— Д'еталлис стремится к власти, мечтает увеличить группу, — заметила К'астилль. — Она опасна, и я не сомневаюсь, что она охотно воспользуется любым оружием, какое только сможет Добыть, чтобы уничтожить всех своих противников. Если она получит оружие от Ромеро, она не задумываясь обратит его против самого Ромеро. Зачем вашему правителю понадобилось совершать такую глупость?— Строго говоря, он не самый главный из правителей, не лидер, — объяснила Люсиль. — Он отправится к тем, кто обладает властью, и получит от них разрешение обменять наше оружие на биологическое.— Этого не должно случиться, — твердо произнесла К'астилль.Люсиль не поняла, употребила ли К'астилль привычное выражение языка 3—1 или намеренно прибегла к двусмысленности, стараясь понять, что думают об этом люди, прежде чем выдавать свои соображения.— Густав и я согласны. Но мы не знаем, как предотвратить беду. Ромеро улетел, должно быть, он уже сообщил о сделке властям, а Д'еталлис наверняка взялась за работу, готовясь выполнить свою часть условий.— Да, она не станет ждать, — согласилась зензама. — Значит, надо предупредить других. Я должна отправиться к своей группе и сообщить им обо всем. Но вас двоих я не понимаю. Разве Ромеро не из вашей группы?Люсиль замялась. Как же это объяснить? Времени на то, чтобы объяснять сложные отношения между Лигой и гардианами, между ВИ и колонистами, просто не было. Но Люсиль не могла лгать — по крайней мере, лгать К'астилль.— Мне не хватит слов, чтобы рассказать все подробно и точно. Но попытаюсь сказать то, что близко к истине: я не принадлежу к группе Ромеро, к гардианам. Я — временный житель в ней. Я прибыла сюда не по своей воле, но все равно была рада в конце Дороги встретить ваш народ. Я помогла гардианам научиться говорить с вами, потому что меня побуждало любопытство и жажда знаний, но продолжать так дальше я не могу. Ваше оружие будет использовано против моей группы — получается, что я причиню вред своему народу. Я должна это предотвратить.— А я — один из гардианов, — вступил в разговор Густав, переводчик которого не передавал смесь чувств, сквозящую в его голосе, — но я должен выйти на новую Дорогу, попытаться остановить гардианов. Группа Люсиль воюет с моей. Если моя группа нападет на своих противников, пользуясь страшным новым оружием, это заставит их усилить ответный удар. Какой смысл разжигать войну? Кроме того, нельзя допустить, чтобы в войне твой народ помогал убивать моему или мой народ истреблял твой. Стоит начаться вражде — и люди возненавидят ваш народ, начнут бояться вас. Они могут решить перебить вас всех, — закончил Густав и смущенно добавил: — Люди на это способны.— Я верю вам, люди. Но мне часто кажется, что вы считаете нас не слишком умными — потому, что мы не умеем делать такие же вещи, как вы, или потому, что вы живете иначе, чем мы. Я понимаю: вы, люди, заняли все небо, а мы сильны в астрономии — я знаю, насколько обширно это небо. Но наши машины — живые существа, которые растут и размножаются. Если у нас есть две таких машины, у нас могут появиться миллионы.И еще я знаю, что у Д'еталлис странные представления о нигилизме. Эта идея была пассивна, а она готова сделать ее активной. Мне не хватит слов объяснить, почему так случилось, но она стремится убить всех зензамов, всех аборигенов Заставы. Пока она обладала только оружием и знаниями зензамов, она не представляла большой опасности. Другие группы могли противостоять ей. Но, заполучив машины людей, она пойдет дальше по Дороге убийств. Не думайте, что на своих планетах вы в безопасности. Вы должны понять и поверить, как бы трудно это ни было: если Д'еталлис станет правительницей всех зензамов и решит, что смерть злодей послужит на благо ее идее, она убьет вас.Оба человека молчали.— Я верю тебе, К'астилль, — наконец выговорила Люсиль.