.
Джек сидел в кресле, запрокинув голову и закрыв глаза. Тонкие морщинки на его высоком белом лбу разгладились и совсем исчезли. Семнадцать лет криогенного сна сделали его намного моложе сверстников. Конечно, годы, проведенные на службе у императора Пеписа, углубили морщинки в уголках глаз и горькие складки в уголках губ, но его сильное тело оставалось таким же крепким, как и раньше. Шторм вздрогнул, услышав металлическое позвякивание, открыл глаза и увидел, что император Пепис держит в руках наручники.
Он ничего не сказал. Да и что можно было сказать в такой ситуации? Только взгляд его потемнел, когда Пепис приблизился к нему.
Глава 2
Элибер шла по коридорам дворца, не обращая никакого внимания на синие тени, прыгающие по стенам. В резиденции Пеписа было очень холодно. Не низкая температура, а выстывший воздух нежилых помещений создавал ощущение зябкости. Элибер поежилась. Черное шелковое платье, которое она носила в последнее время, совсем не защищало её от ледяного холода одиночества.
Жуткая картина, которую довелось ей наблюдать в мальтенском порту, до сих пор стояла у нее перед глазами: ряды скрежещущих траков, ощетинившиеся против безоружных людей, требующих вернуть им Святого Калина. Император Пепис с побелевшими губами. Стелющийся и что-то подобострастно бормочущий Баластер и ряды сверкающих бронескафандров вокруг них. Если бы не рыцари, им бы не удалось добраться до машин.
Когда они подошли к машинам, сердце Элибер оглушительно забилось – сквозь бронированные доспехи ей удалось разглядеть знакомое лицо. Баластер зарычал и издал какой-то нечленораздельный звук. Кажется, он тоже узнал воинствующего уокера Динаро – правую руку Калина во всех военных вопросах.
– Этого типа надо арестовать при первой же возможности! – пробормотал он.
Джек сделал вид, что не слышит этих слов. Он поднял голову и решительно посмотрел в жесткие глаза человека, притаившегося за рядами траков. Когда-то он учил Динаро носить бронекостюм.
Элибер испугалась и дернула Джека за руку, умоляя его очнуться и не смотреть на уокера таким открыто недоброжелательным взглядом – воинственный Динаро, как всегда, был вооружен до зубов, а резной деревянный крест, висящий на его груди, далеко не всегда мог служить порукой сдержанности своего обладателя. Но Джек не обращал внимания на Элибер, он все смотрел на Динаро жестким вызывающим взглядом.
– Ты вернулся без него! – вдруг крикнул воинственный уокер, и его голос полоснул через толпу, как луч лазера.
Джек остановился. Как по команде, тотчас же остановились и рыцари, сопровождающие их. На фоне бронекостюмов любой самый высокий человек мог бы показаться карликом, но только не Джек Шторм -военная выправка и гордая посадка головы делали его выше и значительнее сопровождавшего его эскорта.
– Динаро! – Шторм холодно блеснул своими голубыми глазами. – Если бы я пошел с ним, он вернулся бы вместе со мной! Конечно же, только в том случае, если бы мы вообще вернулись живыми.
Динаро заморгал, провел рукой по узорному шахтерскому свитеру и сжал деревянный крест.
– Джек! – Элибер опять дернула Шторма за руку, но толпа, уловившая обрывки этого разговора, зашлась в диком крике. Траки защелкали и навалились своими хитиновыми панцирями на беззащитную человеческую толпу.
Динаро изогнулся и швырнул Шторму что-то непонятное и тяжелое. Тот подпрыгнул и перехватил в воздухе сверкающий предмет.
– Вы служите убийцам! – грозно крикнул воинственный уокер. – Найдите его, – успел добавить он, борясь с относящей его в сторону человеческой массой. – И говорите правду, слышите, только правду!
Джек разжал ладонь. Небольшой деревянный крест с удивительно тонкой резьбой лежал на его ладони.
– Крест Святого Калина! – еле слышно вздохнула Элибер. Джек посмотрел на Динаро и, подняв руки, крикнул:
– Да, я слышу тебя!
