Впереди показался уродливый и помпезный дом сэра Перси, и маркиз при виде его невольно повернул коня в сторону парка. Густые деревья напоминали лес. Их благодатная прохлада и радующая глаз зелень смыли с души вчерашнюю боль и обиду. Солнце едва пробивалось сквозь вековые кроны на поросшие мхом тропинки. Вокруг весело щебетали сотни птиц, и их незамысловатые трели радовали слух и веселили сердце. Маркиз уже больше не думал о Флер. Он вспоминал забавные истории, которые приключились с ним во время этого путешествия, и представлял, как расскажет обо всем этом своему другу Чарльзу.
«Когда-нибудь я напишу об этом книгу, — решил он. — И никто не поверит, что все это происходило на самом деле».
Хотя, наверное, его незамысловатые похождения доставят удовольствие какому-нибудь читателю и вызовут у него улыбку, а порой и смех.
Он подъехал ближе к дому, но парк еще не кончился. Вдруг он увидел впереди что-то белое и, приглядевшись получше, понял, что это Лаэла сидит на стволе поваленного дерева. Она о чем-то глубоко задумалась. Голова ее была запрокинута вверх, к вершинам деревьев, а тонкий профиль четко обозначился на фоне темнеющего неба. Она сжимала руки, словно в молитве, и была так безмятежна и грациозна что маркиз невольно залюбовался ею. Девушка услышала стук копыт и повернула голову. Когда маркиз подъехал к ней поближе, она воскликнула:
— А я думала, вы поехали… на скачки!
— И я думал, что вы там, — ответил он. Лаэла застенчиво отвела взгляд. Он подумал, что, наверное, была серьезная причина, заставившая ее остаться дома. Маркиз спрыгнул с лошади и, замотав поводья вокруг шеи Виктория, пустил его на свободу. Здесь был определенный риск. Но он помнил о привычке жеребца, о которой рассказал ему Уэйнрайт. Предыдущий хозяин научил жеребца с самого малолетства отзываться на свист.
— Я проверял сам, — говорил Уэйнрайт, — и это правда. Викторий очень упрямый и своенравный конь, но стоит свистнуть, и он бежит к тебе, словно верный пес!
Сейчас маркизу представилась возможность самому проверить, так ли это. И поскольку под рукой все равно не было ничего подходящего, чтобы привязать коня, конь был отпущен на волю. Отзовется он на свист или нет, но домой обязательно вернется. Так поступают все лошади — они всегда возвращаются туда, где их хорошо кормят. Маркиз присел рядом с Лаэлой на дерево. Он снял шляпу и положил ее рядом на землю.
— Какой у вас замечательный конь!
— Да, я мечтал покататься на нем, как только увидел его. И вот сегодня, когда все, за исключением вас, уехали на скачки, я улучил удобный момент.
— Думаю, вы получили удовольствие. Я бы хотела посмотреть, как вы ездите верхом. Я уверена, что вы держитесь в седле так же превосходно, как управляете лошадьми!
— Приятно слышать! — сказал с улыбкой маркиз. — Но, судя по тому как вы об этом говорите, вы, наверное, тоже любите ездить верхом?
— Да, когда у меня выпадает такая возможность. Когда был жив сэр Лоренс, он разрешал мне и Питу кататься на его лошадях.
— А теперь вы, очевидно, лишены такой возможности?
— Это правда, — ответила Лаэла чуть слышно. — Кузина следит за тем, чтобы у меня не было ни минуты свободного времени… и постоянно дает мне работу.
— Поэтому вы и не поехали на скачки? Последовало короткое молчание, Лаэла в замешательстве старалась не смотреть на маркиза.
— Я жду ответа! — настойчиво повторил маркиз.
— Вчера… вы так благородно… Вы спасли меня вчера, и я искала повод, чтобы встретиться с вами и поблагодарить вас.
— И я хотел встретиться с вами — сказать, что вы вели себя по-детски глупо. Разве вы не знаете, что не должны ходить в парк одна с джентльменом, подобным этому?
— Да, я поняла это, когда он… пытался поцеловать меня, — прошептала Лаэла еле слышно, — да, я вела себя очень глупо. Но он предложил только прогуляться к фонтану. Я и вообразить себе не могла, что он поведет себя… так бесцеремонно!
— Вы еще слишком молоды! Но уже достаточно взрослы, чтобы понимать, что никогда, — слышите? — никогда не следует принимать приглашение от постороннего мужчины пойти с ним куда бы то ни было — в парк, в консерваторию, на выставку в картинную галерею, если не хотите, чтобы мужчина, пригласивший вас, повел себя таким же образом.