— Хорошо. Но что нам теперь делать?— Я должна прекратить работу здесь, и сегодня же, — заявила Люсиль.— А вы вдвоем можете обмануть остальных? — спросил Густав. — Сослаться на плохой перевод, поссориться и тому подобное?— Нет, — покачала головой К'астилль. — Слишком многие могут сразу же обнаружить обман. Колдер права. Все мы должны прекратить работу. А я отправлюсь к своей группе и предупрежу ее.— Тогда будь осторожна, — посоветовал Густав К'астилль и затем обратился к Люсиль: — Я смогу прикрывать тебя только несколько дней. Может, тебе удастся притвориться больной. Но что потом?Люсиль переступила с ноги на ногу, попыталась почесать нос, но ее пальцы наткнулись на стекло шлема. Она уже в который раз пожалела, что разговор состоялся в лесу, а не в более удобном месте. Но единственным помещением, где могли с удобством расположиться все трое, был Хрустальный дворец, а там было далеко не безопасно. Она Перешла на английский, а переводчик Густава держал К'астилль в курсе дела.— Похоже, у меня есть идея. Если я притворюсь серьезно больной, меня отправят обратно на «Ариадну»?Густав пожал плечами:— Видимо, да. Здесь нет настоящего врача. Но какой в этом смысл?— Ты же сам сказал, что рано или поздно Лига найдет нас. Но когда? Сколько нам придется ждать?Густав развел руками.— Может бить, еще день, а может, десяток лет. Им придется обыскивать сотни систем. Но теперь у них есть причина для подобных усилий.— Я размышляла об этом целое утро. Предположим, мы дадим К'астилль радиомаяк — устройство, подающее сигналы на частоте, которую не принимают гардианы, такое, чтобы К'астилль смогла унести его к себе в группу, а мы — впоследствии обнаружить ее.— Это очень просто. Но что потом?— Когда прибудут корабли Лиги, им понадобится знаток языка аборигенов Заставы, они непременно захотят поговорить. Я могу стать путеводной нитью Лиги, ее входным билетом.— Ну и что в этом хорошего? — пожал плечами Густав. — Если не считать того, что твоя сторона выиграет войну?— Так мы сможем удержать Лигу от войны с аборигенами Заставы. Если по войскам Лиги будет нанесен удар мощным биологическим оружием и Лига выяснит, что оружие появилось с этой планеты, там могут решить уничтожить аборигенов Заставы, чтобы спастись самим. Если в Лиге решат, что все аборигены Заставы — союзники гардианов, дело может принять слишком плохой оборот.— Пожалуй, да, — подтвердил Густав. — Но что мы можем сделать?— Если мне удастся связаться с войсками Лиги, как только они прибудут сюда, я смогла бы свести их с другими группами аборигенов, объяснить, что не все они поддерживают Д'еталлис. Возможно, таким способом мне удается предотвратить войну.— Может быть. Но каким образом? Как ты выберешься отсюда? Ты уже подумала над этим?— Можно сказать, что из-за повреждения шлема я наглоталась углекислоты. Как смертельно больную, меня отправят на «Ариадну». Поправившись, я угоню шлюпку и сделаю вид, что пытаюсь вырваться за пределы системы. Мы можем представить дело так, словно я погибла при попытке к бегству. Я приземлюсь здесь по сигналу маяка К'астилль и буду ждать прибытия войск Лиги, а потом свяжусь с ними.— Но как?— Если шлюпка еще будет исправна, вылечу им навстречу. В противном случае воспользуюсь передатчиком из шлюпки или радио аборигенов.— А как насчет выживания? Может, тебе придется провести здесь много лет, — напомнил Густав. — Ты же не сможешь питаться едой аборигенов. Ты умрешь от отравления углекислотой, если попытаешься дышать их воздухом. Тебе придется или жить в шлюпке, или не вылезать из скафандра. А они долго не протянут.— Подождите! — вмешалась К'астилль, с трудом выговорив английское слово и снова переходя на 3—1. — Если я правильно поняла, проблема только с едой и воздухом — и это совсем не проблема. Мы сможем обеспечить Люсиль воздухом и едой, пригодными для нее. В этом можете не сомневаться.