Казалось, мы катимся вниз по длинному, крутому склону одного из проплывающих внизу кратеров.
Я запустил программу прогнозирования столкновения, ввел данные о Куу из памяти на свой монитор. Программа дала мне три схемы.
Первая представляла собой простую координатную сетку карты Куу. Крохотный красный крестик медленно тащился по ней. Если бы двигатели отказали в эту минуту, на месте крестика появился бы новый кратер, оставленный нами.
Вторую схему усеивали цифры от нуля до 15350 — наше превышение в метрах над средним радиусом планеты.
На третьей схеме появилась ломаная черная линия, которая менялась с каждой минутой — это радар снимал рельеф Куу впереди нас. Вопрос состоял в одном: когда наше превышение достигнет пятнадцати километров, не окажутся ли в этом месте планеты горы высотой километров шестнадцать?
Мы находились почти точно в центре оборотной стороны Куу — территории, для которой имелись лишь самые неточные карты.
Если двигатели выдержат и мы дотянем до того места, где при этом исчезнет красный крестик, будет ли это означать, что Куу — идеально круглое тело без гор и долин (что маловероятно)? А если ее гравитационное поле повсюду одинаково (что тоже маловероятно), мы значительно отойдем от поверхности спутника.
Внезапно значение нашего превышения над уровнем планеты стало падать — пятнадцать и три, пятнадцать и два, пятнадцать и один…
Я чертыхнулся. Так и есть: гравитационное поле Куу не везде одинаково. Под поверхностью, над которой мы пролетали, залегали более плотные породы, и притяжение здесь было сильнее, чем в среднем над Куу. Нас тащило вниз.
Ощущение скольжения по длинному склону исчезло — мы просто падали, второго варианта здесь быть не могло.
Отвратительное лицо Куу проносилось перед камерами.
Ломаная линия рельефа стала еще более ломаной.
— Мы снижаемся над горной цепью, — вполне нейтрально сообщила Джослин. — О Боже мой, сейчас мы врежемся в гору! — Последнее замечание было абсолютно точным и справедливым. — Мак, я перейду на ручное управление. Начинай отсчет до точки среднего превышения над уровнем и называй значение превышения в метрах.
— Двадцать секунд. Превышение двенадцать пятьсот. Девятнадцать секунд, двенадцать тысяч четыреста. Восемнадцать секунд, одиннадцать тысяч девятьсот.
Джослин прильнула к своим экранам, следя за двигателями, радаром и камерой заднего обзора.
— Пятнадцать секунд, — продолжал я, — одиннадцать девятьсот. Четырнадцать секунд, двенадцать тысяч. Тринадцать секунд, по-прежнему двенадцать тысяч.
— Хватит, читай только значения максимальной высоты рельефа, — приказала Джослин.
— Максимальная высота — десять тысяч пятьсот метров. Подъем… Десять шестьсот. Одиннадцать восемьсот… данных нет.
— Все верно, Мак, мы прошли зону гор. Радар пытается дать показания о пустом про…
Ее заглушил грохот. На мгновение свет померк, и я неожиданно вспомнил, что, если мы врежемся, у нас не будет времени заметить, что мы мертвы. Включилось аварийное освещение, показания радара исчезли. Вдруг я понял, что мы летим в невесомости.
— Джоз, что это…
— Помолчи! — крикнула она, лихорадочно работая на пульте.
Зависнув посреди кабины и желая весить раз в шесть побольше, я наблюдал, как пилот в соседнем кресле пытается спасти мою шкуру.
Свет вновь мигнул, корабль мучительно закачало, где-то в его недрах включились двигатели. Вентиляторы принесли в кабину новый запах в дополнение к уже привычной для нас вони — запаху сгоревшей изоляции и расплавленного кабеля.
— Пока корабль слушается управления. Мак, но, похоже, мы лишились второго двигателя и переключились на запасной компьютер. Посмотри, удастся ли запустить главный компьютер снова.
Но я уже вводил команды запуска. Компьютер вернулся к работе через десять секунд.
— Джоз, переключайся на автоматическое управление.
— Готово… Вот это да! Теперь начинается самое плохое.
— По-моему, хуже уж некуда.
— Похоже, корабль еще держится более или менее. Второй двигатель просто исчез — кажется, его снесло ударом. Система охлаждения вышла из строя, но это еще не самое страшное.