* * *
Эти воспоминания постоянно будоражили Элибер. Она гнала их от себя, как какую-то страшную муть, но они наплывали снова и снова и опять будоражили и мучали. Насколько она понимала, это Динаро поднял уокерский мятеж. Собственно, если бы не бунт уокеров, и она и Джек Шторм давно бы уже были мертвы, но сейчас император остро нуждался в них. Элибер прекрасно понимала, из какого теста слеплены Пепис и его министр Баластер. О! Они расправятся со Штормом и с ней при первой же возможности! Но Джек... слава Богу, Джек умеет делать невозможное.
Больничное крыло дворца пустовало – суетящиеся люди в белых халатах заполняли эти коридоры только тогда, когда здоровью императора угрожала непосредственная опасность. У входа в клинику Элибер на минуту задумалась. Конечно, она могла бы открыть какой угодно замок, но законы чести требовали, чтобы арестованный Джек Шторм оставался в своей темнице.
Кажется, сам Джек решил поступить именно так, и хотя Элибер считала это глупостью, она не решалась нарушать покой Джека.
В коридоре раздался шум, и она мгновенно отвлеклась от своих безрадостных мыслей. Что это было? Кажется, щелканье тракианских щупалец по обсидиану! Через минуту шум стал тише, но Элибер невольно поежилась и брезгливо мотнула головой.
Неслышными, крадущимися шагами из двери, ведущей в соседний коридор, вышел ненавистный министр Пеписа Баластер.
– Вы обещали, что траков в охране не будет! – зло крикнула Элибер.
Вандовер поклонился и с нескрываемой иронией ответил:
– Добрый день, леди Элибер! А какая, собственно, надобность императору или мне приставлять к вам охрану?
Волна гнева залила её щеки жарким красным огнем:
– Я не собираюсь терпеть траков в пределах собственной видимости и в пределах видимости Шторма. Кстати, могу поздравить вас с тем, как бездарно вы решили проблему Песчаных Войн! Большего количества жуков никогда не было на планете. Вы повернулись вверх брюхом и позволили этим насекомым выпустить из собственных животов кишки!
– Резкие слова бросает мне в лицо прекрасная шлюха! – Баластер посмаковал последнее слово, и желваки на его щеках заходили, как маленькие мельничные жернова. Злющие темные глаза впились в Элибер: – А если вы со Штормом – специалисты по налаживанию контактов с чужаками, так попробуйте пообщаться с ат-фарелами! С траками мы, по крайней мере, можем перекинуться парочкой слов и как следует поторговаться при этом, но ат-фарелы... Ат-фарелы -это черная дыра, безвозвратно заглатывающая целые планеты.
Элибер фыркнула и пошла прочь. Этот человек её не интересовал.
Баластер потолкался возле наглухо закрытой двери, так, будто он мог видеть сквозь нее, и мягко сказал:
– Скоро доктора закончат подготовку Шторма. Я пришел сказать, что пока все идет удачно.
Сердце подскочило прямо к горлу Элибер и застучало часто-часто.
– Значит, препятствий для возвращения Джеку потерянной памяти нет? – резко спросила она.
– Да, – уклончиво кивнул Баластер. – Конечно, не исключая самого командира Шторма. Если доктора не обнаружат каких-то противопоказаний, все будет отлично. – Вандовер повернулся к Элибер и посмотрел на нее колючими черными глазами. Элибер вызывающе усмехнулась. Министр растянул пухлые губы и попытался изобразить хоть какое-то подобие улыбки. -Имплантация памяти, утерянной в результате семнадцатилетнего холодного сна, – это довольно-таки рискованный опыт. Мне даже не верится, что Шторм добровольно пошел на такой риск. Но с другой стороны – это самая необычная награда, какою награждал когда-либо император своих подчиненных.
Элибер презрительно посмотрела на Баластера и сказала:
– Наверное, вы и вправду считаете это риском. Но Шторм думает по-другому. Для него это – самая желанная из всех наград.
– Пепис очень хочет, чтобы нашли Святого Калина, – вкрадчиво проговорил министр. – Никто из нас не желает священной войны, которая явно состоится, если глава уокеров не найдется вовремя. Этой войны не хочу даже я. – Баластер помолчал. – Я пришел к вам за помощью, леди Элибер.