— Значит, решено, Джонсон, — заметила Люсиль. — Как думаешь, мне удастся сбежать со станции? Не забывай, все операторы радаров «Ариадны» — военнопленные.— В самом деле, я и забыл об этом. Если они помогут тебе, если мы точно выберем время, у тебя будет шанс, хотя только Богу известно, не попадут ли в тебя на самом деле.— Не возражаю. Надо, чтобы моя смерть выглядела убедительно для гардианов. Не хочу, чтобы они начали поиски, пытаясь выжать из меня что-нибудь еще.— А если ты и вправду погибнешь? Что тогда? Самоубийством войну не остановишь.— Знаю, но я…— Люсиль, послушай! Ты никому не принесла вред преднамеренно. Ты попалась в ловушку, оказалась пленницей нашей системы, у тебя не было выхода, а тут подвернулась редкая возможность, не имеющая ничего общего с войной. Ты учила чужой язык и не виновата в том, как использовались твои знания. Ты же не рассказала мне, где находятся военные базы или заводы Лиги…— Прекрати, Джонсон! Да, я ничего не делала намеренно, но факты остаются фактами, и теперь я всю жизнь буду помнить, что мой народ обречен на смерть из-за моего якобы безобидного поступка. Я предала сама себя…— Не только ты, — вмешалась К'астилль на 3—1. — Я только что отдала предпочтение чуждым существам перед своим народом, я объединилась с тобой против правительницы группы, которая приняла меня. А Густав обдуманно решил предать свою группу. Из нас троих тебе повезло больше всего: ты совершила предательство случайно, а мы с Густавом знали об этом заранее. Но так или иначе, мы изменники.— И все красивые слова, этические нормы, кодексы чести и представления о том, что хорошо и плохо, ничего не изменят, — добавил Густав. — К'астилль права: я предполагал, что всем нам придется столкнуться с такой проблемой. Мне очень жаль. По-моему, наш план мог бы сработать. Ты ведь понимаешь, на что идешь? Тебя могут убить, выследить где-нибудь на Заставе и прикончить, лишив воздуха. Но все-таки нам следует попытаться.— Но что будет с тобой? — спросила Люсиль.— Не знаю. Возможно, меня схватят и расстреляют. А если повезет, я по-прежнему останусь здесь, в лагере, или вернусь на «Ариадну».— Тогда оставайся здесь и выживи. Я сжигаю за собой все мосты. Один из нас должен наверняка уцелеть.— Ты поручила мне слишком легкую работу.— Густав, ты — мой враг. Мы на войне, и я и ты. Но я хочу, чтобы ты выжил. Я возненавижу себя за предательство в сто раз сильнее, если по моей вине погибнешь ты.К'астилль в замешательстве смотрела, как Колдер взяла Густава за руки и крепко пожала их, прежде чем отпустить. Оба человека обменялись совершенно особыми взглядами, а затем отвернулись, очевидно чем-то взволнованные.— Это невозможно, Люсиль. Но Бог свидетель, я… нет, даже выговорить не могу…— Я тоже, Джонсон. Нам лучше вернуться, пока нас не хватились.Они попрощались с К'астилль, договорились о встрече на следующий день и вернулись к джипу.
Задумавшись, К'астилль еще долго смотрела вслед людям. Прикосновение этих двоих казалось странным, непривычным, как будто оба они хотели… К'астилль не могла признаться даже себе, чего они могли хотеть.Но эти инопланетяне не могли быть монстрами. Кроме того, К'астилль встревожило не только их необычное поведение. Переводчик лишь приблизительно передавал ей смысл разговора, который люди вели на английском, и К'астилль могла примириться с некоторыми неточностями. Но у нее сложилось впечатление, что они говорили о медицине, но не как о странной, ужасающей и опасной науке, а как о чем-то заурядном и привычном.К'астилль вернулась на поляну, где еще работали строители. Каждый раз, когда она считала, что уже привыкла к людям, стала как следует чувствовать их, ей доводилось узнавать что-нибудь совершенно новое.