в таком случае я, вероятно, кончил бы жизнь в пламени, а не там, куда мне следовало добраться. Кроме того, существовала и еще одна причина оставаться в нормальном режиме: гардианы отлавливали корабли, выходящие из С2, и меня сразу же засекли бы.
Тем временем мне оставалось лишь ждать, причем это ожидание становилось все более неприятным по мере приближения к звезде. Я прошел всего в сорока миллионах километров от солнца Новой Финляндии. При этом слегка пострадала наружная обшивка «Полос», но старушка-шлюпка благополучно вынесла меня.
Хуже всего я переносил скуку длительного полета. Развлечения на корабле не радовали разнообразием. Вдобавок неизвестность, ждущая впереди, раздражала и пугала. Отвлекался я лишь за уроками финского.
Наконец все было кончено. Сто восемьдесят градусов солнечной орбиты отделили меня от «Джослин-Мари», и я оказался вблизи от Новой Финляндии — не слишком быстро, хотя двигался с максимальной относительной скоростью. Я не мог сбавить скорость «Полос»: мы с Джослин считали, что шлюпке следует держаться на почтительном расстоянии от планеты. Если подойти ближе, шанс, что кто-нибудь ее заметит, многократно возрастал. Теперь я должен был покинуть шлюпку.
Для этого и была предназначена переделанная торпеда, прозванная нами «коляской». Я подготовил ее к катапультированию, забрался в раскладное ложе и запустил двигатели. «Полосы» должны были идти прежним курсом еще некоторое время и, только оказавшись на значительном расстоянии от Новой Финляндии, прибавить скорость, не рискуя быть замеченными. Затем шлюпке следовало вернуться к солнцу и остаться на его полярной орбите — так, чтобы оказаться в зоне видимости с Новой Финляндии и «Джослин-Мари» на много месяцев — если, конечно, ее не собьют гардианы. Оставаясь в таком положении, шлюпка могла служить станцией для передачи сообщений между мной и Джослин.
До сего момента полет был только опасным, но ничуть не захватывающим — даже скучным. Теперь все переменилось. Десятки раз я пересматривал свой багаж и одежду — долгое время мне предстояло полагаться лишь на них. Затем я запустил программу с курсом, перегруженную в компьютер торпеды с астронавигаторского компьютера «Полос». По крайней мере теоретически компьютер торпеды должен был знать, где я нахожусь и куда хочу попасть.
Прежде чем покинуть «Полосы», я оставил для Джослин краткую записку — ничего важного. Но если я не выживу, что весьма вероятно, и Джослин подберет шлюпку, у нее останется хоть несколько слов, написанных моей рукой.
Покончив с делами на шлюпке, я начал протискиваться, в люк. Он с трудом вместил мое упакованное в скафандр, слишком громоздкое тело, рюкзак и сумку с инструментами. Все вещи я разложил в торпеде так, чтобы она была как следует уравновешена в полете. Покончив с этим, я протянул палец к кнопке, открывающей торпедный отсек. Мелкая вибрация подсказала мне, что торпеда отделилась от корабля. Пролетая мимо, она ощутимо задела обшивку «Полос». Я медленно уплывал в сторону. Через некоторое время я проверил хронометр в шлеме. Оставался еще час до того момента, как я нажму кнопку «пуск» и направлюсь к планете. Уйма времени, чтобы «Полосы» успели уйти на безопасное расстояние. Торпеда медленно разворачивалась, но это было не важно. Этот час я провел, наблюдая, как «Полосы» неторопливо уплывают из поля зрения, сменяясь великолепным видом Новой Финляндии и ее единственной естественной луны, Куу. Я был слишком далеко, чтобы заметить Вапаус, мою конечную цель. К счастью, большую часть времени солнце оставалось за моей спиной.
Наконец час прошел. Я нажал кнопку, и двигатель торпеды деловито загудел. Я ощутил вибрацию даже сквозь скафандр. Приборы поиска определили местонахождение Новой Финляндии, и торпеда развернулась к цели.
