— Дело… не в этом, — сказала Лила. — Но это… нечто такое… что вас рассердит.
Маркиз молча смотрел на нее, недоумевая, что еще она может ему сообщить.
Превозмогая себя. Лила едва слышно пролепетала:
— Этюд… поддельный!
— Поддельный?
Голос маркиза звучал громче, чем ему хотелось.
— Как это — поддельный?
— Это я… его написала!
Секунду маркиз ошеломленно смотрел на нее.
— Вы хотите сказать, что его написали вы? — спросил он. — Как вы могли его написать?
— Я… делала копию с портрета Вермера по просьбе тети Эдит, потому что она… не могла пойти в «Маурицхейс»… посмотреть на него. И… со мной заговорил… один человек.
— Какой человек? Кто это был?
— Это был… мистер Нийстед… торговец картинами. И он сказал… что если бы я отвезла копию вам… и представила, будто… это этюд Вермера к портрету… то денег, «которые… вы мне заплатите… хватит на операцию… тети Эдит.
Казалось, она выжимает из себя каждое слово, при этом остро ощущая неудовольствие маркиза, сурово нахмурившего брови.
— И вы привезли этюд мне, — сказал он, — и намеренно солгали мне!
— Я… понимала, что это… нехорошо…
— Нехорошо? — воскликнул маркиз. — Неужели все женщины на свете — лгуньи и предательницы? Черт подери, я вам доверял!
В его голосе было столько негодования, что у, нее на глазах выступили слезы.
Маркиз встал с кресла и уже без всяких слов отошел к окну.
Он смотрел на море, стоя спиной к, Лиле, но его голос, казалось, эхом отдавался от стен салона.
Вся в слезах. Лила бесшумно выскользнула из помещения и побежала к своей каюте.
Она была в отчаянии от того, что маркиз больше не захочет иметь с ней дела. Теперь он глубоко ее презирает!
Ничего не видя за пеленой слез, она на ощупь двигалась по каюте.
В голове промелькнула мысль, что лучше всего было бы выйти на палубу и броситься в море. Одно мгновение — и все ее тревоги останутся позади.
Теперь, после смерти тетушки, ее положение стало совершенно безнадежным: она лишилась последнего убежища. У нее нет денег, а теперь и маркиз не станет ей помогать…
Лила понимала, теперь ей с няней рано или поздно придется вернуться к отчиму — иначе они просто умрут от голода. А отчим заставит ее выйти замуж за мистера Хопторна, и деться ей будет некуда.
— Мне придется умереть, папа! — прошептала она, обращаясь к отцу.
Теперь ей оставалось только сообразить, как скользнуть в воду незаметно для экипажа яхты, чтобы никто не попытался ее спасти.
Лила пошла к иллюминатору.
Она то и дело теряла равновесие, потому что с приближением к Англии море становилось более неспокойным. Штормовой ветер вздымал волны все выше и выше.
Очутившись около иллюминатора, она силилась выглянуть наружу, но ничего не смогла разглядеть: глаза по-прежнему были залиты слезами.
— Я… люблю его! Люблю! — прошептала она. — А он… Теперь он не захочет со мной разговаривать!
Сплошная беспросветность!
Отчаяние камнем лежало у нее на сердце.
Она стояла, держась за книжную полку, и тщетно пыталась увидеть, куда выходит ее каюта.
Внезапно раздался оглушительный удар, похожий на взрыв.
Тяжелый иллюминатор открылся и сильно ударил ее в висок. Мгновенно потеряв сознание, она упала как подкошенная.
Какое-то время маркиз продолжал смотреть на море. Чувство ярости, охватившее его в момент признания Лилы, постепенно исчезало.
Ему трудно было поверить, что Лила, казавшаяся ему такой нежной, чистой и невинной, порывалась его обмануть.
Она хотела сделать то же самое, что леди Бертон и Долли! Из-за них он поспешно уехал из Англии, и вот теперь, по дороге обратно на родину, в третий раз стал жертвой коварного обмана!
— Будь она проклята! К дьяволу всех женщин! — чуть слышно пробормотал он.
А потом он вдруг почувствовал невероятный стыд: как можно было до такой степени потерять самообладание! Ведь Лила такая хрупкая и беспомощная, она нуждается в заботе и защите.
Маркиз стал дышать ровнее, и гнев его утих.
Ему стало понятно, почему Лила поддалась на уговоры хитроумного торговца картинами. Ганс успел немало порассказать ему об этих людях и о тех способах, какими они вытягивают деньги из неосмотрительных покупателей.
