— Тогда я поведал его светлости, — продолжал викарий, — что раз в месяц провожу службу в большой часовне в Обители, потому что слугам не всегда удобно, особенно если маркиз устраивает прием, ходить в приходскую церковь.
— Этот обычай мне всегда представлялся весьма разумным, — вставила Хариза. — Многие служанки уже слишком стары, чтобы бежать в церковь, а потом обратно, когда днем много работы.
— Я как раз собирался объяснить это его светлости, — кивнул викарий, — когда он заявил, что привез из Франции собственного капеллана!
На какое-то время полковник и Хариза потеряли дар речи.
Потом полковник воскликнул:
— Собственного капеллана? Это что же — пока маркиз жил во Франции, он перешел в римско-католическую церковь? Вот уж не мог бы подумать!
— Он этого не говорил, — возразил викарий. — Он просто сказал, что мои услуги в Обители более не понадобятся!
Викарий вздохнул и печально добавил:
— У меня предчувствие, господин полковник, что он назначит этого своего капеллана на мое место!
— Нет, он не посмеет! — вскричал полковник. — Вы нужны всей деревне, и прихожане вас любят!
— Это правда, — подтвердила Хариза. — Если б Жерве предложил вам уехать, я думаю, здесь бы вспыхнула революция!
— Должен особо отметить, — торопливо сказал викарий, — что его светлость не говорил об этом вслух. Просто мне показалось, будто такая мысль пришла ему в голову, когда он упомянул о своем капеллане.
— А он не сказал, француз это или англичанин? — поинтересовался полковник.
Викарий покачал головой.
Полковник задумался.
— Предоставьте это мне, — произнес он наконец. — Я объясню Жерве, что приход не может существовать без вас и что вы пользуетесь непререкаемым авторитетом не только у нас, но и во всем Беркшире.
Он помолчал немного и прибавил:
— Начальник полиции, сэр генерал Мортимер Стенбрук, говорил мне на прошлой неделе, что ваша речь на собрании иоменов была лучшей из когда-либо слышанных им.
— Весьма польщен, — просиял викарий. — Вы знаете, господин полковник, и я, и моя супруга будем крайне опечалены, если нам придется отсюда уехать.
Полковник решительно поднялся.
— Предоставьте все мне, — повторил он. — Жерве плохо разбирается в английской жизни, но я позабочусь, чтобы он ни в коем случае не отменил ежемесячные службы в часовне. Кроме того, я недвусмысленно дам ему понять, мы вас не отпустим.
— Я знал, что смогу положиться на вас, — с облегчением промолвил викарий.
Он протянул полковнику руку, и тот крепко ее пожал.
— Не волнуйтесь, — успокоил его мистер Темплтон. — Как говорится, новая метла по новому метет. Я уже имел возможность убедиться, что новый маркиз столь же поспешен в своих решениях, сколь самоуверен!
Хариза подумала, точнее не скажешь.
Поднявшись с кресла, она поцеловала викария в щеку.
— Папенька совершенно прав, мы не представляем себе прихода без вас. И я уверена, любой в этой части Беркшира сказал бы то же самое.
— Спасибо, Хариза, — растрогался викарий.
Когда гости уходили, он долго махал им вслед.
Сейчас он выглядел намного жизнерадостнее, чем в самом начале их визита.
Уже за воротами Хариза выразилась более откровенно:
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы решиться уволить такого блестяще образованного человека, как наш викарий!
— Я полагаю, Жерве просто об этом не знает, — ответил полковник. — Мне не представилось случая сообщить ему о роли викария в жизни Обители и всего поместья.
— Значит, надо сообщить ему об этом сейчас же! — воскликнула Хариза. — И пусть напишет своему капеллану, чтобы не приезжал!
Полковник молчал, и Хариза прибавила:
— Никогда не ждала от Жерве особой религиозности.
— И я тоже, — согласился полковник. — Но не волнуйся, моя дорогая, я во всем разберусь и наставлю Жерве на путь истинный.
— Надеюсь, в дальнейшем обойдется без всяких сюрпризов, — заметила Хариза. — Я вам не говорила, но миссис Буш намекнула вчера, что маркиз собирается уволить кое-кого из слуг.
— О Боже! — воскликнул полковник. — Уж не намерен ли он избавиться от нее или от Доукинса? На них держится весь дом!
— Вот и я так подумала. О папенька, поговорите с ним как можно скорее, и заставьте его понять: если он осмелится что-то изменить здесь, то просто разрушит Обитель. Зачем нужны новые порядки или новые люди, когда все и так замечательно?