Элибер напряглась:
– Ну и чего же вы хотите?
– Страсть командира Шторма к утерянному прошлому уступает только его страсти к вам. Вы ведь вполне можете им управлять, леди! Может быть, для начала командир отыщет Святого Калина, а уж потом будет калечить себя, имплантируя в собственный организм целую череду воспоминаний, наполненных ужасом и болью? Убедите его повременить с этой операцией!
“Ну да – повременить до того момента, пока ты не сможешь разрушить запись, снятую с мозга Джека!” -подумала Элибер.
– Для того, чтобы найти эту ленту, – сказала она, – мы с Джеком прошли через ад.
– В самом деле? – Баластер зло хихикнул. – Через ад и еще через организацию Зеленых Рубашек, – само название мятежной группировки, казалось, вызывает у министра неприятный вкус во рту. – Но Шторм решил, что этого ему мало, и сейчас собирается пройти еще через один ад, а нам он нужен не только здоровым, но и физически сильным.
Элибер попыталась улыбнуться:
– Видите ли, министр, Святой Калин исчез абсолютно бесследно. Ни ваши помощники, ни его церковь не знают даже приблизительно, где он может находиться. Я не думаю, что имею хоть какое-то право просить Джека приостановить операцию по возвращению памяти до тех пор, пока что-то не прояснится со Святым Калином. Это было бы несправедливо. – Элибер изо всех сил старалась отвечать министру с ледяным спокойствием. Ей было понятно, что чем более нежелательной для Вандовера была операция по возвращению Джеку памяти, тем с большим упорством Шторм должен был настаивать на своем. Нет – Элибер уставила глаза в пол. – Она не позволит себе взглянуть на Баластера, пусть сверлит её своим злобным шизофреническим взглядом. Она не позволит Вандоверу вывести себя из терпения.
– Ну а как же вы сами, леди? – вкрадчиво заговорил Баластер. – Готовы ли вы сами пойти на такой риск и потерять его? Ведь воспоминания могут и не сложиться в одно целое, так что – Шторм может вспомнить свою жизнь до холодного сна и начисто забыть то, что происходило с ним после пробуждения. Леди Элибер, неужели же вы желаете стать забытой ?
Элибер сжала зубы. Одно только предположение, что Джек Шторм способен забыть ее, повергало её в нескончаемый ужас. Она упорно смотрела на розовые обсидиановые плиты пола и молчала – пусть министр не думает, что потряс ее.
Баластер подождал ответа, а потом понимающе улыбнулся:
– Я так и думал. Мы с вами союзники, леди Элибер, возможно, не очень удобные друг для друга, но все же союзники. На этот раз я призываю вас проявить эгоизм – ведь всем нам нужен один и тот же результат. Подумайте как следует. – Баластер замолчал и подождал, что ему ответят, но, не дождавшись ни единого слова, повернулся и пошел прочь.
Она смотрела в спину Баластеру до тех пор, пока он не исчез за поворотом коридора, и только убедившись в том, что министр уже не видит ее, топнула каблучком по розовым обсидиановым плитам и громко сказала:
– Идиот!
Конечно, больших перспектив ни у Джека, ни у нее не было. Их будущее давно уже представлялось Элибер подернутым дымкой тумана. Может быть, Джек боролся с траками так долго, что не смог перестроиться и принять предложенного жуками мира. А может быть, он все-таки был прав, и ат-фарелы являлись не заклятыми врагами человечества, как об этом любил говорить император Пепис, а просто новой расой, обнаружившейся в космосе, расой, с которой надо искать контакты и идти на сотрудничество, а совсем не воевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Он предатель! – резко ответил молодой голос. Сержант посмотрел в темноту, из которой прозвучали эти жесткие слова, но так и не смог увидеть рыцаря, которому они принадлежали. Жалкий салага! Лассадей надул щеки и, подумав немного, сказал:
– Да, кое-кто так считает, но лично мне пока этого никто не доказал.
