Я… хочу поскорее… вернуться к тете!
— Я вас понимаю, — произнес маркиз, направляясь вместе с ней к выходу, — и могу только надеяться, что в моей власти окажется помочь ей выздороветь.
Открыв Лиле дверь, маркиз увидел старушку, которая сидела в дальнем конце холла, чопорно выпрямившись.
— Я рад видеть, что вы приехали не одна, — молвил он.
— Моя старая няня приехала со мной из Англии, — объяснила Лила.
— Позвольте выразить надежду, что ваше пребывание в Голландии будет приятным, несмотря на тяжелую болезнь вашей тети.
— Спасибо! Здесь так красиво! И все так интересно! Я… очень рада, что попала сюда, — с детской непосредственностью призналась Лила.
Она уже вышла в холл, когда ее словно молния пронзила мысль, заставившая ее вернуться обратно.
— Я… должна сказать вам… одну вещь, — едва слышно произнесла она.
Удивленный маркиз послушно вернулся с ней в комнату, из которой они только что вышли.
— Вы не поймете… моей просьбы, но, пожалуйста… дайте мне слово, что… когда вы вернетесь в Англию, то… никому, никому не скажете… что видели меня здесь… в Голландии!
Она говорила так взволнованно, что маркиз изумленно поднял брови и счел необходимым уточнить:
— Я должен понимать, что это тайный визит или что вы скрываетесь?
— Да… я скрываюсь! — кивнула Лила. — И… мне очень важно, чтобы… никто об этом не узнал!
Она снова умоляюще посмотрела на маркиза.
Тот подумал, что никогда еще не заглядывал в такие прекрасные и выразительные глаза.
— Тогда, — улыбнулся он, — я должен снова поступить так, как подобает джентльмену, и сохранить вашу тайну!
— Спасибо вам! Спасибо! — обрадовалась Лила. — С моей стороны было глупо не сказать об этом… с самого начала.
Она вышла в холл, но на этот раз няня уже дожидалась ее у открытой двери.
— Спасибо вам большое, — еще раз промолвила Лила, протянув маркизу руку и одновременно присев в реверансе.
Легко пожимая ее пальчики, маркиз ощутил их дрожь и снова удивился тому, что его гостья так испугана.
Провожая ее взглядом, он восхитился изяществом ее легкой походки. А когда Лила приостановилась в дверях и посмотрела на маркиза через плечо, он решил, что она красивее девушки на портрете Вермера.
После того как карета отъехала от дома и он на секунду увидел точеный профиль Лилы на фоне серебряной воды канала, ему вдруг показалось, что все происшедшее было наваждением. Эта странная встреча ему просто пригрезилась: не было ни удивительной гостьи-англичанки, ни прекрасной картины…
Но когда маркиз вернулся в гостиную, на стуле по-прежнему лежал этюд Вермера. Только глаза, с любопытством смотревшие на него, показались ему не карими, а голубыми, и тонкое личико было окружено ореолом волос цвета солнечных лучей.
Глава 5
К счастью, Лиле не пришлось сознаваться тетушке в том, что она ездила в Амстердам.
Когда она вернулась домой, пытаясь придумать убедительное объяснение своему отсутствию, оказалось, что баронесса крепко спит.
Видимо, страдалица приняла то самое лекарство, которое снимало у нее боли и погружало в сон.
Лила увиделась с тетей Эдит только в самом конце дня. После обеда, заглянув в спальню баронессы, она обнаружила, что больная не спит, но мысли у нее все еще путаются.
— У тебя… все в порядке… милое мое дитя? — слабым голосом спросила она.
— Да, конечно, тетя Эдит. Мне очень жаль, что у вас были сильные боли.
— Они прошли… уже, — сказала баронесса. — А завтра… нам надо… — поговорить… подольше. Я вспомнила… у меня остались… кое-какие вещицы… твоей матери. Я уверена… тебе будет приятно… их увидеть.
— Очень! — с горячностью ответила Лила.
Почувствовав, что тетушке трудно говорить, она нежно поцеловала ее, пожелала доброй ночи и спустилась вниз, поискать какую-нибудь интересную книгу. Их в доме было много, но все они находились в разных комнатах.
Выбрав книгу, она подошла к окну и открыла его, чтобы полюбоваться садом.
Глядя на силуэты деревьев, она думала о том, какой интересной была встреча с маркизом и какой он красивый.
Лила вдруг поняла, что после смерти отца маркиз Кейнстон оказался первым мужчиной, вызвавшим у нее чувство восхищения.