— Я постараюсь, — пообещал полковник. — С другой стороны, как тебе хорошо известно, маркиз Моуделина имеет право сам устанавливать законы.
— Нет, не имеет, если этим он причиняет вред людям, которые нам дороги, — возразила Хариза.
Мистер Темплтон ничего не ответил.
Но по тому, как он сжал губы и выпятил подбородок, она поняла, что он в гневе.
Эти признаки также указывали на то, что он готов немедленно кинуться в бой.
Только слишком самонадеянный человек, подумала Хариза, решился бы бросить вызов ее отцу, когда тот уверен в своей правоте.
Наконец экипаж подъехал к парадному входу.
Они поднялись по ступенькам и лицом к лицу встретились с вышедшим им навстречу маркизом.
— Как я счастлив, что вы приехали! — радостно молвил он. — Теперь вам не придется скучать в моем обществе, потому что из Парижа только что приехали двое моих друзей. Они с нетерпением ждут встречи с вами, и я уверен, вам с ними будет так же весело и интересно, как мне.
Он провел их в гостиную.
Там они увидели двоих: мужчину и женщину.
Глядя на гостью маркиза, девушка невольно подумала, что никогда ей еще не доводилось видеть столь шикарной и к тому же столь необычной дамы.
— Аристея, дорогая, — сказал маркиз, — позволь представить тебе мою прекрасную кузину, Харизу Темплтон, и ее отца, полковника Лайонела Темплтона, который оказывает мне неоценимую помощь в исполнении моих новых обязанностей.
Затем, повернувшись к Харизе и полковнику, он представил гостью:
— Мадам Аристея Дюба, моя старинная и самая близкая подруга.
— Я просто очарована встречей с вами! — Мадам Дюба взглянула на Харизу, а потом на мистера Темплтона из-под длинных черных ресниц. — Разумеется, полковник, Жерве расхваливал ваши добродетели, теперь я воочию убедилась, что он ничуть не преувеличивал.
Она говорила по-английски легко, но все же с заметным акцентом.
Ее нельзя было назвать красавицей; ее притягательная сила таилась в сугубо женском обаянии.
С отцом Харизы она говорила томным голосом, строя при этом глазки и откровенно кокетничая.
Между тем маркиз обратил свое внимание на другого гостя, довольно симпатичного молодого человека.
— А это еще один мой старый друг, — сказал он. — Мы с ним ровесники, и он стал мне почти братом. Граф Жан Суассон и я учились в одной школе и, конечно, окончили ее с отличием!
Граф обменялся рукопожатием с полковником, а потом всецело сосредоточился на Харизе.
— Вы прекрасны! — воскликнул он. — Вы завоевали бы Париж в тот самый миг, когда ступили бы на его мостовые!
— Мне совсем неплохо и в Англии, — улыбнулась Хариза, — хотя вам, наверное, она представляется весьма скучной.
— Нет и нет, если здесь вы! — пылко возразил граф.
Взгляды, которые он на нее бросал, Хариза сочла более чем выразительными.
Она подошла поближе к отцу.
Полковник стоял у окна и показывал мадам Дюба сад.
Маркиз расставил на подносе бокалы и налил всем шампанского.
Хариза думала, что он предложит гостям чай.
Впрочем, решила она, для маркиза это было бы слишком по-английски.
Вероятно, он велел Доукинсу не приносить великолепный серебряный поднос со старинным грузинским сервизом, в который входили чайничек, молочник и сахарница.
И, разумеется, напрасно пришлось бы ожидать восхитительных булочек, сандвичей и ромовых пряников.
Наверное, решила Хариза, они будут поданы к ужину.
Жерве вышел на середину комнаты, держа в каждой руке по бокалу.
— Я уверен, тебе как раз не хватает именно этого, Жан, — обратился он к графу. — И вам, Хариза, бокал шампанского тоже не повредит.
— Спасибо, не надо, — ответила девушка. — В это время суток я предпочла бы стакан лимонада.
— По-моему, вы не совсем правы, — вмешался граф. — Это исключительное, прекрасное вино. Я только что привез его из Франции по просьбе моего друга Жерве, и, уверяю вас, оно оправдывает каждый франк, который мне пришлось за него заплатить!
Хариза ничего не ответила.
Она размышляла о том, что Жерве сейчас находится в стесненных обстоятельствах и уже вынужден был просить ее отца одолжить ему денег.