Безо всякого предупреждения двигатель за моей спиной набрал десяток «g», и торпеда сорвалась с места. Этот стремительный полет был захватывающим, но недолгим, и двигатель выключился так же внезапно, как и заработал. Если бы этого не случилось, я последовал бы за «Полосами», медленно дрейфующими от планеты. Теперь же я двигался прямо к Новой Финляндии, притом довольно резвым аллюром. Торпеда начала вращаться вдоль длинной оси, двигателю предстояло включиться вновь через тридцать часов — иначе в атмосфере я начал бы падать и сгорел. Я достаточно доверял механизмам переделанной торпеды, чтобы не волноваться, но этого было слишком мало, чтобы избавить меня от скуки: теперь я двигался в сторону солнца и был вынужден смотреть прямо на него. Визор автоматически убирал лишнюю яркость, но постоянная настройка безумно раздражала.
Я опустил матовый солнечный фильтр, чувствуя, как при виде яркого света внутри скафандра начинает раскаляться тело. Система охлаждения тут была ни при чем, и полет от этого не стал более приятным.
Мне предстояло ждать еще слишком долго. Часть этого времени я потратил, заново обдумывая состряпанный вместе с Джоз план проникновения на астероид Вапаус.
Кое-что о нем я уже знал: Вапаус начал свое существование как обломок камня, плывущий по собственной орбите совсем близко от Новой Финляндии. Финны перевели его на планетарную орбиту и превратили в орбитальную промышленную базу и космопорт.
Первым их шагом было выдалбливание сердцевины астероида и превращение его из бесформенной глыбы в правильный цилиндр.
У внешних границ системы Новая Финляндия находилось несколько гигантских газовых планет. Ближайший из этих гигантов имел маленькую ледяную луну, движущуюся в зоне гравитации. Здесь добывали лед, а его буксировали к орбите астероида.
Внутренней поверхности астероида была придана цилиндрическая форма, которую финские инженеры заполнили льдом. Шахты выходили на поверхность и заканчивались воздушными шлюзами. Затем астероид был приведен во вращение.
Расположенные вокруг астероида гигантские солнечные отражатели посылали на его поверхность сконцентрированный свет и тепло.
Камень расплавился, как масло.
От жары растаял лед внутри астероида. Закипев, он обратился в сверхгорячий пар и наполнил астероид, заставив его раздуться, как детский шарик.
Инженеры знали толк в своем деле, и воздушные шлюзы сработали в нужный момент. Девяносто процентов воды вышло в космос, а затем шлюзы были запечатаны вновь. Остаток воды стал основой искусственной экологической системы Вапауса.
Когда расплавленный камень остыл, финны получили планету, размером в шесть раз превышающую прежний астероид. Финны первыми испытали подобный способ обработки каменного астероида. Люди уже пытались «надувать» таким образом небесные тела с большим содержанием железа и никеля, но на таких спутниках возникали досадные проблемы с вихревыми магнитными полями и электрическими эффектами, вызванными вращением большого количества мегатонн материала-проводника.
Извлеченный из недр астероида камень был переведен на нижнюю орбиту. Солнечные отражатели оплавили его, превратив в глыбу, которую называли не иначе, как Камень. Камень стал хорошей базой для множества процессов, требующих условий невесомости, и выполнял функции орбитальной станции.
Мы с Джослин разработали свой план, основываясь на сведениях о том, что Вапаус был «надут». Нам было известно, что кое-где в камне образовались наполненные воздухом пустоты. Должно быть, не представляло затруднения найти такую пустоту и пробраться в нее.
По крайней мере, я надеялся на это. Иначе мне грозила смерть.
Я вздохнул. Лучше всего было не думать о незначительной вероятности, а именно такую вероятность имел успех всех предстоящих мне в самом ближайшем будущем задач.
Когда стекло шлема становилось матовым, его можно было использовать в качестве экрана. Я включил записи, и между делом заучил еще десяток новых слов на финском.
Это занятие почти не сократило путь.
Тридцать часов я провел, чередуя уроки, сон и беспокойство. Полет при матовом фильтре на стекле шлема оказался еще скучнее: кроме текста на стекле и голоса внутри шлема, я ничего не видел и не слышал. Потемневшее стекло находилось на расстоянии пяти сантиметров от лица. Я висел в космосе, зная, что от бесконечного пространства меня отделяет лишь тонкий скафандр и обшивка торпеды, и ощущал приближение приступа клаустрофобии. Это лишь усилило тревогу. Десятки раз я уже тянулся к кнопке, чтобы убрать матовый фильтр и хоть что-нибудь видеть, но каждый раз уговаривал себя не делать этого. Солнце сразу же ослепило бы меня. Аргумент оказался убедительным даже в моих теперешних обстоятельствах.