Щеки Лаэлы запылали от стыда, и она произнесла, запинаясь:
— Я… я… мне стыдно, что я вела себя так глупо! Если бы только мама была жива, она бы научила меня, как себя вести и что позволительно, а что нет для молодой девушки.
— Не сомневаюсь — будь ваша матушка жива, она бы не пришла в восторг оттого, что вы проводите время в обществе сэра Перси Кроу!
— Я подумала, когда этот пожилой господин… пригласил меня прогуляться… в сад, что смогу избавиться… от ухаживаний… еще одного джентльмена!
Слова слетали отрывисто, словно жгли ей губы. Маркиз видел, что она действительно растеряна и напугана.
— Еще один джентльмен? Кто же это?
— Он был моим… соседом по столу, во время обеда. Его зовут мистер Дентон-Паркер.
Маркиз никогда ранее не слышал этого имени.
— Расскажите мне о нем. Чем он вас огорчил?
— Он… все время говорил мне комплименты… Но мне делалось от них не по себе. Он был… слишком фамильярен со мной!
Маркиз подумал, что Лаэла еще слишком молода и, вполне возможно, ее приводили в смущение комплименты, которые другие женщины воспринимали бы как должное и даже испытывали бы удовольствие от этих слов.
— А что вы знаете об этом человеке?
— Он… пугает меня. Он… поджидал меня, когда… я возвращалась домой из сада, и настоял, чтобы я опять танцевала с ним… Я хотела… пойти спать, но боялась, что… поступлю невежливо… по отношению к нему, и потом…
Девушка замолчала.
— И потом? — подсказал маркиз.
— Он говорил с кузиной Эйврил и жаловался, что я была… груба с ним. — Она издала короткий звук, напоминающий всхлипывание, и продолжила: — Перед тем как ложиться спать, ко мне в комнату пришла кузина Эйврил. Она ругала меня, называла странной. И приказала, чтобы я не корчила из себя недотрогу и перестала важничать.
— Но почему она вела себя так? — спросил маркиз с любопытством.
— Мистер Дентон-Паркер очень богат. Во время войны он сколотил огромное состояние на поставках оружия и сапог для солдат.
Маркиз сжал губы. Он слишком хорошо знал, как эти людишки, оставаясь здесь, дома, богатели за счет других, тех что подобно ему и Чарльзу, воевали и зачастую погибали.
— Продолжайте, — сказал он вслух, — что еще говорила ваша кузина?
— Она сказала, что я буду последней дурочкой… если… откажу мистеру Дентон-Паркеру, и что она не намерена… кормить меня всю жизнь!
— А вы сами не думали принять его предложение? Ведь он так богат!
— О нет! В нем… в нем что-то есть отталкивающее. Я невольно съеживаюсь, когда вижу его. И не надо мне его денег! Маркиз улыбнулся:
— Тогда постарайтесь избегать его общества, пока вы здесь.
— Я и пытаюсь поступать так. Вот сегодня, например, я сослалась на то, что еще не окончила платье для кузины Эйврил, которое она собирается надеть вечером. — Не ожидая реплики маркиза, она добавила: — Сегодня вечером должен быть другой оркестр, и мне вряд ли… удастся избежать общества мистера Дентон-Паркера.
— Но ведь есть же в этой компании и какой-нибудь порядочный джентльмен? Он мог бы побеседовать с вами и при случае отвести от вас домогательства и ухаживания Дентон-Паркера?
Произнеся это имя, он подумал, что скорее всего это достойный приятель сэра Перси — такой же наглый нувориш, рвущийся вверх по социальной лестнице. Он и двойную фамилию взял себе только из-за того, что она звучит более внушительно.
— Нет, боюсь, что нет… Они мне все кажутся одинаковыми… Правда, не столь навязчивы… как мистер Дентон-Паркер, но они много пили за обедом!
— Тогда остается только один выход, — произнес маркиз, — притвориться, что у вас болит голова, и отправиться спать пораньше.
Лаэла улыбнулась:
— Замечательная мысль! Конечно! Я так и сделаю. И я еще до обеда скажу кузине Эйврил, что чувствую себя не очень хорошо. — Она посмотрела на маркиза и сказала: — Как я могла… быть такой глупой и не додуматься до этого сама?
— Вы должны понять, — ответил ей маркиз серьезным тоном, — что вы вели тихий и скромный образ жизни, жили в деревне вместе с отцом и матерью и вам не приходилось встречаться со множеством мужчин. А теперь вы выросли и превратились в прекрасную молодую женщину, и теперь ваша жизнь уже не будет такой спокойной, как прежде.
Маркиз почувствовал на себе изумленный взгляд девушки.