То же наблюдалось и при продаже лошадей.
Нечестные торговцы расхваливали посредственное животное, подделывали родословную — и находили какого-нибудь новичка, готового выложить огромные деньги за лошадь, которая не стоила и четверти этой суммы.
Обдумывая все случившееся, маркиз пришел к заключению: Лиле отчаянно хотелось найти деньги на операцию, чтобы спасти свою тетю. И торговцу удалось склонить ее к обману.
Было очевидно — ловкий делец решил, что красивой девушке легче получить большую сумму за этюд, да и подозрении она вызовет меньше, чем торговец картинами. Нийстед, несомненно, рассчитывал получить как минимум половину от той суммы, которую он заплатил бы за картину.
Маркиз с удовлетворением подумал: когда торговец узнает об отъезде Лилы, ему будет досадно, что он, упустил немалый барыш.
С усилием он заставил себя повернуться со словами:
— Извините, Лила, что я позволил себе такие выражения.
Салон был пуст — Лила исчезла.
Маркиз колебался, решая, следует ли ему идти за ней.
В этот самый миг яхту сотряс оглушительный удар. Видимо, она налетела на что-то, скорее всего на скалу.
Маркиз выбежал из салона, чтобы узнать, насколько серьезно их положение, но навстречу ему уже спешил первый помощник капитана.
Не дожидаясь вопросов хозяина, он доложил:
— На нас налетел траулер, милорд. Удар пришелся на середину правого борта. Я иду вниз посмотреть, не повредил ли он каюту дамы.
— Я сам посмотрю, — резко бросил маркиз.
Он поспешил вниз и прошел по коридору.
Открыв дверь Лилиной каюты, он сразу же увидел, что в результате удара открылся иллюминатор. Теперь при каждом крене яхты в нее хлестала вода.
А под иллюминатором на полу в потоках морской воды неподвижно лежала Лила.
Маркиз наклонился, чтобы поднять ее, и увидел, что распахнувшийся иллюминатор ударил девушку в висок: оттуда стекала струйка крови. Он взял ее на руки и ужаснулся от мысли, что она мертва.
Только теперь маркиз понял, что любит ее — любит, как никого и никогда.
Лила пришла в сознание — она словно пролетела длинный темный туннель, в самом конце которого слабо брезжил свет. Ей показалось, будто она спит уже очень давно, однако же открыть глаза все равно было трудно.
Но как только ей это удалось, она тотчас вспомнила, что находится на яхте и что маркиз. очень на нее рассердился.
А в следующее мгновение она увидела у себя над головой полог, которого над ее постелью не было. Постепенно взгляд ее сфокусировался на окружающей обстановке, и она поняла, что находится в каком-то большом помещении.
Лила тихо ахнула от изумления, и няня, сидевшая, оказывается, у окна, мгновенно встала и подошла к ее постели.
— Вы очнулись, милочка? — встревоженно спросила она.
Лила хотела протянуть руку и дотронуться до старушки, но не смогла — у нее совершенно не было сил.
— Где… я? — чуть слышно прошептала она.
— В полной безопасности, и все в порядке.
— Что… случилось?
— Вы получили на яхте рану. Но теперь вам надо спать, а завтра я вам обо всем расскажу.
Лиле не хотелось ждать до завтра, но у нее не было сил возражать.
Она закрыла глаза — и снова провалилась в небытие.
— Ну вот, вы совсем в порядке, если не считать этой гадкой ссадины на виске! — с довольным видом объявила няня.
— Она очень уродливая? — испугалась Лила.
— Вокруг синяк, словно вы побывали в драке! — ответила няня. — Но доктор уверяет, что скоро все пройдет и даже шрама не останется.
Лила легко вздохнула — ведь дела могли: быть намного хуже: распахнувшийся иллюминатор мог выбить ей зубы или сломать нос!
Няня приводила в порядок постель и ставила на поднос посуду, оставшуюся от ленча, чтобы унести ее из комнаты.
— Его милость очень недоволен тем, что мы… задержались здесь… так долго? — спросила Лила.
— Он был сама доброта, — улыбнулась старушка. — А его тетя, которая поселилась здесь, чтобы соблюсти все приличия, такая же милая и добрая, как ваша матушка. А уж лучше никого на свете не было!
По няниной интонации можно было понять, что она вполне удовлетворена: удобно устроена, вкусно ест и может пить сколько угодно крепкого чаю. Все это — и, конечно, присутствие Лилы — превратило жизнь старушки в истинный рай.
Когда няня была уже у самой двери, — Лила робко поинтересовалась:
— А… как давно… мы здесь?