— В чем дело?
— По-моему, когда мы проходили над последним высоким хребтом, компьютер решил, что мы сейчас врежемся. Он запустил автоматический обходной маневр, включил двигатели, а затем понял, что столкновения не произойдет, и резко выключил их. Все произошло за полсекунды, но двигатели от этого успели пострадать. Они и так весь полет испытывали чрезмерную нагрузку. Второй двигатель взорвался, и это вызвало второй скачок энергии по всей цепи — в том числе и цепи реактивной системы. При этом вырубились первый и второй двигатели. Мне удалось вновь запустить их и распределить нагрузку, но при этом перегрузка снизилась до двух «g» с шести. Это не пошло кораблю на пользу — в том числе и системе охлаждения, — заключила Джослин свой монолог.
— Но сможем ли мы добраться до базы при двух «g»?
— Разумеется! Мы ведь потеряли двигатель, а не топливо. Но лететь придется на несколько часов дольше. И кроме того, «Левиафан» остался на прежнем месте.
«Джослин-Мари» вынырнула из-за мертвой планеты, где чуть не нашла гибель, и устремилась вперед — навстречу своей базе, врагам, друзьям и судьбе.
Часть четвертая
«Левиафан»
17
4. Рыкают враги Твои среди собраний Твоих; поставили знаки свои вместо знамений ваших.
7. Предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего.
8. Сказали в сердце своем; «разорим их совсем», — и сожгли все места собраний Божиих на земле.
13. Ты расторг силою Твоею море. Ты сокрушил головы змиев в воде.
14. Ты сокрушил голову левиафана, отдал его в пищу людям пустыни.
18. Вспомни же: враг поносит Господа, и люди безумные хулят имя Твое.
20. Призри на завет Твой; ибо наполнились все мрачные места земли жилищами насилия.
23. Не забудь крика врагов Твоих; шум восстающих против Тебя непрестанно поднимается.
Псалом 73
17
Наш подбитый корабль вылетел из-за обратной стороны Куу и взял курс на внутренние орбиты Новой Финляндии.
Джослин быстро выяснила, какая из орбит подойдет для нас. При отсутствии одного двигателя и еще двух, не вполне исправных, Джослин не решалась пускаться даже на самые простые маневры.
Она выбрала высокую удлиненную экваториальную орбиту, которая пересекалась с орбитой Камня и поднималась над планетой на высоту пятидесяти тысяч километров.
— Если с нами что-нибудь случится, с Камня или с Вапауса рано или поздно придут к нам на помощь, — объяснила Джослин.
— Ты забыла про «Дядю Сэма», — напомнил я. — Это отличная шлюпка, и она вполне исправна.
— Ничего я не забыла, но моя космическая тезка — ценное имущество, и мы должны доставить ее на базу. А пока я хочу выйти на эту орбиту и попробовать определить, насколько сильны повреждения. Это хороший корабль, но бедняжка может взорваться, если мы будем гонять его в хвост и в гриву, не заботясь о ремонте.
— Полагаю, ремонтом придется заняться мне. — Я погрузился в компьютерную диагностику повреждений. Большую часть диагностической работы я мог проделать, сидя у пульта. Компьютеры проверяли десятки систем и подсистем корабля. Когда работа какой-либо из них не отвечала определенным требованиям, компьютер объяснял мне ситуацию. Я мог принять решение о последующем ручном ремонте, мог сделать визуальный осмотр или отдать компьютеру команду перейти на аварийную систему. Большинство проблем решал сам компьютер, просто сообщая мне о переключении на аварийные устройства, — основные системы были в безнадежном состоянии.
Казалось, ситуация не смертельна. Я обнаружил десятки незначительных повреждений, но в таком количестве они не радовали. Обычно к трагедиям в космосе приводит не одно крупное повреждение, а множество мелких, сочетающихся неожиданным образом.
Вот почему поломка двигателя была таким крупным бедствием, гораздо хуже, чем отсутствие этого двигателя. Конструкторы корабля предусмотрели надежные аварийные системы, но разумнее всего было бы не полагаться на них, подлетая близко к планете с огромной скоростью.
