— Вы сами бились об заклад, — твердо проговорил маркиз, — я не имею к этому никакого отношения.
Мелинда, видевшая, что они разговаривают, и не имевшая возможности слышать о чем, почувствовала внезапную боль в сердце. Какой бы грязной ни была эта женщина, она была красива. Она хотела добиться маркиза и не скрывала этого от целого света. И Мелинда не знала, как ей бороться с ней.
Она развернула Грома, потому что не могла больше видеть их вместе, и поехала шагом к началу аллеи, где, как она знала, начнется их скачка. Шла небольшая перебранка насчет того, кто даст старт. Маркиз отказывался, тогда капитан Вестей взял это на себя.
Ему надавали кучу советов, и он, наконец, взобрался на своего коня и поехал к Мелинде, за ним следовала Скиттлз.
— Вы знаете, — обратился он к обеим женщинам, — маршрут проходит через три первые изгороди, их видно отсюда, затем поворот, и вы должны вернуться по другой стороне парка через те три изгороди вдали и вернуться сюда к финишу.
— Не забудьте, что я также побилась об заклад, что моя соперница свалится у первой же изгороди, — сказала Скиттлз.
Она говорила так враждебно, что Мелинда поняла, что она уже не так уверена в своих силах, как раньше.
— А теперь идите на свои места, — проговорил капитан Вестей. — Я дам вам команду начинать. Я буду считать: «Раз, два, три», а потом махну вам платком.
Он отъехал от них. Женщины повернули коней и медленно поехали за ним.
— Раз, два, три… — отсчитал капитан Вестей и махнул платком.
Гром, будто понимая, что происходит, помчался как выпущенная из лука стрела. Мелинда изо всех сил придерживала его, зная, что слишком большая скорость в начале скачек — ошибка. Перед ними возникла первая изгородь, и она видела, что Скиттлз ждет, что она упадет. Изгородь была высокая, с широким рвом и обрывом с другой стороны — настоящее испытание для неопытного коня и наездницы.
— Осторожно, мальчик! Осторожно! — говорила Мелинда, натягивая повод, так что Гром перескочил через изгородь медленнее, чем он собирался. И легко приземлился по другую сторону.
Осторожность Мелинды позволила Скиттлз выйти вперед. Следующая изгородь была недалеко, третья чуть дальше. Мелинда перепрыгнула следующую изгородь с той же осторожностью, что и первую, а затем позволила Грому нестись во весь опор. Она придержала его только у третьей изгороди и заметила, что за ней протекает небольшой ручей. Конь прыгнул четко, только слегка задел копытом берег.
Снова Скиттлз ушла вперед. Теперь им нужно было повернуть и скакать к дому. Мелинда быстро взглянула на соперницу и поняла, что Скиттлз на самом деле была превосходной наездницей. Ей стало ясно, чем она заслужила свою славу: она ездила так, словно была частью лошади. Шаг был мягким, куски дерна, вырванные копытами коня, отлетали от них.
Скиттлз все еще была впереди. Она перелетела через пятую изгородь, как птица, и, хотя Гром почти уже нагнал ее, опережала их на два корпуса. Они были уже около шестой изгороди, теперь оставалось только вернуться домой!
Мелинда знала, что наступил момент, когда Гром должен сделать последнее усилие. Она стегнула его хлыстом, но в этом не было необходимости. Жеребец и без того инстинктивно чуял, что от него требуется: он начал догонять летящего впереди коня, дюйм за дюймом, фут за футом, постепенно сокращая разрыв. Она уже могла рассмотреть толпящихся мужчин, ждущих у финиша.
— Пожалуйста, Гром! Пожалуйста! Ну, давай, мальчик!
Она слышала свой голос, заглушающий топот копыт, и чувствовала, как слова вылетают изо рта с той же скоростью, что и их бег. Потом она ощутила, что Гром рванул вперед с новыми силами, которые он, казалось, почерпнул из ее сердца. Она подгоняла его всем своим существом, и он подчинялся.
Теперь она уже слышала крики ждавших у финиша мужчин и чувствовала, как ветер сдирает кожу у нее на лице. Гром поравнялся со Скиттлз… обогнал ее коня на голову, затем на полкорпуса и молнией пересек финишную черту.
Только за несколько секунд до этого Мелинде с трудом удалось натянуть повод, так сильно устали руки, а суставы перестали сгибаться, но она почти остановила коня и повернула в обратную сторону. Он легким галопом поскакал назад, и тут Мелинда в первый раз подумала о себе и поняла, что потеряла где-то свою треуголку, и волосы в беспорядке падали ей на плечи кольцами.