Только в последние несколько недель она пришла к выводу, что все люди принадлежат к одному виду, а не ко множеству родственных видов, работающих сообща. Но люди настолько различались между собой по росту, размерам, цвету кожи и форме, а также сотням мелких черт, что впасть в такое заблуждение было немудрено. Ни один вид живых существ на планете К'астилль не обладал таким разнообразием форм. Она считала, что все люди изменились благодаря мутации общего предка, и разработала на этот счет сложную социальную теорию о расе, которая выращивает мутантов и посылает их на рискованные задания, вроде исследования новых планет. Но эта теория ничего не прояснила, а люди казались гораздо более здоровыми, чем обычно бывают мутанты. Да, К'астилль предстояло узнать о них еще очень многое и многому научиться.Если, конечно, Д'еталлис прежде не уничтожит их. 10 Башня Слоновой Кости. Планета Бэндвид Только оказавшись за дверью своего кабинета, Рэндолл Меткаф чувствовал себя в полной безопасности. Его поселили в полностью автоматизированном отеле, где Меткаф ничего не мог поделать с повышенной активностью роботов-служащих, но в своем кабинете, окруженный четырьмя стенами, он имел право делать что хотел и пользоваться любым оборудованием. Здесь не было техники сложнее ручки и прибора сложнее электрической лампы. Здесь Меткаф мог остаться наедине со своими бумагами, мог целыми днями ради развлечения дубасить кулаком по столу, швыряться просмотренными отчетами о результатах расследования. Он мог терпеливо обдумывать какую-нибудь хитрость, тактическую уловку, которая пригодится в будущей войне, если, конечно, у Лиги найдется противник.Сегодня, как обычно, в отчетах он не обнаружил ничего нового. Заключенных допрашивали слишком долго, из них выжали все возможные сведения. Но приказ оставался приказом, а Меткафу было поручено лично просматривать протоколы допросов. Кроме того, такая работа помогала скоротать время.Озверев от скуки, Рэндолл только возрадовался, когда в дверь его кабинета постучал Джордж. Охотно бросив работу, Меткаф покинул кабинет вместе с товарищем. Джорджу поручили столь же захватывающую и затягивающую работу, как и Меткафу, предоставив возможность день за днем читать одни и те же отчеты и топтаться на одном месте. В разведке Лиги явно придерживались мнения о наибольшей эффективности длительных допросов.Они вышли из здания вдвоем. Наступал тихий вечер, освежающий ветер дул со стороны проспекта. Поскольку Меткаф на время отказался от посещений бара на углу, друзья запаслись снедью у робота-продавца в углу вестибюля и решили перекусить в парке.Башня Слоновой Кости, крупнейший город Бэндвида, напоминал лес из высоких строений, окруженных обширными парками. Башни и небоскребы всех мыслимых архитектурных стилей привлекали взгляд. Город казался более старым, чем был на самом деле; роботы вели строительство без волокиты. Здесь стеклянные дома-коробки в стиле двадцатого века соседствовали с изысканными башнями эпохи барокко и средневековыми соборами, пагодами чудовищных размеров, многочисленными копиями Эйфелевой башни, памятником Вашингтону и похожими на утесы небоскребами — последним криком земной архитектуры. Взгляду в этом городе всегда находилась работа.Более скромные по размерам, но столь же причудливые по виду здания окаймляли широкие бульвары. Парки были засажены деревьями, травой и цветами, привезенными с Земли; самые настоящие утки крякали и плескались в декоративных бассейнах и искусственных озерах. Меткафу нравилось сидеть на пологом холме в парке Единства, близ здания штаб-квартиры Лиги. Он был вынужден признать, что Бэндвид — не самая бедная из планет.Вечер был великолепен, солнце еще окрашивало небо в алые тона, ветерок приносил волнующий соленый запах со стороны Несского моря, на лиловом бархате неба на востоке уже появлялись звезды. Растянувшись на траве, оглядывая парк и окрестные строения, пожевывая кошерный хотдог, которым гордился бы даже Нью-Йорк, и попивая еще холодное пиво, Меткаф в очередной раз убеждался, что жизнь прекрасна.