Согласно заложенной программе, торпеда должна была вывести меня на высоту около ста километров над Вапаусом, а затем перейти на орбитальную скорость. Преодолеть остальной путь мне следовало с управляемым парашютом, а торпеде предстояло попасть в атмосферу Новой Финляндии и сгореть.
К назначенному времени я заснул. Мне снилось, что я лечу на «Звездах» сквозь угольно-черную пещеру, пытаясь догнать Джослин, но та все отдаляется. Проснувшись, я долгое время не мог сориентироваться, перейти от снов к реальности, пока не вспомнил, что пора убрать фильтр. Передо мной всплыла Новая Финляндия, медленно повернулась и осталась позади. Ее работа была выполнена, системы поиска отключены, и торпеда плыла, не нуждаясь в корректировке курса.
Мне захотелось поскорее выбраться из торпеды. Я ни в коем случае не желал сопровождать ее на пути к поверхности планеты. Рюкзак с парашютом, включающим маневренный реактивный агрегат и систему жизнеобеспечения, находился под перегрузочным ложем вместе с остальным необходимым мне оборудованием. Я подсоединил шланги и рукава системы жизнеобеспечения, выпутался из ремней на ложе и вытащил из-под него свое имущество.
Действуя быстро и осторожно, я выбрался из торпеды, таща за собой вещи. Надев рюкзак, я вновь проверил шланги, а затем включил ручной пульт и заработал рукояткой управления. Я нашел радиомаяк Вапауса, прочел сигнал, подождал минуту и проверил его еще раз. Определить координаты по показаниям приборов в рюкзаке можно было настолько же точно, как силу ветра — с помощью послюненного пальца, но повторное считывание показаний помогло мне в общих чертах понять, куда лететь. Я подкачал топливо и проследил, как торпеда задумчиво уплывает в верхние слои атмосферы. Она скользнула вниз и скрылась из виду за считанные минуты. Я заметил крохотное светящееся пятнышко впереди, слишком странное на вид, чтобы быть звездой. Настроив бинокль, я без сомнений узнал в светящемся пятне Вапаус.
Пользуясь встроенным в шлем секстантом, я приблизительно определил скорость моего приближения к цели. Цифры казались такими, какими им и следовало быть, и у меня появилась уверенность, что я вышел на нужную орбиту.
Пришло время очередного ожидания.
Час спустя я уже мог ясно различить Вапаус, который превратился из бесформенного пятнышка в ровный круг, напоминающий вид корабля со стороны кормы. Еще полчаса — и я увидел, как пятно света приобретает форму, а затем — как вращается это пятно и одновременно поворачивается ко мне другим боком.
Я слегка подправил траекторию и прибавил скорость, взяв более точный курс на цель.
Вапаус быстро увеличивался в размерах.
С помощью легкого маневра я направился точно в сторону кормы спутника. Носовая его часть представляла собой лабиринт воздушных шлюзов, причалов, доков и других сооружений. Вапаус был оживленным местом. С точки зрения экономики центром этой солнечной системы следовало считать именно Вапаус, а не Новую Финляндию. Опасаясь загрязнения планеты, финны перенесли почти всю тяжелую промышленность в космос. Однако деловая жизнь была сосредоточена в основном в носовой части спутника. Никто еще не удосужился освоить его корму. Она казалась мрачной и пустынной.
Я надеялся, что это обстоятельство окажется моим козырем.
Астероид рос, заполняя собой небо, — огромный серый силуэт, напоминающий гигантскую картофелину правильной формы. Возможно, для планеты он был маловат, но довольно обширен по людским меркам.
Внезапно оказалось, что я уже прибыл: я больше не двигался к еле различимому пятнышку, а видел перед собой рукотворную планету, громадную, как мамонт.
Я не мог разобраться, что испытываю: удивление или страх. Впрочем, это было не важно. Зрелище потрясло меня.
Останавливая и вновь запуская двигатели, я обогнул Вапаус, видя, как укорачивается цилиндрическая картофелина, оказался прямо напротив его кормы и завис в небе, обратившись лицом точно к центру круглой каменистой площадки, наполовину освещенной заходящим солнцем.