Не то чтобы опасность столкновения нам не угрожала — столкновение было вполне возможно, но в тот момент, когда не выдержал двигатель, мы вовсе не должны были врезаться. Просто ситуация оказалась чересчур близкой к критической. Избежать столкновения было чрезвычайно важно, если не сказать большего, и система отдала предпочтение именно спасению, не доводя дело до критической ситуации.
Досаднее же всего оказалось, что отличная система вмешалась в дело в самый неподходящий момент, при непредвиденных обстоятельствах. В тот момент, когда всего страшнее было перенапряжение и без того перегруженных двигателей, система, задачей которой было избежать столкновения, запаниковала и запустила двигатели. Взорвавшись, один из этих двигателей вызвал неполадки в системах питания и контроля по всему кораблю — как раз эти неполадки чуть не погубили нас.
Допускать что-либо подобное в будущем мы не собирались.
Закончив работу с компьютером, я отправился в инспекционный обход по кораблю. После нескольких путешествий к отсеку, где хранились запчасти, и обратно, я заменил большинство деталей, которым компьютер не доверял.
Наконец с мелким ремонтом было покончено, до орбиты мы еще не добрались, а пульт управления сообщил, что наш корабль находится в плачевном состоянии. Индикаторы, которым полагалось быть зелеными, стали янтарными, а потом красными.
Вытянув телескопические трубы, камеры принялись обозревать наружную поверхность корабля и выдавать на экраны изображение исковерканной обшивки. Защитного слоя, нанесенного на поверхность корабля перед полетом к «Левиафану», едва хватило. В десятке мест обшивка потеряла цвет и вид. Вдобавок оказалось, что на борту наблюдается утечка воздуха. Я запечатал люки, ведущие в кормовые отсеки, считая, что нет никакого смысла тратить воздух на помещения, в которых некому дышать.
Хвостовая наружная камера вышла из строя вместе с двигателем. Нам удалось направить туда одну из ближайших уцелевших камер и осмотреть двигатели.
Зрелище оказалось малоприятным. Второй двигатель был вовсе не разбит — он просто исчез. Пламя из дюз расплавило и наружные, и большинство внутренних частей двигателя за считанные миллисекунды.
Первый и третий двигатели были на месте, но их обильно покрывали вмятины. Очевидно, эти двигатели не постигла судьба собрата, но их положение отличалось лишь немногим.
Ни Вапаус, ни Камень долгое время не выходили с нами на связь. Мы несколько раз передали условный код с помощью лазеров связи, сообщая: «Мы здесь!», и получили автоматический ответ от компьютеров: «Мы тоже». Казалось, люди были слишком заняты, чтобы уделить нам внимание.
В окружающем космосе все было мирно. Мы не пользовались радаром, боясь, что нас обнаружат, но инфракрасные приборы, передатчик и камеры дальнего обзора давали нам некоторую информацию. Мы засекли несколько взрывов, несколько лазерных вспышек и полетов ракет. Очевидно, битва измотала обе воюющие стороны.
К тому времени все спутники, передающие информацию между кораблями и станциями, оказались далеко позади, а многие были просто выведены из строя. Мы приблизились к планете.
Если для штаба в этот момент мы не представляли интереса, нас это вполне устраивало. Мы начали приводить в порядок себя и корабль. Неудобные, но эффективные душевые насадки, предназначенные для работы в невесомости, смыли с нашей кожи весь пот, накопленный за время полета при большой перегрузке. Сам процесс купания казался невыразимо приятным. Теперь, при таком состоянии двигателей, «Джослин-Мари» не смогла бы вновь набрать ускорение даже при необходимости.
Оба мы оказались покрыты с ног до головы кроваво-красными пятнами — при перегрузке рвались капилляры. Эти пятна причиняли больше неудобства, чем боли, но мы запаслись мазью, которая хорошо помогала, хотя от нее чистая одежда липла к телу.
Мы не стали возиться со стряпней, просто заставили себя перекусить всухомятку, дополнив рацион протеиновыми добавками и витаминами. Мы выспались по очереди, по четыре часа каждый.
Прошло пятнадцать часов после нашей бомбардировки «Левиафана», когда штаб наконец-то связался с нами по лазерному передатчику. У пульта как раз дежурил я и успел разбудить Джослин, едва поступил сигнал.
— …Штаб. Отвечайте, «Джослин-Мари». Вы слышите?
Голоса я не узнал, но, судя по звукам, его обладатель был на последнем издыхании.