Он, без сомнения, допускал оплошность, расходуя немалые суммы на вино.
К тому же о его расточительстве непременно начнут судачить в деревне, а в конечном счете — и во всем графстве.
Мадам Дюба все еще оживленно беседовала с полковником.
Маркиз принес Харизе стакан лимонада, и она присела на диван.
Граф сел рядом, и ей показалось, будто он придвинулся к ней ближе, чем следовало.
— Я всегда говорил, что английские девушки красивы, — произнес он высокопарно, — но теперь просто очарован, ослеплен, одурманен одной из красивейших женщин, каких я когда-либо видел в своей жизни!
— Едва ли вы можете надеяться, что я в это поверю, — осадила его Хариза, — в то время как в Англии без конца твердят: мол, француженки очаровательнее всех девушек в мире, поскольку обладают тем, что вы называете «шарм».
— Шарм можно приобрести, но красота дается от Бога, — парировал граф.
Маркиз, слушая их, рассмеялся.
— Отлично, Жан! — воскликнул он. — Я никогда не сомневался, что ты за словом в карман не полезешь, но то, что ты сейчас изрек, по-английски звучит даже лучше, чем по-французски!
— Клянусь, по-французски я мог бы выразить свои чувства более страстно, будь я уверен, что мадемуазель меня поймет.
— Если вы таким образом желаете спросить, говорю ли я по-французски, — с холодком в голосе промолвила Хариза, — то могу вас заверить, да, и весьма неплохо.
Ее мать утверждала, что девочка говорит по-французски с парижским акцентом.
— Так докажите мне, что в ваших устах мой родной язык звучит еще очаровательнее, чем ваш.
Слова графа Хариза расценила не иначе как вызов.
— Я буду говорить по-французски с одной-единственной целью: чтобы вы не подумали, будто лавры полиглота принадлежат исключительно вам, — ответила Хариза по-французски.
Граф Суассон засмеялся и зааплодировал.
— Браво! Великолепно! Теперь я знаю, что лавры мне больше не принадлежат, и остаюсь всего-навсего покорным рабом у ваших ножек!
«До чего же он смешон!»— подумала Хариза, глядя на его игру.
Как и Жерве, граф был чересчур нарядно одет, а для деревни, пожалуй, даже вызывающе.
Хариза готова была поспорить, что другим Моудам он не понравится.
Не столько сам по себе, сколько в качестве ближайшего друга главы семейства.
Жерве подал бокалы мадам Дюба и полковнику.
Они уже отошли от окна и присоединились к остальным, устроившимся возле камина.
— Я рад, моя дорогая, — сказал полковник дочери, — что ты благоразумно предпочла шампанскому лимонад. Мне совестно нарушать правило, которое было принято в нашем полку: ни капли спиртного до захода солнца!
Граф рассмеялся.
— Вы, англичане, вечно избегаете всего приятного, веселого и очаровательного — просто потому, что боитесь наслаждаться жизнью безоглядно и всецело, как мы, французы.
— Это зависит от того, что называть наслаждением, — нахмурился мистер Темплтон.
Граф поднял бокал.
— Прежде всего — вино и женщины! — провозгласил он. — Все остальное приложится.
Полковник улыбнулся, но Хариза понимала, какие чувства скрываются за этой улыбкой.
Граф продолжал вести себя так, будто находился на сцене.
То же самое можно было сказать и о мадам Дюба.
Кокетка вложила свою ладошку в руку мистера Темплтона и проворковала:
— Мой дорогой английский полковник, вы должны как можно скорее приехать в Париж, ко мне в гости, и я раскрою перед вами врата наслаждений, о которых вы доселе не могли и мечтать!
При этом ее ресницы затрепетали, а на губах запорхала игривая улыбка.
Было очевидно, что она не прочь пофлиртовать с «английским полковником».
Внезапно Хариза сказала:
— Я хотела бы подняться наверх и немного отдохнуть перед обедом.
У себя дома она никогда так не делала.
Ей просто хотелось уйти.
Под фривольными взглядами графа она чувствовала себя неловко.
К тому же ей была противна та доверительная манера, в которой мадам Дюба говорила с отцом.
Как была бы потрясена ее мать, увидев подобное, и как, должно быть, отцу сейчас нелегко.
«Эти люди мне омерзительны! — подумала она. — Надеюсь, не все его друзья таковы».
Можно было с уверенностью сказать, что родственники нового маркиза никогда не найдут с ними общего языка.