Астероид медленно и умиротворенно вращался прямо передо мной, а я спускался к нему, разыскивая место для посадки.
Я искал взглядом хороших размеров трещину в камне, говорящую о том, какому расплавлению подверглась каменная оболочка Вапауса. Кое-где пузыри, наполненные воздухом, прорвались, оставив после себя на поверхности астероида кратеры с рваными краями. Другие же остывали достаточно медленно, чтобы сохранить прежнюю форму — вероятно, они должны были напоминать купола на хаотическом ландшафте.
Я подлетел еще ближе, пока поверхность астероида не оказалась всего в тридцати — сорока метрах впереди меня — или подо мной, в зависимости от того, с какой стороны смотреть, а затем затормозил, чтобы осмотреться. Кругом был только камень, серый и бурый, и вращение, которое с километрового расстояния казалось умиротворенным, теперь достигло головокружительной скорости.
Я обнаружил, что слегка смещаюсь от центра поверхности планеты к ее боку, пока не оказался в тени. Я спустился слишком низко, чтобы видеть из такого положения солнце. Я чертовски приблизился к этому мрачному камню.
Тут же я постарался взять себя в руки. Мне предстояла виртуозная работа. Я внимательно оглядел несущуюся ко мне поверхность. Вот он! Пузырь, достигающий в поперечнике двух метров, почти прямо по курсу. Запустив двигатели, я двинулся к поверхности астероида со скоростью около метра в секунду. Пот катился у меня со лба, и я потряс головой, чтобы избавиться от него. Капли слетели с лица и немедленно высохли на внутренних стенках шлема.
Теперь я находился всего в десяти метрах над поверхностью, наблюдая за ее стремительным приближением. От приземления меня отделяли секунды. Сейчас следовало попробовать привести скорость моего движения по горизонтали в соответствие с интенсивностью вращения астероида. Требовалось двигаться с той же скоростью, что и камень, на который я намеревался приземлиться. Если мое движение окажется слишком медленным, я пропущу выбранное место и, вероятно, буду отброшен в космос. Если же поторопиться, я вообще пролечу мимо астероида и буду вынужден предпринять еще одну попытку — на этот раз под угрозой нехватки топлива.
Стиснув зубы, я двинулся вперед, сворачивая в сторону центра каменистой поверхности. Запустив двигатели, я выровнял скорость — так, чтобы она совпала со скоростью вращения астероида. Камень вращался все медленнее, и, когда мои ноги оказались всего в пяти метрах над поверхностью, я вновь настроил скорость. Оставив в покое пульт маневрирования, торопясь и нервничая, я вынул из-за пояса крепежный костыль. Я чуть не ударился о камень, прежде чем успел пустить в него управляемый костыль. Даже когда он вонзился в камень, меня продолжало тащить вперед. Я подтянулся на тросе, привязанном к костылю, и аккуратно приземлился на ноги, балансируя свободной рукой.
Астероид вращался, создавая искусственную гравитацию. Чем дальше от оси, тем заметнее становились силы притяжения. Я находился не в самой дальней точке, но все-таки далеко. Я почувствовал заметный толчок вниз — насколько позволяло мне судить тело, несколько отвыкшее от гравитации, хотя «вниз» теперь значило не к поверхности астероида, а к горизонту.
Внезапно я осознал, что нахожусь не на небольшой возвышенности посреди плоскогорья, а свисаю на веревке с утеса высотой в три километра. Внизу, у подножия — или у вершины — утеса начиналась пустота — ничего, кроме пустого космоса. Как только я сделал ошибку, взглянув вниз, солнце выплыло из-за горизонта с ошеломляющей скоростью. Фоторецепторы внутри шлема успели отреагировать на смену освещения. Словно завороженный, я смотрел, как потемневшее солнце заливает мрачную равнину и проходит подо мной. Пылающий ад находился прямо под моими ногами.
Я поскользнулся.