В отличие от низеньких и толстых отцов однокашниц, у которых она гостила, пока училась во Флоренции, ее отец был высок и строен. По сравнению с ним мужчины-итальянцы выглядели невыразительными коротышками.
Когда Лила стала взрослеть, ее осыпали комплиментами, но она списывала их на традиционную цветистость итальянского языка.
Еще меньшее впечатление производили на нее шумные и неотесанные друзья отчима.
Лила считала, что мужчины ее не интересуют.
Но маркиз был совсем другим!
Его низкий красивый голос заставил ее остро ощутить мужественность собеседника. К тому же он оказался очень высоким и значительным — так что гостиная, в которой они разговаривали, была для него тесна.
Жаль, у нее не было возможности поговорить с маркизом о его лошадях и загородном поместье.
Во время своего долгого пребывания во Флоренции она очень скучала по зеленым пейзажам сельской Англии, по старинным усадьбам и дворцам, по людям одной с ней крови…
«Мне бы хотелось лучше его узнать!» — подумала она, удивляясь самой себе. Однако при этом она понимала, что скорее всего больше никогда не встретится с маркизом.
Тем более ей показалось странным, что в эту ночь он пришел и в ее сны… И хотя утром она не смогла припомнить ничего конкретного, она очень живо ощущала, что во сне находилась с ним!
И сейчас у нее было такое чувство, будто он присутствует где-то рядом.
Няня пришла ее будить и с ходу заявила:
— Сегодня день будет очень жаркий, мисс Лила, и я в такую жару в этот ваш музей пешком не пойду!
Девушка хотела было запротестовать, но вовремя вспомнила, что няня уже немолода и ходить ей тяжело.
— Конечно, няня, — поспешила она согласиться, — мы никуда не пойдем, если погода окажется для тебя слишком жаркой! Я пойду в сад и нарисую какие-нибудь цветы.
Уверена, когда тетя Эдит проснется, ей будет приятно увидеть картину с цветами.
— Ну вот и умница! — похвалила ее старушка.
Лила отыскала в мастерской барона небольшой холст и, взяв собственные краски, вышла в сад.
Он встретил ее изобилием роз самых разных цветов и оттенков.
Она подумала, как приятно было бы написать тюльпаны, которыми так славится Голландия, но эта идея вызвала в ней таившуюся подспудно тревогу: где она окажется следую» щей весной, когда здесь расцветут знаменитые тюльпаны?
Няня не ошиблась — было очень жарко.
В конце концов духота загнала Лилу в дом, и она закончила свою работу наверху, в мастерской барона. По дороге туда она заглянула в спальню к тетушке в надежде, что та проснулась, но баронесса все еще спала.
Перед самым ленчем Лила вышла из мастерской, чтобы подарить тетушке готовую картину.
Баронесса полусидела на постели, лицо у нее было очень бледное и изможденное.
Увидев ее, Лила почувствовала боль в сердце при мысли, что если маркиз в ближайшие дни не купит этюд, то будет уже слишком поздно.
Однако у тетушки нашлись силы искренне полюбоваться написанной специально для нее картиной. Разбираясь в живописи, баронесса со знанием дела похвалила стиль племянницы.
— Ты очень талантлива, милочка, — заключила она свой отзыв. — Как мне жаль, что ты не приехала сюда раньше, когда был жив твой дядя. Он был бы в восторге от твоей работы!
— Вы осыпаете меня комплиментами, которых я не заслуживаю, — смутилась Лила. — Мастерская барона так прекрасно оборудована!
И я восхищена тем, что он смог приобрести столько холстов, относящихся к разным периодам.
— Должна признаться, — заговорщически прошептала тетушка, — все эти детали кажутся мне скучными. Если картина хорошая, я просто хочу ею любоваться, и меня не слишком занимает время ее написания — будь это вчера или триста лет назад!
Лила ответила, смеясь:
— Я уверена, в Голландии так говорить не разрешается.
— Конечно, — подтвердила баронесса с улыбкой. — Но в Англии меня бы поняли.
Лила ушла в малую столовую, где ей подали ленч, а когда она поела, к ней явилась няня с категорическим заявлением.
— Ваша тетя хочет заснуть, так что извольте ее не тревожить. И я тоже собираюсь лечь отдохнуть, как и остальная прислуга.
Эти слова прозвучали довольно сердито, словно няня боялась, что Лила потребует немедленно отправиться в музей.