Все столпились вокруг нее, аплодируя и говоря, что она была великолепна. Она смотрела поверх их голов на маркиза и видела, что он без улыбки смотрит на нее не отрывая глаз, выражение которых было ей неясно.
— Отлично!
— Браво!
— Боже! Вы просто великолепны!
Возгласы эхом повторялись вокруг нее, но она едва ли слышала их. Кто-то повел Грома к входной двери, чтобы она могла спешиться. Она ощущала только усталость. Даже восторг от победы куда-то ушел. Она только знала, что выражение лица маркиза лишило ее ощущения триумфа.
Она, вероятно, качнулась в седле. И тут чьи-то сильные руки потянулись к ней и опустили ее на землю. Даже не взглянув, она знала, кто это был. Неся ее на руках, он поднялся по каменным ступеням и внес ее в парадный вход. Она думала, что он оставит ее в холле. Но вместо этого он понес ее наверх, она уткнулась лицом в его плечо, волосы рассыпались по синему бархату амазонки.
Он отнес ее в спальню и положил на кровать. Она хотела закричать, когда он отнял свои руки, но не смогла вымолвить ни слова, даже сказать спасибо, голос пропадал в горле. А потом, когда она взглянула на него, лежа на подушке, до нее донеслись его слова, сказанные хриплым голосом:
— Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!
Глава 10

Мелинда от непомерного напряжения ненадолго впала в некое забытье, но, очнувшись, не могла ни о чем думать, только о ноте презрения — или гнева? — в голосе маркиза, когда он сказал: «Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!» Эти слова повторялись в ее мозгу снова и снова.
В то же время она чувствовала, что скачка высвободила что-то внутри нее. Словно, приняв вызов, она выступила не только против Скиттлз, но и против всех, кто когда-либо тиранил ее, был с ней груб, обращался с ней презрительно или игнорировал ее, как бедную родственницу. Все, что доставило ей столько страданий, накапливалось в ее душе и образовало большой ком гнева, который теперь рассыпался и освободил ее.
Но больше всего на свете ей хотелось получить одобрение маркиза, доказать ему, что она не слабая, глупая пешка, которую кто угодно может переставлять туда-сюда по своему желанию, а человек с характером и своим мнением. Но этого, как ей казалось, у нее не получилось. Но все же она выиграла скачку!
Она видела изумление в глазах джентльменов, когда они поздравляли ее, после того как она первая пересекла финишную черту, опередив Скиттлз. Они не знали, что отец Мелинды воспитывал ее как сына, который у него так и не родился. Он всегда брал ее с собой, как будто она была тем наследником, которого он так желал иметь. Он научил ее ездить верхом, она ездила с ним на охоту, она стреляла куропаток рядом с ним и плавала в озере, ныряя с высокого берега. Когда ее мать протестовала против такого воспитания, он просто смеялся в ответ.
— Роди мне сына, — дразнил он ее, — и я отдам тебе твою дочь.
Мелинду всегда переполняла радость, когда он позволял ей сопровождать его. Он обращался с ней как с равной, объяснял, что делать, был добр и не сердился, если ей не удавалось перескочить через изгородь или найти подстреленную птицу.
— Ты выглядишь хрупкой, — сказал он ей однажды, — но у тебя крепкая рука в поводу, как у мужчины.
Это был самый лучший комплимент, который он мог ей сделать. И теперь Мелинда раздумывала, одобрил бы он или нет эту ее скачку. Она выиграла, стерла с лица Скиттлз это самодовольное и высокомерное выражение, но чего она добилась? Маркиз все равно презирает ее.
Она уткнулась в подушку, потом, горя от нетерпения, поднялась с постели. Позвонила горничной, умылась, переоделась в необычайно шедшее ее платье из белой саржи, украшенное голубыми лентами и бесчисленными кружевными оборочками. Горничная причесала ее. И Мелинда больше не чувствовала усталости, на смену ей пришло странное возбуждение, возбуждение оттого, что она сейчас, спустившись вниз, увидит маркиза и что теперь она не какое-то раздавленное, всеми игнорируемое ничтожество, а женщина, победившая Скиттлз, которую считали самой лучшей наездницей в стране.