Мгновение я болтался, хватаясь за неровную поверхность утеса, удерживаемый лишь тонким тросом, прикрепленным к поясу. Я чуть не упал! Прямо на солнце! Душа моя вопила от страха, уйдя в пятки. Снова взглянув вниз, чтобы убедиться, что солнце действительно там, я заметил планету, Новую Финляндию, проплывающую под моими ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Тем временем мне оставалось лишь ждать, причем это ожидание становилось все более неприятным по мере приближения к звезде. Я прошел всего в сорока миллионах километров от солнца Новой Финляндии. При этом слегка пострадала наружная обшивка «Полос», но старушка-шлюпка благополучно вынесла меня.
Хуже всего я переносил скуку длительного полета. Развлечения на корабле не радовали разнообразием. Вдобавок неизвестность, ждущая впереди, раздражала и пугала. Отвлекался я лишь за уроками финского.
Наконец все было кончено. Сто восемьдесят градусов солнечной орбиты отделили меня от «Джослин-Мари», и я оказался вблизи от Новой Финляндии — не слишком быстро, хотя двигался с максимальной относительной скоростью. Я не мог сбавить скорость «Полос»: мы с Джослин считали, что шлюпке следует держаться на почтительном расстоянии от планеты. Если подойти ближе, шанс, что кто-нибудь ее заметит, многократно возрастал. Теперь я должен был покинуть шлюпку.
Для этого и была предназначена переделанная торпеда, прозванная нами «коляской». Я подготовил ее к катапультированию, забрался в раскладное ложе и запустил двигатели. «Полосы» должны были идти прежним курсом еще некоторое время и, только оказавшись на значительном расстоянии от Новой Финляндии, прибавить скорость, не рискуя быть замеченными. Затем шлюпке следовало вернуться к солнцу и остаться на его полярной орбите — так, чтобы оказаться в зоне видимости с Новой Финляндии и «Джослин-Мари» на много месяцев — если, конечно, ее не собьют гардианы. Оставаясь в таком положении, шлюпка могла служить станцией для передачи сообщений между мной и Джослин.
До сего момента полет был только опасным, но ничуть не захватывающим — даже скучным. Теперь все переменилось. Десятки раз я пересматривал свой багаж и одежду — долгое время мне предстояло полагаться лишь на них. Затем я запустил программу с курсом, перегруженную в компьютер торпеды с астронавигаторского компьютера «Полос». По крайней мере теоретически компьютер торпеды должен был знать, где я нахожусь и куда хочу попасть.
Прежде чем покинуть «Полосы», я оставил для Джослин краткую записку — ничего важного. Но если я не выживу, что весьма вероятно, и Джослин подберет шлюпку, у нее останется хоть несколько слов, написанных моей рукой.
Покончив с делами на шлюпке, я начал протискиваться, в люк. Он с трудом вместил мое упакованное в скафандр, слишком громоздкое тело, рюкзак и сумку с инструментами. Все вещи я разложил в торпеде так, чтобы она была как следует уравновешена в полете. Покончив с этим, я протянул палец к кнопке, открывающей торпедный отсек. Мелкая вибрация подсказала мне, что торпеда отделилась от корабля. Пролетая мимо, она ощутимо задела обшивку «Полос». Я медленно уплывал в сторону. Через некоторое время я проверил хронометр в шлеме. Оставался еще час до того момента, как я нажму кнопку «пуск» и направлюсь к планете. Уйма времени, чтобы «Полосы» успели уйти на безопасное расстояние. Торпеда медленно разворачивалась, но это было не важно. Этот час я провел, наблюдая, как «Полосы» неторопливо уплывают из поля зрения, сменяясь великолепным видом Новой Финляндии и ее единственной естественной луны, Куу. Я был слишком далеко, чтобы заметить Вапаус, мою конечную цель. К счастью, большую часть времени солнце оставалось за моей спиной.
Наконец час прошел. Я нажал кнопку, и двигатель торпеды деловито загудел. Я ощутил вибрацию даже сквозь скафандр. Приборы поиска определили местонахождение Новой Финляндии, и торпеда развернулась к цели.