— Говорит «Джослин-Мари». Мы слышим вас.
— Ждите дальнейших инструкций… — Последовала полуминутная пауза. — Говорит Берман. Выслушайте приказ и подтвердите его получение. — Голос Евы был совершенно мертвым — в нем не осталось ни намека на человечность. — Вы должны очистить всю доступную память бортового компьютера «Джослин-Мари». Не сохраняйте информацию для последующего перезапуска или операций. Оставьте только программы, совершенно необходимые для полета корабля по орбите, а также все программы связи и поддержания систем жизнеобеспечения. Вся информация, связанная с баллистическими, маневренными и прочими функциями, должна быть уничтожена. Все компьютерные файлы, не требующиеся для настоящей работы корабля, следует стереть из памяти. После этого начинайте прием и запись информации, передаваемой нами, — вам предстоит взять на себя функции штаба. Информацию о нынешнем тактическом положении мы передадим через пятнадцать секунд. Сообщение закончено. Подтвердите получение.
— Черт побери! «Взять на себя функции штаба»! Что она городит? — изумленно воскликнула Джослин.
— Кажется, я понял. Это контрудар, — произнес я, указывая на экран. На него только что передали схему тактической ситуации из штаба. Траектории трех ракет сходились на Камне. Вероятно, перехватить их было некому.
Я запросил у компьютера состояние оборонных систем Камня.
Компьютер провел поиск в только что переданной информации и выдал на главном экране:
«Все лазерные станции выведены из строя. Количество оставшихся ракет: 1».
Простейшая арифметика: приближаются три ракеты, а ракета-перехватчик осталась только одна. Камень обречен. Так «Левиафан» отомстил за нашу атаку.
— Какого черта мы вообще согласились на этот полет! — выпалил я.
— У нас не было выбора. Мак, мы просто воспользовались шансом.
— Ничего себе шанс! Они были просто обязаны отомстить!
— Знаю. И Ева знала, но отдала этот приказ. — Джослин вздохнула. — А теперь отдает другой. Мы сможем его выполнить?
Я задумался — и надолго. Каким бы отличным кораблем ни была «Джослин-Мари», какими бы мощными компьютерами мы ни оснастили ее, она все равно не могла стать командным центром. Для этого у нас не хватило бы каналов связи. Компьютеры не могли вместить все данные по всем кораблям, своим и вражеским, а тем более следить за их перемещениями. Наш радар тоже не был приспособлен для этого. Нам оставалось полагаться на сообщения истребителей. Нет, такая задача была нам явно не под силу.
И все-таки ее поручили нам.
Я нажал кнопку передатчика:
— Говорит «Джослин-Мари». Мы начинаем чистку памяти компьютера. Приготовьтесь к передаче информации.
Что еще нам оставалось делать? Штаб был обречен, а мы по крайней мере могли продолжать борьбу.
Баллистические и маневренные программы, информация о складе и запасах, программы связи со вспомогательными кораблями, диагностика, системы обнаружения атаки, контроль повреждений в реальном времени — все они должны быть уничтожены, должны исчезнуть. «Джослин-Мари» останется парализованной, немой, беспомощной и обобранной. Корабль лишился возможности регулировать высоту полета, как когда-то было с «Боикой» (неужели это случилось совсем недавно?), и нам предстояла тряска.
Я вывел на принтер копию судового журнала, прежде чем стереть его, — в будущем им наверняка кто-нибудь заинтересуется.
Мы усердно потрошили кораблю мозги. Точно так же, как идеально функционирующая рука или нога становится бесполезной при травме головы, так и наш корабль, не лишаясь возможностей, утратил средства их контроля и использования.
Мы с Джослин работали, как в оцепенении. Мы превращали в беспомощного калеку корабль, который сохранил нам жизнь, стал нашим домом. Мы понимали, что можем поплатиться за это жизнью. Конечно, мы могли бы сбежать на «Дяде Сэме», но куда? Камень вскоре превратится в пыль. «Левиафан» войдет в атмосферу планеты. Гардианы победят. Раньше или позже кого-нибудь из них осенит мысль послать ракету на эту одинокую орбиту.
Отключено большинство систем жизнеобеспечения, приборы в кормовых отсеках, аварийные приборы в передней части корабля. Что толку в системах сигнализации, если нет больше способов справиться с аварийной ситуацией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Я запустил программу прогнозирования столкновения, ввел данные о Куу из памяти на свой монитор. Программа дала мне три схемы.