Однако она ласково сказала:
— Отдыхай, няня. А я почитаю что-нибудь — в гостиной я видела много интересных книг. Может быть, попозже, если станет прохладнее, мы пойдем в «Маурицхейс».
Няня просияла — ответ Лилы ее явно обрадовал.
Встав из-за стола, девушка перекочевала в гостиную, где были открыты окна.
Двери тоже оставили открытыми, так что весь дом вобрал в себя аромат цветов из сада.
Большинство книг, как и следовало ожидать, оказались на голландском языке, но все-таки нашлось там несколько книг на французском и даже пара английских романов.
Решив, что полезно было бы попрактиковаться во французском, Лила выбрала роман Ги де Мопассана. Устроилась на кушетке и вскоре целиком погрузилась в сюжет.
Прошло около часа, когда она краем глаза заметила в гостиной какое-то движение.
Она подумала, что это няня, и ласково спросила:
— Хорошо ли тебе спалось?
И, лишь тогда в растерянности поняла, что ошиблась: в гостиную вошла не няня, а незнакомый молодой человек, коренастый и не очень привлекательный. У него оказались тяжелые и довольно грубые черты лица, характерные для многих голландцев.
Секунду Лила удивленно смотрела на пришельца, а тот, в свою очередь, с не меньшим удивлением взирал на нее, словно не ожидал ее увидеть здесь.
Наконец Лила поднялась.
— Добрый день!
Она сказала это по-английски, и молодой человек ответил на том же языке, но с ярко выраженным акцентом:
— Кто вы? Почему вы здесь?
— Я — гостья баронессы ван Алнрадт, — объяснила Лила. — Боюсь, она не сможет вас принять — она больна.
— Я это знаю, — ответил незваный гость. — Я — Никлас Алнрадт, пасынок баронессы.
Лила поняла: перед ней тот самый молодой человек, о котором тетушка говорила, что он плохо себя ведет и пытается продать картины, принадлежащие его старшему брату.
С опаской глядя на молодого повесу, Лила сказала:
— Баронесса — сестра моей матери. Я — ее племянница, Лила Кавендиш.
— Если это так, то можете передать ей от меня кое-что! — заявил Никлас Алнрадт.
Быстро оглядевшись, он прошел через всю гостиную к противоположной стене, на которой висела прекрасная картина Хендрика Аверкампа с изображением конькобежцев на фоне зимнего пейзажа. Картина была небольшая, но в высшей степени добротная.
Увидев, что Никлас снимает ее со стены, Лила с беспокойством спросила:
— Что вы делаете?
— Беру эту картину, потому что считаю ее своей.
— Вы не имеете права! — возмущенно воскликнула девушка. — Она не ваша! Она… принадлежит вашему брату!
— Да что вы об этом можете знать? — грубо отрезал он. — И вообще это вас не касается!
— Я не позволю вам красть картины у моей тети, пользуясь тем, что она больна и не может вам помешать! — решительно заявила Лила. — Немедленно повесьте картину на место! И вам лучше уйти отсюда: вы не имеете права сюда приходить!
Ее голос звенел от гнева, и Никлас грозно нахмурился.
Он не выпускал полотно из рук, явно не собираясь его возвращать.
— Ну что, будете путаться у меня под ногами? — угрюмо проворчал он. — Убирайтесь с дороги, не то пожалеете!
— Только посмейте унести картину из дома — я немедленно вызову полицию! — пригрозила ему Лила.
Она загородила похитителю путь из гостиной, прекрасно сознавая, что с него вполне станется отпихнуть ее в сторону и уйти с картиной. Но она была полна решимости помешать столь откровенному грабежу.
Она ухватилась за раму картины, пытаясь вырвать ее из его рук, и без устали повторяла:
— Вы ведете себя неприлично. Уходите, иначе я позову слуг, они не дадут вам обворовать тетю!
Она тянула картину к себе, но Никлас только крепче цеплялся за нее.
— Уйди с дороги, глупая английская девчонка! — рычал он. — Какое тебе, к черту, дело до того, что я забираю эту картину? Уж не хочешь ли ты сама ею завладеть?
— Она принадлежит моей тете, пока она жива, а потом она перейдет к вашему брату! — гневно ответила Лила и снова потянула ее к себе.
Продолжая удерживать картину одной рукой, Никлас сжал вторую в кулак и изо всех сил ударил девушку в плечо.
Она отчаянно закричала.
Простившись с Лилой, маркиз долго сидел в гостиной, разглядывая оставленный ею этюд.
За этим его и застал вернувшийся домой граф.