Безо всякого предупреждения двигатель за моей спиной набрал десяток «g», и торпеда сорвалась с места. Этот стремительный полет был захватывающим, но недолгим, и двигатель выключился так же внезапно, как и заработал. Если бы этого не случилось, я последовал бы за «Полосами», медленно дрейфующими от планеты. Теперь же я двигался прямо к Новой Финляндии, притом довольно резвым аллюром. Торпеда начала вращаться вдоль длинной оси, двигателю предстояло включиться вновь через тридцать часов — иначе в атмосфере я начал бы падать и сгорел. Я достаточно доверял механизмам переделанной торпеды, чтобы не волноваться, но этого было слишком мало, чтобы избавить меня от скуки: теперь я двигался в сторону солнца и был вынужден смотреть прямо на него. Визор автоматически убирал лишнюю яркость, но постоянная настройка безумно раздражала.
Я опустил матовый солнечный фильтр, чувствуя, как при виде яркого света внутри скафандра начинает раскаляться тело. Система охлаждения тут была ни при чем, и полет от этого не стал более приятным.
Мне предстояло ждать еще слишком долго. Часть этого времени я потратил, заново обдумывая состряпанный вместе с Джоз план проникновения на астероид Вапаус.
Кое-что о нем я уже знал: Вапаус начал свое существование как обломок камня, плывущий по собственной орбите совсем близко от Новой Финляндии. Финны перевели его на планетарную орбиту и превратили в орбитальную промышленную базу и космопорт.
Первым их шагом было выдалбливание сердцевины астероида и превращение его из бесформенной глыбы в правильный цилиндр.
У внешних границ системы Новая Финляндия находилось несколько гигантских газовых планет. Ближайший из этих гигантов имел маленькую ледяную луну, движущуюся в зоне гравитации. Здесь добывали лед, а его буксировали к орбите астероида.
Внутренней поверхности астероида была придана цилиндрическая форма, которую финские инженеры заполнили льдом. Шахты выходили на поверхность и заканчивались воздушными шлюзами. Затем астероид был приведен во вращение.
Расположенные вокруг астероида гигантские солнечные отражатели посылали на его поверхность сконцентрированный свет и тепло.
Камень расплавился, как масло.
От жары растаял лед внутри астероида. Закипев, он обратился в сверхгорячий пар и наполнил астероид, заставив его раздуться, как детский шарик.
Инженеры знали толк в своем деле, и воздушные шлюзы сработали в нужный момент. Девяносто процентов воды вышло в космос, а затем шлюзы были запечатаны вновь. Остаток воды стал основой искусственной экологической системы Вапауса.
Когда расплавленный камень остыл, финны получили планету, размером в шесть раз превышающую прежний астероид. Финны первыми испытали подобный способ обработки каменного астероида. Люди уже пытались «надувать» таким образом небесные тела с большим содержанием железа и никеля, но на таких спутниках возникали досадные проблемы с вихревыми магнитными полями и электрическими эффектами, вызванными вращением большого количества мегатонн материала-проводника.
Извлеченный из недр астероида камень был переведен на нижнюю орбиту. Солнечные отражатели оплавили его, превратив в глыбу, которую называли не иначе, как Камень. Камень стал хорошей базой для множества процессов, требующих условий невесомости, и выполнял функции орбитальной станции.
Мы с Джослин разработали свой план, основываясь на сведениях о том, что Вапаус был «надут». Нам было известно, что кое-где в камне образовались наполненные воздухом пустоты. Должно быть, не представляло затруднения найти такую пустоту и пробраться в нее.
По крайней мере, я надеялся на это. Иначе мне грозила смерть.
Я вздохнул. Лучше всего было не думать о незначительной вероятности, а именно такую вероятность имел успех всех предстоящих мне в самом ближайшем будущем задач.
Когда стекло шлема становилось матовым, его можно было использовать в качестве экрана. Я включил записи, и между делом заучил еще десяток новых слов на финском.
Это занятие почти не сократило путь.
Тридцать часов я провел, чередуя уроки, сон и беспокойство. Полет при матовом фильтре на стекле шлема оказался еще скучнее: кроме текста на стекле и голоса внутри шлема, я ничего не видел и не слышал. Потемневшее стекло находилось на расстоянии пяти сантиметров от лица. Я висел в космосе, зная, что от бесконечного пространства меня отделяет лишь тонкий скафандр и обшивка торпеды, и ощущал приближение приступа клаустрофобии. Это лишь усилило тревогу. Десятки раз я уже тянулся к кнопке, чтобы убрать матовый фильтр и хоть что-нибудь видеть, но каждый раз уговаривал себя не делать этого. Солнце сразу же ослепило бы меня. Аргумент оказался убедительным даже в моих теперешних обстоятельствах.