И она не могла отогнать от себя воспоминания о том, как Скиттлз, слегка запрокинув голову, смотрит на маркиза, положив белую руку на лацкан его сюртука, почти подставляя ему свои пунцовые губы. Затем она нетерпеливо отбросила это видение. Пусть Скиттлз охотится за маркизом, пусть старается завлечь его в свои сети, но сейчас она, Мелинда, владеет ситуацией. В течение шести месяцев он не сможет избавиться от нее, и, как бы Скиттлз ни атаковала его, он обязан держать Мелинду рядом с собой, чтобы представлять ее своей женой, хотя бы адвокатам.
Мелинда взглянула на себя в зеркало. Она знала, что в этом модном наряде и с умело уложенной прической никто, даже сэр Гектор, не узнал бы в ней той тихой мышки, бедной родственницы, на которую могли кричать, не обращать внимания и даже бить.
От этой мысли Мелинда подняла голову и пошла вниз как королева, зная, что победа добавила ей уверенности в себе и гордости, которых не было раньше.
К ее удивлению, в доме было очень тихо. Она открыла дверь гостиной и нашла там не шумную, хохочущую толпу гостей, а одного капитана Вестея, стоявшего спиной к двери и смотревшего в окно.
Он, вероятно, слышал, как она вошла, потому что сказал:
— Они уехали? — потом повернулся и добавил:
— А, это вы, Мелинда! Я думал, что это Дрого. Он пошел поторопить гостей с отъездом.
— Так они уехали? — сказала Мелинда.
— Да, уехали, — подтвердил капитан Вестей. — Идите садитесь, вы, наверное, устали.
— Я уже отдохнула, — возразила Мелинда, — и больше не чувствую усталости.
— Тогда еще почувствуете, — сказал он. — Вы были великолепны! Не думал, что на свете есть женщина, которая сможет сесть на Грома и победить Скиттлз.
Кто вас научил так хорошо ездить верхом?
— Мой отец, — сказала Мелинда, — я езжу верхом с трех лет.
— Но можно по-разному ездить! — воскликнул капитан Вестей. — Вы были неподражаемы! Я никогда бы не поверил, если бы не видел своими глазами, что такое возможно, настолько захватывающе вы направляли Грома последние полмили!
— А его светлость сердит на меня, — тихо проговорила Мелинда.
— Нисколько не удивлен, — ответил капитан Вестей. — Мы думали, что вы свернете себе шею.
— А если бы… я… — Мелинда нерешительно замолчала, — если бы все так и случилось… то… это означало бы, что он… не получит своего наследства?
— Я как-то об этом не думал. Нет, конечно нет, — запротестовал капитан Вестей. — Он думал только о вас, да и все мы тоже. Если вы умрете в течение оговоренного в завещании вдовы времени, то это будет не его вина, и я даже думаю, что тогда он получит деньги немедленно.
— Тогда… тогда получается, что он заботился… обо мне? — сказала сама себе Мелинда, и ее сердце запрыгало от радости.
— Мне кажется, вы не правильно понимаете Дрого… — начал капитан Вестей, но не успел закончить предложение, потому что в гостиную вошел маркиз.
— Они уехали, — коротко сказал он и увидел, что Мелинда с опаской повернула к нему свое лицо.
Он ничего не сказал, просто пошел к тому месту в комнате, где она сидела. Дойдя до нее, он остановился и стоял, казалось, стараясь запомнить ее хрупкий вид, маленькие белые руки и личико сердечком с большими испуганными синими глазами.
— Не могу поверить! — сказал он. — Я бы никогда не доверил Грома женщине!
— Спасибо, что позволили мне скакать на нем, — сказала Мелинда.
Ее слова, казалось, сломили напряженность, царящую в комнате. Маркиз откинул голову назад и засмеялся.
— Позволил! — воскликнул он. — У меня не было выбора. Теперь я думаю, что был безумен, раз принял участие в такой сумасбродной затее. Но к счастью, все обошлось. Вы выиграли!
— Да, она выиграла пятьсот гиней, — сказал капитан Вестей. — Как вы думаете, Скиттлз выплатит их ей?
— Уверен, что выплатит, или кто-нибудь сделает это за нее! — сказал маркиз. — Даже в мире Скиттлз принято платить за проигрыш.
Мелинда не поняла, что он имеет в виду, говоря «мир Скиттлз». Разве она и маркиз вращаются в разных обществах? Потом она вспомнила других женщин на том странном приеме в ночь, когда умерла вдова, и вспомнила то отвращение и омерзение, которое вызвало у нее их поведение, а также поток ругательств, постоянно изливающийся из уст Скиттлз.