– А для чего же он разыграл свою смерть? -спросил чернобровый парень в синей замшевой куртке. Другой, с каштановыми волосами и девичьим румянцем во всю щеку, добавил:
– Но он ведь потерял свои доспехи! На поляне стало тихо. Кто-то нерешительно произнес:
– А так ли это на самом деле? Неужели же и правда он потерял бронескафандр?
Лассадей выплюнул жвачку и хрипло сказал:
– Да. Кое-какая правда здесь есть.
Есть оружие – есть солдат, нет оружия – нет солдата – эту фразу им повторяли каждый день с тех пор, как стала действовать воскрешенная гвардия императора Пеписа. Даже ценою собственной жизни не уступать своего оружия врагу – вот что было законом и смыслом внутренней жизни для собравшихся здесь солдат. Тысячи их товарищей, тяжело раненных в бою, подрывали себя для того, чтобы траки не могли узнать секрета бронескафандра. К тому же – доспехи врастали в душу этих людей, становились их второй кожей и второй натурой. Многие из рыцарей даже сейчас поеживались при мысли о том, что когда-нибудь им придется уйти в отставку и они лишатся этой блестящей пуленепробиваемой оболочки. Все правильно, есть оружие – есть солдат, нет оружия – нет солдата, а Шторм умудрился потерять свои серебристые древние доспехи. Уже одно это было равносильно измене.
– Мы не сможем разобраться в том, что случилось, – хрипло сказал Лассадей. – По крайней мере до тех пор, пока не услышим от самого Шторма, что
произошло.
Стройный немолодой человек с нашивками капитана показался в проеме двери. Он посмотрел в глаза сержанту и тихо спросил:
– А что, если Пепис не позволит нам узнать об этом?
Лассадей качнулся на своих кованых каблуках. Это была невероятная мысль!
– Нет, – покачал он головой. – Этого не произойдет.
Капитан Травеллини посмотрел на свежий шов, соединивший поврежденную поверхность на рукаве бронекостюма, смахнул пылинку с блестящей бронированной поверхности и, глядя куда-то в небо, сказал:
– А с чего вы взяли, что Пепис готовит для Джека военный трибунал? В конце-то концов, Шторма всегда подводила государственная система!
Рыжий веснушчатый новобранец, склонившийся над ботинками цвета ржавого металла, выпалил:
– Я думаю, что все это несправедливо! Травеллини дернул уголками рта и громко произнес:
– Скорее всего, никто из нас не узнает, что заставило командира Шторма покинуть Мальтен и что принудило его сейчас вернуться на планету. Но у нас нет права судить его до тех пор, пока мы не побывали в его шкуре.
– Все верно, – потеплевшим голосом отозвался Лассадей. Его гнев смягчило само присутствие капитана. Видимо, и в сердца солдат запали эти слова – их голоса становились все тише и тише, все мягче и мягче звучали их высказывания.
Такое в рыцарском корпусе творилось в первый раз – никогда раньше никого из них не привозили на планету без оружия, в кандалах, да еще – обвиняя в трусости и измене. Но никто из них, кроме Джека Шторма, и не боролся с императором. Лассадей тяжело вздохнул и спросил:
– Ладно, бесхребетники в сверкающей славой броне, кто из вас решится сегодня пойти со мной?
Из тени молча вышел Роулинз. В сердце Лассадея шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие. Этот молодой парень был точной копией Шторма, с пшеничными волосами и ярко-голубыми глазами, но копией улучшенной, как бы очищенной от грязи дворцовой жизни. Ни цинизм, ни разочарование, ни чья-то злая воля еще не затронули его. Можно сказать, что он был ближе к оригиналу, чем сам замученный и затравленный Джек. Правда, после событий на Битии Роулинз очень изменился – Святой Калин, спасший жизнь парня, подействовал на того каким-то прямо-таки магическим образом. Когда-то Роулинз был адъютантом Шторма, а что касается Святого Калина, так многие уокеры поговаривали о том, что Его Святейшество вытащил рыцаря с того света каким-то чудодейственным и абсолютно непонятным простым смертным методом.
– Сержант, – мягко сказал Роулинз. – Мне бы хотелось выяснить кое-какие детали.
У Лассадея на сей счет имелись свои соображения, он коротко кивнул:
– Хорошо. Но это – потом. Кто пойдет со мной и лейтенантом Роулинзом?