Первая представляла собой простую координатную сетку карты Куу. Крохотный красный крестик медленно тащился по ней. Если бы двигатели отказали в эту минуту, на месте крестика появился бы новый кратер, оставленный нами.
Вторую схему усеивали цифры от нуля до 15350 — наше превышение в метрах над средним радиусом планеты.
На третьей схеме появилась ломаная черная линия, которая менялась с каждой минутой — это радар снимал рельеф Куу впереди нас. Вопрос состоял в одном: когда наше превышение достигнет пятнадцати километров, не окажутся ли в этом месте планеты горы высотой километров шестнадцать?
Мы находились почти точно в центре оборотной стороны Куу — территории, для которой имелись лишь самые неточные карты.
Если двигатели выдержат и мы дотянем до того места, где при этом исчезнет красный крестик, будет ли это означать, что Куу — идеально круглое тело без гор и долин (что маловероятно)? А если ее гравитационное поле повсюду одинаково (что тоже маловероятно), мы значительно отойдем от поверхности спутника.
Внезапно значение нашего превышения над уровнем планеты стало падать — пятнадцать и три, пятнадцать и два, пятнадцать и один…
Я чертыхнулся. Так и есть: гравитационное поле Куу не везде одинаково. Под поверхностью, над которой мы пролетали, залегали более плотные породы, и притяжение здесь было сильнее, чем в среднем над Куу. Нас тащило вниз.
Ощущение скольжения по длинному склону исчезло — мы просто падали, второго варианта здесь быть не могло.
Отвратительное лицо Куу проносилось перед камерами.
Ломаная линия рельефа стала еще более ломаной.
— Мы снижаемся над горной цепью, — вполне нейтрально сообщила Джослин. — О Боже мой, сейчас мы врежемся в гору! — Последнее замечание было абсолютно точным и справедливым. — Мак, я перейду на ручное управление. Начинай отсчет до точки среднего превышения над уровнем и называй значение превышения в метрах.
— Двадцать секунд. Превышение двенадцать пятьсот. Девятнадцать секунд, двенадцать тысяч четыреста. Восемнадцать секунд, одиннадцать тысяч девятьсот.
Джослин прильнула к своим экранам, следя за двигателями, радаром и камерой заднего обзора.
— Пятнадцать секунд, — продолжал я, — одиннадцать девятьсот. Четырнадцать секунд, двенадцать тысяч. Тринадцать секунд, по-прежнему двенадцать тысяч.
— Хватит, читай только значения максимальной высоты рельефа, — приказала Джослин.
— Максимальная высота — десять тысяч пятьсот метров. Подъем… Десять шестьсот. Одиннадцать восемьсот… данных нет.
— Все верно, Мак, мы прошли зону гор. Радар пытается дать показания о пустом про…
Ее заглушил грохот. На мгновение свет померк, и я неожиданно вспомнил, что, если мы врежемся, у нас не будет времени заметить, что мы мертвы. Включилось аварийное освещение, показания радара исчезли. Вдруг я понял, что мы летим в невесомости.
— Джоз, что это…
— Помолчи! — крикнула она, лихорадочно работая на пульте.
Зависнув посреди кабины и желая весить раз в шесть побольше, я наблюдал, как пилот в соседнем кресле пытается спасти мою шкуру.
Свет вновь мигнул, корабль мучительно закачало, где-то в его недрах включились двигатели. Вентиляторы принесли в кабину новый запах в дополнение к уже привычной для нас вони — запаху сгоревшей изоляции и расплавленного кабеля.
— Пока корабль слушается управления. Мак, но, похоже, мы лишились второго двигателя и переключились на запасной компьютер. Посмотри, удастся ли запустить главный компьютер снова.
Но я уже вводил команды запуска. Компьютер вернулся к работе через десять секунд.
— Джоз, переключайся на автоматическое управление.
— Готово… Вот это да! Теперь начинается самое плохое.
— По-моему, хуже уж некуда.
— Похоже, корабль еще держится более или менее. Второй двигатель просто исчез — кажется, его снесло ударом. Система охлаждения вышла из строя, но это еще не самое страшное.
— В чем дело?