— Прекрасные новости, Кэрью! — выпалил он. — Примерно через час сюда доставят великолепное полотно Адриана ван де Велде и еще одно, кисти Якоба ван Рейсдала.
— Я очень рад, — ответил маркиз. — А что ты скажешь вот об этом?
Взглянув на картину, которую маркиз продолжал держать в руках, граф воскликнул:
— Тот самый Вермер, о котором было столько разговоров! Кто тебе сделал эту копию?
— Это не подделка, — промолвил маркиз, — а подготовительный этюд, написанный Вермером прежде, чем закончить портрет, который сейчас висит в музее «Маурицхейс».
— Этюд? — изумленно переспросил граф.
Он взял в руки картину, внимательно ее осмотрел, затем перевернул, чтобы взглянуть на обратную сторону холста.
— Он действительно кажется старинным, — согласился он. — Но кто тебе его привез?
— Молодая девушка, назвавшаяся племянницей баронессы ван Алнрадт.
Граф искренне удивился.
— Я был знаком с бароном. Да и с баронессой тоже, если на то пошло. Очаровательная была пара! Но после его смерти она нигде не показывалась.
— Мне сообщили, что она больна, — сказал маркиз, — а ее племянница хочет продать эту картину, чтобы заплатить за серьезную операцию, которую надо сделать баронессе.
— И она утверждает, что это — этюд Вермера?
— Она считает, что человек, завещавший «Маурицхейсу» «Головку девушки», был дружен с бароном.
— Кажется, это похоже на правду, — медленно произнес граф. — Но я не могу поверить, что это — действительно этюд, написанный Вермером. Если бы такой этюд существовал, о нем уже было бы известно.
— Мне и самому так кажется, — кивнул маркиз.
— Картина, конечно, прекрасная, — выдавил из себя граф. — Но я бы на твоем месте тщательно проверил ее подлинность, прежде чем платить за нее хоть одно пенни.
— Именно это я и намерен сделать, — заявил маркиз. — Мисс Кавендиш предложила мне связаться с торговцем картинами по фамилии Нийстед.
— Я о нем слышал, — сказал граф, — но не стал бы безоговорочно ему верить. Впрочем, это относится почти ко всем торговцам.
Подлинность картин, которые я тебе привез, удостоверена директором Государственного музея.
Маркиз рассмеялся.
— Ну, лучше не придумаешь!
— И я так считаю, — улыбнулся граф.
— В то же время, — задумчиво промолвил маркиз, — мне жаль мисс Кавендиш. Она очень тревожится о своей тетке. И она оказалась очень хорошенькой девушкой!
— Ага, — воскликнул граф, — тогда тебе надо быть еще осторожнее! Покупка картин — это одно дело, но когда в продаже замешана очень хорошенькая девушка, положение становится чрезвычайно рискованным.
— Да ты, оказывается, циник! — заметил маркиз.
— Не тебе это говорить! — парировал граф. — Ты сам уже давно стал циником!
И маркиз мысленно вынужден был согласиться с другом. А в последнее время, после того разочарования, которое принесли ему сразу две женщины, его цинизм стал еще глубже. Как ни старался, забыть об их обмане он не мог.
Но в следующую секунду он снова вспомнил огромные голубые глаза Лилы, в которых ясно читался страх, ее дрожащие пальцы.
«Почему она была так испугана?» — подумал он в очередной раз после расставания с ней.
— Сообщив тебе хорошие новости о картинах, — молвил граф, — я вынужден теперь перейти к новостям не столь приятным. Хотя надеюсь, ты не будешь слишком сильно расстроен.
— А в чем дело?
— Ее Величество уже знает о твоем приезде, и завтра ты приглашен на ленч в «Хейс тен Бос».
Повисло довольно продолжительное молчание, которое не без труда прервал маркиз.
— Я, конечно, почту за честь…
— Все не так страшно, как тебе может показаться, — пытался утешить друга граф. — У Ее Величества уже назначена важная встреча во второй половине дня, так что ленч будет ранним, а после него ты сможешь тут же исчезнуть. Однако она пожелала перемолвиться с тобой словечком до появления остальных гостей, приглашенных на ленч.
— Надеюсь, ты принял приглашение от моего имени? — осведомился маркиз.
— Ну конечно, — заверил его граф. — А так как меня не пригласили, я проведу время до твоего возвращения в поисках новых картин, подлинность которых не вызывала бы сомнений.