* * *
Элибер первой увидела рыцарей, рассекавших толпу народа. Щедрое мальтенское солнце сверкало на яркой, всеми цветами радуги переливающейся броне. Синие, красные, зеленые и желтые скафандры с каждой минутой приближались к ним. Кажется, у них не было возможности провести машину для императора и Джека через толпы протестующих уокеров. В комнату отдыха неслышной, крадущейся походкой вошел Пепис.
– Рыцари уже здесь, – сказала Элибер и посмотрела на императора.
Джек сидел в кресле, запрокинув голову и закрыв глаза. Тонкие морщинки на его высоком белом лбу разгладились и совсем исчезли. Семнадцать лет криогенного сна сделали его намного моложе сверстников. Конечно, годы, проведенные на службе у императора Пеписа, углубили морщинки в уголках глаз и горькие складки в уголках губ, но его сильное тело оставалось таким же крепким, как и раньше. Шторм вздрогнул, услышав металлическое позвякивание, открыл глаза и увидел, что император Пепис держит в руках наручники.
Он ничего не сказал. Да и что можно было сказать в такой ситуации? Только взгляд его потемнел, когда Пепис приблизился к нему.
Глава 2
Элибер шла по коридорам дворца, не обращая никакого внимания на синие тени, прыгающие по стенам. В резиденции Пеписа было очень холодно. Не низкая температура, а выстывший воздух нежилых помещений создавал ощущение зябкости. Элибер поежилась. Черное шелковое платье, которое она носила в последнее время, совсем не защищало её от ледяного холода одиночества.
Жуткая картина, которую довелось ей наблюдать в мальтенском порту, до сих пор стояла у нее перед глазами: ряды скрежещущих траков, ощетинившиеся против безоружных людей, требующих вернуть им Святого Калина. Император Пепис с побелевшими губами. Стелющийся и что-то подобострастно бормочущий Баластер и ряды сверкающих бронескафандров вокруг них. Если бы не рыцари, им бы не удалось добраться до машин.
Когда они подошли к машинам, сердце Элибер оглушительно забилось – сквозь бронированные доспехи ей удалось разглядеть знакомое лицо. Баластер зарычал и издал какой-то нечленораздельный звук. Кажется, он тоже узнал воинствующего уокера Динаро – правую руку Калина во всех военных вопросах.
– Этого типа надо арестовать при первой же возможности! – пробормотал он.
Джек сделал вид, что не слышит этих слов. Он поднял голову и решительно посмотрел в жесткие глаза человека, притаившегося за рядами траков. Когда-то он учил Динаро носить бронекостюм.
Элибер испугалась и дернула Джека за руку, умоляя его очнуться и не смотреть на уокера таким открыто недоброжелательным взглядом – воинственный Динаро, как всегда, был вооружен до зубов, а резной деревянный крест, висящий на его груди, далеко не всегда мог служить порукой сдержанности своего обладателя. Но Джек не обращал внимания на Элибер, он все смотрел на Динаро жестким вызывающим взглядом.
– Ты вернулся без него! – вдруг крикнул воинственный уокер, и его голос полоснул через толпу, как луч лазера.
Джек остановился. Как по команде, тотчас же остановились и рыцари, сопровождающие их. На фоне бронекостюмов любой самый высокий человек мог бы показаться карликом, но только не Джек Шторм -военная выправка и гордая посадка головы делали его выше и значительнее сопровождавшего его эскорта.
– Динаро! – Шторм холодно блеснул своими голубыми глазами. – Если бы я пошел с ним, он вернулся бы вместе со мной! Конечно же, только в том случае, если бы мы вообще вернулись живыми.
Динаро заморгал, провел рукой по узорному шахтерскому свитеру и сжал деревянный крест.
– Джек! – Элибер опять дернула Шторма за руку, но толпа, уловившая обрывки этого разговора, зашлась в диком крике. Траки защелкали и навалились своими хитиновыми панцирями на беззащитную человеческую толпу.
Динаро изогнулся и швырнул Шторму что-то непонятное и тяжелое. Тот подпрыгнул и перехватил в воздухе сверкающий предмет.