— По-моему, когда мы проходили над последним высоким хребтом, компьютер решил, что мы сейчас врежемся. Он запустил автоматический обходной маневр, включил двигатели, а затем понял, что столкновения не произойдет, и резко выключил их. Все произошло за полсекунды, но двигатели от этого успели пострадать. Они и так весь полет испытывали чрезмерную нагрузку. Второй двигатель взорвался, и это вызвало второй скачок энергии по всей цепи — в том числе и цепи реактивной системы. При этом вырубились первый и второй двигатели. Мне удалось вновь запустить их и распределить нагрузку, но при этом перегрузка снизилась до двух «g» с шести. Это не пошло кораблю на пользу — в том числе и системе охлаждения, — заключила Джослин свой монолог.
— Но сможем ли мы добраться до базы при двух «g»?
— Разумеется! Мы ведь потеряли двигатель, а не топливо. Но лететь придется на несколько часов дольше. И кроме того, «Левиафан» остался на прежнем месте.
«Джослин-Мари» вынырнула из-за мертвой планеты, где чуть не нашла гибель, и устремилась вперед — навстречу своей базе, врагам, друзьям и судьбе.
Часть четвертая
«Левиафан»
17
4. Рыкают враги Твои среди собраний Твоих; поставили знаки свои вместо знамений ваших.
7. Предали огню святилище Твое; совсем осквернили жилище имени Твоего.
8. Сказали в сердце своем; «разорим их совсем», — и сожгли все места собраний Божиих на земле.
13. Ты расторг силою Твоею море. Ты сокрушил головы змиев в воде.
14. Ты сокрушил голову левиафана, отдал его в пищу людям пустыни.
18. Вспомни же: враг поносит Господа, и люди безумные хулят имя Твое.
20. Призри на завет Твой; ибо наполнились все мрачные места земли жилищами насилия.
23. Не забудь крика врагов Твоих; шум восстающих против Тебя непрестанно поднимается.
Псалом 73
17
Наш подбитый корабль вылетел из-за обратной стороны Куу и взял курс на внутренние орбиты Новой Финляндии.
Джослин быстро выяснила, какая из орбит подойдет для нас. При отсутствии одного двигателя и еще двух, не вполне исправных, Джослин не решалась пускаться даже на самые простые маневры.
Она выбрала высокую удлиненную экваториальную орбиту, которая пересекалась с орбитой Камня и поднималась над планетой на высоту пятидесяти тысяч километров.
— Если с нами что-нибудь случится, с Камня или с Вапауса рано или поздно придут к нам на помощь, — объяснила Джослин.
— Ты забыла про «Дядю Сэма», — напомнил я. — Это отличная шлюпка, и она вполне исправна.
— Ничего я не забыла, но моя космическая тезка — ценное имущество, и мы должны доставить ее на базу. А пока я хочу выйти на эту орбиту и попробовать определить, насколько сильны повреждения. Это хороший корабль, но бедняжка может взорваться, если мы будем гонять его в хвост и в гриву, не заботясь о ремонте.
— Полагаю, ремонтом придется заняться мне. — Я погрузился в компьютерную диагностику повреждений. Большую часть диагностической работы я мог проделать, сидя у пульта. Компьютеры проверяли десятки систем и подсистем корабля. Когда работа какой-либо из них не отвечала определенным требованиям, компьютер объяснял мне ситуацию. Я мог принять решение о последующем ручном ремонте, мог сделать визуальный осмотр или отдать компьютеру команду перейти на аварийную систему. Большинство проблем решал сам компьютер, просто сообщая мне о переключении на аварийные устройства, — основные системы были в безнадежном состоянии.
Казалось, ситуация не смертельна. Я обнаружил десятки незначительных повреждений, но в таком количестве они не радовали. Обычно к трагедиям в космосе приводит не одно крупное повреждение, а множество мелких, сочетающихся неожиданным образом.
Вот почему поломка двигателя была таким крупным бедствием, гораздо хуже, чем отсутствие этого двигателя. Конструкторы корабля предусмотрели надежные аварийные системы, но разумнее всего было бы не полагаться на них, подлетая близко к планете с огромной скоростью.