— Неужели вы правда считаете, — спросила она с недоверием в голосе, — что я хорошенькая?
— Я сказал, что вы прекрасны, я и думаю так же. Согласитесь, эти два слова несколько отличаются по своему значению.
Лаэла глубоко вздохнула:
— Моя мама… она была такой красивой. В детстве я, бывало, молилась перед сном, чтобы вырасти… хоть чуть-чуть похожей на нее.
— И Бог услышал вас! Но должен предупредить: будьте очень и очень осторожны. Мужчины, и не только Паркер или этот субъект, которого я вчера окунул в фонтан, будут преследовать вас. Как говорится, не давать прохода. Вы слишком красивы!
— Но все они просто ужасны! Да, они неприятны мне. Лучше бы я родилась уродиной! А может быть, мне стоит носить маску?
Маркиз рассмеялся:
— Это еще больше заинтригует их! Начнутся лишние разговоры. А каждый кавалер непременно захочет заглянуть под маску — узнать, что она скрывает.
— Вы напугали меня! И пожалуйста, не будем больше обо мне! Вы помогли мне. Спасибо! Теперь я знаю, что делать. Сразу же после обеда я скажусь больной и улягусь в постель… с головной болью. Я помолюсь Богу за вас, за то, что вы встретились мне, и за то, что вы такой умный и добрый. А потом примусь за чтение какой-нибудь книги.
— Боюсь, вам теперь часто придется прибегать к таким уловкам, особенно если вы по-прежнему будете жить у этой невоспитанной, невыдержанной и безвкусной особы, вашей кузины!
Лаэла изумленно посмотрела на него:
— Неужели это правда? И вы совсем-совсем не восхищаетесь леди Эйврил?
— Скажу вам по секрету, я нахожу ее вульгарной, ее туалеты аляповатыми и безвкусными, а ее манеры — несносными.
— Вы знаете, и мне так кажется, — проговорила Лаэла тихо. — Просто я боялась сказать вам об этом. Вдруг вы подумаете, что я черствая и неблагодарная… эгоистка.
— Уметь разбираться в людях — вовсе не значит быть неблагодарной. И поэтому, Лаэла, вы не должны судить обо всех мужчинах, которых встретите потом, позднее, в Лондоне, по тем, с кем познакомились в этом доме. — Маркиз замолчал, а потом добавил: — Судя по служанкам, которых я здесь видел, их хозяйки не намного отличаются от леди Хорнклиф.
— Они… они все очень накрашенные. И вчера вечером мне показалось, что… они ведут себя за столом слишком шумно. Думаю, маме бы не понравились ни их манеры, ни их разговоры.
Они оба замолчали. А затем Лаэла спросила:
— Вы… не передумаете насчет дома? Я могу его снять?
— Разумеется. И как только ваша кузина возвратится в Лондон, думаю, это будет дней через десять, я прослежу, чтобы он был готов к вашему приезду.
— Я безмерно вам признательна! Я буду работать, чтобы убрать хотя бы часть ренты. Думаю, мне удастся что-нибудь продать из сделанных мною вещей до того, как мы с Питом переедем… в ваш дом.
— Если вы дадите мне их еще до нашего возвращения в Лондон, то я постараюсь продать их и выручить какую-то сумму денег, хотя бы вам на пропитание.
Лаэла глубоко вздохнула:
— Вот опять вы… проявляете заботу о нас с Питом. Я постараюсь, я расплачусь с вами за дом.
— В этом сейчас нет нужды. Поэтому не торопитесь. Но в самом деле странно, почему у вас совершенно нет денег?
— У меня было пять фунтов перед тем, как кузина Эйврил приказала переехать к ней в дом и начать обшивать ее но я все деньги отдала мисс Дин. Это гувернантка, на попечении которой остался Пит. У нее очень маленькая пенсия, и она вряд ли смогла бы прокормить Пита. — Она взглянула на маркиза с некоторой нервозностью, словно боялась, что он найдет ее слишком расточительной и неэкономной хозяйкой. Затем добавила: — Пит для своего возраста слишком высокий. И ему… всегда хочется есть.
Маркиз вспомнил, как откровенно возмущалась всегда леди Хорнклиф теми, кто, по ее мнению, много ест. Неудивительно, что Лаэла беспокоилась за мальчика, которому бы пришлось жить в таком доме.
— Я уверен, что продам все ваши носовые платки за хорошую цену. Если есть что-нибудь еще, то давайте! А когда вернемся в Лондон, я постараюсь раздобыть вам заказы на ночные сорочки и прочие мелочи дамского туалета. Чтобы подчеркнуть свою красоту, женщины не жалеют средств.