Он бросил взгляд на этюд Вермера, и маркиз спросил:
— А ты не допускаешь, что эта картина — нечто действительно уникальное и о ней могли просто забыть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
— Я вас понимаю, — произнес маркиз, направляясь вместе с ней к выходу, — и могу только надеяться, что в моей власти окажется помочь ей выздороветь.
Открыв Лиле дверь, маркиз увидел старушку, которая сидела в дальнем конце холла, чопорно выпрямившись.
— Я рад видеть, что вы приехали не одна, — молвил он.
— Моя старая няня приехала со мной из Англии, — объяснила Лила.
— Позвольте выразить надежду, что ваше пребывание в Голландии будет приятным, несмотря на тяжелую болезнь вашей тети.
— Спасибо! Здесь так красиво! И все так интересно! Я… очень рада, что попала сюда, — с детской непосредственностью призналась Лила.
Она уже вышла в холл, когда ее словно молния пронзила мысль, заставившая ее вернуться обратно.
— Я… должна сказать вам… одну вещь, — едва слышно произнесла она.
Удивленный маркиз послушно вернулся с ней в комнату, из которой они только что вышли.
— Вы не поймете… моей просьбы, но, пожалуйста… дайте мне слово, что… когда вы вернетесь в Англию, то… никому, никому не скажете… что видели меня здесь… в Голландии!
Она говорила так взволнованно, что маркиз изумленно поднял брови и счел необходимым уточнить:
— Я должен понимать, что это тайный визит или что вы скрываетесь?
— Да… я скрываюсь! — кивнула Лила. — И… мне очень важно, чтобы… никто об этом не узнал!
Она снова умоляюще посмотрела на маркиза.
Тот подумал, что никогда еще не заглядывал в такие прекрасные и выразительные глаза.
— Тогда, — улыбнулся он, — я должен снова поступить так, как подобает джентльмену, и сохранить вашу тайну!
— Спасибо вам! Спасибо! — обрадовалась Лила. — С моей стороны было глупо не сказать об этом… с самого начала.
Она вышла в холл, но на этот раз няня уже дожидалась ее у открытой двери.
— Спасибо вам большое, — еще раз промолвила Лила, протянув маркизу руку и одновременно присев в реверансе.
Легко пожимая ее пальчики, маркиз ощутил их дрожь и снова удивился тому, что его гостья так испугана.
Провожая ее взглядом, он восхитился изяществом ее легкой походки. А когда Лила приостановилась в дверях и посмотрела на маркиза через плечо, он решил, что она красивее девушки на портрете Вермера.
После того как карета отъехала от дома и он на секунду увидел точеный профиль Лилы на фоне серебряной воды канала, ему вдруг показалось, что все происшедшее было наваждением. Эта странная встреча ему просто пригрезилась: не было ни удивительной гостьи-англичанки, ни прекрасной картины…
Но когда маркиз вернулся в гостиную, на стуле по-прежнему лежал этюд Вермера. Только глаза, с любопытством смотревшие на него, показались ему не карими, а голубыми, и тонкое личико было окружено ореолом волос цвета солнечных лучей.
Глава 5
К счастью, Лиле не пришлось сознаваться тетушке в том, что она ездила в Амстердам.
Когда она вернулась домой, пытаясь придумать убедительное объяснение своему отсутствию, оказалось, что баронесса крепко спит.
Видимо, страдалица приняла то самое лекарство, которое снимало у нее боли и погружало в сон.
Лила увиделась с тетей Эдит только в самом конце дня. После обеда, заглянув в спальню баронессы, она обнаружила, что больная не спит, но мысли у нее все еще путаются.
— У тебя… все в порядке… милое мое дитя? — слабым голосом спросила она.
— Да, конечно, тетя Эдит. Мне очень жаль, что у вас были сильные боли.
— Они прошли… уже, — сказала баронесса. — А завтра… нам надо… — поговорить… подольше. Я вспомнила… у меня остались… кое-какие вещицы… твоей матери. Я уверена… тебе будет приятно… их увидеть.
— Очень! — с горячностью ответила Лила.
Почувствовав, что тетушке трудно говорить, она нежно поцеловала ее, пожелала доброй ночи и спустилась вниз, поискать какую-нибудь интересную книгу. Их в доме было много, но все они находились в разных комнатах.
Выбрав книгу, она подошла к окну и открыла его, чтобы полюбоваться садом.
Глядя на силуэты деревьев, она думала о том, какой интересной была встреча с маркизом и какой он красивый.
Лила вдруг поняла, что после смерти отца маркиз Кейнстон оказался первым мужчиной, вызвавшим у нее чувство восхищения.