– Вы служите убийцам! – грозно крикнул воинственный уокер. – Найдите его, – успел добавить он, борясь с относящей его в сторону человеческой массой. – И говорите правду, слышите, только правду!
Джек разжал ладонь. Небольшой деревянный крест с удивительно тонкой резьбой лежал на его ладони.
– Крест Святого Калина! – еле слышно вздохнула Элибер. Джек посмотрел на Динаро и, подняв руки, крикнул:
– Да, я слышу тебя!
* * *
Эти воспоминания постоянно будоражили Элибер. Она гнала их от себя, как какую-то страшную муть, но они наплывали снова и снова и опять будоражили и мучали. Насколько она понимала, это Динаро поднял уокерский мятеж. Собственно, если бы не бунт уокеров, и она и Джек Шторм давно бы уже были мертвы, но сейчас император остро нуждался в них. Элибер прекрасно понимала, из какого теста слеплены Пепис и его министр Баластер. О! Они расправятся со Штормом и с ней при первой же возможности! Но Джек... слава Богу, Джек умеет делать невозможное.
Больничное крыло дворца пустовало – суетящиеся люди в белых халатах заполняли эти коридоры только тогда, когда здоровью императора угрожала непосредственная опасность. У входа в клинику Элибер на минуту задумалась. Конечно, она могла бы открыть какой угодно замок, но законы чести требовали, чтобы арестованный Джек Шторм оставался в своей темнице.
Кажется, сам Джек решил поступить именно так, и хотя Элибер считала это глупостью, она не решалась нарушать покой Джека.
В коридоре раздался шум, и она мгновенно отвлеклась от своих безрадостных мыслей. Что это было? Кажется, щелканье тракианских щупалец по обсидиану! Через минуту шум стал тише, но Элибер невольно поежилась и брезгливо мотнула головой.
Неслышными, крадущимися шагами из двери, ведущей в соседний коридор, вышел ненавистный министр Пеписа Баластер.
– Вы обещали, что траков в охране не будет! – зло крикнула Элибер.
Вандовер поклонился и с нескрываемой иронией ответил:
– Добрый день, леди Элибер! А какая, собственно, надобность императору или мне приставлять к вам охрану?
Волна гнева залила её щеки жарким красным огнем:
– Я не собираюсь терпеть траков в пределах собственной видимости и в пределах видимости Шторма. Кстати, могу поздравить вас с тем, как бездарно вы решили проблему Песчаных Войн! Большего количества жуков никогда не было на планете. Вы повернулись вверх брюхом и позволили этим насекомым выпустить из собственных животов кишки!
– Резкие слова бросает мне в лицо прекрасная шлюха! – Баластер посмаковал последнее слово, и желваки на его щеках заходили, как маленькие мельничные жернова. Злющие темные глаза впились в Элибер: – А если вы со Штормом – специалисты по налаживанию контактов с чужаками, так попробуйте пообщаться с ат-фарелами! С траками мы, по крайней мере, можем перекинуться парочкой слов и как следует поторговаться при этом, но ат-фарелы... Ат-фарелы -это черная дыра, безвозвратно заглатывающая целые планеты.
Элибер фыркнула и пошла прочь. Этот человек её не интересовал.
Баластер потолкался возле наглухо закрытой двери, так, будто он мог видеть сквозь нее, и мягко сказал:
– Скоро доктора закончат подготовку Шторма. Я пришел сказать, что пока все идет удачно.
Сердце подскочило прямо к горлу Элибер и застучало часто-часто.
– Значит, препятствий для возвращения Джеку потерянной памяти нет? – резко спросила она.
– Да, – уклончиво кивнул Баластер. – Конечно, не исключая самого командира Шторма. Если доктора не обнаружат каких-то противопоказаний, все будет отлично. – Вандовер повернулся к Элибер и посмотрел на нее колючими черными глазами. Элибер вызывающе усмехнулась. Министр растянул пухлые губы и попытался изобразить хоть какое-то подобие улыбки. -Имплантация памяти, утерянной в результате семнадцатилетнего холодного сна, – это довольно-таки рискованный опыт. Мне даже не верится, что Шторм добровольно пошел на такой риск. Но с другой стороны – это самая необычная награда, какою награждал когда-либо император своих подчиненных.