Именно в такой вечер когда-то давно, еще на родине, он решил, что небо и звезды созданы для него. Запрокинув голову, Меткаф посмотрел в небо, и по его телу пробежал знакомый трепет.— Только взгляни на эти звезды, Джордж, — почти прошептал он голосом, в котором не слышалось привычной насмешливости. — Они чертовски далеко — но люди достигли их! Мы преодолели эти расстояния! Знаешь, при мысли об этом меня переполняет гордость. Гордость — и ощущение своего ничтожества.— Я понимаю, что ты имеешь в виду.— Через десяток лет после изобретения двигателя С2 к Ригелю был запущен корабль, и оттуда подали сигнал — на случай, если корабль не вернется. Этот сигнал достиг Земли лишь в следующем веке! Господи, как я горжусь человечеством! Мы уже не просто разумные животные, не решающиеся узнать, что ждет нас за поворотом улицы. Мы летаем среди звезд!Долгое время оба молчали. Небо постепенно темнело, звезды появлялись на нем во всей красе. Темный фон рассекла вспышка метеора. По всему городу зажигались фонари — неяркие, не затмевающие великолепие звезд, но продуманно окружающие здания и создающие причудливую игру света и тени.— Здесь звезды совсем другие, — заметил Джордж.— Это мы уже знаем, — с мягкой иронией отозвался Меткаф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Задумавшись, К'астилль еще долго смотрела вслед людям. Прикосновение этих двоих казалось странным, непривычным, как будто оба они хотели… К'астилль не могла признаться даже себе, чего они могли хотеть.Но эти инопланетяне не могли быть монстрами. Кроме того, К'астилль встревожило не только их необычное поведение. Переводчик лишь приблизительно передавал ей смысл разговора, который люди вели на английском, и К'астилль могла примириться с некоторыми неточностями. Но у нее сложилось впечатление, что они говорили о медицине, но не как о странной, ужасающей и опасной науке, а как о чем-то заурядном и привычном.К'астилль вернулась на поляну, где еще работали строители. Каждый раз, когда она считала, что уже привыкла к людям, стала как следует чувствовать их, ей доводилось узнавать что-нибудь совершенно новое.Только в последние несколько недель она пришла к выводу, что все люди принадлежат к одному виду, а не ко множеству родственных видов, работающих сообща. Но люди настолько различались между собой по росту, размерам, цвету кожи и форме, а также сотням мелких черт, что впасть в такое заблуждение было немудрено. Ни один вид живых существ на планете К'астилль не обладал таким разнообразием форм. Она считала, что все люди изменились благодаря мутации общего предка, и разработала на этот счет сложную социальную теорию о расе, которая выращивает мутантов и посылает их на рискованные задания, вроде исследования новых планет. Но эта теория ничего не прояснила, а люди казались гораздо более здоровыми, чем обычно бывают мутанты. Да, К'астилль предстояло узнать о них еще очень многое и многому научиться.Если, конечно, Д'еталлис прежде не уничтожит их. 10 Башня Слоновой Кости. Планета Бэндвид Только оказавшись за дверью своего кабинета, Рэндолл Меткаф чувствовал себя в полной безопасности. Его поселили в полностью автоматизированном отеле, где Меткаф ничего не мог поделать с повышенной активностью роботов-служащих, но в своем кабинете, окруженный четырьмя стенами, он имел право делать что хотел и пользоваться любым оборудованием. Здесь не было техники сложнее ручки и прибора сложнее электрической лампы. Здесь Меткаф мог остаться наедине со своими бумагами, мог целыми днями ради развлечения дубасить кулаком по столу, швыряться просмотренными отчетами о результатах расследования. Он мог терпеливо обдумывать какую-нибудь хитрость, тактическую уловку, которая пригодится в будущей войне, если, конечно, у Лиги найдется противник.