В отличие от низеньких и толстых отцов однокашниц, у которых она гостила, пока училась во Флоренции, ее отец был высок и строен. По сравнению с ним мужчины-итальянцы выглядели невыразительными коротышками.
Когда Лила стала взрослеть, ее осыпали комплиментами, но она списывала их на традиционную цветистость итальянского языка.
Еще меньшее впечатление производили на нее шумные и неотесанные друзья отчима.
Лила считала, что мужчины ее не интересуют.
Но маркиз был совсем другим!
Его низкий красивый голос заставил ее остро ощутить мужественность собеседника. К тому же он оказался очень высоким и значительным — так что гостиная, в которой они разговаривали, была для него тесна.
Жаль, у нее не было возможности поговорить с маркизом о его лошадях и загородном поместье.
Во время своего долгого пребывания во Флоренции она очень скучала по зеленым пейзажам сельской Англии, по старинным усадьбам и дворцам, по людям одной с ней крови…
«Мне бы хотелось лучше его узнать!» — подумала она, удивляясь самой себе. Однако при этом она понимала, что скорее всего больше никогда не встретится с маркизом.
Тем более ей показалось странным, что в эту ночь он пришел и в ее сны… И хотя утром она не смогла припомнить ничего конкретного, она очень живо ощущала, что во сне находилась с ним!
И сейчас у нее было такое чувство, будто он присутствует где-то рядом.
Няня пришла ее будить и с ходу заявила:
— Сегодня день будет очень жаркий, мисс Лила, и я в такую жару в этот ваш музей пешком не пойду!
Девушка хотела было запротестовать, но вовремя вспомнила, что няня уже немолода и ходить ей тяжело.
— Конечно, няня, — поспешила она согласиться, — мы никуда не пойдем, если погода окажется для тебя слишком жаркой! Я пойду в сад и нарисую какие-нибудь цветы.
Уверена, когда тетя Эдит проснется, ей будет приятно увидеть картину с цветами.
— Ну вот и умница! — похвалила ее старушка.
Лила отыскала в мастерской барона небольшой холст и, взяв собственные краски, вышла в сад.
Он встретил ее изобилием роз самых разных цветов и оттенков.
Она подумала, как приятно было бы написать тюльпаны, которыми так славится Голландия, но эта идея вызвала в ней таившуюся подспудно тревогу: где она окажется следую» щей весной, когда здесь расцветут знаменитые тюльпаны?
Няня не ошиблась — было очень жарко.
В конце концов духота загнала Лилу в дом, и она закончила свою работу наверху, в мастерской барона. По дороге туда она заглянула в спальню к тетушке в надежде, что та проснулась, но баронесса все еще спала.
Перед самым ленчем Лила вышла из мастерской, чтобы подарить тетушке готовую картину.
Баронесса полусидела на постели, лицо у нее было очень бледное и изможденное.
Увидев ее, Лила почувствовала боль в сердце при мысли, что если маркиз в ближайшие дни не купит этюд, то будет уже слишком поздно.
Однако у тетушки нашлись силы искренне полюбоваться написанной специально для нее картиной. Разбираясь в живописи, баронесса со знанием дела похвалила стиль племянницы.
— Ты очень талантлива, милочка, — заключила она свой отзыв. — Как мне жаль, что ты не приехала сюда раньше, когда был жив твой дядя. Он был бы в восторге от твоей работы!
— Вы осыпаете меня комплиментами, которых я не заслуживаю, — смутилась Лила. — Мастерская барона так прекрасно оборудована!
И я восхищена тем, что он смог приобрести столько холстов, относящихся к разным периодам.
— Должна признаться, — заговорщически прошептала тетушка, — все эти детали кажутся мне скучными. Если картина хорошая, я просто хочу ею любоваться, и меня не слишком занимает время ее написания — будь это вчера или триста лет назад!
Лила ответила, смеясь:
— Я уверена, в Голландии так говорить не разрешается.
— Конечно, — подтвердила баронесса с улыбкой. — Но в Англии меня бы поняли.
Лила ушла в малую столовую, где ей подали ленч, а когда она поела, к ней явилась няня с категорическим заявлением.
— Ваша тетя хочет заснуть, так что извольте ее не тревожить. И я тоже собираюсь лечь отдохнуть, как и остальная прислуга.
Эти слова прозвучали довольно сердито, словно няня боялась, что Лила потребует немедленно отправиться в музей.
Однако она ласково сказала:
— Отдыхай, няня. А я почитаю что-нибудь — в гостиной я видела много интересных книг. Может быть, попозже, если станет прохладнее, мы пойдем в «Маурицхейс».