Согласно заложенной программе, торпеда должна была вывести меня на высоту около ста километров над Вапаусом, а затем перейти на орбитальную скорость. Преодолеть остальной путь мне следовало с управляемым парашютом, а торпеде предстояло попасть в атмосферу Новой Финляндии и сгореть.
К назначенному времени я заснул. Мне снилось, что я лечу на «Звездах» сквозь угольно-черную пещеру, пытаясь догнать Джослин, но та все отдаляется. Проснувшись, я долгое время не мог сориентироваться, перейти от снов к реальности, пока не вспомнил, что пора убрать фильтр. Передо мной всплыла Новая Финляндия, медленно повернулась и осталась позади. Ее работа была выполнена, системы поиска отключены, и торпеда плыла, не нуждаясь в корректировке курса.
Мне захотелось поскорее выбраться из торпеды. Я ни в коем случае не желал сопровождать ее на пути к поверхности планеты. Рюкзак с парашютом, включающим маневренный реактивный агрегат и систему жизнеобеспечения, находился под перегрузочным ложем вместе с остальным необходимым мне оборудованием. Я подсоединил шланги и рукава системы жизнеобеспечения, выпутался из ремней на ложе и вытащил из-под него свое имущество.
Действуя быстро и осторожно, я выбрался из торпеды, таща за собой вещи. Надев рюкзак, я вновь проверил шланги, а затем включил ручной пульт и заработал рукояткой управления. Я нашел радиомаяк Вапауса, прочел сигнал, подождал минуту и проверил его еще раз. Определить координаты по показаниям приборов в рюкзаке можно было настолько же точно, как силу ветра — с помощью послюненного пальца, но повторное считывание показаний помогло мне в общих чертах понять, куда лететь. Я подкачал топливо и проследил, как торпеда задумчиво уплывает в верхние слои атмосферы. Она скользнула вниз и скрылась из виду за считанные минуты. Я заметил крохотное светящееся пятнышко впереди, слишком странное на вид, чтобы быть звездой. Настроив бинокль, я без сомнений узнал в светящемся пятне Вапаус.
Пользуясь встроенным в шлем секстантом, я приблизительно определил скорость моего приближения к цели. Цифры казались такими, какими им и следовало быть, и у меня появилась уверенность, что я вышел на нужную орбиту.
Пришло время очередного ожидания.
Час спустя я уже мог ясно различить Вапаус, который превратился из бесформенного пятнышка в ровный круг, напоминающий вид корабля со стороны кормы. Еще полчаса — и я увидел, как пятно света приобретает форму, а затем — как вращается это пятно и одновременно поворачивается ко мне другим боком.
Я слегка подправил траекторию и прибавил скорость, взяв более точный курс на цель.
Вапаус быстро увеличивался в размерах.
С помощью легкого маневра я направился точно в сторону кормы спутника. Носовая его часть представляла собой лабиринт воздушных шлюзов, причалов, доков и других сооружений. Вапаус был оживленным местом. С точки зрения экономики центром этой солнечной системы следовало считать именно Вапаус, а не Новую Финляндию. Опасаясь загрязнения планеты, финны перенесли почти всю тяжелую промышленность в космос. Однако деловая жизнь была сосредоточена в основном в носовой части спутника. Никто еще не удосужился освоить его корму. Она казалась мрачной и пустынной.
Я надеялся, что это обстоятельство окажется моим козырем.
Астероид рос, заполняя собой небо, — огромный серый силуэт, напоминающий гигантскую картофелину правильной формы. Возможно, для планеты он был маловат, но довольно обширен по людским меркам.
Внезапно оказалось, что я уже прибыл: я больше не двигался к еле различимому пятнышку, а видел перед собой рукотворную планету, громадную, как мамонт.
Я не мог разобраться, что испытываю: удивление или страх. Впрочем, это было не важно. Зрелище потрясло меня.
Останавливая и вновь запуская двигатели, я обогнул Вапаус, видя, как укорачивается цилиндрическая картофелина, оказался прямо напротив его кормы и завис в небе, обратившись лицом точно к центру круглой каменистой площадки, наполовину освещенной заходящим солнцем.