Сегодня, как обычно, в отчетах он не обнаружил ничего нового. Заключенных допрашивали слишком долго, из них выжали все возможные сведения. Но приказ оставался приказом, а Меткафу было поручено лично просматривать протоколы допросов. Кроме того, такая работа помогала скоротать время.Озверев от скуки, Рэндолл только возрадовался, когда в дверь его кабинета постучал Джордж. Охотно бросив работу, Меткаф покинул кабинет вместе с товарищем. Джорджу поручили столь же захватывающую и затягивающую работу, как и Меткафу, предоставив возможность день за днем читать одни и те же отчеты и топтаться на одном месте. В разведке Лиги явно придерживались мнения о наибольшей эффективности длительных допросов.Они вышли из здания вдвоем. Наступал тихий вечер, освежающий ветер дул со стороны проспекта. Поскольку Меткаф на время отказался от посещений бара на углу, друзья запаслись снедью у робота-продавца в углу вестибюля и решили перекусить в парке.Башня Слоновой Кости, крупнейший город Бэндвида, напоминал лес из высоких строений, окруженных обширными парками. Башни и небоскребы всех мыслимых архитектурных стилей привлекали взгляд. Город казался более старым, чем был на самом деле; роботы вели строительство без волокиты. Здесь стеклянные дома-коробки в стиле двадцатого века соседствовали с изысканными башнями эпохи барокко и средневековыми соборами, пагодами чудовищных размеров, многочисленными копиями Эйфелевой башни, памятником Вашингтону и похожими на утесы небоскребами — последним криком земной архитектуры. Взгляду в этом городе всегда находилась работа.Более скромные по размерам, но столь же причудливые по виду здания окаймляли широкие бульвары. Парки были засажены деревьями, травой и цветами, привезенными с Земли; самые настоящие утки крякали и плескались в декоративных бассейнах и искусственных озерах. Меткафу нравилось сидеть на пологом холме в парке Единства, близ здания штаб-квартиры Лиги. Он был вынужден признать, что Бэндвид — не самая бедная из планет.Вечер был великолепен, солнце еще окрашивало небо в алые тона, ветерок приносил волнующий соленый запах со стороны Несского моря, на лиловом бархате неба на востоке уже появлялись звезды. Растянувшись на траве, оглядывая парк и окрестные строения, пожевывая кошерный хотдог, которым гордился бы даже Нью-Йорк, и попивая еще холодное пиво, Меткаф в очередной раз убеждался, что жизнь прекрасна.Именно в такой вечер когда-то давно, еще на родине, он решил, что небо и звезды созданы для него. Запрокинув голову, Меткаф посмотрел в небо, и по его телу пробежал знакомый трепет.— Только взгляни на эти звезды, Джордж, — почти прошептал он голосом, в котором не слышалось привычной насмешливости. — Они чертовски далеко — но люди достигли их! Мы преодолели эти расстояния! Знаешь, при мысли об этом меня переполняет гордость. Гордость — и ощущение своего ничтожества.— Я понимаю, что ты имеешь в виду.— Через десяток лет после изобретения двигателя С2 к Ригелю был запущен корабль, и оттуда подали сигнал — на случай, если корабль не вернется. Этот сигнал достиг Земли лишь в следующем веке! Господи, как я горжусь человечеством! Мы уже не просто разумные животные, не решающиеся узнать, что ждет нас за поворотом улицы. Мы летаем среди звезд!Долгое время оба молчали. Небо постепенно темнело, звезды появлялись на нем во всей красе. Темный фон рассекла вспышка метеора. По всему городу зажигались фонари — неяркие, не затмевающие великолепие звезд, но продуманно окружающие здания и создающие причудливую игру света и тени.— Здесь звезды совсем другие, — заметил Джордж.— Это мы уже знаем, — с мягкой иронией отозвался Меткаф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45