Маркиз, слегка скривив губы, вспомнил, сколько счетов оплатил он сам за все эти милые пустяки и как дорого они всегда стоили.
— Я буду работать и работать, — пообещала Лаэла твердо. — Но вся трудность в том, что у меня сейчас нет материала.
— Тогда позвольте мне стать вашим банкиром!
И опять он вспомнил, сколь часто произносил эти слова ранее, и женщины охотно соглашались. Так почему же Лаэла должна быть другой?
Но в глазах девушки маркиз увидел не признательность я благодарность, а удивление, смешанное с растерянностью. Без сомнения, его предложение шокировало Лаэлу.
— Как вы могли такое подумать? — воскликнула она с горячностью. — Вы и так необыкновенно добры ко мне! Вы проявили столько участия! Неужели вы полагаете, что я возьму у вас хоть пенни? Вы таким тяжелым трудом зарабатываете деньги. И я… нет, я никогда и ни за что не возьму у вас деньги! Нет, нет и еще раз нет!
Девушка говорила с такой решительностью, что маркиз не удержался от вопроса:
— А что вас так волнует? Почему вы настроены так решительно против моей помощи?
— Потому что вы должны зарабатывать себе на жизнь. А я сомневаюсь, что кузина Эйврил будет очень щедра, когда дело дойдет до вашего жалованья. — Она положила ладонь на его руку: — Пожалуйста, простите, что я навязываюсь вам со своими бедами. Ведь у вас и своих проблем хватает!
— Почему вы так решили? — спросил маркиз с интересом. Он видел, как Лаэла в замешательстве подбирает нужные слова для ответа.
После короткой паузы она произнесла:
— Не подумайте, пожалуйста, что я вторгаюсь в вашу личную жизнь… Но я не слепа и вижу, что вы… человек благородного происхождения. Поэтому вы, наверное, очень-очень бедны, если согласились на работу кучера.
— Сказать по правде, эта работа мне по душе. Я люблю иметь дело с лошадьми, люблю ездить на них. К тому же, коль мне пришлось работать, я предпочитаю работу на свежем воздухе.
— Но вы… так умны! Вы, без сомнения, могли бы занижаться и другим делом. Я буду молиться за вас, чтобы Господь помог вам и вы могли быть вместе со своими друзьями и людьми своего круга!
— Я думаю, вам следует в первую очередь молиться о себе. Ведь мы оба хорошо понимаем, что вряд ли вашей матери понравились бы те люди, с которыми вы сейчас общаетесь! Увидев их вместе с вашей кузиной Эйврил, я решил, что чем быстрее вы переедете в тот дом, который я вам предложил, тем лучше для вас.
Говоря это, маркиз подумал, что, может быть, ему удастся уговорить одну из своих родственниц взять на себя труд присматривать за Лаэлой и ее младшим братом. Правда, с Питом будет посложнее! Он не сомневался, что его бабушка или одна из старых теток с радостью приютят у себя Лаэлу в качестве компаньонки. Но вот что касается мальчика, то трудно будет от них ожидать энтузиазма или особой радости по этому поводу.
«Ничего, что-нибудь придумаю, — решил маркиз, — а теперь нужно быстро вытащить Лаэлу из этого дома, пока она не попала в еще более неприятную историю, чем те, которые с ней уже приключились».
— Давайте будем преодолевать препятствия одно за другим, — сказал он вслух. — Вы должны убедить кузину как можно скорее уехать от сэра Перси и отправиться смотреть дом, который она хочет купить в Херфордшире. — Он помолчал, а затем продолжил:
— Думаю, нам потребуется дня два, чтобы добраться туда, а затем мы вернемся в Лондон.
— Это прекрасный план! Но кузина Эйврил в восторге от своего пребывания здесь, в Кроустоке. Она окружена всеобщим вниманием. Все мужчины наперебой ухаживают за ней, восхищаются ее красотой, расточают массу комплиментов.
— Что ж, — произнес маркиз со вздохом, — тогда, боюсь, вам придется страдать от постоянной головной боли по вечерам. А так как вы все равно не сможете сидеть у себя в комнате без дела целыми днями, то позвольте все-таки купить для вас немного муслина, ситца или еще какого-либо материала по вашему выбору.
Лаэла на минутку задумалась.
— Но вы… абсолютно уверены, что можете позволить себе эту покупку? Вам не придется отказывать себе в чем-нибудь другом? Я не лишаю вас каких-либо удовольствий?
— Клянусь вам, я могу себе позволить такую трату. Я уже говорил остальным слугам, что выиграл немного денег на скачках в Эпсоме перед отъездом из Лондона и поэтому даже угостил их обедом и ужином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13