Не то чтобы опасность столкновения нам не угрожала — столкновение было вполне возможно, но в тот момент, когда не выдержал двигатель, мы вовсе не должны были врезаться. Просто ситуация оказалась чересчур близкой к критической. Избежать столкновения было чрезвычайно важно, если не сказать большего, и система отдала предпочтение именно спасению, не доводя дело до критической ситуации.
Досаднее же всего оказалось, что отличная система вмешалась в дело в самый неподходящий момент, при непредвиденных обстоятельствах. В тот момент, когда всего страшнее было перенапряжение и без того перегруженных двигателей, система, задачей которой было избежать столкновения, запаниковала и запустила двигатели. Взорвавшись, один из этих двигателей вызвал неполадки в системах питания и контроля по всему кораблю — как раз эти неполадки чуть не погубили нас.
Допускать что-либо подобное в будущем мы не собирались.
Закончив работу с компьютером, я отправился в инспекционный обход по кораблю. После нескольких путешествий к отсеку, где хранились запчасти, и обратно, я заменил большинство деталей, которым компьютер не доверял.
Наконец с мелким ремонтом было покончено, до орбиты мы еще не добрались, а пульт управления сообщил, что наш корабль находится в плачевном состоянии. Индикаторы, которым полагалось быть зелеными, стали янтарными, а потом красными.
Вытянув телескопические трубы, камеры принялись обозревать наружную поверхность корабля и выдавать на экраны изображение исковерканной обшивки. Защитного слоя, нанесенного на поверхность корабля перед полетом к «Левиафану», едва хватило. В десятке мест обшивка потеряла цвет и вид. Вдобавок оказалось, что на борту наблюдается утечка воздуха. Я запечатал люки, ведущие в кормовые отсеки, считая, что нет никакого смысла тратить воздух на помещения, в которых некому дышать.
Хвостовая наружная камера вышла из строя вместе с двигателем. Нам удалось направить туда одну из ближайших уцелевших камер и осмотреть двигатели.
Зрелище оказалось малоприятным. Второй двигатель был вовсе не разбит — он просто исчез. Пламя из дюз расплавило и наружные, и большинство внутренних частей двигателя за считанные миллисекунды.
Первый и третий двигатели были на месте, но их обильно покрывали вмятины. Очевидно, эти двигатели не постигла судьба собрата, но их положение отличалось лишь немногим.
Ни Вапаус, ни Камень долгое время не выходили с нами на связь. Мы несколько раз передали условный код с помощью лазеров связи, сообщая: «Мы здесь!», и получили автоматический ответ от компьютеров: «Мы тоже». Казалось, люди были слишком заняты, чтобы уделить нам внимание.
В окружающем космосе все было мирно. Мы не пользовались радаром, боясь, что нас обнаружат, но инфракрасные приборы, передатчик и камеры дальнего обзора давали нам некоторую информацию. Мы засекли несколько взрывов, несколько лазерных вспышек и полетов ракет. Очевидно, битва измотала обе воюющие стороны.
К тому времени все спутники, передающие информацию между кораблями и станциями, оказались далеко позади, а многие были просто выведены из строя. Мы приблизились к планете.
Если для штаба в этот момент мы не представляли интереса, нас это вполне устраивало. Мы начали приводить в порядок себя и корабль. Неудобные, но эффективные душевые насадки, предназначенные для работы в невесомости, смыли с нашей кожи весь пот, накопленный за время полета при большой перегрузке. Сам процесс купания казался невыразимо приятным. Теперь, при таком состоянии двигателей, «Джослин-Мари» не смогла бы вновь набрать ускорение даже при необходимости.
Оба мы оказались покрыты с ног до головы кроваво-красными пятнами — при перегрузке рвались капилляры. Эти пятна причиняли больше неудобства, чем боли, но мы запаслись мазью, которая хорошо помогала, хотя от нее чистая одежда липла к телу.
Мы не стали возиться со стряпней, просто заставили себя перекусить всухомятку, дополнив рацион протеиновыми добавками и витаминами. Мы выспались по очереди, по четыре часа каждый.
Прошло пятнадцать часов после нашей бомбардировки «Левиафана», когда штаб наконец-то связался с нами по лазерному передатчику. У пульта как раз дежурил я и успел разбудить Джослин, едва поступил сигнал.
— …Штаб. Отвечайте, «Джослин-Мари». Вы слышите?
Голоса я не узнал, но, судя по звукам, его обладатель был на последнем издыхании.