— Сегодня — четвертый день. И, должна вам сказать, я бы не спешила уехать!
Она вышла и плотно закрыла за собой дверь.
Лила слабо улыбнулась. Конечно, это было гораздо приятнее, чем прятаться в каком-нибудь унылом пансионе — единственном жилье, которое было бы им по средствам.
Девушка совершенно не помнила, как ее вынесли с яхты, которая, несмотря на пробоину в корпусе, все-таки доплыла до Гринвича.
— Его милость на руках перенес вас в карету, — рассказывала няня. — И вы лежали на заднем сиденье, а мы с ним примостились впереди на узком.
«Наверное, ему это было не по душе», — решила Лила, но вслух этого говорить не стала.
Лечил ее весьма сановитый врач — он состоял при самом короле и приходил к Лиле каждый день.
— Вы поправляетесь гораздо быстрее, чем я ожидал, — сказал он этим утром. — Но вам по-прежнему надо беречь себя. Завтра я не приду, если только его милость специально меня не вызовет. А послезавтра я вас снова навещу.
— Я очень вам благодарна за все, что вы для меня сделали, — промолвила Лила.
Врач привычно улыбнулся ей.
— Более красивой пациентки у меня еще не было, хотя, смею вас уверить, их у меня было предостаточно!
Его комплимент вогнал девушку в краску, а врач еще раз улыбнулся и сказал:
— Не беспокойтесь. Через неделю вы будете как новенькая! Но уж, когда в следующий раз поплывете на яхте, будьте осторожнее с иллюминаторами!
Врач не стал дожидаться ответа, а поспешил к двери, всем своим видом показывая, что он очень занятой человек.
Оставшись одна, Лила стала думать о маркизе: увидит ли она его еще хоть когда-нибудь? Ей хотелось спросить няню, дома ли маркиз, но было неловко выказывать слишком большой интерес к нему.
Однако даже если маркиз и был дома, то наверняка принимал у себя своих именитых друзей… Скорее всего он и думать забыл о непрошеной гостье, которая, к тому же так сильно его рассердила.
«Почему у меня не хватило воли с самого начала отказаться слушать мистера Нийстеда?» — в отчаянии укоряла она себя.
Но вместе с тем Лила понимала, что тогда она вообще не встретилась бы с маркизом.
Пусть он сердится на нее, пусть даже ей придется покинуть его дом, так с ним и не увидевшись, она все равно будет благодарить судьбу за то, что узнала его. И никогда не забудет, как он поцеловал ее в щеку.
В тот миг Лила сама не понимала, почему ощутила его поцелуй с такой остротой, но теперь она знала, причиной тому была любовь.
Любовь, подобная солнцу и звездам, возвышенной красоте Гааги и портрета Вермера…
Любовь всеохватная, невыразимая никакими словами.
Это чувство заставляло ее с благоговением думать о маркизе, который казался ей человеком необычайным. А его недоверие стало для» нее изгнанием из рая: точно так же когда-то был изгнан архангел Люцифер. И подобно этому падшему ангелу, она попала прямо в ад.
«Я люблю его, люблю…» — повторяла она чуть ли не в тысячный раз. И каждый раз на глаза наворачивались слезы.
В эту минуту в дверь постучали.
Лила даже не успела ответить — дверь открылась и кто-то вошел.
Решив, что это кто-нибудь из прислуги, Лила отвернулась и стала вытирать глаза — как обычно, она не хотела, чтобы видели ее слезы.
Вошедший приблизился к кровати.
Лила повернула голову и тихо ахнула: это был маркиз!
— Сэр Уильям сказал, что теперь вас уже можно навещать, — сказал он. — Вот я к вам и пришел.
Лилу так потрясло его неожиданное появление, вызвавшее в ней чувство огромной радости, что она лишилась дара речи. Ее голубые глаза блестели — теперь уже не только от слез, но и от счастья видеть его.
Маркиз показался ей еще более великолепным, чем прежде.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом маркиз присел на край кровати.
— Мне очень жаль, что с вами случилось такое, — сказал он.
— Вы все еще сердитесь… на меня? — прошептала Лила.
Для нее этот вопрос имел такую весомость, что она даже не обратила внимания на его сочувствие. Ей жизненно необходимо было знать ответ.
Он взял ее за руку, и его прикосновение снова вызвало в ней трепет.
— Вы должны меня простить, — повинился он. — Мне очень стыдно за то, что я кричал на вас, и за свои слова.