Элибер презрительно посмотрела на Баластера и сказала:
– Наверное, вы и вправду считаете это риском. Но Шторм думает по-другому. Для него это – самая желанная из всех наград.
– Пепис очень хочет, чтобы нашли Святого Калина, – вкрадчиво проговорил министр. – Никто из нас не желает священной войны, которая явно состоится, если глава уокеров не найдется вовремя. Этой войны не хочу даже я. – Баластер помолчал. – Я пришел к вам за помощью, леди Элибер.
Элибер напряглась:
– Ну и чего же вы хотите?
– Страсть командира Шторма к утерянному прошлому уступает только его страсти к вам. Вы ведь вполне можете им управлять, леди! Может быть, для начала командир отыщет Святого Калина, а уж потом будет калечить себя, имплантируя в собственный организм целую череду воспоминаний, наполненных ужасом и болью? Убедите его повременить с этой операцией!
“Ну да – повременить до того момента, пока ты не сможешь разрушить запись, снятую с мозга Джека!” -подумала Элибер.
– Для того, чтобы найти эту ленту, – сказала она, – мы с Джеком прошли через ад.
– В самом деле? – Баластер зло хихикнул. – Через ад и еще через организацию Зеленых Рубашек, – само название мятежной группировки, казалось, вызывает у министра неприятный вкус во рту. – Но Шторм решил, что этого ему мало, и сейчас собирается пройти еще через один ад, а нам он нужен не только здоровым, но и физически сильным.
Элибер попыталась улыбнуться:
– Видите ли, министр, Святой Калин исчез абсолютно бесследно. Ни ваши помощники, ни его церковь не знают даже приблизительно, где он может находиться. Я не думаю, что имею хоть какое-то право просить Джека приостановить операцию по возвращению памяти до тех пор, пока что-то не прояснится со Святым Калином. Это было бы несправедливо. – Элибер изо всех сил старалась отвечать министру с ледяным спокойствием. Ей было понятно, что чем более нежелательной для Вандовера была операция по возвращению Джеку памяти, тем с большим упорством Шторм должен был настаивать на своем. Нет – Элибер уставила глаза в пол. – Она не позволит себе взглянуть на Баластера, пусть сверлит её своим злобным шизофреническим взглядом. Она не позволит Вандоверу вывести себя из терпения.
– Ну а как же вы сами, леди? – вкрадчиво заговорил Баластер. – Готовы ли вы сами пойти на такой риск и потерять его? Ведь воспоминания могут и не сложиться в одно целое, так что – Шторм может вспомнить свою жизнь до холодного сна и начисто забыть то, что происходило с ним после пробуждения. Леди Элибер, неужели же вы желаете стать забытой ?
Элибер сжала зубы. Одно только предположение, что Джек Шторм способен забыть ее, повергало её в нескончаемый ужас. Она упорно смотрела на розовые обсидиановые плиты пола и молчала – пусть министр не думает, что потряс ее.
Баластер подождал ответа, а потом понимающе улыбнулся:
– Я так и думал. Мы с вами союзники, леди Элибер, возможно, не очень удобные друг для друга, но все же союзники. На этот раз я призываю вас проявить эгоизм – ведь всем нам нужен один и тот же результат. Подумайте как следует. – Баластер замолчал и подождал, что ему ответят, но, не дождавшись ни единого слова, повернулся и пошел прочь.
Она смотрела в спину Баластеру до тех пор, пока он не исчез за поворотом коридора, и только убедившись в том, что министр уже не видит ее, топнула каблучком по розовым обсидиановым плитам и громко сказала:
– Идиот!
Конечно, больших перспектив ни у Джека, ни у нее не было. Их будущее давно уже представлялось Элибер подернутым дымкой тумана. Может быть, Джек боролся с траками так долго, что не смог перестроиться и принять предложенного жуками мира. А может быть, он все-таки был прав, и ат-фарелы являлись не заклятыми врагами человечества, как об этом любил говорить император Пепис, а просто новой расой, обнаружившейся в космосе, расой, с которой надо искать контакты и идти на сотрудничество, а совсем не воевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23