Няня просияла — ответ Лилы ее явно обрадовал.
Встав из-за стола, девушка перекочевала в гостиную, где были открыты окна.
Двери тоже оставили открытыми, так что весь дом вобрал в себя аромат цветов из сада.
Большинство книг, как и следовало ожидать, оказались на голландском языке, но все-таки нашлось там несколько книг на французском и даже пара английских романов.
Решив, что полезно было бы попрактиковаться во французском, Лила выбрала роман Ги де Мопассана. Устроилась на кушетке и вскоре целиком погрузилась в сюжет.
Прошло около часа, когда она краем глаза заметила в гостиной какое-то движение.
Она подумала, что это няня, и ласково спросила:
— Хорошо ли тебе спалось?
И, лишь тогда в растерянности поняла, что ошиблась: в гостиную вошла не няня, а незнакомый молодой человек, коренастый и не очень привлекательный. У него оказались тяжелые и довольно грубые черты лица, характерные для многих голландцев.
Секунду Лила удивленно смотрела на пришельца, а тот, в свою очередь, с не меньшим удивлением взирал на нее, словно не ожидал ее увидеть здесь.
Наконец Лила поднялась.
— Добрый день!
Она сказала это по-английски, и молодой человек ответил на том же языке, но с ярко выраженным акцентом:
— Кто вы? Почему вы здесь?
— Я — гостья баронессы ван Алнрадт, — объяснила Лила. — Боюсь, она не сможет вас принять — она больна.
— Я это знаю, — ответил незваный гость. — Я — Никлас Алнрадт, пасынок баронессы.
Лила поняла: перед ней тот самый молодой человек, о котором тетушка говорила, что он плохо себя ведет и пытается продать картины, принадлежащие его старшему брату.
С опаской глядя на молодого повесу, Лила сказала:
— Баронесса — сестра моей матери. Я — ее племянница, Лила Кавендиш.
— Если это так, то можете передать ей от меня кое-что! — заявил Никлас Алнрадт.
Быстро оглядевшись, он прошел через всю гостиную к противоположной стене, на которой висела прекрасная картина Хендрика Аверкампа с изображением конькобежцев на фоне зимнего пейзажа. Картина была небольшая, но в высшей степени добротная.
Увидев, что Никлас снимает ее со стены, Лила с беспокойством спросила:
— Что вы делаете?
— Беру эту картину, потому что считаю ее своей.
— Вы не имеете права! — возмущенно воскликнула девушка. — Она не ваша! Она… принадлежит вашему брату!
— Да что вы об этом можете знать? — грубо отрезал он. — И вообще это вас не касается!
— Я не позволю вам красть картины у моей тети, пользуясь тем, что она больна и не может вам помешать! — решительно заявила Лила. — Немедленно повесьте картину на место! И вам лучше уйти отсюда: вы не имеете права сюда приходить!
Ее голос звенел от гнева, и Никлас грозно нахмурился.
Он не выпускал полотно из рук, явно не собираясь его возвращать.
— Ну что, будете путаться у меня под ногами? — угрюмо проворчал он. — Убирайтесь с дороги, не то пожалеете!
— Только посмейте унести картину из дома — я немедленно вызову полицию! — пригрозила ему Лила.
Она загородила похитителю путь из гостиной, прекрасно сознавая, что с него вполне станется отпихнуть ее в сторону и уйти с картиной. Но она была полна решимости помешать столь откровенному грабежу.
Она ухватилась за раму картины, пытаясь вырвать ее из его рук, и без устали повторяла:
— Вы ведете себя неприлично. Уходите, иначе я позову слуг, они не дадут вам обворовать тетю!
Она тянула картину к себе, но Никлас только крепче цеплялся за нее.
— Уйди с дороги, глупая английская девчонка! — рычал он. — Какое тебе, к черту, дело до того, что я забираю эту картину? Уж не хочешь ли ты сама ею завладеть?
— Она принадлежит моей тете, пока она жива, а потом она перейдет к вашему брату! — гневно ответила Лила и снова потянула ее к себе.
Продолжая удерживать картину одной рукой, Никлас сжал вторую в кулак и изо всех сил ударил девушку в плечо.
Она отчаянно закричала.
Простившись с Лилой, маркиз долго сидел в гостиной, разглядывая оставленный ею этюд.
За этим его и застал вернувшийся домой граф.