И совершенно неожиданно все то приподнятое настроение, которое появилось у нее после победы в скачке, спало, и она поняла, что, соревнуясь со Скиттлз, она каким-то образом опустилась до уровня этой женщины.
— Скачка была фантастической? — услышала она слова капитана Вестея и почувствовала, что не может больше выносить их разговоры.
Она поспешно встала.
— Могу я попросить вас кое о чем? — спросила она маркиза.
— Конечно, — ответил он.
— Тогда давайте не будем больше говорить об этой скачке, — сказала она. — Мне кажется, мне не следовало принимать вызов мисс Уолтере. Просто я знала, что на Громе я обязательно выиграю у нее. Но теперь я думаю, что мне не нужно было так себя вести. Не могли бы вы передать ей мою просьбу? Я не возьму у нее денег. Пусть они останутся у нее.
Маркиз ничего не сказал, но не сводил глаз с Мелинды.
— Но почему вы отказываетесь? — вмешался капитан Вестей. — Это было пари! Вы конечно же должны взять эти пятьсот гиней, если у Скиттлз хватит совести заплатить их вам.
— Но я не возьму, — настаивала Мелинда. — Если она будет настаивать, то я отдам их на благотворительность.
Наступило молчание, потом маркиз сказал:
— А я думал, вас заинтересовал выигрыш. Вы как-то говорили, что принять мое предложение вас заставила нужда в деньгах.
— Да, так и было, — сказала Мелинда. — Но у меня уже есть деньги. И мне их достаточно, я не желаю брать деньги у мисс Уолтере.
— Вы так ее не любите? — спросил маркиз.
Мелинда сжала губы. Она уже хотела сказать все, что она думает о Скиттлз и о тех других женщинах, которым он представил ее. Но потом решила, что говорить о них так — значило бы показать себя злобной и вздорной, а возможно, с внезапным страхом подумала она, он решит, что она завидует Каролине Уолтере.
— Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом, — взмолилась она.
Она отвернулась, но маркиз подошел к ней и взял за руку, держа как пленницу. Она почувствовала, что задрожала от его прикосновения, и взглянула на него слегка испуганными глазами.
— Вы странное существо, Мелинда, — сказал он, словно они были одни в комнате, и капитана Вестея не было поблизости. — Я вас не понимаю. Что творится в этой маленькой головке, за этим невероятно невинным видом? Скажите мне! Скажите мне, о чем вы думаете?!
Его пальцы сжали ее запястье так, что ей стало больно. Мелинда поняла, что он пытается проникнуть в тайные глубины ее сердца, вытягивая на свет божий чувства, которые она скрывала от него.
— Мои мысли принадлежат мне, милорд, — сказала она, затем заглянула в его глаза и поняла, что он завладел не только ее рукой, но и всем ее существом, и не отпускает ее от себя.
Мгновение они смотрели друг на друга и не замечали ничего вокруг — мужчина и женщина, предназначенные друг другу. Поэтому слова капитана Вестея, прервавшего это молчание, заставили их вздрогнуть.
— Мне кажется, что все это просто смешно, — решительно заявил он. — Мелинде следует взять эти деньги и сохранить их на старость. Не вечно же она будет такой хорошенькой, как сейчас, а когда она станет не столь привлекательной, то эти небольшие сбережения придутся кстати.
— Правильно! — сухо заметил маркиз и отпустил руку Мелинды.
— Я не возьму их, — повторила Мелинда, — и это все, что я могу сказать на эту тему. Очень мило с вашей стороны, джентльмены, что вы так печетесь о моем благосостоянии, но на этот счет я уже приняла решение, и оно будет неизменно.
— Тогда тем более следует сменить тему, — ожесточенно сказал маркиз. — Жервез, давай сыграем в пике, а Мелинда, если хочет, может посмотреть.
— Я не люблю эту игру, — с каким-то раздражением проговорил капитан Вестей.
— Если хотите, то я сыграю с вами, — несколько смущенно сказала Мелинда.
Маркиз удивленно поднял брови.
— Еще одно достоинство, — сказал он. — Им и конца не видно!
Однако пошел к карточному столику в дальнем конце комнаты. И они начали игру в полной тишине.
К удивлению маркиза, Мелинда почти на равных играла с ним, и ей везло на карты, что делало ее почти непобедимой.
Они играли уже почти час, и Мелинда подумала, что скоро ей нужно будет подняться к себе и переодеться к обеду, когда дверь открылась, вошел дворецкий и зычным голосом объявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22