— Говорит «Джослин-Мари». Мы слышим вас.
— Ждите дальнейших инструкций… — Последовала полуминутная пауза. — Говорит Берман. Выслушайте приказ и подтвердите его получение. — Голос Евы был совершенно мертвым — в нем не осталось ни намека на человечность. — Вы должны очистить всю доступную память бортового компьютера «Джослин-Мари». Не сохраняйте информацию для последующего перезапуска или операций. Оставьте только программы, совершенно необходимые для полета корабля по орбите, а также все программы связи и поддержания систем жизнеобеспечения. Вся информация, связанная с баллистическими, маневренными и прочими функциями, должна быть уничтожена. Все компьютерные файлы, не требующиеся для настоящей работы корабля, следует стереть из памяти. После этого начинайте прием и запись информации, передаваемой нами, — вам предстоит взять на себя функции штаба. Информацию о нынешнем тактическом положении мы передадим через пятнадцать секунд. Сообщение закончено. Подтвердите получение.
— Черт побери! «Взять на себя функции штаба»! Что она городит? — изумленно воскликнула Джослин.
— Кажется, я понял. Это контрудар, — произнес я, указывая на экран. На него только что передали схему тактической ситуации из штаба. Траектории трех ракет сходились на Камне. Вероятно, перехватить их было некому.
Я запросил у компьютера состояние оборонных систем Камня.
Компьютер провел поиск в только что переданной информации и выдал на главном экране:
«Все лазерные станции выведены из строя. Количество оставшихся ракет: 1».
Простейшая арифметика: приближаются три ракеты, а ракета-перехватчик осталась только одна. Камень обречен. Так «Левиафан» отомстил за нашу атаку.
— Какого черта мы вообще согласились на этот полет! — выпалил я.
— У нас не было выбора. Мак, мы просто воспользовались шансом.
— Ничего себе шанс! Они были просто обязаны отомстить!
— Знаю. И Ева знала, но отдала этот приказ. — Джослин вздохнула. — А теперь отдает другой. Мы сможем его выполнить?
Я задумался — и надолго. Каким бы отличным кораблем ни была «Джослин-Мари», какими бы мощными компьютерами мы ни оснастили ее, она все равно не могла стать командным центром. Для этого у нас не хватило бы каналов связи. Компьютеры не могли вместить все данные по всем кораблям, своим и вражеским, а тем более следить за их перемещениями. Наш радар тоже не был приспособлен для этого. Нам оставалось полагаться на сообщения истребителей. Нет, такая задача была нам явно не под силу.
И все-таки ее поручили нам.
Я нажал кнопку передатчика:
— Говорит «Джослин-Мари». Мы начинаем чистку памяти компьютера. Приготовьтесь к передаче информации.
Что еще нам оставалось делать? Штаб был обречен, а мы по крайней мере могли продолжать борьбу.
Баллистические и маневренные программы, информация о складе и запасах, программы связи со вспомогательными кораблями, диагностика, системы обнаружения атаки, контроль повреждений в реальном времени — все они должны быть уничтожены, должны исчезнуть. «Джослин-Мари» останется парализованной, немой, беспомощной и обобранной. Корабль лишился возможности регулировать высоту полета, как когда-то было с «Боикой» (неужели это случилось совсем недавно?), и нам предстояла тряска.
Я вывел на принтер копию судового журнала, прежде чем стереть его, — в будущем им наверняка кто-нибудь заинтересуется.
Мы усердно потрошили кораблю мозги. Точно так же, как идеально функционирующая рука или нога становится бесполезной при травме головы, так и наш корабль, не лишаясь возможностей, утратил средства их контроля и использования.
Мы с Джослин работали, как в оцепенении. Мы превращали в беспомощного калеку корабль, который сохранил нам жизнь, стал нашим домом. Мы понимали, что можем поплатиться за это жизнью. Конечно, мы могли бы сбежать на «Дяде Сэме», но куда? Камень вскоре превратится в пыль. «Левиафан» войдет в атмосферу планеты. Гардианы победят. Раньше или позже кого-нибудь из них осенит мысль послать ракету на эту одинокую орбиту.
Отключено большинство систем жизнеобеспечения, приборы в кормовых отсеках, аварийные приборы в передней части корабля. Что толку в системах сигнализации, если нет больше способов справиться с аварийной ситуацией?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35