Для них это будет ударом.
Мадам Дюба стала уговаривать Харизу не покидать их общество, но маркиз сказал:
— Спешить некуда. Обед будет подан только в половине девятого, да и это гораздо раньше, чем мы привыкли в Париже.
Хариза не сомневалась в достоверности его слов, однако здесь был не Париж, а Беркшир.
Впрочем, врожденная деликатность не позволила ей сказать это вслух.
Она просто направилась к выходу.
Графу ничего не оставалось, как только открыть перед ней дверь.
Хариза поднялась по лестнице.
Ей не нужно было осведомляться, где ее спальня: в Обители у нее имелась своя комната.
Эту комнату она особенно любила, потому что ее на свой вкус обставляла и украшала миссис Темплтон.
Мама подбирала шторы и мебель.
А однажды Хариза попросила у старого маркиза разрешения повесить здесь картину, которая ей больше всего нравилась.
Будучи в самом нежном возрасте, Хариза могла часами с удовольствием рассматривать полотна Лукаса Кранаха.
Для нее в мире не существовало картины лучше, чем «Отдых на пути в Египет» кисти этого художника.
На ней были изображены Дева Мария с младенцем Иисусом на руках и Иосиф, стоящий у нее за спиной.
Вокруг них парили и резвились на траве ангелочки с расправленными крылышками.
Эта сцена волновала ее до глубины души, неизменно поражая воображение.
После того как старый маркиз разрешил Харизе повесить картину в ее спальне, она каждое утро, просыпаясь, подолгу ею любовалась.
А вечером нашептывала ему свои молитвы.
Сама комната находилась в наиболее древней части Обители.
Каменные стены здесь, как и во всем здании, были обшиты белыми панелями.
Все остальное в комнате специально подбиралось под эту удивительную картину.
Шторы были того же глубокого синего цвета, что и платье Девы Марии.
Розовый и синий — цвета земли, на которой расположилось Святое Семейство, — обнаруживались на великолепном ковре на полу.
Балдахин над кроватью был прикреплен к золотистому венчику с изображением ангелочков.
Войдя в спальню, Хариза увидела, что садовники не забыли принести сюда ее любимые цветы.
По обе стороны камина стояли вазы с лилиями, а на комоде еще одна — с белыми розами.
Так было всегда, когда Хариза приезжала в Обитель.
За единственным исключением: на туалетном столике красовались в вазе такие же орхидеи, что маркиз послал ей домой.
Только сейчас Хариза сообразила, что забыла его поблагодарить.
Надо будет извиниться за это, подумала она, когда спустится к обеду.
В спальню с шумом ввалилась Бесси.
Эта старая горничная обычно брала на себя заботы о ней.
— Я думала, вы еще внизу, мисс Хариза. Но я рада снова видеть вас в вашей комнате, это уж точно!
— Я тоже рада видеть тебя, Бесси. Как ты поживаешь?
— Просто голова кругом идет, это уж точно, мисс! — застрекотала Бесси. — Все вверх тормашками, уж и не пойму, на каком я свете; может, уже на том!
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Хариза, пока Бесси расстегивала ей платье, а затем помогала надеть ночную сорочку и гармонирующий с ней пеньюар.
— Завтрак в одиннадцать часов, и нам запрещено заходить в спальни, как было всегда, — жаловалась Бесси. — А второй завтрак — в полдень. Этак скоро придется обед подавать в полночь, это уж точно!
Хариза невольно улыбнулась, слушая горничную.
— У французов другой распорядок дня, — объяснила она.
— И люди у них другие! — снова зачастила Бесси. — Видели бы вы те сундуки, что эта приезжая леди с собой притащила.
Можно подумать, она приехала сюда лет на пять!
— Что ж, она очень элегантно одевается.
Хариза услышала в своем голосе холодок антипатии.
Она уже решила бесповоротно, что мадам Дюба ей не нравится.
Как, впрочем, и граф Суассон.
И все же чуть погодя Хариза упрекнула себя в ограниченности.
Неразумно требовать от иностранцев, чтобы они ничем не отличались от твоих соотечественников, и подогревать свое желание унижать их, вместо того чтобы учитывать это различие.
А вслух девушка сказала:
— Я сослалась на то, что хочу отдохнуть перед обедом, но на самом деле мне просто необходимо побыть одной, что-нибудь почитать и полюбоваться моей картиной.
— Я так и думала, что вы сразу к ней помчитесь, — улыбнулась Бесси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12