Астероид медленно и умиротворенно вращался прямо передо мной, а я спускался к нему, разыскивая место для посадки.
Я искал взглядом хороших размеров трещину в камне, говорящую о том, какому расплавлению подверглась каменная оболочка Вапауса. Кое-где пузыри, наполненные воздухом, прорвались, оставив после себя на поверхности астероида кратеры с рваными краями. Другие же остывали достаточно медленно, чтобы сохранить прежнюю форму — вероятно, они должны были напоминать купола на хаотическом ландшафте.
Я подлетел еще ближе, пока поверхность астероида не оказалась всего в тридцати — сорока метрах впереди меня — или подо мной, в зависимости от того, с какой стороны смотреть, а затем затормозил, чтобы осмотреться. Кругом был только камень, серый и бурый, и вращение, которое с километрового расстояния казалось умиротворенным, теперь достигло головокружительной скорости.
Я обнаружил, что слегка смещаюсь от центра поверхности планеты к ее боку, пока не оказался в тени. Я спустился слишком низко, чтобы видеть из такого положения солнце. Я чертовски приблизился к этому мрачному камню.
Тут же я постарался взять себя в руки. Мне предстояла виртуозная работа. Я внимательно оглядел несущуюся ко мне поверхность. Вот он! Пузырь, достигающий в поперечнике двух метров, почти прямо по курсу. Запустив двигатели, я двинулся к поверхности астероида со скоростью около метра в секунду. Пот катился у меня со лба, и я потряс головой, чтобы избавиться от него. Капли слетели с лица и немедленно высохли на внутренних стенках шлема.
Теперь я находился всего в десяти метрах над поверхностью, наблюдая за ее стремительным приближением. От приземления меня отделяли секунды. Сейчас следовало попробовать привести скорость моего движения по горизонтали в соответствие с интенсивностью вращения астероида. Требовалось двигаться с той же скоростью, что и камень, на который я намеревался приземлиться. Если мое движение окажется слишком медленным, я пропущу выбранное место и, вероятно, буду отброшен в космос. Если же поторопиться, я вообще пролечу мимо астероида и буду вынужден предпринять еще одну попытку — на этот раз под угрозой нехватки топлива.
Стиснув зубы, я двинулся вперед, сворачивая в сторону центра каменистой поверхности. Запустив двигатели, я выровнял скорость — так, чтобы она совпала со скоростью вращения астероида. Камень вращался все медленнее, и, когда мои ноги оказались всего в пяти метрах над поверхностью, я вновь настроил скорость. Оставив в покое пульт маневрирования, торопясь и нервничая, я вынул из-за пояса крепежный костыль. Я чуть не ударился о камень, прежде чем успел пустить в него управляемый костыль. Даже когда он вонзился в камень, меня продолжало тащить вперед. Я подтянулся на тросе, привязанном к костылю, и аккуратно приземлился на ноги, балансируя свободной рукой.
Астероид вращался, создавая искусственную гравитацию. Чем дальше от оси, тем заметнее становились силы притяжения. Я находился не в самой дальней точке, но все-таки далеко. Я почувствовал заметный толчок вниз — насколько позволяло мне судить тело, несколько отвыкшее от гравитации, хотя «вниз» теперь значило не к поверхности астероида, а к горизонту.
Внезапно я осознал, что нахожусь не на небольшой возвышенности посреди плоскогорья, а свисаю на веревке с утеса высотой в три километра. Внизу, у подножия — или у вершины — утеса начиналась пустота — ничего, кроме пустого космоса. Как только я сделал ошибку, взглянув вниз, солнце выплыло из-за горизонта с ошеломляющей скоростью. Фоторецепторы внутри шлема успели отреагировать на смену освещения. Словно завороженный, я смотрел, как потемневшее солнце заливает мрачную равнину и проходит подо мной. Пылающий ад находился прямо под моими ногами.
Я поскользнулся.
Мгновение я болтался, хватаясь за неровную поверхность утеса, удерживаемый лишь тонким тросом, прикрепленным к поясу. Я чуть не упал! Прямо на солнце! Душа моя вопила от страха, уйдя в пятки. Снова взглянув вниз, чтобы убедиться, что солнце действительно там, я заметил планету, Новую Финляндию, проплывающую под моими ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35