— Я… все время жалею, — все так же тихо промолвила Лила, — что… стала слушать… мистера Нийстеда, но… тогда я не встретилась бы… с вами.
Маркиз инстинктивно сжал ее пальцы.
— Может быть, вы рады, что все-таки его послушали?
— Очень… очень рада!
Лила посмотрела ему в глаза и поняла — больше слова им не нужны. Между ними произошло нечто особенное, и всю комнату словно озарил свет.
— Вы не чувствуете боли? — Маркиз с видимым усилием прервал молчание.
При этом он смотрел на ссадину у нее на виске и окружавший ее темный синяк: сэр Уильям не рекомендовал перевязки, уверяя, что так заживление пойдет быстрее.
— Это… не очень… уродливо? — спросила Лила.
— Вы прекрасны, — ответил маркиз. — Вы так прекрасны, Лила! И мне невыносимо знать, что вам больно, что вы были ранены. Я не хочу, чтобы с вами случались неприятности или беды! Я не хочу, чтобы вам было страшно!
Наверное, он имеет в виду, что ей предстоит скрываться и скоро она должна будет покинуть его дом.
Она на секунду сжала его пальцы в ответ и отвела взгляд.
— Я… понимаю, — выдавила она из себя, — наше с няней присутствие… вам мешает. Как только мне разрешат вставать… мы… сразу же уедем.
— И куда вы уедете?
Маркиз увидел в ее глазах все тот же, прежний, страх.
Ей не было нужды говорить, что раньше или позже придется вернуться к отчиму.
Губы ее дрожали, но она старалась приободриться, чтобы голос звучал оптимистичнее.
— Я… что-нибудь найду. Я… не хочу быть… вам обузой!
— Неужели вы думаете, что я отпущу вас, не позаботившись о вашей безопасности? — покачал головой маркиз. — Для меня весьма существенно, чтобы никто никогда не мог причинить вам боль или внушить тревогу!
В его голосе звучали такие ноты, что у Лилы запело сердце и отогрелась душа.
— Думаю… у меня все будет… хорошо.
— Я хочу задать вам один вопрос, — произнес маркиз совершенно иным тоном, — а вы, Лила, должны дать слово, что скажете мне правду.
Ей показалось, будто он снова усомнился в ее чистосердечности, и она поспешно сказала:
— Я обещаю… говорить вам… только правду! Я больше никогда… никогда не буду вам лгать!
Опасаясь, что он может ей не поверить, она с горячностью прибавила:
— Клянусь вам, я никогда… не лгу! Я говорила, что картина принадлежит кисти Вермера только потому… что хотела спасти тетю Эдит. Простите меня… пожалуйста, ну, пожалуйста, простите меня!
Казалось, она вкладывает в свою мольбу всю душу.
А потом маркиз приблизился к ней настолько, что она ощутила его дыхание на своем лбу.
— Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, — повторил он глубоким голосом. — Скажите мне честно, Лила, как вы ко мне относитесь.
— Вы… вы необыкновенный! Невозможно представить себе большей доброты и… понимания…
— Забудьте это, — прервал ее маркиз. — Меня интересует только, как вы ко мне относитесь.
— Что я могу сказать? — растерялась Лила. — Только…
Она замолчала.
— Я прошу вас закончить эту фразу, — очень тихо произнес маркиз.
— Нет… Я… не могу сказать такое!
— Почему?
— Потому что вам это… неинтересно… и… вы просто надо мной посмеетесь!
— Я никогда не стану над вами смеяться!
Я ни разу не иронизировал над вашими словами! — возразил он. — Скажите правду, как обещали.
Она заглянула ему в глаза, которые были так удивительно близко, и, словно подчиняясь чьей-то воле, едва слышно прошептала:
— Я… я вас люблю!
— Как и я — вас! — эхом отозвался маркиз.
А в следующую секунду их губы соприкоснулись, и Лиле, как и в прошлый раз, показалось, будто по всему телу разлился звездный свет.
Поначалу поцелуй маркиза был очень нежный и бережный, словно она была бесконечно дорогим и хрупким созданием, а он боялся испугать или оттолкнуть ее…
Ее губы показались ему сладкими и невинными и в то же время пьяняще женственными.
А потом он ощутил охвативший ее экстаз — и его поцелуй стал более настойчивым и властным.
Он осторожно уложил ее на подушки и целовал до тех пор, пока оба не начали задыхаться от страсти.
Он поднял голову.
— Люблю!.. Люблю!.. — снова и снова повторяла Лила.
Не услышав ответного признания, она тревожно спросила:
— Вы… вы действительно сказали, что… любите меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15