— Прекрасные новости, Кэрью! — выпалил он. — Примерно через час сюда доставят великолепное полотно Адриана ван де Велде и еще одно, кисти Якоба ван Рейсдала.
— Я очень рад, — ответил маркиз. — А что ты скажешь вот об этом?
Взглянув на картину, которую маркиз продолжал держать в руках, граф воскликнул:
— Тот самый Вермер, о котором было столько разговоров! Кто тебе сделал эту копию?
— Это не подделка, — промолвил маркиз, — а подготовительный этюд, написанный Вермером прежде, чем закончить портрет, который сейчас висит в музее «Маурицхейс».
— Этюд? — изумленно переспросил граф.
Он взял в руки картину, внимательно ее осмотрел, затем перевернул, чтобы взглянуть на обратную сторону холста.
— Он действительно кажется старинным, — согласился он. — Но кто тебе его привез?
— Молодая девушка, назвавшаяся племянницей баронессы ван Алнрадт.
Граф искренне удивился.
— Я был знаком с бароном. Да и с баронессой тоже, если на то пошло. Очаровательная была пара! Но после его смерти она нигде не показывалась.
— Мне сообщили, что она больна, — сказал маркиз, — а ее племянница хочет продать эту картину, чтобы заплатить за серьезную операцию, которую надо сделать баронессе.
— И она утверждает, что это — этюд Вермера?
— Она считает, что человек, завещавший «Маурицхейсу» «Головку девушки», был дружен с бароном.
— Кажется, это похоже на правду, — медленно произнес граф. — Но я не могу поверить, что это — действительно этюд, написанный Вермером. Если бы такой этюд существовал, о нем уже было бы известно.
— Мне и самому так кажется, — кивнул маркиз.
— Картина, конечно, прекрасная, — выдавил из себя граф. — Но я бы на твоем месте тщательно проверил ее подлинность, прежде чем платить за нее хоть одно пенни.
— Именно это я и намерен сделать, — заявил маркиз. — Мисс Кавендиш предложила мне связаться с торговцем картинами по фамилии Нийстед.
— Я о нем слышал, — сказал граф, — но не стал бы безоговорочно ему верить. Впрочем, это относится почти ко всем торговцам.
Подлинность картин, которые я тебе привез, удостоверена директором Государственного музея.
Маркиз рассмеялся.
— Ну, лучше не придумаешь!
— И я так считаю, — улыбнулся граф.
— В то же время, — задумчиво промолвил маркиз, — мне жаль мисс Кавендиш. Она очень тревожится о своей тетке. И она оказалась очень хорошенькой девушкой!
— Ага, — воскликнул граф, — тогда тебе надо быть еще осторожнее! Покупка картин — это одно дело, но когда в продаже замешана очень хорошенькая девушка, положение становится чрезвычайно рискованным.
— Да ты, оказывается, циник! — заметил маркиз.
— Не тебе это говорить! — парировал граф. — Ты сам уже давно стал циником!
И маркиз мысленно вынужден был согласиться с другом. А в последнее время, после того разочарования, которое принесли ему сразу две женщины, его цинизм стал еще глубже. Как ни старался, забыть об их обмане он не мог.
Но в следующую секунду он снова вспомнил огромные голубые глаза Лилы, в которых ясно читался страх, ее дрожащие пальцы.
«Почему она была так испугана?» — подумал он в очередной раз после расставания с ней.
— Сообщив тебе хорошие новости о картинах, — молвил граф, — я вынужден теперь перейти к новостям не столь приятным. Хотя надеюсь, ты не будешь слишком сильно расстроен.
— А в чем дело?
— Ее Величество уже знает о твоем приезде, и завтра ты приглашен на ленч в «Хейс тен Бос».
Повисло довольно продолжительное молчание, которое не без труда прервал маркиз.
— Я, конечно, почту за честь…
— Все не так страшно, как тебе может показаться, — пытался утешить друга граф. — У Ее Величества уже назначена важная встреча во второй половине дня, так что ленч будет ранним, а после него ты сможешь тут же исчезнуть. Однако она пожелала перемолвиться с тобой словечком до появления остальных гостей, приглашенных на ленч.
— Надеюсь, ты принял приглашение от моего имени? — осведомился маркиз.
— Ну конечно, — заверил его граф. — А так как меня не пригласили, я проведу время до твоего возвращения в поисках новых картин, подлинность которых не вызывала бы сомнений.
Он бросил взгляд на этюд Вермера, и маркиз спросил:
— А ты не допускаешь, что эта картина — нечто действительно уникальное и о ней могли просто забыть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15